Глава 16

Приятная внешность Отто фон Майера заставила Сусанну усомниться в правдивости истории, которую Хельга рассказала о своем отце в чате «Девчонки из выгребной ямы». Это был мужчина лет шестидесяти, с суровыми, но правильными чертами лица и заметной сединой в волосах. Черный джемпер с круглым воротом подчеркивал его светлую кожу и голубые глаза, такие же, как у дочери. Хельга в большей степени походила на него, чем на мать.

Он сидел за обеденным столом с развернутой газетой в руках. При виде вошедшей Хельги и ее подруги он сложил газету и положил ее рядом с серебряным канделябром, стоящим на роскошном буфете. Встав на ноги, он поздоровался с дочерью, поцеловав ее в обе щеки. Потом, когда Хельга представила ему Сусанну, ее отец улыбнулся и сделал комплимент ее красоте.

– Садитесь, будьте добры, – сказал он, указывая рукой на обе стороны от себя.

Хельга прошла за спиной отца и села справа от него.

– Мы немного опоздали из-за пробок. С каждым разом проехать через центр Лейпцига все труднее. Как хотите, а мне больше нравятся широкие проспекты Берлина, – пожаловалась она, небрежно взмахнув рукой.

Обед уже стоял на столе: супница с кабачковым супом-пюре, блюдо с салатом из лосося и копченой селедкой и еще одно с ростбифом под маринадом с кислым соусом.

– Хотите вина? – спросил Отто, посмотрев на свою дочь, потом на Сусанну.

Во время еды отец Хельги расспрашивал, как они нашли ее мать.

– Немного хуже, чем раньше. Каждый раз, когда я к ней приезжаю, мне кажется, что она еще постарела. Сегодня она на меня даже не взглянула, как будто меня не было в комнате.

– Она начала принимать новое лекарство, оно стабилизирует ее состояние и сделает ее более спокойной. Я ни на один день не выпускаю ее из виду, так что можешь не волноваться.

Потом отец Хельги заинтересовался немецко-испанским происхождением Сусанны и ее семьей. Этим утром дочь сказала ему, что приедет обедать со своей подругой, студенткой, которая учится в Лейпциге по программе «Эразмус». Отто фон Майер хорошо знал Гранаду. Много лет назад, еще до рождения Хельги, они с женой провели неделю на Коста-Тропикаль, поскольку у одного из его коллег был дом в Салобренье и он пригласил их погостить у него летом. Затем он стал расспрашивать ее об учебе и о том, почему она выбрала лейпцигский университет, когда на юге Германии у нее живут бабушка с дедушкой. Временами, чтобы Сусанна не слишком смущалась, в разговор вмешивалась Хельга. Она рассказывала истории, которые тут же придумывала на ходу, чтобы заставить своего отца еще что-нибудь рассказать о своей молодости. О том, как он учился на факультете психиатрии, и о том, как изменился Лейпциг со времени коммунистического режима, десятилетиями подавлявшего их до падения Берлинской стены. Теперь жизнь стала другой, более свободной и увлекательной, несмотря на беженцев, наводнивших немецкие города.

Когда в столовую вошла кухарка, чтобы поставить на стол чашки с кофе и пирожные с кремом на десерт, Хельга посмотрела на Сусанну и подмигнула ей с видом заговорщицы.

– Я попросила Сусанну поехать со мной, потому что она чувствует себя немного подавленной. Мне кажется, она еще не адаптировалась к нашему образу жизни, не говоря уже о том, что она скучает без своих родителей и друзей. Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с ней и выписал что-нибудь, что поможет ей снова начать улыбаться и справиться с бессонницей, которая ее мучает с тех пор, как она приехала в Лейпциг, – сказала она.

Пораженная таким бессовестным враньем, Сусанна гневно сверкнула на Хельгу своими зелеными глазами.

– Что ж, посмотрим. Тебе надо рассказать мне, что с тобой происходит, – произнес господин Майер и, насупив брови, посмотрел на Сусанну.

Хельга встала.

– Пока вы будете разговаривать, я схожу в ванную. Сомневаюсь, что Сусанна будет с тобой откровенна, если я буду торчать у нее за спиной.

«Черт возьми, что у тебя на уме!» – хотелось крикнуть Сусанне, когда ее подруга выходила из столовой.

Хельга закрыла за собой дверь и пошла в кабинет отца, находившийся в конце коридора. Бесшумно войдя в кабинет, она решительно направилась к стеллажам библиотеки. Сначала она порылась в коллекции черно-белых документальных фильмов о Второй мировой войне, но потом заглянула вглубь и нашла то, что искала.

Дрожа от волнения, Хельга подошла к письменному столу. Череп, стоявший на столе, сколько она себя помнила, и страшно пугавший ее в детстве, смотрел на нее своими пустыми глазницами.

Она открыла один из ящиков и взяла ключ от сейфа, вмонтированного глубоко в стену. Молча постояла перед карандашным портретом Фрейда, который сама нарисовала для отца, когда училась в Школе изящных искусств. Сняла портрет, вставила ключ и набрала шифр, который был записан на обложке одной из книг. В сейфе лежало несколько пачек банкнот разного достоинства, какие-то документы и шкатулка с драгоценностями. Но Хельга искала нечто другое, то, что она видела здесь раньше. Перерыв бумаги, она, в конце концов, нашла это. Обыкновенный CD-диск. Дрожащими руками она положила диск к себе в сумку, снова закрыла сейф на ключ и повесила на место рисунок.

Потом Хельга пошла в ванную, сделала звонок по мобильному телефону и подождала еще какое-то время, чтобы отец успел закончить беседовать с Сусанной по поводу ее воображаемой депрессии.

Вернувшись в столовую, она увидела, что Сусанна немного оживилась. Несколько раз она даже улыбнулась забавным историям, которые рассказывал ей господин фон Майер о мнимых психопатах, которые пытались симулировать сумасшествие, чтобы получить от государства пожизненную пенсию.

– Я выпишу тебе таблетки дулоксетина, они вернут тебе желание смеяться и развлекаться. В твоем возрасте меланхолия – это не болезнь, а временное эмоциональное расстройство. А чтобы спать, достаточно будет попить после ужина какой-нибудь успокоительный настой. Кроме того, тебе не стоит расстраиваться из-за учебы, как только ты почувствуешь себя бодрее, в университете все пойдет на лад, – заключил он.

Хельга снова уселась на свое место. Отец посмотрел на нее так, словно, увидев перед собой дочь, вспомнил о чем-то важном.

– Пока я ехал сюда на машине, по радио прошла информация, что убит инспектор полиции, занимавшийся делом тех девушек.

– О господи, мы ничего не знали! – воскликнула Хельга, чувствуя, что сердце перестало биться.

Сусанна онемела от потрясения. Отец Хельги скрестил руки, лежавшие на столе.

– С тех пор как обнаружили этих мертвых девушек, в Лейпциге творится что-то ужасное. Здесь в жизни не было ничего похожего. Несколько часов назад полицейские провели пресс-конференцию. Они сказали, что этого кладбищенского гида ищут по всей Германии и в самое ближайшее время он будет задержан, а пропавшие девочки освобождены.

Хельга слегка пошевелилась на стуле, прежде чем заговорить.

– Зачем ему все это делать? Я хочу сказать: то, что произошло в Лейпциге, очень странно. Меня всегда интересовало, что творится в голове убийцы. Помнишь, папа? Когда я училась в школе, я постоянно спрашивала тебя, что думают люди, которые совершают что-то плохое.

Господин Отто фон Майер посмотрел на Сусанну.

– Хельга была очень умным и озорным ребенком, – улыбнувшись, сказал он. Потом, словно отвечая на вопрос дочери, добавил: – В нашей голове всегда есть какой-то мотив, какая-то осознанная или неосознанная причина, объясняющая то, что мы делаем или не делаем. Проблема в том, как до нее докопаться, чтобы понять загадочные механизмы преступного поведения человека.

– Все говорят, что кладбищенский гид очень опасный психопат, – осмелилась вставить Сусанна.

Отец Хельги бросил на нее ласковый взгляд.

– Без сомнения, так и есть. Психопат подобен дьяволу: его злоба не видна. Когда его арестуют, его следует казнить без всякого сожаления.

Нежно коснувшись руки отца, Хельга посмотрела на свою подругу.

– Не обращай на него внимания, я же говорила тебе, что мой отец исповедует радикальные идеи.

Сусанна не знала, надо ли спрашивать о том, о чем она подумала, но потом, помолчав несколько секунд, решила спросить:

– Вы сторонник смертной казни?

– Я принадлежу к числу тех, кто считает, что насилие законно, когда оно применяется, чтобы избежать большего зла, чем оно само. Возвращаются тяжелые времена. Это вопрос выживания: или мы, или они. Они – это зло, мы – добро. В будущем у мира нет другого выбора.

Хельга встала со стула, подошла к отцу и поцеловала его в щеку.

– Не волнуйся за мое будущее. Ты же знаешь, что я уже не ребенок. Я останусь в Лейпциге на пару дней, пока маме не станет лучше. Так что можем снова увидеться как-нибудь с утра.

– Я всегда радуюсь, когда ты приезжаешь домой, хотя ты делаешь это нечасто. Думаю, мне не обязательно говорить тебе это.

– Просто я все время очень занята. Но сегодня мама выглядела такой поникшей и печальной в своем кресле, что я не смогу со спокойной душой вернуться в Берлин.

– Твоя комната всегда ждет тебя. Жаль только, что завтра я не смогу поужинать вместе с тобой. Я должен быть в Берлине на собрании почетных членов Академии психиатрии и, скорее всего, вернусь домой довольно поздно, это если не решу остаться там на ночь.

По телу Хельги пробежали ледяные мурашки. Она не могла терять ни минуты, если хотела выполнить свою миссию вовремя.

– Ты можешь переночевать в моей квартире, – сказала она.

– Я привык уважать твою независимость и твою личную жизнь. Если завтра я надумаю остаться в Берлине, то переночую в отеле, как обычно.