Глава 25

«Тайна миссис Ганнесс»

Публика жаждала все новых материалов о миссис Ганнесс. Чтобы удовлетворить потребности двух местных газет, типографии в Ла-Порте работали сверхурочно. Тираж ежедневной «Ла-Порт геральд» превысил восемьсот экземпляров, многие читатели «покупали по три или четыре газеты», чтобы «одну оставить себе, а остальные отослать друзьям»¹.

Если новостей не хватало, желтая пресса смаковала пикантные подробности, приправленные дикими слухами, сплетнями и откровенными фальсификациями. В одной статье миссис Ганнесс называли «расхитительницей гробниц». Инсценируя собственную гибель, она якобы «вырыла из могилы на ближайшем кладбище труп и подложила в горящий дом»². По словам другого репортера, преступница владела техникой гипноза и могла силой мысли «заставить жертву подчиниться своей воле»³. А вот как некто Роберт Эш изображал терзания преследуемой призраками миссис Ганнесс:

После пожара убийца не знала покоя: по ночам ее мучили кошмары – десяток изувеченных тел, духи Хельгелейна, Дженни Олсон… Темнота наводила ужас, и в горячечном бреду злодейке являлись тени загубленных ею душ⁴.

Широко разошлась история, в которой автор, ссылаясь на источники в Норвегии, рассказывал об отце Белль, «Питере Полсоне – странствующем врачевателе и ярмарочном колдуне». Вместе с братом и тремя сестрами Белль якобы принимала участие в «магических» представлениях и, танцуя в короткой юбке на проволоке перед шатром, служила приманкой для зрителей-мужчин⁵.

По всей стране газеты напечатали одно из коварных писем, адресованных Эндрю Хельгелейну. «Нет на свете женщины счастливее меня, – писала Белль. – Я знаю, скоро ты приедешь, ты будешь моим… Твое имя звучит как музыка. Мое сердце рвется навстречу тебе! О Эндрю! Я люблю тебя. Сделай все, чтобы остаться со мной навсегда». Только много лет спустя удалось установить, что эту подделку, не выходя из отеля «Тигарден», состряпал один заезжий журналист⁶.

Черная зависть поразила население других городов Индианы. Когда весть о том, что обнаружен новый сад смерти с жертвами Ганнесс, достигла соседнего Уорсо, его жители «впали в крайнее возбуждение», но вскоре, узнав, что это фальшивка, были страшно разочарованы⁷. Газетчик из Вальпараисо рассказал своим читателям, что до покупки земли в Ла-Порте миссис Ганнесс приценивалась к участку в их городе. Конечно же, она намеревалась устроить там кладбище будущих жертв. По каким-то причинам сделка не состоялась, и поэтому Вальпараисо, по грустному заключению автора статьи, «упустил шанс приобрести широкую известность»⁸.

В приступе «временного помешательства покончил с собой» увлеченный делом Ганнесс семидесятилетний Джейкоб Роуч из Уорсо⁹. Еще более странная история, о которой под заголовком «Ее газон испортила собака с повадками Ганнесс» написала «Нью-Йорк таймс», случилась с миссис Сарой Стубберт из Глен-Ридж, штат Нью-Джерси. Женщина сдала «свой чудесный дом» мистеру Сойеру, жителю Манхэттена. Вернувшись, миссис Стубберт, которая всегда гордилась своим газоном, обнаружила, что «собака жильца подражала преступнице из Ла-Порта и, закапывая на лужайке кости, безнадежно ее испортила». За повреждение газона «собакой Ганнесс» хозяйка предъявила мистеру Сойеру иск на 500 долларов¹⁰.

Тем летом чикагское издательство «Томпсон энд Томас» напечатало труд анонимного автора, который наскоро собрал самые дикие выдумки про Белль Ганнесс. Этот «детектив» – хаотичный набор непроверенных выдержек из газетных статей, приправленный, как написал один историк, «распаляющими воображение» сценами, – продавался за четверть доллара¹¹. Книжонка в обложке называлась «Тайна миссис Ганнесс: волнующая история любви, коварства и преступления». Кричащую обложку украшало изображение статной красотки в легком пеньюаре: держа в одной руке свечу, а в другой пузырек с ядом, Белль склонилась над спящим батраком, и этот мало соответствующий действительности образ можно было увидеть на всех иллюстрациях. Первая глава – «Дочь шпагоглотателя» – описывала выдуманное детство преступницы.

Повествование начиналось словами: «В цыганском таборе под норвежским Тронхеймом был праздничный день. Встав на носочки, изящная, легкая Арабелла – жена шпагоглотателя-гиганта Питера, вызывая восторг публики, танцевала на качающемся канате». Дальше мы узнаем предысторию: «удалой красавец» Питер, «погружая в горло» длинный стальной клинок так глубоко, что снаружи оставалась только «богато изукрашенная рукоять», покорил своим искусством «прекрасную Арабеллу». Во время одного из представлений девушку охватил страх, и она – такое случается только с женщинами – поняла, что «без памяти влюбилась в отважного шпагоглотателя». Вскоре Арабелла начала выступать вместе с Питером в специально для нее поставленном номере «Усекновение головы». Во время представления артисты с поражающей реалистичностью создавали полную иллюзию того, что красивая молодая жена гиганта действительно лишается головы:

В качестве реквизита использовали огромный меч, колоду, изображавшую плаху, зеркало от экипажа и восковую голову с чертами прелестной ассистентки. Арабелла опускала златокудрую голову на плаху, а Питер – в кроваво-красном трико и черной маске – молча стоял рядом. И вдруг, к ужасу зрителей, «палач» проводит пальцами по белой шее, взлетает сверкающее стальное лезвие, и – меч с душераздирающим хрустом падает на колоду. Фонтан бутафорской крови – и голова красавицы уже катится с плахи прямо в корзину. Не давая зрителям опомниться от пережитого ужаса, перед ними вновь появляется Арабелла и, ослепительно улыбаясь, посылает публике воздушные поцелуи. Это ли не доказательство, что красавица цела и невредима, а меч упал на восковую куклу?

Через год после свадьбы у артистов родилась девочка. В честь матери «она получила имя Арабелла, но все звали ее просто малышкой Беллой». Каждый год родители брали ее на гастроли по шведским и норвежским городам, и вскоре «голубоглазая малютка в своих забавах стала подражать взрослым». Однажды «артист-великан» и его жена увидели, как их маленькая дочь, сидя в углу шатра, «играла с любимой тряпичной куклой Долли». К ужасу родителей, малышка Белла вдруг схватила одну из отцовских шпаг и, «захлебываясь от восторга», отрубила кукле голову.

Шокированные родители даже решили «временно отменить выступления» и открыли посудную лавку в Христиании. Вскоре произошла трагедия. Когда к Питеру и Арабелле приехал дед малышки, девочка стала свидетельницей его ужасной смерти. «Он стоял на верхней площадке лестницы рядом с внучкой и вдруг неожиданно упал вниз и сломал себе шею».

Но худшее, если верить безымянному автору, было еще впереди. Лавка Питера разорилась, и ему «пришлось опять заняться прежним ремеслом – глотать шпаги. Однажды, при большом стечении народа, погружая лезвие внутрь тела, великан поскользнулся и упал. Острие пронзило его внутренности, и он в страшных мучениях скончался на глазах у малышки Беллы».

В конце этой будоражащей воображение читателей главы автор задавался вопросом, который в то время широко обсуждался в обществе: в какой мере серийный убийца формируется воспитанием и насколько преступное поведение человека определяется его природой. «Что заставило женщину обезглавить больше двадцати пяти человек – мужчин, женщин, детей? Наследственность или ужасные детские впечатления превратили милого ребенка в кровожадное чудовище с непреодолимой тягой убивать, отсекать руки, ноги и головы своим жертвам?»¹²

Почти дословно перепечатанный из газет потрясающий воображение перечень ее преступлений дополняли расцвеченные подробностями небылицы. Разделавшись с обоими мужьями, Белль, именуемая также дочерью шпагоглотателя, колдуньей, сиреной, чудовищем и вампиршей миссис Хайд, чтобы и дальше удовлетворять сжигающую ее жажду крови, «разрабатывает дьявольскую убивающую машину». Первым делом Белль устроила в своем доме тайную комнату. Вскоре после переезда в Ла-Порт миссис Ганнесс наняла каменщика, который построил мнимую коптильню без окон, со звуконепроницаемыми стенами и тяжелой дубовой дверью. Потом хозяйка фермы оборудовала будущую «камеру смерти» крюками для мяса и чаном – «инструментами для приготовления колбас или – для расчленения человеческих тел».

Следующим шагом была покупка «других средств умерщвления: мышьяка, бутыли с хлороформом, острых скальпелей и разделочных ножей». И наконец появился «сад смерти» – «маленькое частное кладбище, чтобы прятать в землю кости невинных жертв». Таким образом, Белль подготовила все необходимое для своего страшного бизнеса¹³.

Запустив свой дьявольский план, миссис Ганнесс «разослала по миру сотни писем. Полные страсти и любовного томления, они давали холостякам надежду на брак». И очень скоро «на пламя полетели мотыльки».

В главах, посвященных преступлениям Белль, автор выбирал самые скабрезные эпизоды и описывал их вульгарным языком самых низкопробных книжонок Викторианской эпохи. Вот как представлена история двойного убийства, предположительно случившегося в Рождественский сочельник 1906 года, когда погибли Дженни Олсон и Джон Моу, холостяк из Миннесоты.

Бесшумно, как тигрица, преследующая жертву, дочь шпагоглотателя прокралась в спальню невинной девушки. Ее нежную шею обхватили цепкие пальцы убийцы. Сдавленный стон – высокий, похожий на детский, – и все кончено. Теперь тигрица на цыпочках пробирается в комнату мистера Моу. Из-под пеньюара Белль извлекает крохотный флакон. Опасаться нечего: яд, подсыпанный в стакан с вином, сделал свое дело. На ее лице, страшном как у горгульи, сверкают безжалостные глаза, в предчувствии запаха крови раздуваются ноздри, руки убийцы похожи на лапы хищной птицы. В оклеенной багровыми обоями гостевой спальне «миссис Хайд» упивается видом последних мучений своей жертвы…

И вот Белль уже тащит страшный груз в тайную комнату, бросает трупы на колоду, быстро и уверенно срывает с них одежду и заносит над плахой огромное лезвие топора для разделки мяса. Белль действует точно, быстро, уверенно – как хирург; Ганнесс недрогнувшей рукой, без сожаленья, рубит на части стройное тело приемной дочери, которую пестовала с младенческих лет ¹⁴.

Вымышленная Белль переносит останки в «сад смерти» и, чтобы скрыть улики, засыпает могилу негашеной известью. «Довершая дело коварной вдовы, она день за днем уничтожала следы преступления – пожирала кости, плоть, волосы».

Едкая известь еще продолжала свою работу, а «преступницу уже с новой силой охватила жажда крови и золота». Взявшись за перо, она принялась сочинять одно из дьявольских любовных писем, а потом «со злорадной усмешкой лизнула марку» и отправила его еще одной случайной жертве.

Затем следовала «новая кровавая драма: щепотка порошка в серебряной ложке, стон, сдавленный хрип, ловкая операция по отделению одних костей от других – так перед подачей на стол повар готовит каплуна, – ночное погребение в маленьком саду. Остальное доделает известь»¹⁵.

Автор утверждал, что Белль Ганнесс совершила двадцать пять раскрытых убийств и, возможно, еще пятьдесят нераскрытых, что на ее фоне померкли злодеяния других маньяков. «Было доказано, что Бендеры, орудуя в Канзасе, умертвили восьмерых. Доктор Холмс, хозяин «замка ужасов», погубил двадцать человек, а многоженец Хох – десять».

Цифры говорили сами за себя, и, по мнению безвестного автора, не было на свете преступника ужаснее, чем хозяйка «фермы смерти» – Белль Ганнесс¹⁶.