Глава 8

Джим

Алонзо был в комнате отдыха, когда я привел Тею на рисование. Собирая ручки и бумагу, я чувствовал спиной его взгляд.

– Спасибо, Джим, – сказала Тея с яркой улыбкой. – Ты настоящий друг.

– Ага.

Друг. Не Марк Антоний. Не тот парень, который пел ей и вызвал у нее мурашки. Я снова был никем.

Идя к двери, я почувствовал себя больным.

– Выглядишь так, будто только что вернулся со свидания, которое пошло крахом, – заметил Алонзо.

– Рита попросила помочь, – сказал я, скрестив руки. – Вот я и помог.

Мой босс прищурился.

– Ага. Я нанял нового парня. Приступит через неделю. Это тоже поможет.

Я кивнул.

– Ты помнишь, что я сказал о мисс Хьюз?

Каждый мускул в моем теле напрягся, мой живот сжался.

– Помню.

– Постарайся, сынок, – сказал он, отталкиваясь от стены. – Потому что она никогда не вспомнит.

* * *

Той ночью я взял свою гитару и спел «Sweet Child O’Mine». Слова лились плавно. Я не колебался и не занимался самокопанием. Музыка заглушила привычный саундтрек моей жизни – грохот заборов, насмешки хулиганов и ядовитые комментарии Дорис.

Я пел Тее Хьюз. Вслух. Потому что ей понравился мой голос. У нее даже мурашки побежали. Она решила, что это сексуально.

«Это ее завело».

Я закопал эту мысль поглубже. Тея не сознавала, что происходит, и было неправильно мечтать о ее поцелуе. Но я мог позаботиться о ней. Защитить ее от оглушительного молчания разума. Может быть, сделать то, что миссис Маррен сказала мне много лет назад.

«Найди свой голос, Джим. Не позволяй ему исчезнуть лишь потому, что слова не даются легко. Или потому, что ты боишься показаться слабым. Ты не слабый. Не тогда, когда делаешь то, что правильно».

А правильно для меня присмотреть за Теей Хьюз.

Я убрал свою гитару и прочел пару страниц «Бойцовского клуба». Истории о парне, который создал другую версию себя. Сильнее, лучше, которому пофигу, что о нем думают. У кого не было недостатков. Не было заикания.

Я читал, пока мои веки не опустились, а затем заснул.

Мне снилось, что у меня две личности, как у рассказчика из «Бойцовского клуба», и я встретился с двумя личностями Теи Хьюз. Мы вчетвером стояли перед картиной в фойе санатория «Голубой хребет»: двое ненормальных, заика-санитар и резидентка с неизлечимым повреждением мозга. Санитар выполнил свою работу и осторожно помог резидентке вернуться в темные пределы санатория.

Но прекрасная художница взяла за руку парня без заикания и вывела его на свет дня.

* * *

В то утро перед сменой я сидел за рабочим столом с Ритой, Хоакином и старшей медсестрой Анной Саттон. За закусками и газировкой они костерили какой-то сериал на «Нетфликсе», который смотрели последнее время, а я придумывал способ упомянуть Тею, не походя на одержимого психа.

– Каков наш бюджет на мероприятия в залах отдыха? – спросил я при первом же затишье.

Все головы повернулись ко мне.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Анна.

– Мистер Уэбб каждый день собирает один и тот же пазл, – пояснил я. – А Тее Хьюз нужны материалы получше. Холст. Настоящие краски и кисти. Каков бюджет, можно ли купить что-то новое?

Анна сухо посмотрела на меня.

– Мистер Уэбб каждый день собирает один и тот же пазл, потому что это часть его терапии. Когда он будет готов к новому, начнет новый.

«Твою мать. Промашка».

– Что касается бюджета, – продолжила она, – у нас его нет. Санаторий «Голубой хребет» – редкость. Мало кто занимается исключительно травмами головного мозга. Деньги идут на то, чтобы продолжать держаться на плаву. Платить людям зарплату.

– Да и зачем мисс Хьюз холст? – спросил Хоакин. – Она и не помнит, что у нее только бумага. Не отличает одно от другого.

Вдох. Выдох.

– А если отличает?

Хоакин рассмеялся и пнул меня.

– Наш новый нейропсихолог, доктор Джим Уилан, прошу любить и жаловать.

Я стиснул кулаки под столом.

«Ага, давай расскажи им про цепочки слов, – фыркнула Дорис. – Это ж такое открытие для людей, кто уже годами работает с Теей».

– Настоящий нейропсихолог уже сто раз ее проверял, – напомнила Анна. – Мисс Хьюз отвергает все, что подхватил ее мозг. Конец истории.

– Разве это не память? – спросил я.

– Нет, Джим, – медленно сказала Анна, как будто я был ребенком. – Это рутина. Она ничего не может вспомнить, поэтому не знает о качестве своей жизни, пока мы поддерживаем ее спокойствие.

Рита положила руку мне на руку.

– Это тебя беспокоит? Что мисс Хьюз страдает?

– Как она может не страдать?

– Потому что она не может вспомнить, – отрезала Анна, бросая на Риту тяжелый взгляд. – Без осознания ситуации откуда взяться страданию?

Это звучало правдоподобно, но зуд в глубине души не давал мне покоя.

– Почему она так легко принимает свою ситуацию – где бы, с кем бы она ни очнулась, – когда происходит перезагрузка?

– Алонзо тебе не объяснил? – спросил Хоакин.

Я скрестил руки.

– Я хочу услышать еще раз.

– Мисс Хьюз после аварии ничего не принимает, – ответила Анна. – Прошли месяцы, прежде чем она перестала каждый раз впадать в истерику. Теперь мисс Хьюз спокойна, потому что под всеми наворотами самая основная функция мозга – выживание. – Она встала, сжав губы и проверяя свои маленькие золотые часы. – Время вышло. Вы удовлетворены, доктор Уилан?

Я пожал плечами. «Даже близко нет».

Хоакин хлопнул меня по плечу.

– Если бы у мисс Хьюз было что-то еще, кто-нибудь из этих умников-нейропсихологов уже бы это вычислил.

– А они все еще проверяют? Как насчет этого нового доктора? Кристины Чен?

Он пожал плечами.

– Уход за резидентами не моя забота – и не твоя. Если Делия Хьюз узнает, что ты балуешься с ее сестрой, она тебя выкинет.

Потому что у Теи будет краска вместо чертовых маркеров? Или немного музыки? Лучшая жизнь?

Когда остальные ушли, я повернулся к Рите.

– С чего Делии беспокоиться, если мы дадим ее сестре холст?

– У нее есть свои причины, – мягко сказала Рита. – Делия защищает сестру. Боится расстроить ее, боится любой публичности. А еще следит за деньгами.

– Какими деньгами?

– После родителей им досталась страховка, по миллиону долларов каждой. Финансирование «Голубого хребта» не равномерное. Иногда у нас случаются сокращения. Делия хочет сберечь каждую монету, если Тее придется переехать куда-то еще. Она осторожничает.

«У нее миллион долларов в банке, а она не купит своей сестре чертову краску?»

– Бессмыслица.

Рита проверила свои часы и встала, чтобы уйти.

– Это мило, что ты хочешь улучшить жизнь мисс Хьюз. Но если купишь ей холст и краску, она забудет обо всем, как только они исчезнут из виду.

«Но в тот момент обрадуется. Это не считается?»

– Рита.

Она остановилась у двери и посмотрела на меня.

– Я думаю, что она знает, – сказал я.

– Не знаю, дорогой, но ей не больно.

– Но…

– Как и сказала Анна, если она не осознает свою ситуацию, то не страдает.

– А если осознание глубже сознания?

– Без сознания нет осознания. – Она мягко улыбнулась. – Вот почему это называют бессознательным.

Я потер лицо руками.

– А как насчет музыки? Тея любит танцы и техно.

– Она иногда слушает классическую станцию. Так велела Делия. Она вычитала, что Моцарт благоприятно влияет на мозг.

– И все? Это все развлечения Теи?

– Ну нет. У нее есть телевизор. Ее любимый сериал – «Офис». Тея смотрит его, хотя не знаю, следит ли она за сюжетом. Как и все здесь, это просто рутина. – Она нежно улыбнулась мне. – И когда я выключаю радио или телевизор, она не помнит, что они вообще были включены.

Выражение ее лица было полным жалости. Хоакин выглядел удивленным. Анна хотела, чтобы я занялся своим делом и прекратил пытаться диагностировать сложный неврологический случай, для которого у меня не было знаний или образования. Они все разочаровались в Тее.

Рита сунула голову обратно в комнату.

– Пока не забыла, Джим, ты не можешь вывести мисс Хьюз на прогулку сегодня, в час? Я знаю, у тебя перерыв, но…

– Да, могу.

Потому что я не собирался от нее отказываться.