– Обалдеть, – сказала Монахова и залпом допила шампанское. – Интересно, если выбросить этот фужер в окно, будет слышно, как он разобьется?

– Вот если выбросить тебя, тогда точно будет слышно, – предложила Настя.

Оленька захихикала, держа перед собой по-прежнему полный фужер.

– От алкоголя весело, – пояснила она. – Но потом в животе булькает. И коленки подгибаются. И еще я от него икаю.

– Тогда не пей, – Монахова забрала у Оленьки шампанское и снова высунулась в маленькое окошко, одно из трех в верхней части башни Южного крыла королевского замка. – Обалдеть. Вон та гора – это уже, наверное, Франция. Или нет?

– Там должно быть написано, – сказала Настя. Возможно, так работала защитная реакция организма – после известия о гибели Анжелы шутки сыпались из Насти, как из дырявого мешка, причем самой ей от этого было совсем не весело, и не холодно, и не горячо, и вообще никак.

Другое дело Оленька.

– Прямо на горе? – изумилась она.

– Ага, – Монахова сочувственно посмотрела на однокурсницу и сделала большой глоток из фужера.

– Тогда это надо сфотографировать, – Оленька вытащила мобильный телефон с той немыслимой скоростью, с какой киношные самураи выхватывают свои катаны, так что правильнее было бы сказать, что Оленька выхватила свой мобильник. Она подскочила к окну, попыталась разглядеть надписанную французами гору, не нашла ее и обиделась.

– Это у тебя телефон плохой, – сказала жестокая Монахова. – Вот у Насти теперь, наверное, реально крутая вещь, как и положено принцессам.

– Точно, – призналась Настя. – Встроенный фен и домашний кинотеатр. И еще он делает тосты.

– По-моему, таких телефонов не бывает, – рассудительно произнесла Оленька.

– Это экспериментальный образец, – сказала Монахова.

– Это шутка, – сжалилась Настя, и Оленька облегченно вздохнула.

– А если взять обычный телефон и позвонить туда, – Монахова топнула ногой по каменному полу. – Нам принесут сюда пиццу? И еще шампанского?

– Насчет пиццы сомневаюсь, а вот какие-нибудь креветки в яблочном соусе…

– Тоже ничего. И вообще, тут неплохо, – сказала Монахова. – Для халявных зимних каникул очень даже ничего. Жить тут я бы, конечно, не стала, дыра страшная, культурной жизни никакой, ни одного ночного клуба во всей стране… Бр-р, – ее даже перекосило от такой мысли. – И этот комендантский час меня уже утомил.

– Какой комендантский час? – не поняла Оленька.

– Такой, что тебя не выпускают из дворца.

– Меня? А тебя выпускают?

– Никого не выпускают, – сказала Настя. – Но это ненадолго. Нужно просто разобраться кое в чем…

– Я слышала, у вас тут кого-то грохнули, – сказала Монахова, допила шампанское и облизнулась. – И теперь ищут того, кто грохнул.

– От кого это ты слышала?

– От одного вашего охранника, с которым я вчера познакомилась.

– Я тоже познакомилась вчера с охранником, даже с двумя, или даже с пятью, только мне они такого не рассказывали, – Оленька опять надула губки.

Настя подумала, что Оленькины знакомые охранники были совершенно правы, ибо рассказывать Оленьке подобные вещи было бы преступлением против человечности. Когда Настя позвала подруг в башню полюбоваться на Лионею сверху, Оленька вырядилась в утепленный спортивный костюм лимонно-желтого цвета и обмотала вокруг шеи рыжий шарф, на голове у нее были огромные мохнатые наушники цвета изумруда, так что при взгляде на Оленьку с близкого расстояния начинали болеть глаза. И вообще она напоминала большую красивую игрушку, которая вдруг ожила и запрыгала по коридорам королевского дворца, щелкая на ходу своим встроенным фотиком. Разговаривать с прыгающей игрушкой про убийства? Это уже слишком. Наверное, охранники просто угощали Оленьку конфетками и провожали умильными взглядами.

– Зато я с ними сфотографировалась! – Периоды обиды или печали продолжались у Оленьки не более пяти секунд. – Смотри, вот, – она попыталась показать снимки Монаховой, но та раздраженно отмахнулась, и Оленька немедленно переключилась на Настю. Насте сегодня хотелось быть великодушной и доброй, и она сказала, что обязательно посмотрит все Оленькины снимки, пусть та просто сбросит их на Настин ноутбук.

– А где твой ноутбук? – спросила Оленька.

– А ноутбук-то мой в гостинице, – вспомнила Настя. – Хотя Тушкан обещал мне притащить его сюда…

– А почему он его не притащил? – продолжала любопытствовать Оленька. – И почему его здесь нет с нами? С мальчиками веселее, а он ведь мальчик.

– Вот именно, мальчик, – сказала Монахова с интонацией судьи, оглашающей смертный приговор, не подлежащий обжалованию. – Тот еще мальчик. По-моему, он так ни разу и не выходил из гостиницы после того, как мы приехали. Он сидит в номере и играет в свои игрушки. Стоило ехать черт знает куда, чтобы играть все в те же дурацкие игры….

– Он был на свадьбе, ты забыла, – не очень уверенно сказала Настя. Она попыталась вспомнить, в какой же из моментов многочасовой свадебной церемонии ее периферийное зрение зацепило фигурку Тушкана, но не нашла этого сегмента своей памяти. «Ничего, у нас есть съемки „Короны“, и там отыщется все, – мрачно подумала Настя. – Даже то, чему не стоило бы попадать на пленку». В съемочной группе «Короны» было не меньше двадцати человек, и все они сейчас сидели под домашним арестом, а в перерывах между допросами писали протесты, заявления и прочие жалобные бумажки, адресованные лионейским властям. Рэндольф Фокс грозился судебным иском и телевизионным бойкотом в отношении династии Андерсонов, Фишер стремился избежать первого, зато был согласен на второе. Насте подумалось, что смерть Покровского и последовавший скандал в некотором смысле произошли как нельзя кстати – не случись этого, вся команда «Короны» уже разнюхивала бы, куда делся счастливый новобрачный, ну а теперь они дружно занимались поисками алиби параллельно с фиксированием нарушенных прав и свобод.

Между прочим, рейтинги у свадьбы Насти и Дениса оказались так себе, постоянные зрители канала «Корона» предпочли старый добрый сериал о жизни Грейс Келли, а также повторы свадебной церемонии Дианы и Чарльза. Не то чтобы это Настю сильно огорчило, но без пары капель разочарования не обошлось: телевидение дало ей шанс быть любимой миллионами, но миллионы не захотели ее любить. Ничего личного, просто зрителям «Короны» она не показалась достойной… «Я недостойна Великих Старых принцесс, – подумала Настя и улыбнулась. – Кто бы мог подумать… А кто бы не мог? Сразу было понятно, что никакой горошиной под матрасом меня не проймешь, что серебряным туфелькам я предпочту кроссовки, что я всегда буду путать вилки за праздничным столом, что я… Что я оказалась здесь случайно. Год назад король Утер решил, что это счастливый случай. Сейчас он, наверное, думает по-другому. Сейчас…»

Как потом оказалось, в это время король Утер думал совершенно о другом. Он думал о том, хватит ли ему сил убить вампира в честном поединке.