Глава 33

Обвинение наносит удар

Рип ван Винкль, простодушный и беспечный герой новеллы американского классика Вашингтона Ирвинга, неожиданно встречается с компанией призраков – членов команды известного мореплавателя Генри Гудзона. По преданию, каждые двадцать лет духи моряков во главе со своим капитаном собираются в долине Катскильских гор, чтобы пропустить по кружке пива и поиграть в кегли. Привидения катают шары, наполняя окрестности «далекими громовыми раскатами»¹.

Судя по туманным метафорам вторничного номера «Аргус-бюллетень», его редактор Гарри Дарлинг тоже накануне посетил представление в театре Холла:

В суде над Лэмфером вот-вот должна разразиться гроза. Первые признаки непогоды, появившиеся еще неделю назад, перешли в ливень, который, как и положено, сопровождался едва слышными громовыми раскатами и вспышками молний. Роль громовержца Юпитера, бросающего шары в небесном кегельбане, играет прокурор Смит. Первый удар прогремел еще в четверг вечером, когда обвинитель зачитал вступительную речь. Пока ему сопутствует удача, однако для победы с максимальным счетом понадобится еще несколько «ударов грома», и следующий может прогреметь в любую минуту².

В одном Дарлинг оказался прав: во вторник по залу суда действительно прокатился – не гром, нет – взрыв смеха.

В тот прохладный день заседание началось позже обычного. Как только двери открылись, толпа хлынула в зал. Зрители заняли все кресла, столпились в проходах, выстроились вдоль стен. Но, несмотря на большое скопление народа, в зале было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Судья Рихтер отложил слушания, велел истопнику подбросить в печь угля, дабы «как следует прогреть помещение».

В 10:00 слушания наконец открылись, и Смит, стремясь получить нужные показания, стал допрашивать приятелей Лэмфера. Первым вызвали Джона Рая, который в ночь исчезновения Хельгелейна ездил с обвиняемым в Мичиган-Сити и обратно. По словам Джона, Рэй угрожал «разделаться со старухой».

Следующей давала показания Бесси Уоллес, ее называли «подружкой Лэмфера», «шлюхой» и женщиной, принадлежавшей к «отбросам общества»³. Она тоже сообщила, что Рэй говорил что-то «о деньгах, которые задолжала ему миссис Ганнесс, и собирался, если она их не вернет, устроить так, что ей не поздоровится»⁴.

Еще одному другу Рэя – Уильяму Слэйтеру – удалось неожиданно для себя развеселить зал. Отвечая на вопросы прокурора, он подробно описал, как с приездом Хельгелейна изменились отношения между Ганнесс и Лэмфером. Лишившись работы, он говорил Уильяму, что подслушал разговор Эндрю и Белль. Те сговаривались отравить Рэя, но вначале собирались «испытать яд на его собаке». Особенно Рэя возмущало вероломство женщины, которая «когда-то обещала выйти за него замуж».

– Что вам известно об отношениях Лэмфера и миссис Ганнесс? – спросил прокурор.

Слэйтер поерзал на стуле.

– Рэй говорил, что она по ночам приходила в его комнату.

– Следовательно, Лэмфер спал с миссис Ганнесс?

– Нет, Рэй говорил, что это она с ним спала.

Этот ответ очень развеселил зал. Судье Рихтеру, пытавшемуся восстановить порядок, пришлось стукнуть молотком по столу и пригрозить, что очистит зал от публики, если подобное вновь повторится⁵.

О пикантных подробностях сексуальных пристрастий Белль сообщил и предшественник Лэмфера, Питер Колсон, исполнявший, как и другие, роль ее любовника и помощника по хозяйству. Отвечая на вопросы адвоката Уордена, Питер поведал, как «подпал под ее чары, какие нежные слова шептала она» во время близости. Правда, «потеряв голову от любви», в глубине души он «испытывал страх перед этой женщиной».

– Она заставила меня вступить с ней в связь, – сказал Колсон, – и в то же время я ее боялся, потому что подозревал в убийстве мужа, Питера Ганнесса.

Белль была столь ненасытна, что в конце концов Колсон был вынужден сбежать и шесть месяцев ночевал на сеновале другой фермы в полумиле от дома Ганнесс.

Затаив дыхание, публика внимала откровениям свидетеля.

– Белль меня и отталкивала, и притягивала, – признался он. – Я любил ее против своей воли. Не хотел, но ничего не мог поделать⁶.

Допрос последнего работника Белль, Джо Максона, начавшись в конце дня во вторник, продолжился и на утреннем заседании в среду. Максон не описывал непристойных сцен, зато сообщил, как обитатели дома провели вечер перед пожаром, как прошел ужин, как после еды играли в «Красную Шапочку». Потом Джо ушел спать, а «в четыре утра проснулся от запаха гари» и пытался выбить дверь на хозяйскую половину, пока удушливый дым не вынудил Максона «схватить пожитки и стремглав бежать вниз».

Бросив вещи в каретном сарае, Джо нашел топор и стал рубить входную дверь, но безуспешно. При этих словах прокурор Смит показал и приобщил инструмент к вещественным доказательствам. Как написал один газетчик, «топор чересчур велик даже для орегонских лесорубов», и от одной мысли, что им, расчленяя тела своих жертв, орудовала злодейка, зал пришел в волнение⁷.

Слушать Максона было невыносимо скучно, если бы не один эпизод. Во время перекрестного допроса Эллсворт Вейр, помощник адвоката Уордена, решил уточнить, какие вещи Максон вынес из горящего дома и спрятал в сарае.

– Разве вы не сунули в карман несколько романов?

– Конечно, нет, сэр! – воскликнул Джо, возмущенный, что его могут заподозрить в таком бесполезном занятии, как чтение книг. – Запомните раз и навсегда: я не читаю никаких романов!

На столь глубокое и неподдельное негодование свидетеля зал ответил смешками и хихиканьем.

События, разыгравшиеся в ночь пожара, были давно и подробно описаны в газетах, однако в показаниях Максона всплыла одна неизвестная ранее подробность. В тот роковой вечер, после ужина, Белль угостила Максона апельсином. У него оказался «странный вкус», но Джо это не остановило, и он доел фрукт до конца.

– Я вспомнил об этом только после пожара, – продолжал свидетель, – и сказал тогда сестре: в тот апельсин что-то добавили. Помню, что свалился в постель и, как только голова коснулась подушки, уснул мертвым сном. Из-за этого и не услышал шума, когда начался пожар. Я уже говорил, что проснулся, когда вся комната наполнилась дымом, был не в себе и поэтому не сразу понял, что дом горит⁸.

Под впечатлением от истории с отравленным апельсином Гарри Дарлинг в тот же вечер разразился статьей под заголовком «Коварный цитрус»:

Остерегайтесь таких фруктов. Мужчина ли, женщина предлагает их вам – они дьявольски опасны. Если угощение имеет вид апельсина, не думайте, что оно не содержит угрозы. Вам кажется, что перед вами сладкий цитрус из садов Флориды. Когда-то, может, так оно и было. Однако с помощью Ганнесс-метода ничего не стоит пропитать сочную мякоть страшным зельем, от которого, не успев доесть плод, вы погрузитесь в глубокий сон.

Вот какое предупреждение прозвучало сегодня из уст свидетеля Джо Максона. Скорее всего, он открыл нам тайну того, как именно миссис Ганнесс совершала убийства. Сначала она, угостив жертву апельсином с губительной начинкой, усыпляла несчастного, а потом, орудуя острым ножом или колбасорезкой, безнаказанно довершала свои черные дела. Если бы Белль была мужчиной, то вместо фруктов, скорее всего, в ход пошли бы отравленные сигары⁹.

В среду, после перерыва, вызвали одного из самых важных свидетелей обвинения – шерифа Альберта Смутцера. Он никогда не отрицал, что Ганнесс умерла и причиной ее смерти стал устроенный Лэмфером пожар. Шериф – разделенные пробором темные вьющиеся волосы, бабочка в горошек – держался спокойно и очень уверенно. Румяное лицо Смутцера озаряла улыбка¹⁰. Прокурор рассчитывал, что шериф – его допрос продлился и утром в четверг – предоставит неопровержимые улики против подсудимого.

Сначала Смит попросил Смутцера рассказать, что он знает о вражде между Рэем и Белль.

– В середине февраля, – начал шериф, – миссис Ганнесс написала мне письмо. Она жаловалась, что Лэмфер самыми разными способами ее преследует: то заглядывает ночью в окна, то бродит вокруг дома и тому подобное.

– И что вы ответили?

– Написал, что арестую его, если не прекратит преследование.

– А каков был ее ответ?

– Через некоторое время я получил еще одно письмо. Лэмфер не унимался, и она боялась, что он причинит ей вред.

– Что вы предприняли после второго письма миссис Ганнесс?

Смутцер немедленно позвонил в питейное заведение, куда частенько захаживал Рэй, и приказал хозяину кабачка передать Лэмферу, чтобы тот пришел к шерифу.

Через час Рэй явился в тюрьму, и Смутцер, пригрозив арестом, велел Лэмферу «держаться от миссис Ганнесс подальше». Тот запротестовал, объяснил, что приходил за своими инструментами, которые оставил на ферме. На это шериф посоветовал Рэю «послать за ними констебля».

– И как он отреагировал на ваш совет? – спросил Смит.

– Повернулся и молча пошел прочь, а потом вдруг остановился, посмотрел на меня странным взглядом и сказал: «Если я расскажу про эту женщину все, что знаю, ей не поздоровится».

По словам Смутцера, Рэй сообщил ему, что «Белль якшается с неким Хельгелейном из Южной Дакоты, хозяином игрового дома в Абердине. Там убили человека, у которого было при себе десять тысяч долларов. Хельгелейн с этими деньгами смылся и теперь живет у нее на ферме». Смутцер направил в Абердин запрос и получил ответ, что «Хельгелейна, добропорядочного и успешного фермера из окрестностей Мэнсфилда, власти никогда ни за какое преступление не разыскивали».

Возвращаясь к ссоре Лэмфера и Ганнесс, Смит спросил шерифа:

– Что же заставило вас арестовать Лэмфера?

– Она потребовала его задержать. Пришла ко мне вместе с Максоном. Тот держал в руке толстую железную палку длиной в полтора фута и сказал, что ее обронил Лэмфер, шнырявший ночью около дома. Я тогда решил – впрочем, я и сейчас так думаю, – что Лэмфер хотел этой железякой убить миссис Ганнесс.

Последнее замечание Смутцера привело адвоката Уордена в ярость.

– Протестую! – крикнул он, вскочив на ноги. – Предупредите свидетеля! Это запрещенный прием! Нельзя высказывать предположения или суждения. Только факты! Ему прекрасно известно, что делать выводы – прерогатива членов суда!»

Судья признал протест защиты обоснованным. Правда, как всегда бывает в таких случаях, слова шерифа уже были услышаны, и, когда после малопродуктивного перекрестного допроса улыбающийся Смутцер покидал свидетельское место, создалось впечатление, что прокурор достиг своей цели, или, как выразился Гарри Дарлинг, «нанес решающий удар».

После Смутцера допрашивали Лероя Марра, заместителя шерифа, который задерживал Лэмфера на ферме Витбрука. Марр еще не успел объявить, зачем приехал, а Рэй уже поинтересовался, удалось ли Белль и ее детям выбраться из горящего дома. Когда Марр спросил, откуда Лэмфер знает про пожар, обвиняемый ответил, что «шел мимо и видел дым, он выбивался из окон и из-под крыши». На вопрос, почему Рэй никого не позвал на помощь, он отделался отговоркой – мол, его «это больше не касается». Марр прибавил еще одну подробность, которая, учитывая состав публики – одни белые лица, – представила и без того сомнительную личность подсудимого совсем в невыгодном свете. По словам заместителя шерифа, он привез Рэя в тюрьму, к прокурору Смиту. В ходе допроса Лэмфер признался, что провел ночь у Черной Лиззи, и умолял Смита «не вносить этого в протокол»¹¹.

Следующий свидетель – еще один заместитель шерифа, Уильям Энтисс, нанес защите особенно чувствительный удар: «Лэмфер не просто настаивал, что видел, как она – то есть Ганнесс – убивала Хельгелейна. Рэй еще прибавил, что, если бы не забота о престарелой матери, он вполне “мог бы поджечь этот дом”».

Показания юристов, словно залпы тяжелой артиллерии, поддержали позицию обвинения. Уорден задал Энтиссу несколько вопросов и быстро отпустил свидетеля. В это время часы на башне пробили десять утра¹².