Глава 19

Несмотря на то что в вечернем небе уже взошла луна, покрасневшие глаза инспектора Мирты Хогг скрывали солнечные очки. После смерти Клауса она непрерывно плакала, но боль не утихала.

Войдя в отель, она села напротив Маргарит и, бросив печальное «Привет», сняла очки. Потом достала из сумки ампулу и капнула в глаза по паре капель.

– Никак не могу перестать плакать. Ты была права, я очень любила Клауса, – сказала она.

Маргарит несколько секунд молча смотрела на Мирту, понимая и сочувствуя ее страданию. Потом закрыла крышку стоявшего на столе ноутбука.

– Я должна вернуться в Гаагу сегодня же. Это приказ моего начальства.

– Ты говорила, что не подчинишься.

– Это было до того, как выяснилось, что Клаус погиб. Я не могу похоронить вместе с ним свою карьеру в Европоле.

– Ты не обязана мне ничего объяснять. А меня ждет служебное расследование за то, что я отслеживала его мобильник без официального разрешения, – сказала Мирта.

Маргарит кивнула.

– Мой шеф уже сказал мне об этом. Он все знает.

– Но ни твой, ни мой шеф не знают, что я буду продолжать линию расследования, начатую Клаусом.

Маргарит заметила, что это хорошая новость. Она пригласила Мирту в отель, чтобы попрощаться с ней лично и предложить поддерживать контакт по мобильному и по электронной почте. В расследовании оставались темные места, которые Маргарит по-прежнему не могла объяснить.

– Как ты говорила, это дело дурно пахнет.

– Комиссар и шеф федералов сообщили прессе, что арестуют Густава Ластоона в самое ближайшее время. Они уверяют, что напали на его след.

– Тогда чего они ждут?

– Думаю, они ждут, что он сделает неверный шаг. Жизнь тех шести девочек подвергается опасности. Они боятся, что им придется отвечать за то, что может случиться.

Маргарит попросила официанта принести бутылку воды.

– Помнишь ту девушку, что мы с Клаусом узнали на одной из картин художника из Нюрнберга, ты сама показывала нам снимок во время нашей первой встречи в комиссариате?

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Ни одну из этих девушек еще не удалось опознать. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?

– Ее зовут Хельга фон Майер. Она позвонила мне на мобильный и сказала, что хочет со мной поговорить. Но когда я предложила ей встретиться здесь через час, она повесила трубку. Я позвонила ей сама, но на том конце включился автоответчик.

Маргарит рассказала Мирте, что, когда они с Клаусом осматривали квартиру преподавателя музыки, где Веричка Людович снимала комнату, он сказал, что девушка из Сербии дружила с Хельгой фон Майер. Кроме того, Хельга дочь весьма известного и влиятельного психиатра, поэтому Клаус считал, что, прежде чем вызывать ее в комиссариат для дачи показаний, надо немного подождать и узнать побольше про художника из Нюрнберга.

– Думаю, ты тоже должна услышать, что нам хочет сказать эта девушка. Кроме того, пока я тебя ждала, я посмотрела ваши архивы…

Мирта ее перебила.

– Ты сказала – наши архивы? Хочешь сказать, архивы полиции Лейпцига?

– Да, конечно. Клаус дал мне пароль, чтобы я могла работать из Парижа в прошлые выходные.

– И тебе удалось что-то найти?

Маргарит не терпелось ответить.

– Два месяца назад эту девушку, Хельгу фон Майер, задержала полиция Лейпцига.

– Наркотики?

– Нет, ничего похожего. Это произошло во время манифестации, устроенной группами неонацистов, которая закончилась столкновением с полицией. На ней была футболка со свастикой, и в руках она несла знамя с черным черепом.

Глава 20

Яркий свет от стеклянных зданий на Аугустусплац, прорезая ночную темноту, создавал на площади огромные прозрачные геометрические фигуры.

Отель, где жила агент Европола, находился всего в двух шагах от «Гевандхауса». Хельга вышла из зала и повернула по площади направо. Прямо перед ней шел трамвай. Дождавшись, когда он проедет, она перешла мокрый после дождя проспект, и ее взгляд уперся прямо в двери отеля «Рэдиссон Блю».

Войдя в кафе, она стала искать глазами Маргарит Клодель. Хельга не помнила ее лица, но надеялась, что вспомнит, когда увидит. Она не сразу сообразила, что агент Европола сидит на диване в глубине зала не одна. Рядом с ней сидела другая женщина, которую Хельга никогда раньше не видела. Они что-то обсуждали, периодически глядя на экран стоявшего на столе ноутбука. Хельга оглянулась и посмотрела на освещенный фасад университета, как будто думала, не повернуть ли ей назад к стеклянным дверям кафе. В этот момент она услышала свое имя и увидела, что Маргарит Клодель подняла руку и жестом приглашает ее подойти к ним. Она уже не сомневалась, что именно с этой женщиной она познакомилась в Спиннерай, когда пила травяной ликер с Сусанной и Бруно за стойкой «Бимбо Таун».

– Извините, но я думала, что вы будете одна, – сказала Хельга, подойдя к столу.

Маргарит встала с дивана и протянула ей руку:

– Привет, Хельга. Спасибо, что пришли. Позвольте представить вам Мирту Хогг из отдела по расследованию убийств полиции Лейпцига. Она работала с инспектором Бауманом.

В качестве приветствия Хельга ограничилась слабым кивком. Агент Европола пригласила ее сесть на диван, стоявший напротив того, на котором располагались она сама и Мирта Хогг. Хельга села и посмотрела Мирте в глаза. Они были красными, как будто она выпила, выкурила косячок или долго плакала. Судя по всему, верной была последняя из трех возможностей. Несмотря на то что на улице уже стемнело и начинался дождь, на столе лежали солнечные очки.

Взгляд Хельги снова скользнул на агента Европола.

– Вы будете записывать то, что я скажу? – небрежным тоном спросила она.

Маргарит Клодель чувствовала определенный дискомфорт, называя Хельгу на «вы», поэтому ответила ей на «ты».

– Нет, это не официальный допрос. Мы просто хотим задать тебе несколько вопросов. Если не хочешь, можешь не отвечать. Ты можешь также позвонить адвокату, которому доверяешь, и уточнить у него свои права. Как я слышала, твой отец важная персона.

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Просто скажите мне, что вы хотите знать.

– Разве Бруно не сказал тебе, о чем идет речь?

– Дня два или три назад Бруно позвонил мне по телефону и сказал, что вы осмотрели его квартиру, рассказали ему, что Лесси жила по поддельному паспорту и все такое.

– Он говорил, что Лесси убила человека?

– Да, но я уже слышала кое-что об этом по телевизору. Он также сказал мне, что Лесси одна из мертвых девушек.

Маргарит Клодель как можно мягче произнесла:

– Послушай, Хельга, давай на время забудем, кто мы такие. Я забуду, что я из полиции, а ты – что говоришь со мной.

– А она? – спросила Хельга, бросив взгляд на Мирту Хогг.

– Представь, что и она и я – просто женщины. Нам нужна твоя помощь, чтобы понять кое-какие вещи, и, возможно, мы тоже сможем тебе помочь, чтобы ты не слишком усложняла себе жизнь. Пять девушек уже умерли, шесть девочек-подростков исчезли, инспектор Бауман убит. Это не виртуальная игра, Хельга. Мы знаем, кем была каждая из тех девушек, где они жили, знаем проблемы, которые их объединили, и то, что они создали в глубокой сети сайт, где договорились о групповом самоубийстве. Камеры аэропорта и вокзала зафиксировали их прибытие в Лейпциг и их встречу с Лесси. Если хочешь, можем называть ее так, чтобы лучше понимать друг друга. Пять девушек сели в фургон «фольксваген», позвонили кладбищенскому гиду, которого в данный момент разыскивает вся полиция Германии, и поехали к памятнику Битве народов, чтобы организовать некое подобие эзотерического ритуала, связанного со смертью. Там они приняли наркотик «Персефона», который привезла из Амстердама девушка-бельгийка Ивет Леду. Поэтому мне бы хотелось, чтобы мы не теряли времени зря, пересказывая то, что нам уже известно. Договорились?

Хельга кивнула. Она подумала, что настал момент говорить или надо замолчать навсегда. Но если она сохранит свою тайну, то отказ от жизни, который совершили «девчонки из выгребной ямы», будет бесполезен.

– То, что вы говорите, не совсем точно, – ответила она.

Маргарит и Мирта обменялись удивленными, но удовлетворенными взглядами. Похоже, Хельга фон Майер решилась рассказать им правду. Но прежде, чем она продолжила говорить, агент Европола для верности задала ей вопрос:

– Это ведь ты сидела за рулем фургона, который встречал девушек в Берлине, верно?

Хельга ответила не задумываясь:

– Да.

До этого момента Мирта Хогг хранила молчание.

– Ты понимаешь, что теперь мы можем арестовать тебя по подозрению в совершении тяжких преступлений, включая помощь этим девушкам в совершении самоубийства? – спросила она.

– Мне все равно, что со мной будет. Но если вы меня арестуете, то совершите ошибку, – возразила Хельга. Потом посмотрела на агента Европола: – Это я прислала вам фотографии, которые вы должны были получить сегодня утром в Центральном комиссариате. На этих фотографиях сорок восемь убитых девушек. Если вы не хотите, чтобы это число росло и дальше, то вам надо внимательно выслушать меня.

Маргарит Клодель достала из стоявшей рядом с ней сумки конверт с фотографиями и положила их на стол рядом с ноутбуком.

– Говори, прошу тебя, – сказала она.

Хельга начала свой рассказ с того дня, когда познакомилась с Лесси Миловач, и закончила ночью смерти «девчонок из выгребной ямы». Она не стала вдаваться в подробности и пересказывать признания, сделанные каждой из них в чате.

– Ты знаешь адрес сайта в глубокой сети?

– Сайта больше не существует, Лесси его уничтожила с помощью TOR, – солгала Хельга. Тайны чата «Девчонки из выгребной ямы» принадлежали только им одним.

Не стала она рассказывать ни об их чувствах, ни о том, что и почему произошло, не сказала о неизлечимой опухоли у себя в голове и о своем плане обвинить совсем других людей в ужасном преступлении. Время для этого еще не пришло. Она сказала, что «девчонки из выгребной ямы» обо всем подумали и все решили и что ни одна из них, кроме нее, не захотела дать жизни еще один шанс. Что больше никто не несет ответственности за их решение уйти из этого мира вместе, используя наркотик, изобретенный, чтобы по-новому поиграть со смертью.

– Я даже не знала, кто такой этот кладбищенский гид, и использовала его, только чтобы придать эзотерический смысл всему действу и связать с нацистами смерть девушек, тела которых он должен был найти у монумента, договорившись встретиться там с Ведьминой Головой. Посещение на рассвете кладбища Зюдфридхоф и полторы тысячи евро, которые я оставила ему под камнем у входа в башне, это только способ убедить его согласиться. Сначала он отказывался работать в пять утра.

– Значит, девушки дошли до входа в монумент своими ногами? – спросила Мирта Хогг.

– Да, они приняли «Персефону», когда уже лежали на холстах с нарисованными саркофагами.

Женщины-полицейские смотрели на нее, как загипнотизированные, и выражение их глаз постепенно менялось от любопытства к заинтересованности, от удивления к сомнению, от уверенности к ужасу.

– А Бруно Вайс? Он ведь тоже дружил с девушкой из Сербии.

В голосе Хельги послышались более резкие ноты.

– Бруно не имеет к этому никакого отношения. Оставьте его в покое. Он просто гениальный музыкант.

– Он не знал, что Лесси одна из мертвых девушек?

– Он узнал об этом вечером того дня, когда Густав Ластоон нашел моих подруг. Я оставалась с ними у монумента до тех пор, пока они не уснули навечно. Потом я поехала домой к Бруно, чтобы немного поспать, а когда проснулась, сказала ему. Он был влюблен в Лесси и имел право знать, что больше ее не увидит. За два дня до этого Лесси сказала ему, что собирается вернуться в Сербию.

– И что сделал Бруно, когда узнал? – спросила Маргарит.

– Он очень нервничал. Не хотел мне верить. Сказал, что обязательно пойдет в полицию, чтобы проверить, действительно ли Лесси мертва.

– Знаешь, ты просто чудовище! – воскликнула Мирта Хогг, когда Хельга закончила свой жуткий рассказ.

– Нет, вы ошибаетесь, чудовища – это они.

Маргарит подумала, что эта девушка с глазами похожими на две льдинки бредит.

– Ты принимаешь наркотики?

– Иногда.

– Какие?

– Метамфетамин и экстези.

– Кто такие «они»? – поинтересовалась Мирта Хогг.

Хельга посмотрела на конверт, лежавший на столе.

– Те, которые стоят на этих фотографиях с закрытыми лицами.

– Это мы видели. Они одеты как нацистские офицеры СС.

– Они настоящие убийцы. На фото не очень хорошо видно, но на их фуражках тот же символ, который я нарисовала на кинжалах, вонзенных в спины мертвых девушек. Хотя на самом деле это не кинжал, это дага.

– Почему ты называешь его дагой? – спросила Маргарит.

Хельга ответила, что так называлось оружие чести, которое носили офицеры СС. Это та самая дага, которая на фотографиях воткнута в спины сорока восьми убитых девушек. Она сказала, что этих девушек убили в разное время и что нацистские оргии с юными девственницами начали устраивать в крипте монумента еще до войны. После войны этот ритуал повторялся каждые десять лет, в память о той женщине и тех офицерах СС, которые создали тайное общество. На обратной стороне оригиналов фотографий был указан год каждой резни: 1945, 1955, 1965, 1975, 1985, 1995, 2005 и 2015.

– Откуда ты узнала об этих преступлениях? Ты говоришь так, как будто пересказываешь историю, которую тебе рассказал Густав Ластоон.

– Я вам уже говорила, что даже незнакома с этим человеком. Просто я знала, что он большой знаток в этой области.

Мирта Хогг достала из конверта фотографию шести нацистов с закрытыми платками лицами.

– И ты знаешь этих людей в масках?

– Только одного из них.

– Назови его имя, – потребовала инспектор отдела по расследованию убийств.

– Мой отец.

Маргарит и Мирта снова переглянулись. Первой заговорила Мирта Хогг:

– В какую чертову игру ты играешь? И это после той трагедии, которую ты уже спровоцировала? Мертвы не только пять твоих подруг-самоубийц, инспектор Бауман был нашим другом, и ты виновата в том, что его с нами нет. Всего этого не случилось бы, если бы ты с самого начала обратилась в полицию, – сказала она.

– Я очень сожалею о том, что случилось с вашим другом.

– Теперь уже поздно сожалеть, тебе не кажется? – отозвалась Маргарит.

Хельга ответила, что хотела позвонить, после того как узнала об исчезновении шести немецких девочек, но никак не могла решиться рассказать все, что знала, пока не услышала о гибели инспектора Баумана и о том, что его убил Густав Ластоон. К тому же ей пришлось ждать подходящего момента, когда ничто не могло помешать ее плану открыть правду.

– Я просто пытаюсь помешать тому, чтобы другие девушки продолжали гибнуть такой жуткой смертью. Посмотрите еще раз на фото, у них вся спина растерзана дагой. И это не мои выдумки, – добавила она.

– Нам известно, что несколько месяцев назад тебя задержала полиция, – сказала агент Европола.

Хельга ничуть не смутилась.

– Сегодня вечером я позвонила вам, хотя понимала, что вы наверняка знаете о моем прошлом.

– На той манифестации ты несла нацистское знамя. И пыталась оказать сопротивление полиции, – настаивала Маргарит, подчеркивая причины ее задержания.

– Вы решили, что я одна из них? Неужели вы действительно думаете, что, если бы я имела какое-то отношение к этим монстрам, я сидела бы здесь и рассказывала вам о тех невообразимых ужасах, которые они в течение многих лет творили в Лейпциге?

– Так убеди нас в том, что это не так, – сказала агент Европола.

– Я всегда слушалась своего отца с тех пор, как моя мать сошла с ума, узнав о том, что совершал он и его друзья. Это единственный способ сделать так, чтобы он не догадался, как он мне противен и как я его ненавижу. Примерно год назад он предложил мне вступить в группу неонацистов под названием ПШ – подразделение «Шестиугольник», входящую в лейпцигскую соту. Это тайная военизированная организация, которая называется «Стражи смерти». Ее лидеры носят на правом плече татуировку с изображением саркофага. Такая татуировка есть у моего отца.

Сказав это, Хельга оглянулась по сторонам. В кафе не было никого, кроме них. Быстрым движением левой руки она стянула свою футболку с правого плеча.

– У него такая же татуировка, как эта, только ее дополняет символ внутри белого круга, – объяснила она, быстро вернув футболку на место.

– А зачем ты ее носишь? – с подозрением спросила Мирта Хогг.

– Я сделала ее, когда вступила в свой «Шестиугольник». Отец специально возил меня к татуировщику в Берлин, чтобы мне ее сделали. Он говорил, что однажды я стану лидером «Стражей смерти», но тогда я еще не знала, что это означает. На самом деле я не знала этого, пока не нашла фотографии.

Агент Европола вспомнила, что Клаус Бауман рассказывал им об этих новых неонацистских группировках. Очевидно, что в рассказе Хельги была доля правды, если только она не вступила в сговор с кладбищенским гидом, чтобы обмануть их.

– У тебя есть оружие? – спросила она.

– У меня нет, но у всех остальных есть. У моего отца тоже.

Мирта Хогг решила на время оставить эту тему и сказала Хельге, что они видели эротические картины, написанные Максимилианом Лоухом.

– На одной из них ты лежишь обнаженная на диване в фуражке из тех, что носили нацисты, – добавила она.

– Мне заплатили очень много денег за то, чтобы я позировала для этой картины.

– Что ты знаешь о художнике из Нюрнберга?

– Я не уверена, что он член «Стражей смерти», но он работает на военизированную организацию, которую они возглавляют. На деньги, полученные от продажи его картин, они закупают оружие для каждой соты. Покупателей этих картин называют «меценатами». Они платят по полмиллиона евро за каждую картину, как та, что со мной, и за ночь любви с нами. Каждая девушка получает пятьдесят тысяч. Другие пятьдесят тысяч получает женщина, которая подбирает девушек, еще пятьдесят получает художник, а остальное идет организации.

Мирта Хогг хотела знать все.

– Значит, ты одна из этих шлюх?

– Называйте меня как хотите.

– Но ты только что сама в этом призналась.

– Тогда нет смысла спрашивать о том, что вы уже знаете, – бросила Хельга.

Реакция девушки заставила Мирту подумать, что стоит извиниться, но она этого не сделала.

– Женщина, которая находит этих девушек, живет в Берлине, верно? – спросила она.

– Да, у нее бизнес секс-услуг класса люкс, хотя называется он агентством киноактрис. Она ищет девушек, готовых сопровождать важных клиентов. Среди них отбирает моделей для картин Максимилиана Лоуха и предлагает их в качестве эксклюзивного подарка меценатам, чтобы заработать денег для создания новой Германии.

– Возможно ли, что на фотографиях, которые вы прислали, есть кто-то из этих девушек?

– Я не знаю, что было раньше, но последнюю партию девушек она купила у русских мафиози. Все они были девочки-подростки с Украины. Несколько дней она держала их у себя дома, а мне говорила, что они бездомные и у них никого нет. Что, если бы она им не помогла, их бы изнасиловали и убили в их стране. Но теперь я знаю, что она выкупила их, потому что до них никому не было дела и никто не стал бы заявлять об их исчезновении. Они умерли здесь, в Лейпциге, от рук людей-монстров. Так Лесси называла этих мужчин. У нее хватило смелости убить одного из них в Сербии.

– Назови нам имя этой женщины, и где мы сможем ее найти? – попросила Мирта Хогг.

– Я этого не сделаю.

Мирта Хогг не ожидала такого ответа.

– Но тогда как ты можешь ожидать, что мы поверим в твой рассказ?

– Просто поверьте, как поверил инспектор Бауман Густаву Ластоону. Если вы хотите, чтобы те шесть немецких девочек остались живы, вам придется сделать то, что я скажу.

Маргарит Клодель задумалась. То, что рассказала им Хельга, могло показаться паранойей, как та, которой страдал кладбищенский гид, или продолжением его бредовой конспирологической теории, в которую с самого начала поверил Клаус Бауман. У них не оставалось выбора, кроме того, чтобы дослушать все, что собиралась рассказать Хельга фон Майер. Безусловно, у агента Европола оставались те же сомнения, которые заставляли думать, что за смертью девушек-самоубийц стоял Густав Ластоон.

– Я по-прежнему не понимаю, откуда ты можешь настолько подробно знать, что произошло, если действительно не имеешь никакого отношения к этим преступлениям, – наконец заговорила она.

– За последние месяцы я видела много ужасных вещей, я несколько лет живу с этой женщиной, хотя она много старше меня. Она не скрывает свою бисексуальность от мужчин из своей неонацистской организации. У нее в столовой висит картина, где я изображена в обнаженном виде.

Хельга не стала ничего рассказывать о черепах с золотыми глазами.

Вместо этого она достала из сумки коробку с CD-диском и положила ее на стол.

– Что это? – спросила агент Европола, прежде чем открыть коробку.

– Лица реальных нацистов времен войны.

– Очередные фотографии?

– Скорее короткий фильм о первом ритуале «стражей смерти». Не думаю, что, кроме них самих и меня, кто-нибудь еще видел эти жуткие кадры. Они сняты на черно-белой пленке и без звука.

Хельга объяснила, что фильм идет под музыку Рихарда Вагнера. Знаменитый композитор родился в Лейпциге, и идеологи нацизма считали, что его музыка созвучна идеалам национал-социализма.

– Расскажи нам об этом фильме, – предложила Маргарит Клодель.

– Он очень тяжелый. Я не знаю, как описать словами то, что вы там увидите.

Агент Европола открыла сумку, достала внешний дисковод и подключила его к своему Маку. Открыв крышку, она повернула ноутбук, чтобы Мирта Хогг могла видеть экран, и запустила фильм.

Из маленьких колонок ноутбука послышались первые такты увертюры к опере Вагнера. Маргарит убавила звук, чтобы он стал почти неслышным. На черном экране появилось написанное белыми буквами название – «Стражи смерти». Затем возникло изображение башни монумента Битвы народов в Лейпциге. С башни свисали длинные флаги со свастикой. По экрану побежали светлые полосы, подтверждавшие, что фильм снимали много лет назад. Камера медленно наезжала на купол башни, потом пошла по кругу, останавливаясь на каждом из огромных средневековых рыцарей, высеченных из камня. Потом она спустилась ко входу в монумент и, пройдя сквозь черную темноту, показала интерьер круглого зала крипты. Огромные каменные фигуры окружали большой стол в форме шестиугольного саркофага, выполненный из черного мрамора. На нем горело яркое пламя, выходившее из золотого сосуда. У каждой из шести сторон стола, повернувшись спиной к огню, стояли по одной шесть очень красивых девушек. Волосы их были заплетены в косу, уложенную вокруг головы. Обнаженные тела просвечивали сквозь длинные покрывала из черного шелка, которые прикрывали их, как языческих девственниц. Девушки стояли неподвижно, как статуи. На столе за спиной каждой из них поблескивал золотой кубок.

В следующий момент в зале появились шесть человек, одетых в форму офицеров СС. Выстроившись в ряд, они медленно прошествовали в ногу, чеканя шаг. В правой руке они держали горящий факел. На их ничем не прикрытых лицах застыло бесстрастное выражение, взгляд казался пустым. Одним из этих нацистских офицеров была женщина. Они медленно обходили крипту по кругу, и каждый, подойдя к своему месту у черного мраморного стола, поворачивался по-военному и оказывался лицом к одной из шести девушек. Последней свое место заняла женщина, возглавлявшая церемонию. Она слегка повела головой, и все поставили свои факелы на подставки, стоявшие на столе рядом с каждой девушкой. Потом они синхронно сделали несколько шагов назад и, вернувшись на свои места, громко щелкнули каблуками и вскинули правую руку вперед и вверх в нацистском приветствии. Их рты раскрылись в дружном крике.

Женщина, одетая как офицер СС и руководившая ритуалом, заговорила. С каждым словом черты ее лица становились все жестче, взгляд скользил по лицам каменных гигантов, окружавших крипту. Казалось, она фанатично взывает к древним арийским богам.

Закончив свои призывы, женщина подошла к столу и взяла золотой кубок. Все остальные повторили за ней. Словно на праздничном банкете, они предложили свои кубки стоявшим рядом с ними девушкам. И те выпили.

Маргарит Клодель нажала на клавиатуре ноутбука кнопку «пауза». Сдержав вздох, она посмотрела на Хельгу.

– Что будет дальше в этом фильме? – спросила она.

– Почему вы сами не посмотрите?

– Потому что я хочу, чтобы ты мне рассказала.

Хельга провела рукой по волосам, убирая их от лица.

– Они ласкают их и целуют.

– А потом?

– Девушкам связывают запястья и щиколотки и ставят так же, как они стояли вначале. Потом всем, кроме одной, завязывают глаза. Женщина, руководящая ритуалом, берет со стола свой факел. Та девушка, у которой не завязаны глаза, со страхом смотрит на нее. Женщина подносит пламя факела к ее глазам. Она делает это медленно, пока ресницы девушки не начинают гореть, а ее глаза не становятся золотыми от отражающегося в них пламени. Видно, как девушка кричит от боли и теряет сознание. Остальные девушки дрожат и корчатся от ужаса. А потом начинается бойня.

– Что ты хочешь сказать?

Голос Хельги стал глухим. Казалось, еще немного – и она разрыдается. Однако ей удалось справиться с волнением и сделать вид, что ее не трогает то, о чем она рассказывает.

– Другие офицеры поднимают девушку и кладут ее на шестиугольный стол лицом вниз. Женщина достает дагу и несколько раз подряд с силой вонзает ее в спину девушки, пока в ее спине не появляется большое кровоточащее отверстие. Тогда она засовывает в рану руку, вырывает сердце девушки и начинает пожирать его, отрывая куски зубами, как зверь, в то время как мужчины-нацисты насилуют труп.