Глава 14

Братья и сестры

Истории о пропавшей голове продолжали будоражить жителей Ла-Порта. По одной версии, миссис Ганнесс была убита и обезглавлена из-за золота, применявшегося при лечении зубов. Однако шериф Смутцер высмеял эти россказни, заявив, что никто не станет совершать такое зверство «из-за нескольких сотен долларов», которые можно выручить за золотые пломбы. Кроме того, считал шериф, «голова оказалась бы слишком громоздкой ношей»¹.

Изучение останков Ганнесс подтвердило его правоту. Бригада врачей под руководством доктора Люсиуса Грэя пришла к выводу, что голова не могла быть отделена от тела при жизни. Следов насилия не нашли, и все согласились, что она сгорела. «Смерть наступила от удушья и пламени», а не по каким-либо иным причинам².

Однако отсутствовала не только голова. Даже написанное бесстрастным медицинским языком заключение о вскрытии останков Белль Ганнесс было абсолютно шокирующим: «Левая рука обгорела до верхней трети предплечья. Правая рука обгорела до плеча. Правая нога обгорела до колена. Левая нога обгорела до щиколотки. Все мышцы полностью сгорели и обуглены». Правая часть туловища – от груди до живота – сгорела, обнажив внутренние органы. Легкие, кишечник, печень и поджелудочная железа «выглядят обычно», указывалось в отчете, но было видно, что «они подверглись тепловому воздействию»³.

Как сообщалось, 1 мая, в пятницу, предполагаемый преступник, «в поисках утешения, обратился к религии». Он захотел встретиться со священником и попросил принести ему Библию. В камеру к Рэю пригласили пастора местной методистской церкви Эдвина А. Шелла. На следующий день газета Дарлинга – «Аргус-бюллетень» – на первой полосе сообщила своим читателям, что неожиданный интерес заключенного к религии – знак близкого раскаянья. Гарри Дарлинг в обычных напыщенных выражениях писал, что Лэмфер «жаждет прочесть Священное Писание в надежде найти там слово Господа, которое поможет раскаявшемуся сердцу открыться»⁴.

Вместе с другими пассажирами чикагского поезда, прибывшего утром той пятницы в Ла-Порт, на перрон вышла седая пожилая женщина в старомодных металлических очках. Она выглядела лет на семьдесят, хотя на самом деле даме исполнилось только пятьдесят четыре. То была Нелли Ларсон. С того дня, как она видела свою младшую сестру в последний раз – тогда ее звали Белла Соренсон, – прошло восемь лет. В среду, просматривая газету, Нелли Ларсон обнаружила фотографию сестры, с которой давно не поддерживала отношений, и тогда только узнала о страшной участи, постигшей Беллу и троих ее детей.

Когда из следующей статьи стала известна последняя воля покойной, к переживаниям Нелли добавилось беспокойство из-за наследства: в соответствии с завещанием, составленным за день до пожара, все свое состояние, оцениваемое в 15 000 долларов, она оставила чикагскому детскому дому для норвежских сирот. Тут миссис Ларсон, в сопровождении сына, Джона Р. Ларсона, и дочери, миссис Эдвард Ховард, поспешила в Ла-Порт ⁵.

Сойдя с поезда, Ларсоны проследовали в морг Катлера. Сама Нелли не могла вынести ужасного вида останков и доверила опознание сыну. Потом все трое обсудили с гробовщиком транспортировку тел в Чикаго, где, в соответствии с последней волей миссис Ганнесс, они обретут вечный покой на кладбище Форест-Хоум.

Затем миссис Ларсон с сыном и дочерью нанесли визит Мэлвину Лелитеру – поверенному миссис Ганнесс. Там посетители заявили, что как ближайшие родственники намерены оспорить завещание Белль и заявить права на долю в недвижимости⁶.

В то же утро на поезде приехало еще одно заинтересованное лицо, узнавшее о трагедии из газет, – проживавшая в Чикаго на Саут-парк-авеню, 2818, миссис Джордж Оландер, старшая сестра Дженни Олсон. С тех пор как Дженни отдали на попечение Белль, сестры не виделись, но вели постоянную переписку. Однако миссис Оландер уже давно не получала от сестры никаких вестей. Два года назад в своем последнем письме Дженни сообщала, что ее отправляют в Калифорнию, в норвежский религиозный колледж. Миссис Оландер пыталась узнать точное название и местоположение школы, но безуспешно.

Как и Нелли Ларсон, миссис Оландер, узнав о трагедии в чикагских газетах, поспешила в Ла-Порт. Ходили слухи, что в Калифорнии Дженни вышла замуж и совершает свадебное путешествие. «Аргус-бюллетень» сообщал: «В ближайшее время она с мужем прибудет в Ла-Порт, возможно, ничего не подозревая о трагическом конце взрастившей ее женщины». Кроме того, миссис Оландер опасалась, что Дженни могла вернуться домой накануне пожара и ее постигла участь сестер, брата и приемной матери.

Но было еще одно обстоятельство, озадачившее миссис Оландер. Она тоже прочла статью о завещании Белль Ганнесс и не могла понять, почему наследниками объявлялись Миртл, Люси и Филипп, а в случае их смерти – детский дом в Чикаго, но ничего не доставалось Дженни⁷.

В поисках пропавшего брата Асле Хельгелейн связывался не только с Белль, но и с Клинтоном Кокрейном – шефом полиции Ла-Порта. Тот подтвердил, что человек, по описанию похожий на Эндрю, приезжал в город. Узнав, что Эндрю Хельгелейн перевел свои сбережения в отделение Первого национального банка в Ла-Порте, Асле, приложив фотографию брата, отправил запрос банковскому служащему Фрэнку Дж. Питнеру, проводившему операцию с деньгами Эндрю. «Без сомнения, за наличными по депозиту в банк вместе с миссис Ганнесс приходил Эндрю Хельгелейн», – немедленно ответил Питнер.

Первого мая, в день, когда миссис Оландер и миссис Ларсон с дочерью и сыном прибыли из Чикаго, Асле получил письмо от Питнера. В конверт была вложена первая страница «Ла-Порт дейли геральд» за 28 апреля с первым сообщением о пожаре в доме Ганнесс и о гибели всех его обитателей⁸.

На следующий день Асле Хельгелейн выехал в Ла-Порт.