Прошла команда на уничтожение архивов

Теперь, с богатого балкона, стараясь не слишком высовываться (хотя зал и был затемнен), Алекс видел их всех. И ее. Валерия Иглинская сидела в глубине сцены с десятком (примерно) коллег по балету, кино и прочей лабуде: так странно рассадили то ли попечителей премии, то ли ее штатных «хлопотателей лицом». Она была в длинном платье – золотистом или цвета шампанского, в лучах прожекторов не очень понятно – и сидела, картинно забросив ногу на ногу.

– Дорогие друзья! – говорил мужчина-ведущий женщине-ведущей. – У нас есть еще одна славная традиция. Каждый год поздравить нас приходит главный человек…

– Но это не Дед Мороз, – кокетливо вклинивалась женщина-ведущая.

– До Нового года еще далеко, и Дед Мороз управляет одну ночь, а наш гость – все остальные дни и ночи, – мягко журил ее мужчина-ведущий. – И только у нас он может позволить себе расслабиться и… запеть! Дорогие друзья! Сегодня с нами – [Mr. P.]!

Wow.

Зашумело, зашумело – зал начал вставать (Алекс, по понятным причинам, нет); неуверенно зазвучали аплодисменты, но быстро сложился ритм.

Бело-лунный прожектор, отменив освещение для всех, сосредоточился на будущем-одном – выхватывал белый же рояль и стул перед ним.

Ведущие аплодировали тоже, стоя на почтительном расстоянии.

Наваждение продолжалось секунд двадцать. Потом зал с шумом же начал садиться.

Ведущих и жюри высветили опять.

– Как ты думаешь, Ангелина, что самое сложное в работе главы государства? – спросил мужчина задушевно.

– Сдерживать агрессию всего мира?

Зал неуверенно зааплодировал.

– Я думал, ты ответишь как-то более женски, что ли… Помогать материнству, детству, сиротам – тем, чьими судьбами занят фонд «Наше дело», – и тут уж ведущий сам жестами призвал публику к овациям.

– А еще очень сложно не запеть, когда попадаешь в такую теплую компанию, как наша.

– Ты абсолютно права! И сейчас мы узнаем, удержится ли он от этого искушения! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зал начал вставать. Ведущие бешено аплодировали, едва не побросав микрофоны. Бело-лунный луч отразился в рояле и выхватил пустой стул перед ним.

Аплодисменты нарастали и не смолкали долго.

Затем на сцену дали свет.

– Евгений, а ты в курсе, благодаря чему ежегодная церемония вручения премии «Наше дело» так хорошо известна во всем мире?

– А она так хорошо известна? Мы многое стараемся не афишировать…

Зал понимающе посмеялся.

– Ну вот же… – Женщина достала почти большие, почти клоунские очки, сорвав еще одни аплодисменты, и зачитала по газете, которую с балкона было не разглядеть: «Единственное место, где [Mr. P.] всегда поет, не считая свойственных русским песен в бане».

– Мы не знаем, что происходит в бане, – ответил мужчина, – но очень хорошо знаем, что происходит здесь и сейчас. Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зал встал. Люди аплодировали.

Бело-лунный луч осветил белый рояль, тут же пустивший блики на занавес сбоку и жюри позади.

– Ангелина, как ты думаешь, национальный лидер часто обновляет репертуар?

– Не знаю, Женечка. Меня так берет за душу «С чего начинается Родина» в его исполнении, что мне этого хватает на целый год.

– Может быть, сегодня от него прозвучат новинки?

– Возможно, именно сегодня наш лидер взорвет зал новым хитом или классическим шлягером, но мы ничего этого не узнаем, пока не услышим сами! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зал начал вставать.

Раздались аплодисменты.

Приветствовали секунд двадцать.

– Ангелина, ты ждешь в жизни перемен?

– Как и все, Женечка! Хороших жду, а плохих – побаиваюсь.

– Ну например?

– Я не хотела бы, чтобы дорожали продукты, чтобы уменьшался их ассортимент, чтобы дети болели орфанными заболеваниями. Я отрицаю такие перемены, и если мы все будем их мысленно отрицать, то их и не случится – проверено!

В зале, кажется, захлопали.

– Что точно не должно перемениться – это традиция, когда первое лицо выходит на эту сцену, на прославленную сцену Большого, и вместе с нами, вместе со всей страной, исполняет любимую песню!

– Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зал поднялся в едином порыве.

Встало, кажется, и жюри, но это лишь угадывалось, потому что весь свет сосредоточился сейчас на одном: белый рояль, стул перед ним.

Аплодисменты не смолкали, потом все же смолкли.

– А скажи-ка мне, Евгений, как тебе кажется, песня – она способна быть дипломатическим оружием?

– Что ты имеешь в виду, Ангелина?

– Ты помнишь, как Хрущев стучал ботинком по трибуне в ООН?

– Если бы я был женщиной, я бы обиделся, – ответил мужчина, оставив место для смеха. – Конечно, не помню, я же тогда еще не родился.

– Как и я, Женечка. А если завести на Совбезе ООН зажигательную песню? Как думаешь, что произойдет?

– Не сомневаюсь, что ее подхватит весь мир!

– Вот сейчас мы и дадим этот совет нашему главному гостю! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Загремели аплодисменты. Люди массово вставали.

По белому роялю побежали лучи, чтобы сойтись в один, мощный, указующий на стул.

– Дорогая Ангелина! По-твоему, зачем национальному лидеру каждый год приходить сюда, к нам, на «Наше дело»?

– Ну и вопросы ты задаешь, Евгений! Ты уверен, что это гостеприимно?.. Во-первых, мы всегда ему рады. – Женщина сделала знак для аплодисментов. – Во-вторых, его тревожит тема орфанных заболеваний у детей. И в-третьих. Любая работа требует отдыха, а уж тем более – настолько ответственная, как у главы государства.

– Это, может быть, как раз во-первых! – вклинился мужчина, но женщина отрепетированно дала ему планшеткой, как в школе.

– А где отдохнуть, как не в такой дружественной компании? И чем исцелить душу после сложной работы, кроме как певучей русской песней?

– Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зашумели аплодисменты.

– Евгений, как ты думаешь, сколько еще это будет продолжаться?

– Что именно, душа моя?

– Наша премия существует третий год. А сколько еще нам отпущено Господом?

– Ты ставишь такие сложные вопросы, Ангелина, но это правильно. Не надо их избегать. Я думаю, есть высший промысел. Мы будем вручать эту награду самым достойным меценатам России ровно столько, сколько это потребуется, чтобы помочь детям.

– И сколько лет перед нами будет выступать наш главный вокалист?

– Я надеюсь, что вечно! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Луч, усиленный роялем, становился нестерпим, потому что блик попадал на балкон.

Народ аплодировал пустому стулу, в ожидании.

Народ неистовствовал.

Несмотря на то что «Наше дело» собрало только партер, даже, кажется, без бенуара, на фуршете все равно было не протолкнуться. Алексу удалось незаметно спуститься по пустой лестнице и смешаться с расфуфыренной толпой: секьюрити он вычислял профессионально. Они паслись у колонн, потягивая соки, слабо маскировались под простых людей, но, видно, даже здесь ВИП-ВИПов следовало защитить от нищебродской толпы ВИПов простых.

Алекс взял с подноса бокал, чтобы не выделяться, и попытался просчитать маршруты. Публика перемещалась хаотично, и надо было разбить пространство, что ли, на квадраты. Золотого платья он пока не видел. Не дай бог, она уехала, не выйдя на фуршет… Поймал чей-то внимательный взгляд – знакомый, но не смог вспомнить; кивнул, и ему озадаченно кивнули.

В одном углу играл живой оркестр – почему-то все как один с отрешенными лицами, причем странным образом к оркестру иногда подключалась бурятка или якутка со своим горловым пением. Она сидела в углу, выставив грубо сшитые из кусков кожи национальные сапожки, и на фоне оголенных ног и плеч – ей, вероятно, было жарко – все это походило на контактный зоопарк.

Алекс разыскал Иглинскую буквально за пять минут.

При этом свете платье показалось уже и не золотым, и не шампань, а скорее бежевым, и макияж был с акцентом на коричневые и темные цвета; Валерия Марковна явно устала.

Она стояла в окружении каких-то неинтересных мужиков чиновничьего вида и принужденно им улыбалась, при этом один (тоже смутно знакомое лицо) безостановочно хохмил, а второй не слишком-то вежливо пырился в телефон.

– Валерия… Простите. На минуточку. Валерия, нам надо поговорить. – Алекс ухватил ее и потащил куда-то к зеркалам или за колонны.

Чиновники, кстати, остолбенели при виде него.

Возможно, ему надо было действовать по-другому. Еще издали обозначить себя. Показаться, постоять в сторонке, чтобы она решила, как ей реагировать. Это Алекс потом уже сообразил. Кивнуть издалека. Может даже, не предлагать отойти для разговора тет-а-тет, а дать ей самой подойти. Да. Так было бы правильнее.

Но получилось так, как получилось, и Валерия выдернула свою руку еще до того, как поняла, кто это.

– Эй! Мы знакомы?

– Не понял.

– Я тоже не поняла юмора.

– Лера, ты же не будешь делать вид, что не узнаёшь меня?

– Если это шутка, то это не смешно, молодой человек.

– А-а. Я, кажется, понимаю, что происходит.

– Если вы не прекратите, я буду вынуждена…

– Типа эта урна и это все – теперь только моя проблема?

– Охрана!

Вокруг них образовалась мертвая зона, но отовсюду заспешили секьюрити – разных людей или общие.

Оркестр не смолкал, как на «Титанике».

– Всё-всё-всё! Я сам, я сам!

Алекс почему-то испугался, что его арестуют, хотя – ну а что было бы? Еще один бессмысленный допрос?.. Он зачем-то рванул, как заяц, его задержали буквально через пять шагов, и дальше он, чтобы не создавать скандал, быстрей-быстрей шел впереди охранников. Чтобы выйти из фойе непобежденным. Дальше уже все равно. Не хотелось, чтобы били, было жалко новый пиджак, но ничего и не произошло: его просто вывели. Еще была целая эпопея, чтобы вытащить гребаную куртку с черного хода, отогреваясь до удобного случая в каком-то пространстве меж дверей. Алекс уже почти отчаялся, ему показалось, что пневмонии не избежать и вообще не вырваться с промороженной московской земли, но все закончилось удачно, и он в какой-то кофейне приходил в себя.

Надо бы позвонить Никите.

Хоть спасибо сказать.

Хотелось верить, что Никита не видел и не слышал скандала и у него не будет из-за этого проблем, а кем был Алекс, никто там уже не будет разбираться. Мало ли фуршетного планктона. Преследователей балерин.

Звонить не хотелось.

Может быть, завтра.

Алекс малодушно пошел.

Стоило вызвать Uber, но он зачем-то двинул пешком по бульварам. Их еще не расцветили миллионами огней. Для этого Москва дожидалась более официальной зимы.

Где-то финский бородач поглядывает на телефон в перерывах между тем, как опять начать гонять официантов.

Где-то дама в незолотистом платье досрочно забирает шубу, торопит машину, бежит с бала, как будто все вокруг превратится в тыквы и крыс прежде, чем она успеет вылететь в Барселону.

ALEX: я тебя тоже