Глава 14

…и Рубикон перейден

Когда мы втроем вернулись во дворец, темнота быстро сгущалась – как в парке вокруг нас, так и у нас на душе. Майкрофту предстояла задача – переломить настроение момента, превратив наш небольшой отряд в бодрую бригаду, способную оказать хорошо спланированное сопротивление лорду Фрэнсису и Виллу-Верняку, которые, как мы были совершенно уверены, попытаются сегодня ночью отвоевать свое богатство, нажитое тяжкими (хоть и незаконными) трудами. Без сомнения, именно поэтому лорд Фрэнсис не поехал с Майкрофтом обратно во дворец по возвращении из Балморала. Хотя ему было неизвестно, что именно мы знаем о его и его приспешника делишках, но сам факт, что мы не приняли очевидное объяснение смертей Синклера и Маккея и ведем дальнейшее расследование, предоставлял лорду Фрэнсису двоякую причину для бегства: во-первых, чтобы избежать ареста, во-вторых – чтобы снестись с Виллом-Верняком и заручиться союзником. Однако уверенность наша в планах противника укрепилась вскоре по возвращении во дворец, когда Роберт Сэдлер едва ли не мимоходом помянул, что брат его удостоверился в наших с Холмсом подлинных личностях предыдущим вечером – тем способом, коего мы больше всего опасались: посредством предательства в отеле «Роксбрург». Я столь сосредоточился на необходимости подкупа портье, что начисто забыл о своем знакомстве с барменом Джексоном, которому должен был бы заплатить аналогичную сумму, чтобы заручиться его молчанием; не получив оную, он выдал нас, сам того не сознавая. Сэдлер полагал, что нам это известно, настолько уверены мы были, что Вилл-Верняк и лорд Фрэнсис проникнут в дом со взломом; и хотя новые данные ничем не поколебали наших планов (отчего, собственно, и глаза на это открывать так поздно было почти что бессмысленно), нам с Робертом лег на плечи дополнительный груз вины.

Объединив силы, парочка почти наверняка собиралась выдвинуться против нас – быстро, насколько это возможно под покровом ночи, вооруженная не шумными современными орудиями, а довольно устрашающим набором из личной коллекции Вилла Сэдлера: мы знали, что у него есть твари и приспособления, которые действуют абсолютно бесшумно и крайне эффективно, так что городская полиция не услышит ни звука. Стало быть, Хэкетту и Эндрю было велено запереть все ворота внутренней железной ограды дворца новыми цепями и замками, к которым, как мы надеялись, у наших противников не было ключей, а уничтожать их взрывами новых зарядов пироксилина и черного пороха они бы не осмелились. Остальные в это время готовили огнестрельное и холодное оружие, фонари и перевязочные материалы; пока мы этим занимались, не один из нас заметил вслух (и, наверное, каждый в той или иной степени почувствовал), что наши попытки отстоять королевскую резиденцию от вторжения такого странного врага словно переносят нас в прошлое – назад в эпоху самой королевы шотландской и Давида Риццио.

Это чувство еще усилилось оттого, что Холмс вновь и вновь напоминал: передвигаясь по замку, мы должны оставаться в тех комнатах, окна которых смотрят во внутренний двор, избегая тех, что выходят на руины аббатства и парковые угодья; Холируд-Хаус не был задуман как крепость, объяснил Холмс, и широкие, высокие окна внешних комнат откроют нашим врагам ряд заманчивых мишеней – особенно если учесть, что нас будут атаковать бесшумным оружием и мы не сможем ориентироваться по вспышкам пламени из дула, по которым в темноте так удобно выслеживать и отстреливать противников. В ответ на все эти мудрые советы головы послушно и мрачно склонялись, но никакие словесные наставления – даже от самого Холмса – не могли в должной степени приуготовить нас к тому первобытному натиску, что готов был обрушиться на нас.

Умнеть мы начали довольно скоро, и первый урок был как нельзя более нагляден. Мы были начеку уже три часа, и мисс Маккензи, кажется, пошатнулась под действием нервного напряжения: бедняжка принялась утверждать, что слышит шаги – тихие, далекие, отдающиеся эхом по всему дворцу. Сначала, когда мы все принялись уверять ее, что это лишь игра воображения, девушка постаралась взять себя в руки; но не прошло и получаса, как из комнатки напротив столовой донесся звон разбитого оконного стекла и ночь пронзили безудержные вопли мисс Маккензи. Поднялся общий крик, и нам стоило немалых усилий наконец подчиниться приказу Холмса: хранить молчание, не перемещаться с места на место без необходимости, погасить горевшие на столе лампы и свечи.

– Эти меры, быть может, покажутся вам чересчур суровыми, – заявил Холмс, – но они жизненно важны – я не преувеличу, сказав, что наши жизни зависят от того, насколько мы сохраним самообладание, когда враг пытается посеять среди нас панику. – Эти мудрые слова оказали нужное воздействие на весь наш отряд; даже мисс Маккензи, несмотря на эмоциональное и нервное истощение предшествующих дней, старалась совладать с новым ужасом, насколько хватало сил ее юного сердца. – Хэкетт, – продолжал Холмс, – следуйте за мной, и если у вас есть ломик или стамеска, будьте добры, захватите их!

Хэкетт схватил какой-то инструмент, и они с Холмсом вбежали в комнату напротив; стоило противнику заметить движение в комнате, как снова дважды зазвенело бьющееся стекло. Наблюдая из дверного проема столовой, я видел раму по крайней мере одного небольшого окна напротив – решетки окон выделялись на фоне освещенного луной неба; разглядывая участок стены, я понял, что́ происходит, и содрогнулся.

– Стрелы! – закричал я, заметив именно подобное орудие, торчащее в столе в комнате напротив. – Холмс, Хэкетт! Ради бога, осторожно, вас видно лучнику в лунном свете!

– Вы почти правы, Ватсон, – раздался голос Холмса. – Только это не просто стрелы – как я и подозревал, это гораздо более опасные штуки, и по крайней мере на одной из них – письмо!

Я некоторое время обдумывал сие заявление, слушая вместе с остальным отрядом грохот и скрежет металла о дерево, доносящийся из соседней комнатки. Потом встал на прикрытие с прекрасной охотничьей винтовкой – «Холланд и Холланд» калибра 0.375 на основе винтовки «Маузер», – пока двое наших, ушедшие на разведку в комнату напротив, не вернулись обратно.

В одной руке Холмс действительно держал стрелу, но теперь я понял, что он имел в виду.

– Арбалетная стрела! – воскликнул я, потому что это была она: гораздо короче и толще обычной, какими стреляют из простого или двояковыгнутого лука, но в данном случае гораздо эффективнее, потому что бо́льшая масса такой стрелы обеспечивала большую точность боя при прохождении через преграду – например, оконное стекло. Когда-то такие стрелы пробивали рыцарский доспех – и у нас, в этих открытых комнатах, не было никаких шансов. Вокруг стрелы была обернута, похоже, писчая бумага; Холмс уселся за стол, мы снова зажгли лампы и свечи и смотрели, как он осторожно снимает записку с древка.

– Роберт, может, ваш брат и не разбирается в современных взрывчатых веществах, но из старинного оружия он стреляет просто поразительно – отсюда до западных ворот не меньше пятидесяти ярдов, и хотя на линии огня не так много деревьев, худшему стрелку они наверняка помешали бы!

– Да, доктор, – ответил Роберт Сэдлер. – Когда мистер Холмс говорил, что мы должны оставаться во внутренних комнатах, если нам дорога жизнь, он не преувеличивал: это жестокое оружие, Вилл может им отстрелить зайцу уши с пятидесяти ярдов, я сам видел!

Холмс прочитал записку (похоже, очень короткую) и в замешательстве поднял брови.

– Что такое, Холмс? – осведомился я. – Наверняка они требуют нашей капитуляции?

– Я тоже так думал, – ответил Холмс намеренно, даже нарочито ровным голосом. – Но это гораздо более… личное. И гораздо более чудовищное… – Он кинул быстрый взгляд на мисс Маккензи, чье лицо снова заволокло ужасом. – Миссис Хэкетт, – сказал Холмс, предчувствуя новый кризис, – быть может, вам лучше вернуться в кухню вместе с племянницей…

– Не пойду! – крикнула девушка, с удивительной быстротой бросилась к Холмсу и выхватила у него из руки записку – Холмс просто не успел ее убрать. Уставившись на бумагу, девушка медленно попятилась к двери в коридор. – Да… – пробормотала она. – Да, я так и знала – я этого не вынесу – он хочет забрать меня!..

– Кто, дорогая моя? – спросил я, очень осторожно подвигаясь к ней.

– Ш-ш, Элли, мы тебе поможем, – сказала миссис Хэкетт. – Здесь никого нет…

– Есть! – вскричала Элли. – Я же говорила, что слыхала его! Он опять бродит, неужто не понимаете? – Ужасно было слышать ее, а еще ужаснее – видеть, потому что, выкрикивая это, девушка тряслась всем телом. – Я ушла оттуда, где мне велено было ждать, – я его предала, неужто не ясно? А теперь он за мной пришел…

– Нет, Элли, – сказал Роберт, пытаясь подойти и как-то утешить ее. – Вилл не может просто так сюда прийти, мы бы знали…

– Да не Вилл! – Голос девушки уже срывался на визг. – Это он – мне надо обратно в башню, он велел мне быть там, может, если я пойду, он меня оставит в живых!

– Не нравится мне это, Ватсон, – тихо, настойчиво сказал мне Холмс. – У вас есть чем ее успокоить?

Я покачал головой, чувствуя себя совершенно беспомощным; но тут я увидел на другой стороне комнаты буфет и, подойдя к нему, сказал:

– Мисс Маккензи, может, выпьете бренди? Попробуйте…

Но когда я налил немного и попытался передать стакан девушке, она взвыла еще громче:

– Нет! Я помню, вы меня тогда уговорили спуститься! Мне надо обратно, не видите? Я должна была ждать там, а теперь он за мной придет!..

Видя, что девушка не слышит голоса разума, Роберт попытался крепко схватить ее за плечи, но она опять вырвалась.

– А от него не закрыться, Роб, ты что, не видишь? – Девушка продолжала пятиться к двери в коридор. – Потому как он и не уходил никуда!

Мы застыли как вкопанные – несомненно, потому, что слова эти глубоко потрясли нас; но как бы то ни было, мисс Маккензи внезапно рванулась из комнаты, помчалась к Большой лестнице и дальше; никто из нас и шевельнуться не успел, чтобы остановить ее. Первым бросился вдогонку Холмс, все остальные быстро последовали за ним; но прежде, чем мы успели догнать убегающую девушку, она влетела в северо-восточную залу для приемов – длинную, просторную комнату, из которой открывался прекрасный (а ныне – пугающий) вид на ветхие готические арки развалин старого аббатства и на отделяющую нас от них железную внутреннюю ограду дворца. Красота этого покоя поражала особенно теперь, когда все освещение комнат и залов на этой стороне дворца было по настоянию Холмса погашено. Очевидно, мисс Маккензи хотела добежать до западной башни, полная решимости вернуться в комнату, откуда мы ее увели; но как только ее юный гибкий силуэт нарисовался на фоне оконных рам и залитого лунным светом аббатства за ними, она с ужасом возвела взгляд на небо над руинами, и все мы – вместе с ней…

Почти полную тьму прорезало нечто ужасное: пылающее ядро, источающее струи огня; поначалу мы не разобрали, какой оно формы. Скоро, однако, оно достигло верхней точки дуги и начало падать в нашу сторону; огненная масса раскрылась, словно некий огромный устрашающий цветок, и стало ясно, что это – распростертое в воздухе человеческое тело. Зрелище было ужасное, и притом совершенно потустороннее – но не настолько, чтобы мы не сообразили, что сейчас этот снаряд у нас на глазах проломит окно и подожжет залу, восточное крыло, а может, и весь дворец. От одной мысли об этом миссис Хэкетт завизжала в унисон с мисс Маккензи, а почти все прочие, включая меня, громко выругались, потрясенные, с трудом веря в происходящее. Только Холмс и его брат хранили молчание; типичное проявление их незаурядной невозмутимости, способности сосредоточиться и планировать свои действия даже в самом ужасном и безнадежном положении. Мы все собрались с духом, готовясь противостоять разрушению, несомому сим чудовищным пылающим ужасом, а Роб Сэдлер героически использовал возможность – бросился вперед, наконец-то схватил визжащую в истерике мисс Маккензи и оттащил ее от окна…

А потом опасность вдруг миновала – так же быстро, как близилась к нам. Огненное ядро ударилось о стену дворца снаружи как раз над окном; это была счастливая и удивительная случайность, но удар тела о камень сопровождался серией тошнотворных звуков, в которых я узнал треск одновременно ломающихся бесчисленных человеческих костей. Мгновение – и все еще дымящийся труп отлетел и упал на землю под окнами, а Холмс криком прервал наше остолбенение и призвал нас к действию.

– Эндрю – оставайтесь тут с женщинами. Хэкетт, где ближайшая лестница и выход?

Вместо ответа Хэкетт рванулся в нужном направлении, Холмс, Роберт и я последовали за ним, Майкрофт поневоле замыкал цепочку; мы спустились потайной лестницей для слуг, узенькой и тесной, спрятанной в восточной стене, и через дверь вышли в парк, к развалинам аббатства. С этого места была хорошо видна обгорелая груда плоти, лежавшая у внешней стены дворца, и все мы, не раздумывая, бросились к ней. Если бы мы знали, что нас ждет, быть может, мы поумерили бы свой пыл; потому что обгорелый труп, лежащий на земле, все же можно было узнать, а, как ни жестоко это звучит, на такие тела гораздо приятнее смотреть, когда они принадлежат незнакомцам.

– Боже милостивый! – воскликнул запыхавшийся Майкрофт Холмс, поравнявшись с нами. – Доктор… кто… и как?..

Но ответил ему Холмс:

– «Кто» – нетрудно сказать, Майкрофт. Видишь выступающую носовую перегородку? Если не ошибаюсь, это твой юноша из военной разведки.

Я прикрыл рот носовым платком – иначе было невозможно дышать – и удостоверился в страшной истине.

– Совершенно верно, – вскоре объявил я. – И он не просто мертв – от удара у него переломались почти все кости. Должно быть, он ударился о стену со страшной силой – но что было источником этой силы и при этом смогло добросить тело из-за восточной ограды…

– Та же штука, что так же раздробила тело Денниса Маккея о камни старого аббатства, – ответил Холмс. – Та, которая еще может причинить… – Внезапно он замолчал, увидев что-то на мертвом теле. – Ватсон, – спросил он, – что это у него на шее?

Я заметил среди обугленного мяса и обгорелой одежды небольшую, но тяжелую металлическую коробочку, висевшую на шее трупа на почерневшей цепочке.

– Похоже на небольшой патронный ящик, – ответил я, поднимая эту вещь носовым платком. – Их обычно делают огнеупорными – может, там внутри что-то есть.

– Конечно, есть, – раздраженно и нетерпеливо ответил Холмс. – Иначе зачем он?

Мне удалось поддеть крышку перочинным ножом, и внутри я обнаружил предмет, который нападающие, видимо, пытались уберечь от огня. Это была записка, обернутая для сохранности мокрыми тряпками; но на этот раз записка преследовала сугубо практические цели.

– «Вы видели, что ждет вас всех, – прочитал я вслух, разбирая написанное на мокрой до прозрачности бумаге. – Страшная смерть либо безумие. Но вы еще можете спастись: лишь принесите нам содержимое кровати королевы Марии из западной башни. И не надейтесь на новенькие цепочки и замки! Поверьте, эти жалкие штучки не спасут вас от…»

Позже мы сделали вывод, что Вилл-Верняк Сэдлер в это время смотрел на нас в какой-нибудь бинокль или подзорную трубу и, когда увидел, что мы читаем записку, подал знак своим союзникам – потому что именно в этот момент мой голос заглушили ужасающие звуки. Со стороны западных ворот донесся грохот взрыва; раскаты отдавались по всему дворцу, по парку и даже, как нам показалось, по всему городу за пределами парка. Потом раздались громкие голоса – они также отскакивали эхом от камней Холируд-Хауса. Первый человек пронзительно вопил, без сомнения – от острой боли; второй невнятно командовал, а третий просто кричал и ругался, потеряв от страха рассудок.

Мы стояли и слушали – и тут наконец в какофонию влилась еще одна волна звуков, гораздо более знакомая (и так радостно было ее слышать): свистки полицейских, шум и топот, которые ни с чем нельзя было перепутать – так шумят «бобби» при погоне. Они были еще далеко, но быстро приближались.

– Хватайте винтовку, Ватсон! – приказал Холмс. – Должно быть, это тело – лишь отвлекающий маневр, и лорд Фрэнсис прорвался в ограду! Нельзя пускать его в башню! Майкрофт, бери Хэкетта и Роберта, идите к восточной ограде! Сэдлер, можете попробовать уговорить брата, но остановите его любой ценой! Если не ошибаюсь, наши нерешительные друзья из местной полиции посмотрели, послушали и решили, что излишняя бдительность не помешает, особенно когда речь идет об интересах короны; скорее всего, они прибудут к позиции наших противников одновременно с тобой, Майкрофт, и если так, ты должен воззвать к их разуму!

– Почему бы просто не дать полиции арестовать этих негодяев? – спросил Майкрофт.

– Потому что Вилл Сэдлер этого не допустит – Роберт подтвердит, у Вилла есть ужасное разрушительное орудие, и если он обратит его против полиции…

– Да, мистер Холмс, – ответил Сэдлер – противоречивые чувства кошмарно искажали все его черты. – Пусть он сделал то, что сделал, но он все же мой брат. Я постараюсь встать меж ним и полицией и уговорить его сдаться, мистер Майкрофт, если только вы заставите полицию взять его живым!

– Не знаю, в моих ли это силах, юноша, – ответил Майкрофт, уже перемещая свое огромное тело в северо-восточном направлении. – Но я попытаюсь!

С этим Хэкетт и Сэдлер последовали за Майкрофтом во тьму. Я же остался с Холмсом, а он проводил их взглядом и сказал:

– Хоть мы и не мешкали – я все же надеюсь, что мы успеем, Ватсон! Поторопитесь!

Я помчался за своим другом, огибающим юго-восточный угол дворца.

– Холмс! – вскричал я, на ходу убедившись, что моя винтовка «Холланд и Холланд» заряжена. – Что значит «успеем»? Успеем предотвратить что?

– Гибель мисс Маккензи! – ответил мой друг. – Он хочет захватить деньги и сделать так, чтобы девушка замолчала навеки – и для последней задачи обзавелся весьма надежным союзником!

Мы бежали довольно быстро, а от этих слов мое тело пронизала нервная дрожь, и я настолько ослабел, что едва не упал. Умудрившись сохранить равновесие и мчась дальше, я только вымолвил:

– Но, Холмс! Неужели вы до сих пор считаете, что…

Он снисходительно махнул мне рукой и побежал вдоль древней стены.

– Не сейчас, Ватсон… говорите что хотите, но если мы не успеем вовремя, Давид Риццио получит жертву для отмщения – столь же невинную, какой был он сам!

Я хотел заспорить – но в этот момент лишился способности связно мыслить, ибо, когда мы обогнули юго-западный угол дворца и увидали западные ворота, нам представилось – точнее, на нас обрушилось – почти невероятное зрелище. Сами ворота пылали; но это нежданное явление бледнело в сравнении с видом еще одного горящего человеческого тела. Этот человек, однако, был еще жив и метался как безумный по парку близ искореженных и рушащихся железных прутьев и кованых завитков, испуская ужасные, пронзительные вопли, словно его (или ее?) только что изрыгнули пылающие огнем вечным адские глубины.