Декабрь

Успех. Зубы

2 декабря, среда

Мировая слава застигла меня за едой.

С другой стороны, ей было бы затруднительно застигнуть меня не за едой, а где-нибудь еще, потому что я почти все свободное время ем. Из-за того, что я рассталась с Андреем, у меня развился очень неплохой аппетит, особенно на шоколадные батончики. Это такой вид психологической защиты – когда человек ест, он не страдает, так что мое подсознание защищает меня от негативных эмоций.

Звонок.

– Что ты будешь есть? Пельмени? – спросила Алена. – А сколько штук?

Алена сейчас чувствует себя очень одинокой и звонит чаще, чем обычно, – рассказать о мелких подробностях своей жизни и заодно узнать о моих.

Я ела пельмени и считала, сколько штук я уже съела, чтобы в любой момент отчитаться перед Аленой, и тут зазвонил мобильный телефон.

– Кинокомпания «Двадцать первый век», – сказал холодный женский голос. – Меня зовут Марина, я исполнительный директор. Мы бы хотели провести с вами переговоры по поводу кино.

Ох! Откуда Марина знает, что я всегда мечтала сниматься в кино?

– Да-да, я тоже очень хочу у вас сниматься, – быстро сориентировалась я. – А роль? Какая роль?

Молчание. Неужели Марина ошиблась номером, и я никогда больше не буду сниматься в кино?

– Мы имеем в виду кино по вашей книге, – вразумляющим голосом пояснила Марина. – Книга, понимаете? Ваша книга. Нам в издательстве дали ваш телефон.

По моим вздохам исполнительный директор поняла, что я почти справилась со своим разочарованием и открыта для диалога.

– Итак, речь идет о том, что кинокомпания «Двадцать первый век» хочет снимать кино по вашей книге.

– Не может быть! – Вот и всё, что я смогла ответить.

Что самое интересное в том, когда человеку вдруг во время пельменей звонят и говорят: «Мы будем снимать кино по вашей книге»? Самое интересное то, что и после этого невероятного события это все та же я с тарелкой пельменей на коленях.

– Необходимо провести с вами переговоры о гонораре.

– Да что вы! – сказала я. – При чем тут гонорар? Я буду счастлива, если вы снимете кино по моей книге! Какие могут быть гонорары, когда речь идет об искусстве. Хотя…

Я вовремя вспомнила, что издатель не заплатил мне гонорар за книгу. Он был со мной откровенен и прямо, по-дружески, сказал, что в связи с изданием моей книги его материальное положение крайне тяжелое. Да это и понятно, ведь я никому не известный автор, кроме, конечно, родных и близких. И, несмотря на то что я сама в течение двух месяцев покупала по одной своей книжке каждый день, я все же не смогла скупить весь тираж.

Так что пусть все-таки кинокомпания «21 век» заплатит мне гонорар, и тогда я смогу поделиться с издателем – думаю, так будет справедливо.

Но это было еще не все, хотя мне уже очень хотелось, чтобы это было все: на сегодня у меня было слишком много счастья.

Зазвонил телефон. Теперь у меня в одной руке был мобильный с исполнительным директором, а в другой трубка с Аленой.

– Ну что, ты поела? Сколько штук?

– Восемь, – прошептала я в трубку, тихонечко нажала на рычаг и оставила телефон в положении «занято», чтобы Алена не могла перезвонить.

– Итак, если мы договоримся… – продолжала исполнительный директор.

В этом месте переговоров я очень сильно испугалась. Что я могу сделать плохого, что кинокомпания «21 век» откажется иметь со мной дело?

– Если мы договоримся, то кинокомпания «Двадцать первый век» проведет предварительную пиар-кампанию вашей книги. Это такой пиар-ход, чтобы снимать кино по уже известному произведению, – пояснила Марина.

Пиар-кампания моей книги? Ох… Ха-ха-ха, хи-хи-хи, у-у-у!..

– У вас помехи на линии? – спросила Марина.

Оказалось, что пиар-кампания заключается в презентации книги в Москве (поеду в Москву!), в Доме кино (в Доме кино!).

– Ну и еще пресса, – добавила Марина.

Ну и еще пресса!

Марина продолжала говорить (видимо, что-то незначащее, ведь в целом все было уже понятно), а я пошла к себе в комнату, залезла с телефоном под одеяло и немного так полежала. Там, с головой под одеялом, в тишине, я смогла спокойно подумать – неужели это я?..

Вдруг из телефона донесся мужской голос.

– Начнем прямо сейчас, – сказал мужской голос. – Газета «Кинообозрение».

Я не расслышала – что газета «Кинообозрение»? Но переспрашивать было неудобно, потому что я все равно была под одеялом, но, оказывается, уже давала интервью.

– Вы понимаете, что открываете в российском кино новый жанр? – Тон очень профессиональный, видимо, опытный журналист.

О чем он говорит? Какой жанр?

– Я… ну, я просто написала про одну особу… Она психолог, живет с дочкой, у нее есть подруги, Алена и Ольга, и еще Лысый… Это я все сочинила…

Видели бы мама, Мура, Ольга, Алена, Ирка-хомяк, Петр Иваныч и Лысый, и… Андрей тоже мог бы это увидеть: я, как Березовский, сижу в изгнании на своей кровати и даю телефонное интервью!

– Какое у вас хобби? – поинтересовался журналист.

– Хобби, у меня? А… дайвинг и прыжки с парашютом. – Я хотела уточнить, что это мое мысленное хобби, но журналист уже закончил интервью.

Но это же правда! Я всегда мечтала быть такой бесстрашной спортсменкой, просто мне мешало что-то подсознательное – думаю, природная трусость.

– Мы позвоним и назначим день подписания договора, – сказала исполнительный директор. – До свидания.

…А как же переговоры?

Ура, ура, ура!

Вот она и пришла, моя слава. И мама ко мне тут же пришла, и Алена, и Ольга, и Ирка-хомяк тоже пришли ко мне!

– В это невозможно поверить! Какая удача! – говорили все.

Я загадочно улыбалась. Имела в виду, что по-настоящему хорошие книги всегда экранизируются. Для нас, писателей, это в общем-то обычное дело.

Мы так вдохновенно обсуждали кинопроцесс, что я даже не заметила, как съели все мамины блинчики с творогом, всю Аленину шарлотку и весь Иркин салат оливье… И нам с Мурой ничего не осталось на завтра, кроме Ольгиных пирожных из «Севера».

Особенно мы разволновались, представляя, как я буду проводить кастинг и раздавать роли.

Мама, Алена, Ольга и Ирка-хомяк уже взрослые и не хотели сниматься в кино, но они все равно смотрели на меня как на источник приятного в будущем (презентации, знакомства с известными актерами, и… что там еще бывает в кино?).

Ну а Мура, конечно, будет сниматься.

Перед уходом Ирка-хомяк зажала меня в углу прихожей. Она все еще старается не улыбаться и не поднимать брови, а теперь решила, что вообще не будет пользоваться лицом до премьеры.

– Эпизод, – сквозь зубы сказала она, – ты меня понимаешь?

– Что эпизод? – не поняла я.

– Петр Иваныч хочет сниматься в эпизоде. Стесняется сказать.

– Может быть, я смогу что-нибудь сделать, – скромно ответила я. Приятно, когда к тебе обращаются с просьбами и ты можешь помочь.

Перед сном думала о будущем, о своем. Как мне остаться простым милым человеком. Обычным, незнаменитым людям легко быть милыми, а вот знаменитостям трудно, почти невозможно вынести испытание.

Что касается денег, то тут я не особенно волнуюсь. Я уже выносила испытание бесконтрольной тумбочкой. Если денег будет больше, чем я смогу вынести, сделаю ремонт, и все, нет денег – нет проблемы. Ну, и подарки всем. Мне давно кажется, что Лев Евгеньич втайне мечтает о таком плюшевом доме, как у Саввы. Не знаю, где я возьму такой большой дом, придется шить на заказ.

Что же касается славы – вот тут я ни за что не потеряю человеческий облик. Останусь таким же простым доброжелательным человеком.

Вообще в моей новой профессии нужно быть чрезвычайно осторожной. Если человек делает что-то осязаемое, это всегда можно объективно оценить – например, кто больше сделал деталей, тот и молодец. А в нашем кинотворчестве нет объективной оценки. Что лучше, кино по Шекспиру или по Толстому, по Тютькину или Пупкину? Пусть мое кино оценивают потомки, а я буду просто скромно делать свое дело, не сравнивая себя с другими великими пишущими для кино авторами.

…Обо всех этих фильмах критики что-то написали.

А обо мне никто.

Ну и пусть, эта слава мне тьфу! Вот только сейчас встану и на минутку зайду в Интернет, посмотрю, в каких сайтах про кино я упоминаюсь и сколько раз.

Оказалось, не упоминаюсь нигде, странно. А может быть, меня пригласят в Голливуд? Или хотя бы в телевизор? Буду мелькать на телеэкране в ток-шоу… Андрей любит переключать каналы и смотреть погоду. Включит питерский канал – там температура воздуха и я, переключит на канал СТО – там давление воздуха и я.

Еще меня пригласят в какую-нибудь рейтинговую передачу. Лишь бы не «Что? Где? Когда?». Гораздо лучше дать большое интервью. И записать его на кассету. Когда придут гости, я незаметно поставлю свою кассету и скажу: «Ой, смотрите, это я в прямом эфире».

Завтра же начну вести «Отдельный Дневник Моей Славы».

…Не может быть, что у меня болит зуб, – наверное, это просто нервное.

3 декабря, четверг

Больно! Больно, мне так больно, что я даже не могу думать про кино, а только про свой зуб.

Получается, что я живу на Невском все равно что в своем околотке – все прямо тут, и никуда не нужно ехать. А ведь люди специально одеваются, чтобы ехать в центр, не то что я, – в домашних джинсах выскакиваю на Невский в булочную или в Дом книги. Или в стоматологическую клинику. Нельзя сказать, что я не слежу за собой или плохо выгляжу с распухшей щекой и в пижаме, просто я тут живу в своем околотке.

Наверное, эта клиника рядом с моим домом – очень хорошая клиника, потому что дорогая. Но я же все равно скоро получу гонорар за кино.

Клиника называется «Тара». Какое приятное название, как будто мы не на Невском, а в Джорджии.

– Зачем вы меня привязываете? – подозрительно спросила я.

– У вас очень сложный зуб, – уклончиво сказала врач, милая молодая женщина. – Я вас просто фиксирую.

Сложный зуб, хм… звучит романтично. У кого-то сложная личная жизнь, а у меня сложный зуб. Я преисполнилась важности. Вот какой я интеллигентный человек, в моем внутреннем мире все такое сложное – и мысли, и чувства, и зубы…

Но зачем меня привязали, то есть зафиксировали, зачем? Неужели я со своим сложным внутренним миром произвожу впечатление человека, способного покусать эту милую молодую женщину почем зря?..

…Все-таки правильно сделали, что меня привязали, – действительно очень сложный зуб. Оказалось, что у меня есть индивидуальная особенность организма – я закрываю рот при приближении ко мне щипцов и зеркала. Особенно бормашины.

Наркоз на меня не подействовал. Невозможно описать словами, что я испытала в этом кресле – жуткую боль и одновременно восхищение профессиональным мужеством этой милой женщины! Я пыталась отпихнуть ее ногой. Думаю, что всякий человек, защищая себя от бормашины, может рефлекторно напасть на врача.

Мой врач, удивительно отзывчивая и нежная, все время приговаривала: «Потерпите, миленькая, хорошая, не кусайтесь, совсем немного осталось».

Когда все закончилось, я посмотрела на себя в зеркало. Вылитая собака Баскервилей с окровавленной пастью…

Врач дала мне номер своего мобильного телефона, на всякий случай. Я удивилась. Неужели этот милый занятой человек хочет сказать, что будет волноваться о моем зубе в нерабочее время? Это было так трогательно, что я посчитала невежливым покинуть кабинет сразу же после окончания лечения и осталась немного поболтать.

Я рассказала врачу одну капиталистическую быль, уверена, что ей было интересно.

Эта быль произошла с моей безработной подругой в Нью-Йорке. Она приехала к стоматологу с острой болью и распухшей щекой. Ей сделали рентген и отправили домой, с острой болью и распухшей щекой. На следующий день она опять приехала со своей острой болью, распухшей щекой и с ребенком, – ей просто некуда было его девать. Ей опять сделали рентген и отправили домой. Да и ребенку тоже заодно сделали рентген. И уже совсем скоро, через неделю, собралась комиссия – решать, заслуживает ли она, чтобы ей вылечили зуб, или же достаточно ограничиться рентгеном.

Когда я закончила свою капиталистическую быль и собиралась рассказать кое-что еще, в кресле уже сидел следующий пациент с открытым ртом.

– Было очень интересно, до свидания, – сказала врач. – Зуб может поболеть, так что звоните, не стесняйтесь. Все-таки у вас очень сложный зуб, а я с ним уже знакома.

Вот тут-то и произошло невероятное, неописуемое событие…

Никогда не думала, что такое может случиться со мной прямо в стоматологической клинике в соседнем доме, да еще после всего, что я только что пережила, беспомощная и привязанная к креслу, как невинное жертвенное животное, например ягненок.

Дело в том, что я не особенно приглядывалась к врачу, – сначала мне было страшно, потом я кусалась, потом рассказывала капиталистическую быль… И только на прощание я впервые внимательно на нее посмотрела. И что же я увидела?

Я увидела молодую женщину, вылитую Аленку с шоколадки «Аленка». На переднем зубе крошечный блестящий камешек, очень красиво, я тоже такой хочу, а на груди бейдж – Екатерина Андреевна.

Так вот, эта Екатерина Андреевна была не врач. То есть, конечно, она была врач, а не оборотень, но…

В общем, это была та самая блондинка, которую я когда-то сквозь слезы рассматривала из проходного двора. Это была она, подруга Андрея.

И тут я мгновенно поняла, что никогда не нужно никого осуждать! Я имею в виду создателей сериалов. Там у них в сериалах всё время все друг друга встречают. Как будто ошалевшие персонажи специально рыщут по городу, чтобы застать мужа с любовницей в самых неподходящих местах, например в собственной спальне, куда ни один нормальный человек ни за что не приведет любовницу, учитывая, что жена домохозяйка и всегда дома. Или, например, героиня провожает любовника на поезд, а ее муж там же встречает с поезда любовницу. Так они вчетвером и стоят на Московском вокзале, там, где раньше стоял памятник Ленину, и смотрят друг на друга с таким же хитрым прищуром, как памятник. Я была к ним несправедлива, считала создателей сериалов примитивными глупышами за эту их манеру сводить персонажей в ситуациях, удобных для самих создателей сериалов. А вот теперь я поняла – в сериалах всё как в жизни. Если бы мы с Екатериной Андреевной были персонажами сериала, я бы тут же бросила на нее испепеляющий взгляд, а она бы сказала: «Я не случайно вас привязала, ха-ха-ха». А я бы ей на это ответила: «А я не зря вас укусила». Вот такой у нас бы пошел конструктивный диалог… Я бы разорвала мою соперницу на кусочки, я бы ущипнула ее, я бы поцарапала ее… но я не могла: во мне совсем не было злости, а только умиротворение от того, что боль ушла, и еще я немного отупела от наркоза, поэтому я только сказала:

– До свидания, Екатерина Андреевна, спасибо вам большое. Не беспокойтесь. У меня дочь врач. Если что, она меня вылечит.

Это было единственное, что я себе позволила, – выразила свое подсознательное желание никогда больше не приходить в этот кабинет.

И я покинула этот кабинет навсегда.

На улице я опять порадовалась названию клиники – «Тара». Тогда чур я Скарлетт, а Екатерина Андреевна пусть будет моя Мамушка – не зря же я доверила ей свой сложный зуб… это я шучу, на самом деле Екатерина Андреевна – старый Джеральд.

Вечером позвонила Ольга.

– У меня болит зуб, наркоз отходит… – с трудом сказала я. – Я не могу говорить…

– Очень хорошо, и не надо. Я сама буду говорить, – сказала Ольга и вздохнула. – У меня раскрылись глаза на мир, конкретно на одного человека… Знаешь что?! Олег хочет, чтобы мы вместе ездили за продуктами в супермаркет и на рынок тоже. Иначе он отказывается готовить. Но я же не могу, просто не в силах, понимаешь?! В супермаркетах на меня нападает страшнейшая экзистенциальная тоска… Знаешь, все эти мысли о смысле бытия, о свободе, об идентичности… Я уже не говорю про рынок.

– Это все?

– Нет, не все. Ездили в «Метро». У прилавка с красной рыбой я думала о своей биологической и социальной судьбе, а около креветок – о своем жутком экзистенциальном одиночестве. Представь, каково мне. Представила? Пока.

– Пока.

4 декабря, пятница

Зуб заболел ровно в одиннадцать ночи. Я не понимаю одного – как он может болеть, если его только что вылечили, и что теперь делать?

11:10. Боль просто ужасная, невыносимая такая боль.

Ни за что не буду звонить этой блондинке – я рассталась с ними обоими навсегда. Что, если я позвоню, а они с Андреем в это время… Нет, я не буду об этом думать! Две такие боли я просто не выдержу!

11:15. В конце концов, Екатерина Андреевна давала мне клятву Гиппократа. Екатерина Андреевна – мой лечащий врач, она лично знакома с моим зубом. Она разрешила звонить. Зуб очень сложный, и я могу позвонить в любое время дня.

11:21. И ночи.

11:35. Я где-то читала, что разведчиков, шпионов и всяких таких профессионалов, чья судьба может сложиться не вполне удачно, специально обучают умению терпеть боль. Им преподают такую технику: сначала послушать свою боль, а затем стать со своей болью одним целым.

Теперь я понимаю, что имеется в виду, и тоже умею слушать свою боль.

11:36. Вообще очень действенный метод.

11:38. Вытряхнула в себя пачку обезболивающих, но это не важно! Для обучения этому методу главное – понять саму идею.

Но пачка обезболивающих меня не спасла. Больно. И это была та самая боль, когда человек, рыдая, мчится в ночи сам не зная куда…

…Неловко звонить врачам ночью, но я все же позвоню – просто заплачу и сразу же повешу трубку, чтобы не слишком обеспокоить.

Дальше все происходило как в старом советском кино (очень хорошем), когда директор завода мчится на свое государственное предприятие, потому что там что-нибудь прорвало и горит план. Или (тоже очень хорошее кино) когда два человека сквозь ночную метель мчатся друг навстречу другу и своей сложной любви…

Вот так и мы с Екатериной Андреевной мчались друг навстречу другу в ночи.

Заспанный охранник открыл нам дверь «Стоматологии», и пока Екатерина Андреевна расстегивала пальто, я пронеслась мимо нее, уселась в кресло и открыла рот.

Уже при одном виде бормашины мне стало гораздо легче – приятно, когда тобой занимаются, жужжат бором, колют шприцем и щиплют плоскогубцами.

Я плаксиво поинтересовалась, а почему, собственно, ко мне такое неформальное отношение в виде ночного обслуживания? Я думала, что в это время уже все расслабляются и отключают мобильные телефоны.

– Я же врач, – рассеянно, как о самом простом и очевидном, сказала Екатерина Андреевна, и это прозвучало как будто «есть такая профессия – Родину защищать».

Она погладила меня по плечу, и я снова оказалась в детском саду, когда мама опаздывает, а воспитательница утешает: «Потерпи, мама скоро придет».

– Доктор, а можно я буду называть вас просто Екатерина Андреевна? – спросила я, все еще всхлипывая в салфетку.

– Можно. Нам с вашим зубом предстоит еще очень долгий путь.

Екатерина Андреевна назначила нас с зубом на двенадцатое декабря, скорей бы…

6 декабря, воскресенье

Я очень жду звонка от кинокомпании «21 век». Или хотя бы из какого-нибудь издания с просьбой об интервью.

Никто не звонит. Интересно, существует ли такая практика, чтобы человек сам обращался в разные издания с просьбой об интервью?

7 декабря, понедельник

Кинокомпания «21 век» не звонит.

8 декабря, вторник

Мне звонила кинокомпания «21 век» в лице исполнительного директора Марины.

Кинокомпания сообщила, что ей некогда вести со мной переговоры, так что она безо всяких переговоров предлагает энную сумму.

Рядом со мной сидела Ольга, которой я показала сумму на пальцах.

Пересчитав пальцы, обычно медлительная и прохладная Ольга зашипела, как будто утюг, на который брызнули водой: «Я советовалась со знающими людьми… ни в коем случае не соглашайся сразу».

Я и без Ольгиного шипения никогда ни с чем не соглашаюсь сразу. Например, вчера сразу не согласилась купить Мурке джинсы с дыркой, а потом согласилась. И кофточку тоже сразу не согласилась, и еще шапку с шарфом. Так что нечего меня учить правильному ведению переговоров, я сама кого хочешь научу.

– Знаете что? – светски сказала я. – Мне сейчас нужно бежать… э-э… в магазин бежать, да… так что я побегу, а по дороге подумаю над вашим предложением.

По-моему, я блестяще провела переговоры, как настоящая бизнес-леди. Кинокомпания «21 век» позвонит мне завтра утром и, волнуясь, скажет: «Мы с нетерпением ждем вашего решения. И пусть Ольга не сомневается насчет гонорара. Мы теперь предлагаем гонорар в три раза больше, а тот, первый гонорар – это была шутка».

А я с достоинством отвечу: «Боюсь, что уже поздно. Я обдумала ваш первый гонорар. И решила его принять».

9 декабря, среда

Утро. Начало рабочего дня кинокомпании «21 век». Не звонят. Неужели обиделись на меня за то, что я не согласилась сразу? И теперь у меня не будет кино…

Конец рабочего дня кинокомпании «21 век». Не звонят.

…Это был мой единственный шанс, и Ольга его упустила.

10 декабря, четверг

Ура, ура! Я позвонила в кинокомпанию «21 век» сама – Ольга узнала их телефон из справочника Союза кинематографистов.

– Я бизнес-леди, я бизнес-леди, – повторяла я вслух, набирая номер. Ольга сидела рядом.

– Ты не бизнес-леди, а дрожащий хвост, – сказала она.

Сначала я небрежно проговорила:

– Вы мне звонили? Ах, нет? А у меня, кстати, был сломан телефон. Да-да, и мобильный тоже. Надо же, какое совпадение, и вы не звонили, и все телефоны тоже сломались… смешно, правда?

Я даже не ожидала, что операция «бизнес-леди, или дрожащий хвост» пройдет так удачно. Через три дня иду подписывать договор! На кино! По моей книге! Я – писательница, по моей книге будут снимать кино! Бешеный успех!

Голливуд! Ура!

И гонорар кинокомпания «21 век» предложила замечательный! Немного меньше того, что в первый раз, но сам гонорар прекрасный, просто прекрасный!

А Ольге я тут же, повесив трубку, наврала, что в результате адской борьбы титанов я победила и кинокомпания заплатит мне больше, – чтобы она от меня отстала. Вот только не помню, в два раза больше или в три…

Я счастлива! Во-первых, кино! Во-вторых, я счастлива как психолог.

Извлекла бесценный опыт по ведению переговоров, которым я смогу поделиться со студентами, корпоративными клиентами и др. Кстати, для переговоров в личной жизни этот метод тоже подходит.

Вот он, мой бесценный опыт:

1. Сказать: «Я должна подумать». Не забыть сказать: «Я сама вам позвоню» (это очень хитрый ход).

2. Потом не звонить как можно дольше, сколько можешь вытерпеть. Для того чтобы Они позвонили сами. В этом и есть хитрый ход: кто первый позвонил, тому, получается, больше надо.

3. Ну а если уж Они не звонят, а мы не можем больше терпеть и думаем: «Черт, все пропало!» – то тогда уже звонить самим, как и обещали. И с важным видом мгновенно соглашаться на все Их условия, потому что других условий никто не предложил.

Да, мы ничего не выиграли, ну и что? Зато мы сохранили наше красивое гордое лицо.

Вечером, с восьми до десяти, была так счастлива, что не могла остановиться, звонила и звонила друзьям и знакомым – рассказывала про кино.

– Сейчас десять часов. Ты не заметила, что за последние полчаса ты позвонила мне три раза? – спросила Алена. – И каждый раз рассказывала одно и то же про кино.

– Не заметила. Так вот, насчет кино…

– А ты не заметила, что ни разу не спросила про мои дела? – холодно проговорила Алена.

– Господи, ну какие у тебя дела, Алена! Все идет по плану: Никита, Валерия… Так вот, насчет кино, через три дня подписываю договор…

Алена повесила трубку. Не выдержала испытания моей славой.

Просто Алена – домохозяйка. Как она может понять человека, вся жизнь которого посвящена творчеству? Все существо такого человека поет о кино, все мысли его только о кино. Лучше я позвоню Ольге.

– Ты уже все мне рассказала, – сказала Ольга.

Разве? Когда я успела?

Ольга принялась рассказывать мне о священных коровах. Очевидно, какое-то издание заказало ей статью о священной корове. Не знала, что Ольга теперь пишет о животных.

Я слушала-слушала и спросила (неудобно было не задать ни одного вопроса):

– И какие же удои у священной коровы?

– До свидания, до новых встреч, – холодно проронила Ольга.

В десять часов шесть минут звонила Алене, просила прощения, с несколько угодливым интересом обсуждала Аленины дела.

Алена меня простила и подробно рассказала, как хорошо идет Хитрый Психологический План им. одной девочки.

Алена в бодром рабочем настроении. Валерия каждый вечер у них. Они втроем ходили в театр. В выходные вместе едут на дачу.

– Они встречаются только на моих глазах, понимаешь?

Понимаю. Наш план работает. Очень скоро Валерия из поэтичной школьной любви превратится в привычный элемент Никитиного быта, потеряет всю свою привлекательность и станет для него просто посторонним человеком, при котором Никита стесняется развалиться на диване и щелкать пультом от телевизора. Все идет по плану.

Радуюсь за Алену. Одна девочка из Муриного класса – очень способное юное дарование.

Затем звонила Ольге, просила прощения. Оказалось, священная корова – это в переносном смысле. Ольге заказали статью об одном фильме. Ольга этот фильм не смотрела, потому что ей ужасно не нравится режиссер, но она должна восторгаться, потому что режиссер фильма – священная корова издания, заказавшего статью. Ольга говорит, это сейчас всюду процветает – все хвалят своих друзей и своих священных коров. Из-за этого Ольга не может писать то, что думает.

– Олега еще нет, он играет с последним клиентом с 10 до 12. Вот думаю, хорошо бы заснуть до его прихода, чтобы не подавать ужин. Он, кстати, никак не может понять: когда я смотрю кино и ем сушки, я не смотрю кино и ем сушки, а работаю.

– Как тебе не стыдно! Олег работает до ночи, а ты…

– Он работает?! Он играет.

Кстати, я просила у всех прощения исключительно из соображений собственной выгоды. Просто не хотела оказаться на Олимпе славы совсем одна, без Алены и Ольги.

12 декабря, суббота

Неприятности. Крайне серьезное положение с моим зубом.

Думаю, во всем виноват Андрей. Это из-за него у меня совершенно потерян зубной иммунитет на фоне ослабленного переживаниями организма.

…При слове «коронка» я разрыдалась так, что меня опять хотели привязать к креслу.

– Я не понимаю, в чем трагедия, – удивилась Екатерина Андреевна.

Конечно, она не понимает! Типичная профессиональная деформация, когда человек путает профессиональную сферу и личную – военный командует женой, а учительница воспитывает мужа. Вот и Екатерина Андреевна тоже. Она-то имеет дело с коронками каждый день, ну и привыкла. Они ей, наверное, даже нравятся…

– Я буду как бабушка, – плакала я. – Как вы не понимаете?! Я плачу как психолог… У меня психологическая травма, возможно, даже стресс и состояние аффекта от одного только слова «коронка»…

– Почти у каждого человека старше двадцати есть хотя бы один очаровательный фарфоровый зубик… – уговаривала меня Екатерина Андреевна, стараясь больше не произносить слово «коронка».

– Очаровательный? Честно? – всхлипывая переспросила я. – Неземной красоты?

– Совершенно неземной, – подтвердила Екатерина Андреевна.

Я хотела попросить Екатерину Андреевну не рассказывать Андрею про мой очаровательный фарфоровый зубик, но потом подумала, что она и без моей просьбы сохранит мою тайну – врачебная этика, клятва Гиппократа, личная порядочность и все такое. Тем более она вообще не знает, что мы с Андреем знакомы. Если я и фигурирую в их разговорах, то только как «один очень сложный зуб».

Да и что, собственно говоря, Андрею до зубов женщины, с которой он расстался? Пусть бы у меня даже все зубы были железные. Если бы мы когда-нибудь случайно встретились и я бы сказала «привет», блеснув железной челюстью, – в нем и то не шевельнулась бы прежняя любовь. Он бы подумал: «Эта женщина ела слишком много конфет». И даже не вспомнил бы, что я больше люблю не конфеты, а шоколадные батончики…

…Какая странная судьба – блондинка Андрея оказалась моей Екатериной Андреевной. Одними и теми же руками она дотрагивается до Андрея и до меня. Не буду об этом думать.

15 декабря, вторник

Сегодня у меня великий день, день, который навсегда перевернет мою жизнь. Я перестану быть никому не известным зрителем и стану человеком, причастным к киноискусству.

Я, конечно, не читаю глупых американских романов, но там часто пишут, как героиня случайно забрела со своим сценарием на часок в Голливуд, покорила голливудских звезд своей непосредственностью и простотой и получила за свой сценарий миллион долларов. Для чего им бесконечно об этом писать, если все это неправда? Значит, все это правда.

Кроме восторга, я испытываю озабоченность. Ольгины знающие люди сказали, что при подписании договора бывает много разных подводных камней (сроки, аванс и что-то еще). Да я и сама во всеоружии (см. мой бесценный опыт по ведению переговоров). Самое главное я помню: не отодвигать от себя договор, словно это пустая бумажка, изучить все его пункты, а также невзначай завести разговор о прекрасном (главная роль для Муры, эпизод для Петра Иваныча, др.).

Ну, и еще недоумение – что мне надеть? Вечная проблема – черный пиджак или джинсы-свитер?

Я очень тщательно готовилась к подписанию договора – примеряла шубу (хвосты, бриллиантовые застежки, красота).

Надела юбку и пиджак, сняла юбку и пиджак, надела джинсы и черный свитер.

Надела норковый дом, сняла норковый дом. Он очень длинный, и я испугалась, что запутаюсь в хвостах и упаду к ногам кинокомпании. Надела Мурину куртку, она не застегивается, зато у меня в ней очень продвинутый вид.

Исполнительный директор Марина оказалась такой же холодной, как ее голос. Ни разу не улыбнулась мне, не спросила, как мои дела, и ничего не рассказала мне о своих.

Марина повела меня в кабинет. Я тащилась за ней как новая малышка в детском саду за строгой воспитательницей и делала вид, что мне не так уж страшно.

В кабинете стоял большой стол, а за столом сидел директор кинокомпании «21 век» – моего возраста, но, в отличие от меня, в костюме и при галстуке.

Интересно, почему все успели сделаться взрослыми директорами в костюмах, кроме меня?

– Вот договор, – сказал он.

У всех людей нейродинамические процессы протекают по-разному. Мои, например, очень быстрые. Это значит, что я очень быстро думаю, раз в пять быстрее, чем директор кинокомпании. И тут мои нейродинамические процессы пришлись как раз кстати, потому что я быстро успела подумать, что люди бывают разные. Бывают люди, из которых торчит их детский образ, – например, из Андрея торчит мальчик, который по пути из школы вдумчиво измерял ногой глубину каждой встреченной лужи, а еще мечтал покататься на большой пожарной машине. Этот мальчик торчит из него довольно явственно, не очень-то он далеко спрятался. А бывают люди как директор и Марина, – ведут себя так, как будто они никогда не варили игрушечный суп из песка и травы, не гоняли мяч по двору и не шептались с девчонками о поцелуях, а сразу родились директором и исполнительным директором кинокомпании «21 век».

Да, еще я успела подумать про срок, и про аванс, и еще про что-то, – вот сколько я всего успела подумать, прежде чем выхватить договор у директора кинокомпании.

– Я согласна, спасибо, – сказала я, раз – и мгновенно поставила свою подпись. Это еще одно преимущество моих быстрых нейродинамических процессов – я очень быстро подписываю договоры.

– Нужно вписать сюда ваши паспортные данные, – сказала Марина. – Давайте паспорт.

– Э-э… я должна подумать, – отозвалась я, чтобы они поняли, что я не всегда сразу соглашаюсь со всем, что мне предложат.

Я думала, что мы с Мариной будем дружить, пить шампанское, радоваться и обсуждать, какую главную роль получит Мурка и в каком эпизоде будет играть Петр Иваныч. Фотографии Муры и Петра Иваныча в разных ракурсах, особенно на пляже, были у меня с собой, в сумке.

Но нет. Да это и понятно, я – писательница умственного труда и свободного расписания, а Марина исполнительный директор.

– Найдете сами выход? – спросила Марина, как только мы с ней оказались за дверью директора кинокомпании.

– Найду… а… – всегда так неловко напоминать о деньгах.

– Что «а»? – строго спросила Марина.

– А гонорар?

– А гонорар? – задумалась Марина. – А-а, гонорар…

Оказалось, кинопроцесс – очень сложное, рискованное дело. Если с моим кино ничего не получится, кинокомпания «21 век» может полностью прогореть…

Впрочем, сегодня я могу получить часть аванса.

На полученную часть аванса я купила кофейное дерево. Я давно мечтаю о кофейном дереве на кухне. Нужно же с чего-то начать ремонт, так почему бы не с кофейного дерева?

Еще я купила себе много хороших вещей: синий плюшевый дом для Льва Евгеньича (надеюсь, он мечтал о синем, других все равно не было), модные красные рукава в «Манго» для Муры и кое-что в Доме книги для мамы.

А что, если с моим кино ничего не выйдет? Конечно, я понимала, что аванс дают человеку навсегда, но на всякий случай делала все покупки с оглядкой. Интересно, понравятся ли исполнительному директору Марине красные рукава? А директору тогда что, плюшевый дом?..

Вторую часть аванса я получу через неделю.

Что бы ни говорили Ольгины знающие люди, в смысле денег мне невероятно повезло! На вторую часть аванса мы с Мурой сможем не только до самого лета жить-поживать, но и наживать кое-какого лишнего добра. Я, например, всерьез раздумываю о покупке и для себя рукавов в «Манго». Думаю, мои рукава могут быть белые или черные, я же не хочу выглядеть смешно в красных рукавах! Красные мне будут не по возрасту. Или ничего?

19 декабря, суббота

Я еду в Москву! Кинокомпания «21 век» в рамках своих кинопроектов устраивает презентацию моей книги.

Как называются люди, которые идут рядом и восхваляют? Апологеты? В общем, кинокомпании нужно, чтобы хоть кто-то, кроме моих апологетов – Ирки-хомяка, Алены и Лысого, – узнал о моей книге до выхода кино.

– Мы должны придумать тебе имидж, – сказала Ольга. – Да… а я себя неважно чувствую… Думаю, зимняя усталость. Олег сегодня утром повез меня гулять. Гуляли в супермаркете «Метро», упоительно провели время. Я сразу сказала – нам ничего не надо. Купили огромную телегу продуктов, из последних сил таскалась за телегой, думая про твой имидж…

Специальный Писательский Имидж мы предварительно обсудили все вместе, даже Петр Иваныч принял участие.

Мнения о том, как должен выглядеть настоящая петербургская писательница, разделились.

Ольга как кинокритик считала, что я должна быть гламурной девушкой, и собрала мне что могла – короткую юбочку в голубых кружевных оборках и кофточку без рукавов, спины и живота. Мы ничего не знаем даже о самых близких людях – неужели Ольга тайком от меня появляется в общественных местах голой?

Мурка хотела одеть меня в модном стиле бабушкиного сундука: бабушкин пиджак, кружевная деревенская шаль начала века и туфельки с бантиком, в которых меня можно было бы отвести в ясли.

Ирка-хомяк добавила от себя, что неплохо было бы сделать какую-никакую подтяжку, хотя бы подтяжку глаз. Если синяки до презентации не пройдут, очень хорошо, – я буду выглядеть изысканно изможденной, как будто я работаю ночами. А если, как у одной Иркиной знакомой, операция не удастся и веки станут короткими, можно будет представить, что я Вий, приехавший из Петербурга на презентацию своей книги по приглашению кинокомпании «21 век».

Алена ничего не считала и присутствовала на обсуждении чисто формально – принесла кучу своей дорогой одежды и сидела молча, как будто ей все равно, как будет выглядеть в Москве наша питерская литература.

Петр Иваныч настаивал на боа и мужских ботинках с красными шнурками – в подтверждение своего выбора совал мне под нос фотографию модной девушки из журнала «Афиша». На вопрос, откуда боа, Петр Иваныч и Ирка-хомяк стыдливо потупились. Ничего я не знаю о людях, просто ничего!

Я не хотела никого обижать и красиво оделась во все предложенные мне вещи: бабушкин пиджак, боа, голубая юбочка в оборках и мужские ботинки с красными шнурками.

Ольга сказала, что мне еще нужна какая-нибудь фишка – черная шляпа, украинский акцент или козлиная бородка. Тут я за себя не ручаюсь. А вдруг я захочу почесать голову и машинально сниму шляпу или не справлюсь с фрикативным «г»?

– А я бы на твоем месте появился со свитой, – мечтательно сказал Петр Иваныч. – Чтобы было похоже на выход Екатерины Второй: фрейлины, фавориты всякие, Лев Евгеньич…

Ольга сказала, что имидж – это еще не всё. Чтобы меня запомнили, нужна история – тоже фишка, только словесная. Кто-то сам принимает роды у собаки, кто-то держит дома трех питонов, а я что? У меня дома, кроме Муры, никого нет. Мура и звери самые обычные, пес и кот…

Скажу, что Лев Евгеньич крокодил. А если читателям покажется мало и они пожалуются, что им меня не запомнить, скажу, что Савва Игнатьич тоже крокодил.

20 декабря, воскресенье

Очень волнуюсь перед встречей с читателями. Но я хорошо подготовилась – перечитала дневники писателей (Достоевского, Пришвина, Моэма, Нагибина, больше никого не успела).

Уверена, что смогу ответить на все вопросы о смысле писательского труда, об особой роли писателя в России вообще и современных писателей детективов в частности. И моей тоже. Очень боюсь забыть главное – что русская литература, кроме всего прочего, всегда была убедительной нравственной проповедью.

На презентацию мне с собой дали:

экскаватор для замешивания цемента;

лопаточку для замешивания цемента;

цемент.

Екатерина Андреевна сказала, что все это оснащение – на всякий случай, если у меня вдруг выпадет мой временный очаровательный фарфоровый зубик. Такого, конечно, не произойдет, но раз я теперь публичный человек, то должна уметь вставить очар. фарф. зубик обратно.

Хорошо, что теперь я в курсе стоматологических дел. Писатель должен изучать жизнь и знать, как ставят к. Мы с Екатериной Андреевной продолжаем избегать оскорбительных для меня формулировок типа «коронка».

Так вот, оказывается, сначала всегда ставят временную к., и только потом, через некоторое время, – настоящую к.

Москва, как всегда, похожа на пышный кремовый торт с розами из советской булочной, а презентация моей книги проходила так.

Во-первых, сначала была презентация моей книги в большом книжном магазине на окраине Москвы, у леса.

Во-вторых, я была очень хороша, но это была не совсем я – это была я в Специальном Писательском Имидже.

Итоговый Специальный Имидж был такой: все черное, развевающееся, на плечах шаль. Волосы в поэтическом беспорядке, челка падает на лоб, лицо вдохновенное. Я ничего не имею в виду, но, может быть, кто-то из посетителей этого магазина у леса найдет, что я похожа на Ахматову?

Да, еще в руках ручка. Шариковая ручка за 35 копеек. Такую фишку мне придумала Ольга, как будто я все время записываю свои и чужие мысли.

Меня поставили в углу большого книжного магазина у леса и объявили, что у них сегодня в гостях я, и кто хочет, может подписать у меня мою книгу, а также познакомиться со мной лично и задать все интересующие вопросы.

Никого… Все ходят мимо меня, рассматривают не мои книги, и никто, ни один человек, не обращает на меня внимания, несмотря на то что я стою в углу в имидже Ахматовой.

Ни одного вопроса ко мне как к писательнице. Не считая короткого диалога с малышом, который приставил мне к ноге игрушечный пистолетик и сказал: «Тетя, пиф-паф!», и я ответила: «Пиф-паф». А так ничего.

Я немного постояла в углу, делая вид, что мне совсем не скучно стоять здесь одной, просто я люблю побыть наедине с собой в большом книжном магазине у леса.

Но зато потом, потом… такого успеха я не ожидала!..

Одна читательница, на вид очень приятная трудящаяся женщина, не поняла, что я подписываю свою книгу, и подумала, что сегодня в этом магазине у леса я подписываю любую книгу, и попросила меня подписать книгу Донцовой.

– Напишите так – моей любимой свекрови, – попросила женщина.

– Но она же не моя любимая свекровь, – возразила я.

– Ну и что тут такого? Вы же писательница, или?..

Расписалась от своего имени на книге Д. Донцовой: «Нашей любимой свекрови от… моя подпись, число».

После этого презентация моей книги пошла как по маслу. И хотя я, как интеллигентный человек, равнодушна к внешним признакам успеха, признаюсь, мне было приятно смотреть на очередь, которая выстроилась ко мне, все как один с желтыми томиками Д. Донцовой.

Люди из очереди наперебой задавали мне вопросы по творчеству.

– Как Дарья Донцова умудряется так быстро писать?

– Трудолюбие и желание порадовать вас, ее дорогих читателей…

Думаю, я была на высоте и отвечала правильно исходя из того, что писателя в России традиционно воспринимают как пророка, который заботится о народном благе.

– Нравится ли вам ее последняя книга «Крокодил в кокошнике»?

– Очень-очень нравится, а вам? – сказала я.

– И нам, и нам… – загудела толпа.

И в завершение был такой вопрос:

– Вот вы не такая популярная писательница, как Дарья Донцова, вас пока посылают в народ вместо нее. Не завидуете вы ей?

– Завидую, – честно сказала я под одобрительный гул толпы. – Белой завистью. Но ведь у нас с вами еще все впереди, – добавила я и выбросила вперед правую руку с желтым томиком, как оратор на митинге.

Толпа гудела и любила Донцову и немножко меня в качестве ее представительницы в большом книжном магазине у леса, и на этой оптимистической нотке презентация моей книги закончилась.

После окончания презентации мой друг, малыш с пистолетом, подошел ко мне и тихо спросил: «Тетя, ты чего, хочешь плакать?» Какой развитой малыш, какой чувствительный малыш, мой настоящий друг, когда мы еще с тобой встретимся на моей следующей презентации?.. Я воровато оглянулась и, быстро надписав свою книгу, сунула ее малышу: «Моему другу Малышу, истинному ценителю моей литературы, число, подпись». Никому и мне тоже не дано знать, как наше слово отзовется, и я представила, как потомки Малыша будут бережно передавать друг другу эту семейную реликвию из поколения в поколение.

А плакать я вовсе и не хотела, потому что сильные личности никогда не плачут. Единственное, что они себе позволяют, – это немного всплакнуть в метро. Метро – это единственное подходящее место для плача сильных личностей, потому что там их никто не пожалеет. Пассажиры метро совсем не то, что пассажиры синего троллейбуса. Спустившись под землю, люди теряют какую-то человеческую часть себя, никого не жалеют и совершенно обезличиваются. Именно поэтому я спокойно всплакнула в метро – никому и дела нет, что я плачу, потому что уже опаздываю на следующую презентацию.

Дальше была следующая презентация – официальная часть в Доме кино. Это было так.

На сцене стоял стол, за которым сидели несколько представителей кинокомпании «21 век» и я – в самом центре. А в зале находились люди из мира кино со своими гостями из разных других миров – это были те, кого удалось собрать из одного ресторана и двух баров Дома кино.

Сразу же скажу, что все прошло неплохо.

Итак, начало презентации, 18:00.

– А сейчас автор расскажет нам о своей книге, – сказал Главный Представитель кинокомпании.

Я встала и, закашлявшись от волнения, немного отпила из стакана, прежде чем начать говорить. А вот начать говорить я как раз и не смогла – мой очаровательный фарфоровый зубик (временная к.) выпал прямо в стакан с водой. Екатерина Андреевна сказала, что практически невозможно, чтобы мой временный очаровательный фарфоровый зубик отклеился и выпал, но теоретически все же возможно, вот он и выпал.

Я улыбнулась, опустилась на свое место, ловко выковыряла очар. фарф. зубик из стакана, а затем уронила очар. фарф. зубик на пол. Надо сказать, что стол там у них на сцене стоял неправильно – нельзя, чтобы все наши ноги, и представителей кинокомпании, и мои, были на самом виду. Но что же мне было делать? Я не очень хотела мило улыбаться щербатой детсадовской улыбкой, поэтому, мило улыбаясь улыбкой больного бизона, нырнула под стол.

18:10. Нахожусь под столом, не могу найти очар. фарф. зубик (временная к.).

18:13. Все еще нахожусь под столом. Все еще не могу найти очар. фарф. зубик (временная к.).

18:14. Люди делятся на две группы – интерналы и экстерналы. Интерналы – это сильные, мужественные личности, которые в любых, даже очень критических ситуациях ищут применения своим способностям и выход из положения. Экстерналы мгновенно сдаются на волю волн, ищут виноватых (плохое качество приклейки моего зубика, некачественный цемент, др.) и опускают руки.

18:15. Я-то, конечно, интернал, сильная, мужественная личность.

18:16. Интересно, что думают обо мне все сидящие в зале, особенно из мира кино?

А вдруг они думают, что я сексуальная маньячка, которая находит удовлетворение своих страстей под столом, пока идет презентация? Но ничего не поделаешь, надо искать дальше. Где же она, эта чертова коронка, не побоюсь назвать вещи своими именами?!

18:20. Чертова коронка нашлась под ботинком у Главного Представителя кинокомпании «21 век». Я вежливо потрогала его под столом за брючину, а Главный Представитель дернул ногой, как будто отгонял меня, – наверняка решил, что я к нему пристаю. И подумал: «…но почему именно здесь, на глазах у всех?»

18:22. Нашла чертову коронку (все еще не до эвфемизмов), уселась за стол, принялась за замешивание.

Это нетрудно, надо только как следует вычистить коронку изнутри (чем?!), затем замешать в экскаваторе цемент, равномерно размешать лопаточкой, нацепить немного цемента на что-нибудь острое… что?! Знаю! Ольга придумала мне по-настоящему удачную фишку – шариковую ручку за 35 копеек! Шляпа, на которой она так настаивала, была бы гораздо хуже. Шляпу можно было бы рассматривать только в плане складывания в нее варенья во время фуршета, а здесь варенья не было.

Было бы лучше, если бы кинокомпания вместо презентации устроила танцы… я бы тогда сделала вид, что хочу прижаться к партнеру, а сама за его спиной спокойно замешала бы цемент, и так далее.

Но и так все прошло хорошо. Только я не успела ничего сказать, потому что, когда я ловким движением незаметно водрузила очар. фарф. зубик на его место в верхнем ряду, презентация уже закончилась.

Да-да, все прошло хорошо, и я довольна, потому что… (неразборчиво). Потому что все мы люди и должны относиться с пониманием. Потому что я новый человек в мире кино. Не знаю, как там принято. Если… (неразборчиво, похоже на слово «коронка»), что здесь такого?..

…Интересно, как вел бы себя в подобной ситуации какой-нибудь другой человек, не я?.. Также интересно – только я попадаю в такие ситуации или все остальные люди тоже куда-то попадают, но никому об этом не рассказывают?

21 декабря, понедельник

Звонила Алена в прекрасном настроении. Валерия по-прежнему каждый вечер у них. У Никиты, напротив, настроение плохое, он задумчив и чем-то раздражен. Мы-то с Аленой и с одной девочкой из Муриного класса знаем, чем, – ему надоело каждый день видеть Валерию сидящей на диване в гостиной, он сам хочет лежать на своем диване в кругу семьи. А сегодня Никита спросил Алену таким кислым сомневающимся тоном: тебе действительно так нравится Валерия? Значит, самому Никите она уже не так нравится.

Наш план подходит к своему логическому завершению.

24 декабря, четверг

Сегодня Рождество – великий праздник. Мы с Муркой очень любим праздники. Ну и что, что Рождество не совсем православное, а католическое. Мы тоже можем отмечать католическое Рождество, ведь это общехристианский праздник.

В этом году мы с Мурой отмечали День Всех Святых, потому что этот праздник, наоборот, языческий, к тому же мы любим рисовать тыкве нос и глазки. Может быть, в этом году будем отмечать День благодарения, потому что индейку мы тоже любим.

А что? Собственных праздников у нас кот наплакал, грустный такой кот, небольшого размера, не больше Саввы Игнатьича. День Седьмого ноября – красный день календаря стал какой-то левый, Восьмое марта запятнал себя как гинекологический праздник в рабочем коллективе, День Советской армии приобрел какой-то минорный оттенок. Так что же, сегодня, 24 декабря, когда весь мир разворачивает блестящую бумагу и рассматривает свои подарки, нам оставаться в стороне?

И мы с Ольгой решили сначала поехать кататься на лыжах в Коробицыно, а вечером праздновать у меня Рождество.

В Коробицыно мы поехали большой компанией – Ольга с Олегом и я. Это наш единственный горнолыжный курорт, там всегда можно встретить много знакомых, поэтому можно сказать, что большая компания нам обеспечена.

В Коробицыне мы разделились – Олег ушел на черный склон, Ольга расположилась в кафе с книжкой.

Ну а я собралась немного покататься на подъемнике.

Очередь на подъемник разделяется на две части – правый ручеек к кресельному, левый к бугельному. И я прямо сейчас должна сделать выбор – кресельный или бугельный подъемник.

На кресельном подъемнике обычному среднему спортсмену невыносимо страшно – можно свалиться прямо в лес. А бугельный подъемник – это всего лишь палка, за которую можно с легкостью ухватиться и катиться по земле.

Решила, что быть на земле как-то надежней.

Но все дело в том, как эту палку поймать. Не терплю, когда все на меня смотрят и торопят, – нервничаю от всеобщего внимания, поэтому все получается хуже, чем обычно, когда я с ловкостью хватаю другие предметы, не палку.

Я в третий раз упустила палку, оглянулась, чтобы приободрить скопившуюся за мной очередь, и почувствовала на себе чей-то взгляд. То есть вообще-то на меня смотрела вся очередь, но это был какой-то отдельный взгляд.

…Андрей. Он медленно плыл надо мной в своем кресле и смотрел на меня, вывернув шею.

Подумать только, ведь я могла сделать правильный выбор подъемника и сейчас плыть рядом с ним над верхушками деревьев…

Я загляделась на Андрея и пропустила еще одну палку. Очередь зашумела и потребовала убрать меня с дороги, но я не обиделась, а подумала, что сейчас Андрей уплывет от меня окончательно, и ловко поймала палку.

Теперь мы двигались почти параллельно: Андрей наверху в кресле, а я внизу на палке. Двигались и неотрывно смотрели друг на друга. Это не было навязчиво: Андрей делал вид, как будто он смотрит вниз на снег, а я делала вид, как будто смотрю наверх в небо, к тому же мы оба были в этих огромных горнолыжных очках.

Это было счастье. Но счастье всегда непросто, поэтому я свалилась с подъемника. А как же мне было испытывать счастье, делать вид, что я любуюсь природой, и одновременно сохранять равновесие?

Падая, я подумала, как была права, что не поехала на кресельном подъемнике, – неприятно было бы лежать на снегу бездыханным телом! А так я просто неожиданно выпустила из рук палку и как кегля завалилась на бок, стараясь сохранять приятное выражение лица.

Мой инстинкт самосохранения меня подвел, из-за него мне пришлось уползти с лыжни на четвереньках прямо на глазах у Андрея…

Андрей медленно уплыл на своем кресле, а я осталась на снегу и долго не могла надеть лыжи – очень уж увертливые. Наконец надела и полезла на склон – сложный, почти черный склон с наклоном наоборот.

Мне очень мешали лыжи и палки, а то бы я ни за что не упала в позу лягушки – это такая спортивная горнолыжная поза, когда ты лежишь на животе, ноги широко расставлены, а лыжи воткнуты глубоко в снег.

Все меня объезжали, а у меня никак не получалось встать, поэтому я решила немного тут отдохнуть, не снимая лыж, – в конце концов, я никуда не тороплюсь.

Я некоторое время лежала беспомощной раскорячкой и боялась – вдруг кто-нибудь об меня споткнется. И у меня начал развиваться комплекс жертвы. Я беспомощно закрыла глаза и положилась на судьбу, как вдруг кто-то сзади приподнял меня за воротник и поставил на ноги. Я посмотрела вслед этому доброму человеку – Андрей… Напрасно он так быстро улепетывает от меня по склону – я еще никогда в жизни не бегала за мужчинами. Мне мешают тяжелые ботинки и женская гордость.

Вопрос борьбы за мужчину вообще очень неоднозначен. У Андрея есть другая женщина, привлекающая его определенными качествами. Екатерина Андреевна блондинка, умеет лечить зубы. И зачем мне мчаться за ним по склону, если у меня все равно нет этих качеств, – чтобы еще раз насильно продемонстрировать ему себя – не блондинку, не умеющую лечить зубы? Нет уж, насильно мил не будешь.

И я отправилась наверх. Решила, еще немного покатаюсь, но без фанатизма, – доеду до кафе. И немного там посижу – должен же Андрей когда-нибудь выпить кофе и съесть блины с ветчиной.

Пока я сидела в кафе (два часа пятнадцать минут, полпачки сигарет, четыре глинтвейна, вообще-то я почти не пью, очень быстро пьянею), ко мне подходили знакомые, так что я скоро оказалась за столом не одна – восемь человек, не считая Ольги с Олегом.

Когда Андрей вошел в кафе, я находилась в центре внимания всех восьми человек, не считая Ольги с Олегом, – у каждого в жизни бывают звездные моменты, когда чувствуешь себя в ударе.

Я увидела Андрея и тут же начала еще громче смеяться и кокетничать. (Ольга потом утверждала, что я почему-то кокетничала с ней.) Я делала это специально, чтобы Андрей понял, что я на него не обижаюсь и мы можем остаться друзьями. Но Андрей не подошел ко мне, только издали кивнул Олегу, и тогда я засмеялась еще громче и весело помахала ему рукой.

После этого не присоединиться к моей веселой компании было просто невежливо, но Андрей не подошел, а, наоборот, сел ко мне спиной за самый дальний стол.

Как ужасно несправедливо устроена моя жизнь. Совсем еще недавно Андрей касался меня с любовью, мы смеялись и говорили обо всяких интимных вещах: о политике, о детстве, о книгах… И вот теперь сидим как чужие, и я смотрю на его спину через весь зал, через жареную курицу, солянку и блины с ветчиной…

Я приняла решение. Перед этим я еще выпила два глинтвейна, все равно я не собираюсь больше кататься. Приняла решение и направилась к нему через зал. Я собиралась передать привет моему лечащему врачу Екатерине Андреевне, а Андрей в ответ мог бы спросить, какие у меня творческие планы…

По дороге я немного замешкалась – почему-то очень трудно было идти. Андрей спокойно, с невозмутимым лицом поднялся, взял со стола свои очки и перчатки и направился к выходу…

…Ох! Последний раз я испытывала такой стыд, когда в пятом классе написала записку одному мальчику, а он в ответ только покрутил пальцем у виска. Мальчик был как Андрей, особенный, – от любви к нему наши девчонки умирали всем коллективом… Не везет мне с такими мальчиками, они не для меня, могла бы уже и знать в моем возрасте.

Почему-то самым обидным для меня было не то, что он меня больше не любит, – каждый человек имеет право разлюбить меня и полюбить другую. Но дружба-то, дружба! Почему наша дружба должна исчезнуть?! Это и было главное, невыносимо обидное предательство, – Андрей не захотел остаться со мной друзьями…

– Мужчина может предать, а вино – никогда, – сказала я Ольге. Сама я этого не помню, но она уверяет, что я так сказала, странно. Думаю, я вдруг ощутила себя героем произведений Ремарка – разочарованный в жизни, преданный женщиной, много пьет и непрерывно курит. Поэтому и я выпила еще парочку глинтвейнов. Другого объяснения у меня нет.

Как только Олег посадил меня в машину, я сразу же уснула. Длительные спортивные усилия на свежем воздухе очень изматывают.

Вообще я очень люблю спать. Проснешься, а все неприятное исчезло. Как будто случайно порвешь страницу в книге, потом быстро захлопнешь книгу, поставишь в шкаф, и все – она стоит там как ни в чем не бывало, будто никто ее и не брал.

Но когда я проснулась в моем дворе (Ольга уверяет, что ей пришлось потереть мне щеки снегом, странно), оказалось, что все мое неприятное осталось при мне. Я проснулась с мыслью о том, что сегодня я потеряла Андрея навсегда.

Вскоре пришли гости. Ирка-хомяк привела Петра Иваныча и незнакомого симпатичного гостя.

– Это тебе, – гордо сказал мне Петр Иваныч. – Жених. Разведенный, обеспеченный. Он мой оппонент по бизнесу. Только вот… нет, ты не думай, у него это… абстиненция. Он не пьет, потому что уже вылечился.

Оппонент по бизнесу не пьет, ну а я еще выпила с гостями, и правильно сделала, потому что у меня уже начало портиться настроение. А зачем мне быть сухим алкоголиком, который не пьет и из-за этого имеет такой плохой характер, что лучше бы пил? Я предпочитаю быть веселым алкоголиком, добродушным алкоголиком, жизнерадостным алкоголиком, забывшим, что Андрей не подошел к нему в кафе в Коробицыне.

Ближе к ночи я наконец поняла, как люди спиваются. Просто они не могут сами справиться с тоской и внутренним опустошением. Они думают: «Жизнь не удалась. К тому же я все равно уже выпила, так не выпить ли еще немного?»

Еще я поняла, почему люди пьют в одиночестве. Я вышла на кухню, налила мартини в два бокала, чокнулась ими сама с собой и выпила оба. Эти два бокала мартини полностью усугубили ощущение моей вины. Человек в одиночестве думает: «Ну и пусть, все равно пропадать, так что чем хуже, тем лучше», – а потом возьмет и выпьет назло самому себе. И тогда внутренний мир этого человека снова заиграет яркими красками и наполнится радостными образами – к примеру, как его берут за воротник и спасают в снегах Коробицына.

– Мы с Петром Иванычем думаем расширяться, – сказал мне оппонент по бизнесу.

– Это хорошо, это правильно, – степенно кивнула я, стараясь поддержать беседу.

Я уже почти засыпала в кресле, и последнее, что я запомнила в этот вечер, была моя дочь Мура.

– Моя мама? Она у меня выпивает, – воровато озираясь по сторонам, тихо рассказывала кому-то Мурка, как потом оказалось, непьющему жениху. – Да-а, пьет, знаете ли… Вот так мы и живем. Да, конечно, быть ребенком алкоголика нелегко, но ничего, я уже привыкла…

Я не все запомнила в этот вечер, например, как-то упустила из виду внешность непьющего жениха. Это называется «лоскутная память алкоголика».

25 декабря, пятница

Я проснулась от звонка. Пусть звонят, а я не буду брать трубку, не буду, и все.

Но ничего не вышло, потому что это звонила Алена. Никто, кроме нее, не будет так настойчиво трезвонить одновременно на домашний телефон и на мобильный.

– Ура, ура, наш план сработал! – закричала Алена в трубку. – Сегодня ночью Никита сказал, чтобы я больше Валерию к нам не звала!.. Так и сказал: «Я тебя очень прошу, чтобы больше ее у нас в доме не было».

– Поздравляю… – вяло отозвалась я.

– Ты что, не рада? – подозрительно спросила Алена.

– Ты что, конечно, рада… Ура-ура! – сказала я. – Просто моя жизнь подошла к критической отметке.

– Отметке чего? – удивилась Алена.

– Не знаю чего, но чувствую – жизнь подошла к критической отметке. Возможно, у меня просто посталкогольный синдром раскаяния, а возможно, что-то более серьезное.

Алена на секунду задумалась и радостно проговорила:

– Совсем забыла – мне только что приснилось, что ты очень скоро встретишь свою судьбу!..

Алена врушка – ничего ей не приснилось, она просто хотела меня утешить. Но это не важно, не нужно мне никакой судьбы. Я сама приняла решение изменить свою жизнь – бросить пить и знакомиться со всеми, в том числе на улице. То есть я не так выразилась. Наоборот, начать знакомиться со всеми, в том числе и на улице, безо всяких ограничений. Вчерашнего жениха я не хочу (Ирка-хомяк говорит, из чистого упрямства), а начиная с него – пожалуйста.

Психологическое обоснование решения:

1. Стою перед реальной угрозой попасть в учебники психиатрии в качестве иллюстрации синдрома Адели, несчастной дочери Гюго, – она до восьмидесяти пяти лет маниакально преследовала несчастного человека, в которого была влюблена. А он и знать ее не хотел, как меня Андрей. Не хочет даже остаться со мной друзьями – после встречи в Коробицыне совершенно ясно, что можно не преследовать его до восьмидесяти пяти лет – бесполезно. Только зря время тратить.

2. Настоящая любовь дается не каждому, а у меня она уже была. Так что мне повезло, я счастливый человек.

3. Любить – это талант. Но у меня, кроме таланта, есть еще просто способности.

4. Начиная с сегодняшнего дня все люди должны меня знакомить, кто с кем может. Особенно Алена, Ольга, Ирка-хомяк, потому что я их не стесняюсь. Они уже давно меня приручили, вот и пусть теперь несут ответственность за меня и мое женское одиночество.

Вот только… Думаю, в таких нарочитых знакомствах есть какая-то неловкость… Представила, как девочки хватают за рукава малознакомых мужчин и под разными предлогами приглашают их к себе домой, а через минуту-другую случайно прихожу я. Алена, Ольга и Ирка-хомяк торопливо нашептывают Пойманному Мужчине, что я – их очень красивая, образованная, временно одинокая подруга с квартирой в центре и без вредных привычек. Пойманный Мужчина разглядывает меня строго, но благожелательно. Девочки изо всех сил пытаются представить меня в выигрышном свете, например говорят: «Она у нас хозяйственная, знаете, что у нее в сумке?» – «Курица», – пищу я, и на моем лице проступает яростное желание зажарить эту курицу для Пойманного Мужчины прямо тут, в прихожей.

Дальше Пойманный Мужчина под благовидным предлогом собирается уходить, а я преданно смотрю на него, полная робкого счастливого ожидания, как будто я Тигра и надеюсь, что Кролик возьмет меня с собой на прогулку.

Вечером ко мне пришел Никита, неожиданно. То есть пришел неожиданно, позвонил – я внизу, сейчас зайду, нужно поговорить. А то, о чем он хочет поговорить со мной, своим старым другом, очень даже ожиданно.

Мы с Никитой когда-то давно очень дружили. Дружили отдельно, без Алены. И он очень любил подробно рассказывать мне о своих любовных делах. А потом, когда у них с Аленой уже была семья, мы с ним больше никогда не обсуждали его романы, потому что никаких романов не было. И мы с Никитой перестали быть друзьями, а стали родственниками. А сейчас, когда Никитин роман с Валерией закончился, ему хочется с кем-нибудь все это пообсуждать, вот он и вспомнил, что мы когда-то были друзьями, и пришел поговорить.

Мы уселись на кухне. Я прикрыла глаза и зевнула. Сейчас Никита скажет: «Слушай, меня так достала эта Валерия…»

Скажет, что постоянное присутствие Валерии его раздражало, и он понял – ему не нужна чужая Валерия, а нужна только своя Алена. А я уже и так все знаю от Алены. Знаю, что наш Хитрый Психологический План им. одной девочки удался.

– Я решил уйти… – сказал Никита.

– Ты же только что пришел, – удивилась я. – Давай хотя бы чаю попьем…

– Я окончательно решил уйти от Алены! – торжественно повторил Никита и задумался.

Стыдно признаваться в этом, но первое, что я подумала, – как это ужасно, я теряю друзей! И только затем я подумала: «Бедная, бедная Алена!»

В это было невозможно поверить! Оказывается, пока мы с Аленой считали, что наш план так хорошо работает, план действительно работал, – но только против нас.

Никита был влюблен. Влюблен и очень счастлив, что Валерия все время находится рядом с ним. Ему нравилось втроем сидеть дома и смотреть телевизор, втроем ходить в театр и ездить на дачу. И в общем-то это не противоречило нашему плану.

– Помнишь, ты говорила про кризис среднего возраста? Я думаю, у меня, конечно, кризис, – с печальной важностью сказал Никита. – Лерочка… Она в нашем классе была самая красивая. Она такая…

Какая? Наверное, он видел ее другими глазами.

А вот дальше все пошло не по плану.

Никита почему-то не понял, что Валерия дура, как было в истории одной девочки из Муриного класса. Мало того, он не заметил, что самая красивая девочка Лерочка превратилась в хищную охотницу за чужими мужьями. И нисколько его не раздражал чужой человек дома. Наоборот, чем больше Валерия была рядом, тем больше Никита ее любил.

– Ну и что дальше? – недоброжелательно спросила я.

– Дальше? А что дальше? Все так хорошо устроилось, и Валерия с Аленой подружились…

– Никита, ты сошел с ума? – спросила я. – Ты что, собирался жить так всегда?!

– А что? – удивился Никита. – Ну, некоторое время можно было бы так пожить… Алена же сама ее все время звала, я вообще тут ни при чем. Мужчина может любить и жену, и любовницу, это нормально…

– Ну хорошо, и что же дальше? – еще более недоброжелательно спросила я.

– Дальше начались всякие сложности…

Да, дальше начались сложности. Мы думали, что Алена – режиссер этой сцены, а я помощник режиссера, но бедная Алена оказалась всего лишь статистом, а я… я больше никогда не буду принимать участие в сомнительных планах! Пока мы с Аленой наивно считали, что Никита начал раздражаться на постоянное присутствие Валерии, между Никитой и Валерией происходили крайне драматические события.

– Валерия сказала, что я должен принять решение – или она, или Алена. Что если я прямо сейчас к ней не уйду, то уже никогда не уйду.

Я молчала. Ну что же, так – значит, так…

Никита вдруг заторопился домой.

– На Новый год поедешь с нами на дачу. Мура тоже поедет. Будем на лыжах кататься.

– Никита… мы с тобой, конечно, всегда останемся друзьями, но… я лучше в Новый год буду с Аленой.

– С Аленой? – удивился Никита. – Так Алена тоже поедет…

Оказалось, я не поняла. Никита не любит, когда на него давят. Никита не любит, когда его заставляют принять решение. Никита все свои решения принимает сам. Поэтому Никита твердо сказал Валерии, что он принял решение: пусть пока остается все как есть.

– Ты же знаешь, я никому не позволяю на меня давить, – сказал Никита.

Я кивнула. Действительно, на Никиту еще никогда никто не давил, кроме его мамы, а потом Алены.

– А Валерия ушла от меня в другую фирму.

– Там что, директор неженатый? – спросила я.

– Откуда ты знаешь? – удивился Никита и с облегчением добавил: – А я ее так любил…

В прихожей мы с Никитой перестали быть друзьями и опять стали родственниками.

– Мы с Мурой не хотим на дачу…

– Я сказал, поедете.

Жаль, что я не могу все это обсудить с Аленой.

Говорят, что труднее всего раскрыть преступление, когда действует непрофессионал. Потому что действия профессионала поддаются логике, а действия любителя преступлений хаотичны и их нельзя просчитать.

В связи с этим у меня одно замечание и один вопрос.

Замечание такое: Никита никогда не изменял Алене, так что он, конечно, типичный любитель. Я не виновата, что наш Хитрый Психологический План прекрасно работал против нас, просто Никитины действия не поддавались никакой моей логике.

А вопрос у меня к автору плана, одной девочке из Муриного класса.

– Катька, – спросила бы ее я, – правда же, дело совсем не в том, что Никита слабовольный человек? Правда же, дело не в том, что он просто испугался менять свою жизнь? Правда же, он просто любит Алену?

– А зачем об этом думать? – ответила бы Катька. – Пусть это останется его личным делом.

Думаю, Катька права. Все имеют право на свои личные дела, Никита тоже.