Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Серия «Лучшие книги российских писательниц»
Издательство благодарит литературное агентство «Amapola Book» за содействие в приобретении прав.
http: / / amapolabook.com /
Иллюстрация на переплете – Ева Эллер
Instagram.com/eva_eller_art
© Е. Колина, 2020
Все права защищены
© Д. Филатов, 2020
© ООО «Издательство АСТ», 2020
1 сентября, понедельник
У меня когда-то была толстенькая книжка в шершавом зелёном переплёте – дневник девочки, которая весь школьный год записывала, как дружила и ссорилась с подружками, училась играть на скрипке и получала двойки. Я преподаю в университете, поэтому мой личный дневник каждый учебный год начинается первого сентября и заканчивается в мае, а лето уже за год не считается, лето – это отдельная маленькая жизнь.
Летом я разрабатываю планы своих новых действий, потом ужасно пугаюсь их и тогда использую спец. псих. приём.
Если мне предстоит так много дел, что:
1. Я дрожу от ужаса, потому что мне не успеть все сделать.
2. Я дрожу от ужаса, потому что мне не успеть ничего сделать.
3. Я мечтаю забраться под одеяло и там, под одеялом, сделать вид, что это не я, —
то я пишу Список!
Смысл составления Списка состоит в том, что, кроме того, чтобы с закрытыми глазами поводить ручкой по листку бумаги, от меня абсолютно ничего не требуется. Моё подсознание всё давно уже решило за меня и само поставит на первое место самое важное. Следовательно, все остальное можно сделать когда-нибудь потом или не делать вообще.
Например, в прошлом году я решила начать заниматься спортом (отнюдь не для того, чтобы добиться спортивных рекордов, а чтобы похудеть, и это был только один из многих-многих моих планов, потому что я не какая-нибудь дурочка, озабоченная только лишними килограммами, пагубными для моей внешности, а совсем напротив – кандидат педагогических наук, психолог, мать Муры и ещё некоторых зверей). Так вот, когда я написала отдельный Список для занятий спортом, то его пункты подсознательно распределились следующим образом:
1. Есть больше фруктов и овощей (диета по Брэггу).
2. Есть больше сметаны, копчёной колбасы, мороженого и др. вкусного жирного (модная диета по Аткинсу).
3. Есть макароны отдельно от хлеба и картошки (мучное совершенно необходимо в нашем холодном мокром климате, где начиная с сентября уже невыносимо хочется пельменей).
Из данного Списка видно, что нужно есть больше фруктов, овощей, вкусного жирного (осталось только напомнить подсознанию, что оно забыло про шоколадные батончики), а чего можно вообще не делать (например, для пункта «заниматься спортом» подсознательно вообще не хватило места).
Со Списком можно произвести ещё кое-какие манипуляции. У профессионального психолога вроде меня всегда имеются при себе другие глаза, которыми он может внимательно рассмотреть свой Список, и тогда ему становится совершенно ясно, что и первые пункты списка когда-нибудь рассосутся сами собой.
Допустим, мне не удалось похудеть, соблюдая строгую диету (см. Список), но это лишь означает, что подсознание знало, что мне и не нужно было худеть, потому что ему доподлинно известно: вся эта худоба – изобретение модельеров-гомосексуалистов, не знающих, что пельмени благотворно влияют на настроение. К тому же я из литературы знаю, что у свиней бывает болезнь анорексия: они не хотят есть, худеют… и тощая свинка становится жутко нервной и подверженной любому стрессу.
Но этим летом я никаких Списков не составляла, потому что у меня роман – роман с Романом!
Сегодняшнее утро, первого сентября, началось как обычно – коротеньким бодрым скандалом с Муркой.
– Мура, а почему ты идёшь в школу без портфеля? – поинтересовалась я.
Поинтересовалась осторожно, потому что с подростками нужно обращаться очень тактично – а вдруг Мура подумает, что это покушение на её личную жизнь.
Роман тоже сегодня провожает свою дочку в школу. (Нисколько не страдаю из-за того, что вчера он не пожелал мне спокойной ночи. А сегодня – доброго утра, впервые за два месяца и двадцать три дня.) Глупо расстраиваться, что он сейчас стоит с цветами на школьном дворе рядом с женой! Первое сентября – день семьи.
…Может быть, я не слышала звонка? Проверю мобильный… Никто не звонил. Мобильные телефоны – очень плохое изобретение, подрывающее психологическое здоровье нации. Раньше всегда можно было сидеть у подруги и быть совершенно уверенной, что тебе в это время обрывают телефон. А потом позвонить самой и небрежным голосом сказать, что, мол, мне передали, что ты звонил. Ах, это не ты… ну, меня всё равно не было дома…
Летом у всех каникулы, и у взрослых тоже, а первого сентября начинается настоящая жизнь. И одеваться нужно по-другому – вместо коротеньких брючек и детской футболки из «Манго» пришлось натянуть на себя бежевый костюм. В этом костюме я похожа на собственную бабушку. Откуда он у меня? Купила в состоянии глубокого умопомрачения по поводу осознания себя женщиной за тридцать? Единственное, что меня утешает, это новые ботинки с длинными пустыми носами, как у старика Хоттабыча. (Раньше считалась красивой маленькая ножка, а в этих супермодных ботинках мой 35-й размер смотрится как 43-й, и вроде бы это модно, а значит, красиво.) Странная мода, но что же делать, если мы с Мурой – две модные продвинутые девушки!
Мура уставилась на меня с неприятным прищуром.
– Ты в этих ботинках как молоденький панк.
Я довольно приосанилась.
– Или старенький рэппер.
(Чёрт, противная Мурка! Ну ладно, я ей тоже покажу, будет знать, как называть меня стареньким рэппером.)
– Мура! Где твой портфель?!
– Лев Евгеньич ночью стырил из холодильника колбасу, – наябедничала Мура, – а Савва Игнатьич сейчас разделывает рыбу под твоей кроватью.
Всё ясно, намекает, что по сравнению с животными она, Мура, ведёт себя очень прилично. Чтобы отвлечь моё материнское внимание от своей особы без портфеля, Мура специальным сердитым голосом закричала Льву Евгеньичу:
– Ворюга! Кто стырил колбасу, я тебя спрашиваю? Ты… ты… ты мне больше не собака!
Лев Евгеньевич в ответ протянул лапу, скромно и ненавязчиво. (Очень интеллигентно с его стороны не обращать внимания на крик собеседника – о какой, мол, колбасе идёт речь, колбаса – это пустяки, дело житейское.)
– Мурка! Где портфель?!
– Вот. – И Мура показала на крошечную, с ладонь, сумочку, похожую на косметичку.
– А где же у тебя учебники или хотя бы тетради? Кто учится в десятом классе, ты или я?!
Мура вытащила из «косметички» крошечный блокнотик.
– Это – для всех предметов сразу?! Ты… – Я даже не знала, что сказать. – Ты…
– Тебе хотелось бы, чтобы я была отличницей? – подсказала Мура.
Облегчённо киваю. Да, именно это я и собиралась сказать.
– Но тогда у меня будет морда чайником.
Недоуменно спросила:
– Почему чайником?
– У всех отличниц морда чайником, – убеждённо ответила Мурка.
Я тщательно рассмотрела себя в зеркале в прихожей. Вроде бы не чайником, хотя я всегда-всюду отличница. Правда, зеркало старинное, говорят, что эти старинные зеркала очень приукрашивают… Только я собралась быстренько убить Мурку, как вспомнила, что лекция начинается не в десять, как я привыкла, а в девять. (Очень подло со стороны деканата первого сентября ставить мне лекцию с раннего утра, когда я и так грущу по поводу начала учебного года.)
Хлопнула дверь. Решила, убью Муру вечером.
…Где мои лекции? В ящике письменного стола нашла лифчик «Wunderbra», который потеряла навсегда в прошлом году. Лекций нет, примерила этот чудный лифчик, который мгновенно превращает маленькую грудь «В» в приличную «С» или даже пышную «D»!
А-а, вот они, мои лекции, с прошлого учебного года ждут меня тихонечко в мешке с неглаженным бельём.
Зазвонил телефон. Мама. Голос озабоченный, как всегда с утра.
– Холодно, пятнадцать градусов и ветер. Обе наденьте колготки.
– Мы уже в колготках, и в рейтузах, и в валенках, вот только никак не могу найти свою ушанку. Пока, целую.
– Нет, не пока!.. Я сказала – надеть колготки!
Искала колготки и в суете чуть не забыла накормить Льва Евгеньича и Савву Игнатьича. Хорошо, что Савва Игнатьич не даёт себе пропасть – деловито скребёт когтями пол и мяукает так, как будто его не кормили целый год, а ведь только вчера завтракал. Так, в большую миску насыпать большие шарики, в маленькую маленькие колечки. Чёрт, перепутала! Ладно, сами разберутся, кому что. Другие в худших условиях живут, и ничего.
На дверной ручке обнаружила записку: «Мамочка! Вообще нюх потеряла! Взяла мой крем! И ещё говоришь, что это я его у тебя украла! А мне его папа специально привёз! И кто спёр мои духи? За человека меня уже никто не считает! Забрала все мои ушные палочки! Съела ты их, что ли? Ну ты даёшь. Только успевай следить. Твоя верная дочь Мура».
На первом этаже столкнулась с Петюней. Господи, как же от него пахнет! Как будто это не Петюня, а бачок скисшего вина. Ещё пихает меня своим помойным ведром! Так бы и дала ему! Но всё-таки решила – пусть живёт! Каждый имеет право пахнуть как хочет. Петюня неожиданно замер на пороге и крепко прихватил меня за локоть, обдав жутким запахом. Прилично ли будет помахать рукой перед носом? Боюсь, что нет.
– Ох, и них… себе… – выдохнул Петюня, обводя глазами двор. – Я, блин, две недели из дома не выходил… занят был… а тут, блин, ваще та-ако-ое…
И правда, за те две недели, что Петюня был занят, в нашем дворе словно из-под земли возникла европейская роскошь: двор замостили плиткой, подъезды украсили чугунными козырьками и решётками, а на месте помойного бака возвели фонтанчик. Только он не брызгается.
– Выселять нас будут, – убеждённо пробормотал Петюня. – И тебя выселят. Бандюганы, видать, въехали. Новые русские. А помойка-то теперь где? Или прямо новым русским в фонтан сыпать?
Я махнула рукой в сторону соседнего двора, и Петюня заковылял туда со своим ведром. Приятно дышать свежим воздухом, а не Петюней.
Я издалека улыбнулась своей машине размером с небольшой автобус, радуясь, что Денис такой забывчивый! На вид его-мой «лэндровер» – настоящий джип, не хуже людей. У него даже есть страшный металлический кенгурятник, похожий на оскаленные зубы вампира. На самом деле «лэндроверу» лет двести, и он возродился к новой жизни в руках русских умельцев-эмигрантов в «левом» гараже в Германии, а мне невероятно повезло, потому что:
1) Денис пригнал этого никудышного старикана в Питер;
2) Пытался продать его сначала за девять тысяч долларов, постепенно сбавляя цену до трёх, а потом вдруг обиделся и начал заново продавать за двенадцать;
3) Вообще не смог продать старикана и года три назад временно забыл его у меня навсегда.
Теперь, когда Денис разбогател и заважничал, зубастый старикан ему без надобности, поэтому «лэндровер» так и остался со мной. Он ещё очень хорош собой, несмотря на то, что у него отваливается водительская дверь, а ручка переключения передач примотана к моему сиденью изолентой. Но другие водители не знают, что это джип-муляж, и, уступая мне дорогу, обзывают меня новой русской на танке.
Моя машина упиралась носом в какой-то столбик с цепочкой. Вот люди, совсем без соображения. Ладно фонтанчик, а столбики-то им зачем? Только мешают мне машину ставить.
Кто это стучит в моё окно? Я совсем не могу отвлекаться, когда завожу старикана. У него склочный характер: захочет – поедет, захочет – нет, мне с ним сначала надо пошептаться. Вот я и заискивала: «Сю-сю-сю, ты как сегодня, ничего?..»
И тут стук в окно, противный такой стук, одним скрюченным пальцем.
– Вы поставили машину на моё место!
Невысокий лысый человек в спортивных штанах и джинсовой рубашке, подпоясанный ремнём, на ремне висят кожаные футляры – сумочка, мобильный телефон и ещё много всего. Вроде как портупея. Может быть, он военный? В отставке. Неужели Петюня прав – началось? А мы премиленько жили в замусоленном дворике своей замусоленной компанией. Но ведь наш дом находится на Владимирском проспекте, считай, на Невском… Мы и так долго продержались без – как лучше сказать? Новых русских?
Не люблю я это выражение, «новые русские»… Что-то в нем есть обидное, как будто все остальные – никому не нужное старьё. Я и студентам всегда говорю, что понятие «новый русский» возникло как позитивное, а не как негативное, и обозначало вовсе не анекдотического распальцованного персонажа, а новый для России тип человека, который много работает и мечтает о достойном настоящем и будущем для своей страны и собственных детей. А все эти анекдоты про гонки на «мерседесах» в малиновых пиджаках и золотых цепях появились уже потом, когда общество продемонстрировало свою категорическую неготовность к демократическим переменам… Ой, черт, опять стучит!
– Это моё место! – нервно прикрикнул на меня Лысый.
Я почти совсем не растерялась и сказала:
– Извините нас, пожалуйста, мы тут с ней всегда стоим… с машиной моей. Очень много лет, года два уж точно. А что?
– А я сюда вчера переехал. Летом квартиру купил, ремонт сделал. И двор заодно. – Лысый гордо повёл рукой в сторону фонтанчика. – И теперь тут будет платная парковка.
– Сколько? – обречённо спросила я, надеясь, что рублей пятьсот в месяц (а вдруг семьсот?).
– Двести долларов в месяц. Вам можно сто.
– Почему это всем двести, а мне сто? – обиделась я.
– На машину вашу поглядел… сейчас будете выезжать, смотрите не рассыпьтесь!..
Обычно люди думают – ого-го, джип, значит, новая русская! А Лысый в портупее сразу разобрался!
Между прочим, неприлично так презрительно оглядывать чужую, нашу с Денисом, собственность. Джипа-инвалида, что ли, не видел! И тут я наконец поняла, о чем, собственно говоря, идёт речь. Сто долларов! В месяц! За парковку!
У меня бывает заторможенная реакция на всякого рода неприятности. Обычное дело, если кто понимает – сознание отключается, чтобы не воспринимать то, что ему не нравится. Решила, сейчас постою за свои интересы! Всего-то и нужно расслабиться, прокрутить в голове все варианты ответов, выбрать самый лучший, взвесить все последствия и в спокойной размеренной манере донести свои взгляды на стодолларовую парковку до собеседника.
– Ну ладно, до свидания, у меня лекция, – сказала я, быстренько завелась и вырулила из двора.
Не поняла, почему все гудят? Оказалось, гудят мне, я просто немного не рассчитала и неизящно развернулась, мгновенно оказавшись центром клубка машин, никому сзади меня не проехать, впереди тоже, да и сбоку…
Из чёрной «Волги» выскочил водитель и заорал на меня нечеловеческим голосом. Почему он так нервничает с утра? «Тебе на “Оке” надо ездить, а не на танке! – заорал он. – Направо рули, теперь налево!..» Я сделала вид, что старательно кручу рулём в разные стороны. Пришлось ему сесть за руль – мой руль, не свой.
И тут из чёрной «Волги» вышла жена доброго водителя, на вид лет сорока и килограммов девяносто, недовольное лицо. Она не дрожала, не грызла ногти, не трясла руками и не подёргивала левым глазом, но меня, с моим опытом, не обманешь: это стандартный случай – клиент с избыточным весом. Делится всего на два типа:
1. Толстушка, довольна собой.
2. Толстуха, недовольна собой.
Задача психолога (моя) и состоит в том, чтобы привести Толстуху в состояние Толстушки.
Решила, на добро нужно отвечать добром, и пока её муж выруливает меня из пробки, в ответ на его любезность я сейчас помогу ей (быстренько научу сохранять душевные силы, жить в согласии со своим весом, etc).
– Грустите ли вы иногда? – ласково спросила я и, не дав ей возможности ответить, сразу же задала следующий вопрос: – Бывает ли у вас напряжение в области шеи?
Толстуха кивнула.
– Я психолог, – сказала я специальным голосом, каким объявляют «Я врач». – У вас есть пять минут, рассказывайте.
Толстуха оглянулась и принялась рассказывать, не понижая голоса, поскольку нас никто не слышал, потому что вокруг все кричали, ругались и гудели.
– Пока мой муж, подполковник, находится на службе, я очень занята, читаю любовные романы, буквально проглатываю по одному роману в день…
Как интересно жить, столько можно встретить неожиданностей! Я уже приготовила несколько рекомендаций, как смириться с избыточным весом, но Толстуха оказалась совершенно новым, неизвестным мне типом клиента с избыточным весом, и волнует её совсем-совсем другое!.. Начиталась любовных романов и требует от своего подполковника нежных чувств. Хочет от него всяких признаний, и чтобы он ей нежно дышал в ушко, и это после рабочего подполковничьего дня! Что же делать? Такую проблему, как у неё, не решить и до конца жизни, а уж тем более на проезжей части…
– Вы выпишете мне таблетки? – спросила подполковница.
– Таблетки?
И в этот момент добрый подполковник вежливо крикнул, чтобы я садилась за руль и убиралась отсюда, пока он меня не убил.
– Пока не стоит, лучше так… съедайте перед приходом супруга шоколадный батончик, и вы сможете нежничать за себя и за подполковника, сохраняя гармонию в супружеских отношениях… До свидания, всего вам хорошего!..
(Всем известно, что шоколад повышает количество эндорфина в мозгу, а эндорфин – это наркотик радости и нежности, так что ничего плохого я не сказала.)
– Сколько батончиков? Два?! – закричала подполковница, высовываясь из окна машины. – Два или три?
Лекция (первый курс, аудитория 226) началась пять минут назад, и я бежала по университетскому коридору, то есть очень хотела бежать, но пришлось продираться сквозь студентов, как в метро в час пик.
В нашем университете раньше был дворец Салтыковых, то есть наоборот, наш университет находится в бывшем дворце. Эти дворцовые коридоры хороши для того, чтобы плести интриги, а для нескольких тысяч студентов и меня они как комариный носовой проход для слона. Зато у нас на балах бывал Николай, всегда забываю, какой именно, и Пушкин поссорился с Дантесом…
…Ф-фу, наконец-то! Аудитория 226, я в ней весь прошлый год читала.
– Здравствуйте, а вот и опять вы! – сказала девочка-круглые очочки с первой парты.
Студенты стучали ногами и кричали: «Ура! Психология! Даёшь психологию!» Была приятно удивлена, раскланивалась во все стороны. Вот так – страна знает своих героев. Я ещё с ними не знакома, а уже разнёсся слух, как меня зовут и как здорово я читаю! Хо-хо!
– Ну, давайте начинать. Я вижу, вы уже знаете, что весь первый курс я буду читать у вас психологию, и даже знаете, как меня зовут…
– Мы второй курс… Вы у нас в прошлом году уже читали, – сказала девочка-отличница-круглые очочки. – Вы, наверное, аудиторию перепутали…
Удалилась из 226-й аудитории, сгорбившись и неловко помахивая рукой, как осветитель, сгоряча выбежавший на сцену.
Вслед кричали:
– Не уходите от нас! Мы хотим психологию! Мы вас любим!
Приятно, когда тебя так встречают! То есть провожают. Как же я мучилась в прошлом году! Они шептались, шуршали бумажками, чавкали конфетами, звонили телефонами, и каждый ещё немножко бубнил себе под нос. Но платное обучение – дело тонкое. Если выгонять всех, кто чавкает и шуршит, можно вообще без студентов остаться.
Наконец нашла нужную мне 302-ю аудиторию. Ух ты, как красиво! Голубой с золотом зал, вид на Неву. Здесь была чья-то спальня, кажется, Долли – внучки Кутузова.
Я сказала все, что полагается сказать первому курсу, поздравила и вообще. Главное, не забыть договориться с ними насчёт мобильных телефонов, а то так и будут непрерывно трезвонить на разные голоса. (Сама-то я мобильный не выключила. Ещё чего! А вдруг Роман позвонит?) Вот, пожалуйста, – на всю аудиторию зазвучал чей-то «Турецкий марш».
– Вы теперь студенты университета, взрослые люди. Как у любого взрослого человека, у вас бывают неотложные дела, по сравнению с которыми наши лекции… – На секунду задумалась. «Наши лекции, что? Чепуха собачья? Не-ет, наши лекции не фунт изюму!» – Наши лекции могут быть для вас не столь важны. Поэтому включайте виброзвонок, и если случится что-нибудь очень-очень срочное и вы почувствуете, что дрожите всем организмом, – пожалуйста, не привлекая к себе внимания, тихонечко выйдите из аудитории.
(В данный момент я сама мечтаю, не привлекая к себе внимания, тихонечко выйти из аудитории, – очень хочу в туалет. Не нужно было пить утром кофе, кофе всегда действует на меня как мочегонная таблетка.) Терпела, делая вид, что просто очень люблю безостановочно разгуливать по аудитории взад-вперёд…
Минут через пять к нам в аудиторию ворвалась парочка – парень и девушка. Машут кому-то, кивают и улыбаются, как будто они припоздавшие долгожданные гости. А когда они наконец вдоволь наулыбавшись, отправились на свои места, я заметила, что у парня – о господи! – голая попа! Сзади на джинсах огромные дыры, видны загорелые ноги, красные трусы и немного белой попы. А на девушке нет юбки! Или такая маленькая, что мне её не разглядеть. Во мне тут же проснулся строгий и завистливый к чужим длинным ногам преподаватель, и я произнесла:
– Люди общаются друг с другом не только при помощи слов, жестов, мимики, но и на языке одежды. Подумайте, что мы сообщаем о себе своей одеждой?
Аудитория оживилась. Кричат – что, что?! Решила не продолжать, стало жаль эту парочку дураков – сейчас обсмеют их всем потоком.
Лекция закончилась, и я уже мечтала покурить, но местные отличницы-круглые очочки с первой парты волновались – а что же всё-таки сообщает о себе девушка «без юбки»? Девчонки вроде хорошие, спрашивают не из вредности, а из интереса, хотят все знать.
– Если женщина чрезмерно подчёркивает одеждой свою сексуальность, значит, у неё проблемы в этой сфере или вообще комплекс неполноценности. Зачем привлекать всеобщее внимание к своей, например, попе? Ведь попа – это то, что есть у каждого человека.
Всё-таки моя работа – лучшая в мире! Никто-никто не может зайти в аудиторию и сказать – вы НЕ ТАК читаете психологию. Или – вы не имеете права говорить студентам слово «попа». Или – а ну-ка отправьте факс и немедленно дайте кофе в кабинет, да побыстрее.
Роман пока не позвонил. Ничего, позвонит вечером. У нас было такое красивое лето, вовсе не июнь-июль-август… Лето – это маленькая жизнь, особенно в нашем климате.
Вечером поставила машину на своё обычное место. Что я скажу Лысому, что? Может быть, жалостно пробормотать: «Знаете, я одинокая женщина с ребёнком, и вся моя преподавательская зарплата – это сто пятьдесят долларов…» Или нет, лучше презрительно обдать его холодом: «Я живу в этом доме всю жизнь и не собираюсь вступать с вами в отношения по поводу парковки…» Или даже лучше сразу поставить его на место: «Этот двор вам не принадлежит, любезный…»
…Заметила Лысого, но не успела убежать.
– О, привет, привет, как дела?.. – Глупо улыбнулась, старательно помахивая рукой как младенец, которого только что научили делать «до свидания», и сделала вид, что очень спешу. Потом ему всё скажу.
…Роман не звонит, и это правильно, зачем ему отвлекаться в день семейного счастья и благополучия? Если бы я была замужем, я бы, наверное, осуждала всех, у кого, как у меня, роман с женатым Романом.
…Неужели бы осуждала? Всех, без разбору? А если у этих всех любовь?
Ровно в половине двенадцатого раздался звонок. Это Роман!
Оказалось, Женька. По ней можно часы проверять. У них в Германии программа «Время» идёт на два часа позже, чем у нас, так Женька насмотрится новостей с Родины и ну названивать.
– У вас скоро вообще не будет никакой свободы слова. Я знаю, это всё ваш Путин.
Женька его не любит и меня против него настраивает, а мне хочется верить в своего Гаранта Конституции. Мы учились с ним в одной школе. Он, конечно, старше, но всё равно, мы – однокашники, и он мне иногда снится. Если президент снится женщинам своей страны, можно ли рассчитывать, что всё пойдет, как надо?
Брежнев мне не снился. Он, кстати, тоже был неплох – как дедушка, но дедушка это что-то по определению позавчерашнее, не идущее с тобой в будущее.
Когда Путина выбирали первый раз, телеведущий предвыборной передачи спросил: «А если бы вам надо было на четыре года уехать из страны, с кем бы вы оставили своих детей?» – И зачитал несколько имеющихся у него вариантов ответа: Путин, Явлинский, Зюганов. Путина на передаче не было, Зюганов призывно выпятил живот, а Явлинский приосанился и заёрзал – со мной, со мной!
Я тогда задумалась. Если оставить присматривать за Муркой Зюганова, то, конечно, она будет сыта, но вдруг по приезде меня встретит моя Мура с добрым большевистским прищуром в глазах? Да ещё зубом начнёт цыкать? С Явлинским не оставлю! Он про Мурку вообще забудет. А с Путиным как раз будет хорошо – встретит меня моя Мура, чистенькая, присмотренная, в белых гольфиках, учится на одни пятёрки и после уроков посещает кружок хорового пения. Загляденье! И на родительские собрания он к ней вовремя ходит. И я тогда выбрала – оставлю Муру с Путиным. Других вариантов «нашу детку покачать» у меня не было.
С Женькой мы быстро обсудили:
1. Мои новые ботинки с мысами.
2. Мой роман с Романом. (Женька считает, ещё не всё потеряно и он сегодня позвонит.)
3. Наше с Женькой материальное положение. Оба наших положения не очень-то хороши: Женьку только что уволили с должности немецкого бухгалтера, и она получает пособие по безработице. Хорошо, что звонки из Германии такие дешёвые и она может мне звонить без всякого учёта её материального положения, а о своём положении я планирую подумать потом.
Ещё звонок! Это точно Роман! Бросилась на телефон, как Лев Евгеньич на звук высыпаемого в миску корма.
Нет ничего обиднее, чем броситься на звонок Романа, а звонок оказывается мамой, как будто кроме мамы я никому не нужна. Мама интересовалась Муриными отметками. Какие отметки первого сентября, тем более у Муры?! Первые сведения о Муриных успехах поступят не раньше декабря – в декабре меня обычно вызывают в школу. Сказала маме, что Мурка получила пятёрку по литературе и четвёрку по истории.
Может быть, Роман ещё позвонит? Он же знает, что я допоздна не ложусь, читаю.
Звонила Алёна, потом Ольга.
Решила, буду записывать из разговоров с девочками самое интересное, а то мне никакого дневника не хватит. Или лучше просто по очереди. Сегодня очередь Алёны.
Из интересного – Алёна сказала, что они закончили ремонт в новой квартире, приступают к меблировке и очень скоро устроят новоселье, но это будет не обычная вечеринка, а УЖАСНО ВАЖНОЕ СВЕТСКОЕ МЕРОПРИЯТИЕ. Очень хочу на мероприятие, жаль, что оно будет не скоро – Алёне с Никитой осталось обставить пять комнат и две кладовки.
Ещё (из важного). Алёна очень таинственным голосом сказала: «Я должна посоветоваться с тобой как с психологом…» – и замолчала.
При помощи спец. псих. приёмов её удалось расслабить и разговорить.
Оказалось, дело в том, что Никита весь последний год обращает на Алёну очень мало внимания. То есть она только сейчас сообразила, что весь последний год, сначала-то ничего не замечала, – пока квартиру новую покупали, пока ремонт делали, теперь думают как обставить, то, се, и она и не заметила, что сексуальная жизнь свелась от раза в неделю к… ну, в общем, она не помнит, когда в последний раз было…
– Когда? – строго спросила я. (Психолог как врач должен знать всё.)
Алёна увиливала и пыталась обвинить в отсутствии сексуальной жизни внешние обстоятельства, например пуделя, который спит у них в постели и рычит, когда Никита пытается до неё дотронуться, но это выглядело неубедительно – Никита ростом и толщиной больше шкафа, и я ни за что не поверю, что он опасается карликового пуделя размером с телефонную трубку.
Очень удачно оказала Алёне психологическую помощь со ссылками на специальную литературу.
Однажды я целую неделю страстно увлекалась иудаизмом и прочитала в научно-популярной книге, что в Талмуде сексуальная жизнь расписана строго. Женщина имеет законное право требовать, чтобы муж спал с ней каждый день. Если муж работает, то она твёрдо может рассчитывать на два раза в неделю. Но если её муж погонщик ослов, то ему разрешается спать с женой всего один раз в неделю, ну, а уж если он погонщик верблюдов, тогда он имеет право спать с ней раз в месяц.
Я сказала Алёне, что, очевидно, все дело в различии взглядов – Алёна видит Никиту погонщиком ослов, в то время как сам Никита мыслит себя погонщиком верблюдов и даже хуже.
Роман не позвонил, улеглась в постель с книгами. Взяла у Мурки Донцову, а чтобы Мурка не видела, что я читаю, подложила под неё увесистый чёрный том «Постижение истории» Тойнби. Мурка войдёт, а я – раз! – Донцову под одеяло, и лежу себе с «Постижением истории» как интеллигентный человек.
Но оказалось, что читать Донцову – всё равно что вместо балета в Мариинке смотреть по телевизору «Ментов» и объедаться пористым шоколадом, а я всё-таки потомственный питерский интеллигент, кандидат наук, проф. психолог.
Читала английский роман из серии «У камина», и мне казалось, что я:
1. Иностранная старушка в седых буклях из середины 60-х годов прошлого, между прочим, века.
2. Бывают старушки живенькие, а я довольно-таки вялая и небольшого ума, зато страшная зануда.
Нет, больше я серию «У камина» не покупаю. Мечтала поменять вялый старушонский роман на неполное собрание сочинений Донцовой в трёхстах томах. Она милая женщина (видела её по телевизору во всех передачах), и графоманит тоже мило. Сидишь себе вместе с ней в уютном мире, где никто не умничает, а варят сливовый компот и чинят ботинки, а ещё её можно читать во сне (можно ли сказать СПЯ?).
Позвонил, позвонил! В 12:35! Сказал так тихо, что я еле расслышала (дома жена и тёща): «Спокойной ночи, любимая!»
…А как теперь, когда лето закончилось, будут складываться наши с Романом отношения в сложных условиях жены и тёщи? Что, если и мне достался погонщик верблюдов?
5 сентября, пятница
В два часа (сегодня две лекции – на первом курсе и на пятом) встречаемся с Романом под часами в университете! Идти нам некуда – утром у меня лекции, вечером дома Мура, а у него с утра до вечера – жена и тёща. Ничего, погуляем в Летнем саду.
Гуляли с Романом в Летнем саду. Поцеловались под Нимфой, как два школьника, а когда я открыла глаза, то заметила двух моих студентов – очень внимательно меня рассматривали и смеялись, вышло неловко.
Быстренько посчитали с Романом – если я читаю на первом, втором и пятом курсах потокам по сто человек, плюс вечерники и заочники – получается, что меня всегда подстерегает опасность случайно встретить в городе пятьсот-шестьсот человек, при которых я должна хорошо себя вести – не целоваться, не курить, не нарушать правил дорожного движения. Считаю, несправедливо. Что я, не человек, что ли?! Вообще уже жизни нет!
Уже собирались печально разойтись по машинам, но Роман вдруг предложил:
– Поедем гулять на залив.
С Романом всегда есть ощущение – что-то может случиться, и он ужасно нравится мне своей неожиданностью!
Оставили мою машину у Летнего сада и поехали в Ольгино. Погода была совсем летняя, под ногами скрипел серый песок, хотелось присесть с совочком и формочками. С трудом нашли местечко и уселись среди фантиков, пакетов от чипсов и огрызков. Роман рассказывал про работу. У него есть проект – пакет новых программ, которые он будет предлагать на разные каналы телевидения и на радио. Роман – продюсер, и на его визитке написано: «Продюсерский центр «Авангард». Генеральный директор».
Я раньше никогда не видела живого продюсера, только в титрах голливудских фильмов, и влюбилась в него потому, что он из совершенно другого мира. Невзирая на то, что внешне он совсем не тот тип, который мне обычно нравится.
Я сама бывшего стандартного роста метр шестьдесят пять (теперь по сравнению со своими студентками оказалась просто Дюймовочкой) и очень худенькая, то есть всё время забываю – раньше была очень худенькая. У меня почему-то особенно плохая память на мой вес, и в магазинах я сначала радостно кидаюсь к вешалке с 42-м размером, потом озадаченно перехожу к 44-му, и только потом к 46-му, да ещё производители одежды ужасно подло норовят меня обжулить и сшить 46-й размер таким маленьким, что приходится обращаться в 48-й, а это уже чревато психологической травмой.
Итак, поскольку я бывшая Дюймовочка, мне всегда нравились мужчины начиная с метра восьмидесяти пяти, в крайнем случае восьмидесяти трёх, и такие… с мощным разворотом плеч, крупными руками и подчёркнуто мужественными лицами. А Роман невысокий, узкоплечий, с тонким интеллигентным лицом и даже в очках. Зато продюсер. И самое главное (не для него, для меня), что Роман каждую неделю появляется на голубом экране!
Сейчас, конечно, не пятидесятые годы, и телевидение давно уже вошло в каждый дом, поэтому этот его телевизионный имидж подействовал на меня совсем не так, как на героиню фильма «Москва слезам не верит», когда она сразу же отдалась какому-то проходимцу с телевидения. Но я тоже раньше никогда не видела живого телеведущего в режиме реального времени! Роман ведёт передачу «Музыка и не только», про музыку и не только.
Роман сказал, что ему со мной очень хорошо, потому что мы не просто спим вместе, а я живо интересуюсь его проблемами, а вот его жена безразлична к его проектам. Я очень мечтаю работать на телевидении и встречаться со всеми этими интересными людьми (уверена, что у них там тоже есть псих. проблемы, и я бы им пригодилась), а жене Романа, наверное, неохота работать на телевидении, и в этом все дело.
– Давай снимем номер в мотеле! – говорит Роман.
О-о! В мотеле!.. Как в кино! Никогда ещё не снимала номер на час в придорожном мотеле. Мне очень понравилось это предложение! Когда мы подошли к мотелю, я вдруг вспомнила, что не собиралась сегодня ТАК встречаться с Романом, а думала, мы просто погуляем, и всё… Что же делать? Неужели теперь, когда у меня появилась потрясающая возможность впервые почувствовать себя проституткой из американского фильма, всё рухнет только из-за того, что на мне белые хлопковые трусики?!
Трусики белые, лифчик не помню какой, может быть, чёрный, а может, и бежевый… А вот что касается моих ног, то эпиляцию я ещё не сделала. И очень вероятно, что гольфы у меня чуть-чуть разные – один чёрный, а другой прозрачный. Точно сказать не могла, потому что на мне были брюки и ботинки с мысами.
– Как ты думаешь, хозяйка мотеля думает, что мы гонимые всем миром любовники? Или что ты снял меня на час? – спросила я.
Роман сказал, что я себе льщу и уже вышла из того возраста, когда снимают на час…
В номере в шутку немножко подрались и помирились…
Как раз вчера вечером Алёна спросила меня: «Тебе с этим твоим Романом хорошо?» (Она в последнее время слишком волнуется насчет секса.) Я сказала, хорошо. Но ведь всё зависит от того, что такое хорошо и что такое плохо. Мне хорошо, когда меня любят и нежничают со мной.
И между прочим, я знаю от клиенток, которые специально приходят ко мне обсудить свою интимную жизнь, что слухи о женском оргазме сильно преувеличены. Очень многие начали испытывать что-то похожее на страсть только после тридцати, и далее тогда никто-никто не может быть уверен до конца, что это он и есть – тот самый хвалёный оргазм. А одна знаменитая художница призналась в своих мемуарах (мемуары были написаны по-французски), что в её в постели побывали чуть ли не все поэты Серебряного века, и что же?! Оказалось, что от поэтов не было никакого толку, и свой первый оргазм дама испытала в семьдесят шесть лет! Хорошо, что меня с детства учили иностранным языкам, а то бы мне никогда не пришло в голову читать по-французски и я не узнала бы о таком интересном, вселяющем надежду факте.
Роман и не заметил, что трусики белые, а лифчик чёрный, только потом сказал, что ему больше нравятся цветные комплекты. Но я же не виновата! Попробовал бы Роман пожить с Мурой! Мурка страстно клептоманит все моё, особенно она вороватая на носки и колготки! Что мне остаётся, то и приходится носить… Но в мире есть вещи, которых я не могу понять. Зачем, к примеру, Муре мои трусики на два размера больше, чем её? Если честно, на четыре.
Вечером решила, что сегодня был слишком тяжелый, эмоционально и сексуально насыщенный день, чтобы читать «Постижение истории», поэтому читала новую Маринину. Не детектив, а роман-лонгэтюд, как я люблю. Больше всего на свете я люблю романы длиной в целую жизнь, и чтобы было много мельчайших подробностей, которые вроде бы лишние, но оказывается, нет.
Читала, пока не во сне не уронила на себя книгу. Почему я так люблю романы? Почему я люблю романы больше, чем «Постижение истории»?
Приснилось, что я писательница и выступаю с речью: «из вариантов “триллер, любовный роман и детектив” я выбрала детектив, и написала “Шерлока Холмса”». Зал аплодирует, и вдруг встает мама с четырехтомником Конан Дойля. Во сне меня мучил вопрос: почему именно мама?
10 сентября, среда
Вернулась из университета в пять часов, мечтая о пельменях.
Только я прилегла на диван с пельменями (немного сметаны, уксус и соевый соус, вкусно), позвонила мама. Спросила:
1. Где Мура (не меньше пяти раз, а я давала разные ответы, на выбор).
2. Какие у Муры отметки (я сказала: пятёрки и четвёрки, завтра для правдоподобия вверну какую-нибудь троечку).
3. Что у нас на ужин (мама хотела получить очень подробный ответ, и я подробно описала различные соусы к пельменям).
– Мам, ты узнала телефоны спортивных клубов? Помнишь, я тебя утром просила?
Я взяла инициативу на себя. Дело в том, что я собираюсь пойти на аэробику, на шейпинг и на степ. Или на акваформинг. Ещё есть каланетика. Все зависит от того, в каком из этих названий не требуется танцевать у всех на виду, а можно лежать в углу незаметным тюленем и оттуда заискивающе улыбаться инструктору.
– Я хоть раз забывала о твоей просьбе?
– О боже, конечно, нет, не то что я!
У меня никогда нет под рукой ни ручки, ни бумаги, зато всюду валяются нитки, напёрстки и ножницы, как будто я не преподаватель, а швея-мотористка или напёрсточник.
– Мам, сейчас. Поищу ручку в Муриной комнате.
В Муркину комнату входишь, как будто падаешь в шкаф, потому что вся её одежда лежит в Куче на полу. Мурка уверяет, что в Куче всегда строгий порядок. Она с кровати протягивает руку и не глядя вытягивает оттуда именно то, что ей нужно. Где же ручка? Свой старый письменный стол Мурка собственноручно распилила (у ребёнка золотые руки) и выволокла на помойку. Как она умудряется делать уроки, лёжа на кровати? С другой стороны, какие у Муры уроки?.. На кровати ничего нет, только Муркина косметика, драная мочалка и яблочные огрызки. Под кроватью – тоже ничего. Нет, кое-что нашлось: джинсы, моя любимая белая рубашка, книжка «Всё о сексе», апельсиновые корки.
– Мам, сейчас, погоди, не могу найти ручку…
– Я бы её убила за такой бардак! Но ты же ей всё позволяешь!..
Вот и не всё, не всё! Возьму и убью за такой бардак! …Или не убивать? Вообще-то Мурка ещё очень маленькая, а вокруг неё такой огромный мир с огромным количеством разных вещей… и как в таком случае я могу требовать, чтобы в её комнате был полный порядок? Наука считает, что у чересчур аккуратного подростка обычно не все в порядке с психикой, комплексы там всякие, то, се…
…Та-ак, на моей белой рубашечке пятна от апельсина… Понятно, почему она её тут прячет.
Ящик тумбочки у кровати – последняя надежда. Я открыла ящик, а там – ПРЕЗЕРВАТИВЫ. Сердце бухнуло в коленку.
– Мам, я перезвоню.
Видимо, у меня был такой убитый голос, что мама мгновенно начала истерически кричать:
– Что?! Что случилось?! Что?! Что?!
– Ногу свело. Перезвоню.
Я сидела и тупо разглядывала зелёные глянцевые упаковки. На каждой упаковке нарисован огромный динозавр. Это что, намёк?
ВСЁ! Я УПУСТИЛА СВОЕГО РЕБЁНКА. Нужно было её наказывать, щипать, бить и обижать! Можно было бить свернутой в трубочку газетой – не больно, но обидно. Мне советовали наказывать газетой Льва Евгеньича, когда он был маленький, но я не хотела унижать его достоинство.
Я плакала, сидя на Муриной кровати, немножко даже подвывала: «О-о-о! В пятнадцать лет! Что же мне теперь делать?! О-о-о! Пятнадцать лет!»
Перед моим внутренним взором возникла моя дочь Мура, почему-то в лохмотьях и с младенцем на руках. Без кандидатского диплома, без диплома о высшем образовании и даже, кажется, без школьного аттестата. Это я во всем виновата! А кто же ещё?! Я развелась с Денисом, и ребёнок растёт без отца. Был бы отец, он бы ей показал!.. На секунду перестала плакать, задумалась, – интересно, что бы такое мог показать Денис?..
Хлопнула дверь в прихожей. Мура пришла! Так, спокойно, я же психолог. Необходимо собраться и умно повести разговор. Но как, как?! Рыдать и умолять больше так не делать? Пообещать купить белое пальто из «Манго», которое она выпрашивает с лета? Но она и так настоящий пальтовый маньяк – у неё есть пальто длинное чёрное в крапинку, короткое песочное, ещё полудлинное розовое… К тому же белое пальто очень непрактично… Что же мне делать, что?!
– Ты чего воешь на всю квартиру? Песни поешь, что ли? И почему именно на моей Куче?
Я молча, исполненным достоинства и горечи жестом указала на зелёные упаковки в открытом ящике тумбочки.
– А что тебе не нравится? – удивилась Мура. – Хочешь, я тебе тоже дам. Мне что, жалко, что ли?
Вот это да! Я просто прийти в себя не могла! Моя дочь испорченный подросток, а я – мать-преступница! И с работы меня надо выгнать, я не имею права оказывать другим психологическую помощь…
– У тебя что, тоже комары завелись? Ты же говорила, что в твоей комнате комаров нет. Сама запихнула ребёнка в одну комнату с комарами, и сама обижаешься.
Искоса рассмотрела зелёные пакетики. «Раптор. Новая формула». Ура-ура, действительно пластины от комаров!! Не сразу поверила своему счастью. А на вид вылитые презервативы! Такие… с фруктовым запахом.
Теперь главное – не растеряться.
– Мура! С этой минуты я ввожу новое наказание. – Звучит глуповато, как будто у нас в семье уже имеется приличный набор наказаний – не очень старое, старое и очень старое! – Я не разговариваю с тобой за беспорядок в комнате час… Нет, двадцать минут. За покраденную белую рубашку я не разговариваю с тобой ещё двадцать минут. – Всё вместе сорок минут. По-моему, по-божески.
– А можно пятьдесят минут с перерывом на рекламу? Хоть сериал спокойно посмотрю. Ладно, мамочка, только не надо делать вид, что это не ты, а настоящая мать!
Я пробиралась к выходу по свежепротоптанной тропке между джинсами и свитерами, а Мура продолжала меня воспитывать:
– Все матери как матери. Посмотри на Ирку-хомяка, просто загляденье! В длинном пальто, сверху накрашенные губы, снизу каблуки. – Мурка показала руками, где у настоящих матерей верх, а где низ. – А ты! Стоишь тут в солдатских ботинках и клетчатых штанах до колен. Ты небось и в университет так ходила?
– Нет, ну не то чтобы… – увильнула я от ответа. – Но, коварная Мурка, ты же сама сказала, что это чудные штаны и в них можно всюду пойти!..
– Всюду, где нет людей!
– Мура-дура.
Я чувствовала себя очень счастливой. У нас с Мурой всё идёт как надо, у меня Роман, а у Муры нет презервативов!!!
Вечером позвонила Ольга. Мы не разговаривали несколько дней, потому что Ольга была на двух пресс-показах, потом делала репортаж на Ленфильме, потом посещала Лежачего. Собирается на фестиваль от своего глянцевого журнала, радуется жизни, несмотря на то, что никогда не была замужем!!!
Причины того, что Ольга не замужем:
1. Потому что киножурналистка хочет выйти замуж только за актёра или режиссёра.
2. Актёры кино все глуповатые или голубоватые. (Ольге лучше знать.)
3. Режиссёров мало и на всех не хватает. (У некоторых людей вообще такая планида, что им лучше не стоять в очереди. Например, когда-то давно, ещё в университете, мы с Ольгой стояли в очереди за чудными югославскими колготками, так вот – именно на нас колготки закончились, а что уж говорить о режиссёрах! Не удивляюсь, что Ольге не хватило.)
Сегодня Ольга была так довольна жизнью, что даже пыталась нарушить наши две договорённости. Первая – не пересказывать мне сюжеты фильмов, которые она смотрит, потому что она журналистка и смотреть кино – её работа, а я – зрительница и не очень-то люблю кино. Вторая договорённость – не говорить мне про Лежачего больше десяти минут подряд.
Так вот, Ольга опять перечислила все преимущества работы в модном глянцевом журнале и преимущества своего Лежачего.
Преимущества работы:
1. Очень приличная зарплата.
2. Гонорары за отдельные материалы.
3. В редакцию можно являться к часу дня, а то и вообще не приходить.
Преимущества Лежачего:
1. Гений. (Прямо сейчас творит гениальное произведение – новое слово в области литературы, музыки и геополитики.)
2. Возможно, очень скоро встанет. (Лежачий не выходит из дому уже много лет, потому что творит и потому что всегда находится какая-нибудь дура, которая приносит ему на дом еду и сигареты. Для меня загадка – что он может предложить в ответ. Секс? Но для этого все же необходимо хоть немного привстать с дивана… Со стороны Лежачего совсем неглупо вести душеспасительные беседы в обмен на продукты питания и сигареты: секс нужен не всем женщинам, зато всем хочется, чтобы их внимательно выслушали или хотя бы сделали вид.)
3. И начнет зарабатывать много денег режиссурой разных театральных проектов (не понимаю, почему именно режиссурой, – ведь у Лежачего нет никакого высшего образования и куда-то потерялся школьный аттестат).
4. Очень тонкая душа, которой Лежачий исключительно хорошо понимает Ольгу.
Я тактичный человек, поэтому не стала навязывать Ольге своё мнение о Лежачем, только спросила, что именно дают ей эти странные отношения. Может быть, чувство защищённости и уверенности в будущем? Ольга многозначительно проговорила, что я ничего не понимаю, и Лежачий даёт ей ДРУГОЕ. Что?
18 сентября, четверг
Утром проснулась с неприятным ощущением, что непременно должна сделать что-то по хозяйству, чтобы больше к этому уже не возвращаться. С трудом вспомнила, что именно – решить вопрос с деньгами. Что мне делать – работать и зарабатывать или отобрать и поделить?
1. Работать и зарабатывать. Работать и зарабатывать?
Зарплата за сентябрь будет только восьмого октября, шесть тысяч рублей.
Что ещё насчёт работать и зарабатывать?
Я очень надеюсь на консультирование. После того как люди соберут урожай на своих дачных участках, они обнаружат, что у них поднакопилось проблем, и начнут искать психолога, то есть меня. Только пусть у них будут не особенно сложные проблемы, потому что, во-первых, я от всей души желаю им всего самого наилучшего, а во-вторых, боюсь, что со сложными проблемами я не справлюсь.
2. Отобрать и поделить. Отобрать и поделить?..
Отобрать я имею в виду у Дениса, поделить тоже между мной и Денисом. У нас с ним чудные отношения, пока дело не доходит до денег, то есть алиментов.
Какое мерзкое слово «алименты»! Лучше буду называть эти его двести долларов… ну, например, «вспомоществование».
Долго не могла дозвониться Денису, а когда наконец линия освободилась, повесила трубку. А вдруг к телефону подойдёт Алла? Почему-то не хочу с ней разговаривать, когда собираюсь просить у Дениса денег. В остальное время, свободное от выпрашивания, мы с ней подружки.
Но, с другой стороны, почему я должна её бояться? В смысле денег. Я же не для себя, и вообще, он обязан.
Лучше я позвоню Денису на мобильный.
– Денис, привет, это я!
– Слышу, что ты. Привет.
Голос нерадостный. Откуда он знает, что я звоню не просто поболтать?
– Ты забыл про деньги за июль и август. И за сентябрь бы тоже неплохо.
– Сегодня только восемнадцатое сентября.
– А зато август уже закончился, и июль гоже, – скромно напомнила я.
– Я, между прочим, живу в Германии, а не на соседней улице! Мне каждый раз надо просить, чтобы кто-нибудь передал!..
Сейчас он небрежно переведёт разговор на что-нибудь другое.
– А как вообще дела? Как Мурка? Машина-то ездит?
Рассказала про Мурин портфель, новый двор, отваливающуюся дверь в машине. И вскользь, как бы между прочим, напомнила:
– Так ты не забудь про деньги. И за сентябрь тоже. – Теперь надо прикрикнуть. – Денис! Ты меня слышишь?!
Почувствовала, как от моего окрика Денис подобрался. Хорошо бы он придерживался этой привычки ещё лет десять, пока Мурка не станет сама себя содержать. Или, по крайней мере, не начнёт сама для себя просить.
– Откуда у меня такие деньги? За три месяца сразу? – меланхолически задал вопрос Денис. – Ты что думаешь, я миллионер? Может быть, ты считаешь, что моя квартира в дорогом районе ничего мне не стоит? Или два «мерседеса» – их, по-твоему, мне даром дали? А отдохнуть в пятизвёздочном отеле надо человеку три раза в год или нет?! А у нас с Аллой вся одежда, даже домашние тапки, от Версаче. Ты хоть представляешь, сколько это стоит?!
Когда Денис рассказывает про свои горести, я могу думать о своём. Главное, не забыть громко сочувственно вздыхать. Спросила только:
– Может быть, тапки можно не от Версаче? Давай я здесь куплю Алле тапочки из овечьей шерсти, очень хорошенькие… всё экономия…
– Ты не понимаешь, – с ласковой безысходностью сказал Денис. – Мы с Аллой обязательно должны быть в тапках от Версаче, иначе все решат, что у меня плохо идут дела…
Я опять вздохнула и сказала, что понимаю.
– Ничего, – с надеждой в голосе проговорил Денис, – когда-нибудь Мура выучится, начнёт много зарабатывать и сама будет меня содержать.
– Не хочу тебя расстраивать, но у неё свои планы. – Неприятная часть разговора была закончена, и я уже приободрилась. – Мурка сказала, что будет долго учится, очень-очень долго. После института – аспирантура, потом докторантура, потом профессантура…
Денис вздохнул. Он знает, что его дочь Мура на всё пойдёт, чтобы не работать, даже на то, чтобы ещё лет десять обучаться первым попавшимся наукам.
Денис вовсе не жадина-говядина, а, наоборот, очень щедрый человек – ему ничего не жалко для себя, а когда мы жили вместе, ему было ничего не жалко для меня. Он мог потратить последние деньги мне на кофточки и тут же, абсолютно счастливый, присматривал мне к этим кофточкам новые юбочки. Потому что мои новые кофточки и юбочки были у него «для себя». А теперь у него «для себя» Алла в тапках от Версаче, Муру он любит и гордится, но уже все, она – не «для себя». Мурка – вынужденная статья расходов, вроде счетов за свет и телефон. Платить не хочется, но и сидеть в темноте без телефона тоже не вариант.
Но ведь и я отнюдь не образец бездумной щедрости, сметающей на своём пути все преграды здравого смысла – например, ужасно жадничаю на книги. Когда кто-нибудь просит почитать мою книгу, я прежде всего делаю вид, что не расслышала, потом говорю, что я точно знаю – эта книга потерялась. Если же всё-таки приходится отдавать свою книгу в чужие руки, то я моментально забываю всякие приличия и начинаю причитать: «Жалко мне книжечку мою, ой, как жалко!» В общем, у меня самой по части жадности рыльце в пушку. Денис же не виноват, что у него Мурка не для себя… Придётся мне просить ласково. Ничего, на то я и мать, – попросишь-попросишь, и выпросишь.
Денис ещё раз вздохнул, особым интимным вздохом. Сейчас начнёт жаловаться на Германию.
– Как же мне осточертела эта Германия! Тоска, общаться не с кем. Твёрдо решили – вернёмся в Питер.
Денис с Аллой как чеховские сестры, вечно стонут – в Москву, в Москву (то есть в Питер)!.. Потому что у нас в Питере театры и вся необходимая им остальная культура. Например, Донцову и Устинову можно купить сразу же, как только они выходят, а так им приходится ждать, пока я пришлю. Женька вот тоже подвывает, что в Германии ужасно скучно, а в плохие минуты кричит – к черту Германию, вернусь домой! Никто не вернётся.
Когда Женька переехала в Германию, я решила, что и мне надо, и стала приставать к Денису, что мы должны уехать, ради ребёнка Муры, и так далее по списку, что в таких случаях говорят. Он кричал мне, тоже по списку, – что в его пожилые годы за тридцать нечего делать в чужой стране и что он не намерен все начинать с нуля ради моих нездоровых отношений с Женькой. Не в смысле, что мы лесбиянки, а в смысле, что такие большие девочки, как мы, должны научиться жить в разных странах.
А потом, в результате череды очень сложных драматических событий, которые я сейчас толком не могу припомнить, Денис уехал в Германию, а мы с Мурой остались в Питере. Денис считает, что это я его бросила. То ли отказалась с ним уехать, то ли, наоборот, отказалась остаться в Питере.
Зато из Германии дёшево звонить, и Женька звонит по нескольку раз в день – то мне, то Мурке. А мы с Мурой частенько гостим у неё и объездили уже все окрестные страны на маленьком дешёвом автобусе. Есть такие туры – «Вся Европа за сорок минут», чудная вещь, если у кого мало денег и длинный любопытный нос, который он хочет сунуть в каждый встречный замок или собор.
– Алле привет передай. Пусть позвонит мне вечером. Пока, целую.
Алла и без моего приглашения позвонит. У неё, кроме меня, подруг нет. Алла давно живёт в Германии, всех питерских подруг давно потеряла, а новых не нажила. Эмиграция – жуткое дело в смысле дружбы, потому что взрослым людям непросто подружиться, а поссориться почему-то, наоборот, очень легко. Вот ей и приходится дружить с кем попало, даже с первой женой своего мужа. Я с ней тоже дружу, и мы всей семьёй – с Муркой, Денисом и Аллой – вместе веселились в НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМ УЖАСЕ – Диснейленде.
Именно там, в Диснейленде, у меня и открылись на неё глаза – вовсе Алла не мой родственник, как я привыкла считать, а скорее друг или даже просто хороший знакомый…
В Диснейленде Алла затащила меня в какой-то поезд, который уходил в небо, хитростью усадила в кабинку и сказала – не бойся, здесь совсем не страшно. А я же вижу и нюхаю – здесь уже кого-то до меня тошнило, и понимаю, что надо спасаться. И тут кабинка ка-ак поскакала по горам, ка-ак заухала жутким воем! Я поняла, что кричать бессмысленно, – всё равно не спастись, поэтому я заплакала. Когда мы приземлились, Алле пришлось вызывать местного врача, чтобы он вынул меня из этой чёртовой карусели и уговорил открыть глаза.
Иногда я думаю (но только в очень-очень плохие минуты, когда мне кажется, что моя жизнь полностью не удалась), что Алла со мной дружит не потому, что я такая классная первая жена, а потому, что я рассталась с Денисом, а теперь у него – два «мерседеса», квартира в центре Европы и Алла в тапках от Версаче. Я так думала два раза.
…А что здесь такого, у каждого человека бывают тайные гадкие мысли, в которых ему стыдно признаваться! На самом деле это неправда, и Алла просто со мной дружит.
19 сентября, пятница
Днём ездили с Романом в Ольгино. Сегодня было не так волнующе, как в первый раз (даже самое интересное приключение когда-нибудь становится рутиной). Совсем не как в кино, а просто два не очень юных человека, которым негде встречаться, снимают номер в дурацком мотеле, а лучше бы они сидели у себя дома, пили чай и смотрели программу «Время»…
По дороге в город Роман вдруг стал ужасно несчастный и сказал, что совсем не хочет ехать домой, что мне гораздо легче, потому что моя жизнь с концом лета не изменилась – мне не надо вдруг привыкать к тому, что совершенно чужой человек толчётся у меня под ногами.
Странно, когда жену называют «совершенно чужим человеком». Возьмём, к примеру, Дениса. Он, хоть и бывший муж, но не чужой мне человек, а очень даже близкий родственник. А у Романа такое количество невостребованной нежности, как будто он не взрослый мужчина, и не было у него когда-то свадьбы с кольцами, фатой и походом к Вечному огню. История его брака обычная, такая же, как у всех. Институтский роман, первый невнятный секс. Вроде это и есть любовь, и надо немедленно жениться. Потом ребёнок, потом спохватился – ой, а где же она, любовь? Какая-такая любовь, нет никакой любви. Начались любовницы. А теперь я. Не любовница, а любовь. (Это не я много о себе понимаю, он сам так сказал.) А разве у нас было по-другому? На первом курсе мы, ленинградские девочки, осматривались, чуть-чуть высовывая свои нежные носики из детской жизни. На втором и третьем тоже. А к концу третьего курса вдруг заметили, что наши провинциальные сокурсницы уже успели выйти замуж, за наших, между прочим, личных ленинградских мальчиков. И тогда мы стали нервничать и торопиться, потому что если кто в двадцать лет ещё не собирался замуж, то мог уже вполне считаться старой девой. И мы суетливо приглядывали себе мужей и хищно вцеплялись в тех, кто поближе, а в результате у всех все оказалось одинаково – в двадцать лет свадьба в фате и с куклой на капоте, в двадцать один ребёночек. А лет так в двадцать пять, когда наши молодые родители уже смирялись с тем, что они бабушки-дедушки, и были готовы сидеть с нашими детьми, мы в первый раз влюблялись.
Мы забрали мою машину от университета и на двух машинах поехали к моему дому. На Невском развернулись параллельно, как будто мы все ещё в любви, а затем я его немножко обогнала!
Долго целовались в машине во дворе напротив нашего дома, чтобы Мурка случайно не увидела, а на прощание Роман опять немножко жаловался на жену. А кому же ещё ему рассказать, если я – самый близкий ему человек?!
Я, как проф. психолог, понимаю, что в несчастной семейной жизни не может быть виновата только его жена, а сам Роман – натуральный ангел, случайно слетевший на землю прямо в мои объятия. И что так положено – рассказывать любовнице про жену плохое. Он же не может говорить мне: «Ах, она у меня такая душечка!»? Но Роман рассказывает такое, что вряд ли придумал бы нарочно, даже если бы он очень хотел меня разжалобить.
Говорит, что его жена недобрая, разогнала всех его друзей и давно уже не хочет с ним спать. Все женатые любовники моих подруг утверждают, что они сами своих жён не хотят, а один настолько набрался наглости, что сказал, что спать с женой – всё равно что полоть грядку с укропом: работа кропотливая, скучная и неблагодарная.
Но вот как раз Роману я верю! Мужику очень трудно сказать, что жена не хочет с ним спать!
– Слушай, а откуда взялся ребёнок, если всё так запущено?
Роман пожал плечами и сказал, что точно не знает. Может быть, ему удалось подсыпать ей в чай снотворное? Говорит, что жена не разговаривала с ним почти всю беременность.
А ведь не разговаривать совсем не интересно! Я, к примеру, все девять месяцев вела постоянный репортаж о своём самочувствии для всех, кого удавалось заставить слушать! А врач в роддоме попросил меня помолчать хотя бы во время родов.
– Она только у входа в роддом заговорила. Повернулась ко мне от двери и сказала: «Зря мы с тобой это затеяли», – со свежей обидой произнёс Роман.
Странно! Ребёнку же надо с радостью рождаться, а она – «Зря»! Бедный Роман!
– И ещё… она дочку наказывает.
– Это она молодец! Наказание – необходимая часть воспитания, – заметила я. Это кто-то умный сказал, не помню кто. Макаренко, Песталоцци, В.И. Ленин? Я так давно мечтаю Муру наказать. Только до сих пор не могу остановиться на виде наказания, хотя мне и пришлась по вкусу идея бить её свёрнутой в трубочку газетой…
– Она с ней не разговаривает. Может три дня не разговаривать. Скажи мне как психолог…
Как психолог я бы её укусила! Зачем люди рожают ребёнка – чтобы любить и беречь или чтобы страстно наказывать?
Я быстренько приняла лекторский вид:
– Многие женщины, подсознательно склонные к жестокости, выбирают молчание как способ наказания мужей и детей. Сильнее способа пролонгировать конфликт не существует. Не разговаривать с девятилетним ребёнком!!! Более жуткого насилия просто нет! Ты ей скажи, что так с девочкой нельзя!
Оказывается, она и с Романа тоже очень строго спрашивает за каждую провинность. Тут другие ставки. За мелкую провинность – забыл купить хлеб или прошёл в комнату в ботинках – день молчания, за крупную – например, приехал на дачу в субботу вместо пятницы – до двух недель, по курсу. Рекорд молчания – месяц.
– Да? А зачем молчать? Мне всегда хотелось доскандалить… – рассеянно сказала я, и мы начали прощаться.
Было ужасно жалко расставаться, просто невозможно! А если бы (может же человек помечтать!), если бы… не я к себе, а он к себе… а мы вместе ко мне.
Хм, вот так, прямо сейчас – ко мне? У меня вообще-то не убрано… И ещё я устала от такого накала чувств и хочу просто поваляться на диване, может быть, даже не сняв ботинок. Но ведь если бы мы жили вместе, такого накала страстей не было, а был бы нормальный семейный вечер. Мне бы не было так одиноко. Вот, например, сейчас Муры нет дома, и мне вот-вот может стать очень одиноко, как только я немножко поваляюсь на диване в ботинках… А так у нас будет нормальный семейный вечер. Сначала Роман захочет ужинать. Кстати, сегодня у нас на ужин супервыбор: пельмени «Дарья», киевские котлеты «Дарья», блинчики с творогом «Дарья». Может ли быть, что он не такой страстный любитель «Дарьи»? Тогда придётся варить ему суп. (Мы с Муркой вообще не любим настоящую еду, мы любим сухарики с колбасой, паштетом и сыром. Особенно мы любим камамбер и копчёные сырные палочки. А многие мужчины хотят вечером получать полный обед – первое, второе и компот. Надо посмотреть, продаётся ли в нашем магазине замороженный суп «Дарья».)
После ужина-обеда Роман будет смотреть телевизор, а телевизор будет орать, громко. (У мужчин слух устроен не как у женщин, они любят, чтобы было громко, а я при звуке чуть громче шепота прямо на глазах превращаюсь в собаку Баскервилей.) А вдруг он скажет: «Ты болтаешь по телефону уже два часа»? Или: «Прекрати читать в постели»? Надо как-нибудь незаметно выяснить, мешает ли ему свет. Зато мы всегда будем рядом, и мне не будет так одиноко.
А мне и так не одиноко. Нормально мне! Я давно подозревала, что все истории про горькую жизнь заплаканных одиноких женщин сильно преувеличены. Это не важно, есть ли у тебя муж, важно, есть ли у тебя жизнь. Вот я – сейчас сварю пельмени, вечером подружусь с Мурой, потом немножко поговорю по телефону с мамой, Женькой, Иркой, Ольгой и Алёной. Затем буду читать новый детектив Акунина… то есть «Постижение истории». Моя жизнь на сегодня полностью устроена, и омрачает её только неотступное беспокойство – позвонит ли Роман пожелать мне спокойной ночи.