Глава 11

Управляющий кладбищем Зюдфридхоф производил впечатление человека, которого больше всего заботит чистота и блеск его черных ботинок. Он сообщил, что к нему не приходил никто из полицейских, чтобы поговорить о пяти девушках-иностранках или о кладбищенском гиде, обнаружившем их трупы. Он знал Густава Ластоона уже много лет и всегда считал его человеком разумным и уравновешенным. Возможно, он проявлял некоторую скрытность в отношении своих дел, но не имел ничего общего с архетипом зловещего персонажа, каким принято представлять человека, чья работа связана со смертью.

– В городе ходит слишком много разных сказок о нас, о кладбищах и о некрофилии. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Чистые бредни, если позволите мне так это называть. Вы можете себе представить судебного медика, одержимого трупом, который он вскрывает на столе для аутопсии? Уверен, что нет, потому что это полнейшая чушь, верно? Поэтому, когда я услышал новости, где говорили о Густаве Ластооне, как о психопате-некрофиле, убившем пятерых девушек, я задался вопросом: почему такой человек, как он, который ежедневно водит экскурсии по кладбищам, вдруг звонит в полицию и сообщает, что он обнаружил пять нарисованных саркофагов с пятью девушками, лежащими у монумента, расположенного рядом с кладбищем, не подумав о том, что его немедленно арестуют как главного подозреваемого в этом преступлении? Каждому понятно, что он невиновен… и он не сумасшедший. Можете мне поверить, Густав Ластоон человек благоразумный и очень доброжелательный в отношении своих клиентов. За многие годы у нас не возникало ни одной проблемы, связанной с тысячами туристов, которые посещали Зюдфридхоф в составе его экскурсионных групп. В кругу профессионалов нашего дела Густав Ластоон пользовался репутацией человека большой культуры и знаний в области истории и эзотерики, которыми он поражал своих клиентов, – объяснял управляющий Маргарит Клодель и Мирте Хогг, показывая им место в центре кладбища Зюдфридхоф, где находились самые посещаемые памятники – обнесенный стеной архитектурный ансамбль в средневековом стиле с двенадцатью башнями, часовней и крытыми галереями.

Он, конечно, слышал об исчезновении шести несовершеннолетних немецких девочек и о том, что полиция всех федеральных земель разыскивает Густава Ластоона.

– Честно говоря, меня удивило, что никто до сих пор не пришел поговорить со мной, – сказал управляющий, довольный тем, что ему представилась возможность высказать свое мнение о таком загадочном и трагическом деле.

Затем он проводил двух женщин на задний двор, где находилась парковка. Проходя мимо служебного флигеля, они увидели внутри нескольких работников, занятых своим делом. Мирта Хогг спросила управляющего, не будет ли он возражать, чтобы они задали им несколько вопросов.

– Нет, раз уж они здесь, спрашивайте. Когда идет дождь, они работают в помещении, – пояснил он.

Женщины вошли в помещение, заваленное древними могильными плитами, расколотыми на несколько частей, штабелями старых гробов, мешками с землей, цементом, гипсом и инструментами для садовых и других работ. На одной стене висели венки из пластмассовых цветов. Пахло сыростью и травой.

Управляющий объявил своим работникам, что к ним пришли из полиции, и попросил внимания.

– А теперь прошу меня извинить, но я должен заняться другими делами. Где выход, вы уже знаете, – сказал он.

Пожав руки полицейским, управляющий удалился.

Мирта Хогг подошла к рабочим и, задав несколько вопросов про Густава Ластоона, быстро убедилась, что никто из них не хочет говорить про кладбищенского гида. Они уже давно не видели его здесь и никогда не могли бы представить, что он сделает что-то вроде того, о чем говорили в телепрограммах. Одна мысль об этом повергала их в ужас, и им хотелось, чтобы все выяснилось как можно быстрее. Кроме того, люди, жившие с ними по соседству, смотрели на них так, словно они имели какое-то отношение к случившемуся. Дошло до того, что по городу поползли слухи, будто шесть пропавших девочек убиты и похоронены Густавом Ластооном на кладбище Зюдфридхоф. И все потому, что в этом огромном, поросшем деревьями парке с открытым доступом к могилам он знал самые надежные места, где мог спрятать трупы, и, чтобы найти их, пришлось бы вскрыть тысячи могил.

Работники дружно заявили, что до сегодняшнего дня к ним не обращался ни один полицейский, однако один из садовников неуверенно поднял руку, желая что-то сказать. Это был молодой человек, среднего роста, с бледным круглым лицом.

– Не знаю, должен ли я говорить вам это…

Маргарит и Мирта с любопытством посмотрели на него.

– Не волнуйтесь, – сказала Мирта.

– В прошлый вторник около одиннадцати утра я полол сорняки на могилах в одном из отдаленных уголков в южной стороне кладбища. Вокруг чирикали птицы, но в какой-то момент мне показалось, что я слышу отдаленный звук мобильного телефона, но звук был таким, как у старых телефонов. Я попытался сообразить, где он звонит, но звук быстро прекратился. Поскольку я никого вокруг не увидел, то решил, что мне почудилось, и вернулся к работе.

Мирта посмотрела на Маргарит, говоря глазами, что теперь ее очередь задавать вопросы.

– Значит, вы не можете с уверенностью сказать, что вы слышали?

Садовник колебался.

– Ну, я думаю, что слышал звук мобильника, но, раз там никого не было, приходится считать, что я ошибся. Если только телефонами не начали пользоваться мертвецы, – ответил садовник, вовсе не пытаясь сказать что-то смешное.

– Вы могли бы отвести нас в это место?

– Да, отсюда идет дорога, но из-за дождя вам будет трудновато проехать туда на машине. Мы можем взять садовый вездеход, если вас не смущает, что он грязный.

Садовник вел вездеход по раскисшей земляной дороге с лужами грязной воды, оставшимися после сильного утреннего дождя. Доехав до лесистого участка, он остановился на газоне, чтобы женщины-полицейские не испачкали в грязи свои сапоги. Выйдя из вездехода, садовник показал в сторону открытого участка среди хвойных деревьев.

Маргарит и Мирта сделали за ним несколько шагов. Ливень ослабел, превратившись в моросящий дождь.

– Звук шел оттуда, – сказал садовник, указывая на участок со старыми каменными надгробиями.

Маргарит предоставила Мирте задавать вопросы садовнику. В конце концов, именно она была инспектором отдела по расследованию убийств.

– Как вы думаете, сколько могил насчитывается на этом участке? – спросила Мирта.

– Точно не скажу, но предполагаю, что не меньше двухсот. Может, больше. Звук был слабый, возможно, телефон звонил еще дальше отсюда. Мне трудно определить, откуда шел звук.

– Вы уверены, что, если бы где-то неподалеку от вас находился человек с мобильным, вы бы его увидели? Возможно, это мог быть один из ваших коллег.

– Ну, знаете, на какой-то момент человек мог спрятаться за деревом, но, если бы он двигался, я бы рано или поздно его заметил. Я работал здесь все утро.

Маргарит извинилась перед садовником и попросила Мирту отойти с ней в сторону.

Понизив голос, она сказала:

– Мне кажется, не стоит думать, что с Клаусом что-то случилось, только потому, что одному из работников кладбища почудилось, что он слышал звук мобильника, но никого вокруг не увидел. Думаю, нам больше нечего здесь делать, – закончила она.

Мирту Хогг ужасала одна мысль, что Клаус может лежать мертвым под одной из каменных надгробных плит, однако она не казалась ей такой уж абсурдной. Клаус был где-то очень близко к кладбищу, в этом она не сомневалась. Это подтверждали сигналы его мобильного, зафиксированные телефонной антенной. Кроме того, она знала, что вместо какой-нибудь мелодии Клаус установил на своем смартфоне звук звонка, как в старых аппаратах. Густав Ластоон мог устроить ему ловушку: заманить сюда, якобы для того, чтобы поговорить о Карле, потом убить и спрятать труп в одной из тех могил, забыв забрать у него мобильник. Однако вещь не укладывалась в цепочку дедуктивных рассуждений инспектора отдела по расследованию убийств. Ни один убийца не стал бы оставлять телефоны Карлы и Клауса на месте своих преступлений, если только сам не хотел, чтобы полиция их нашла.