Глава 21

В высоких окнах гостиной сверкнула яркая вспышка молнии. Спустя несколько секунд раскаты грома, заставив дрогнуть стекла, гулким эхом прокатились по дому Урсулы Кайлен – роскошному двухэтажному зданию из белого камня с круглой башенкой, сланцевой крышей, двумя большими мансардами, выходившими на разные стороны, и просторным садом, где в окружении зеленого газона, спускавшегося к самому берегу озера, росли вековые ели.

В оформлении интерьера превалировал белый цвет стен, гардин, ковров и мебели, в сочетании с бежевыми диванами, креслами и люстрами классического стиля.

Сидя в одном из кресел, Сусанна в задумчивости смотрела на языки пламени, лизавшие дрова в камине.

– Мне нравятся осенние грозы, а тебе? – спросила она Урсулу, когда та принесла ей чашку кофе и клубничное пирожное.

– Да, я люблю дожди, – ответила Урсула.

Несмотря на приветливые манеры подруги Хельги, Сусанна чувствовала себя неловко. Этой женщине было примерно столько же лет, сколько ее матери, хотя она выглядела более привлекательно. Сусанна не знала, что сказать, чтобы справиться с напряжением, сковавшим мышцы ее лица.

К тому же она не поняла, какие отношения связывают Урсулу и Хельгу, и эта неопределенность ее очень смущала. Впрочем, задавать вопросы ей не потребовалось. Словно прочитав ее мысли, Хельга сделала глоток кофе из своей чашки и заговорила.

Она сказала, что Урсула близкая подруга ее родителей, что в Берлине у нее известное агентство стюардесс, что она постоянно летает из одной страны в другую и знакома со многими знаменитостями по всему миру и что для нее нет ничего невозможного.

– Она богиня, – закончила Хельга.

Услышав это, Сусанна вспомнила свой разговор с Бруно на бывшей фабрике в Спиннерай, когда она просила его помочь ей найти работу в Лейпциге. Сначала у нее мелькнула мысль, не стоит ли сказать Хельге и ее подруге, что стипендия «Эразмуса» – это сущие гроши и что скоро она столкнется с финансовыми проблемами, если не начнет работать по вечерам после занятий. Однако Сусанна так и не решилась заговорить об этом. Это ее проблема, и она должна решать ее сама. Тем более что она еще не настолько доверяла Хельге и тем более Урсуле, чтобы при первой же возможности просить об услуге. Да и гордость не позволяла этого. Она приехала в Лейпциг вовсе не для того, чтобы еще год проучиться на переводчика немецкого языка. Сусанна хотела найти себя.

Дождь продолжал барабанить по окнам гостиной.

Урсула отмахнулась от хвалебных слов, сказанных в ее адрес Хельгой.

– У меня есть и свои темные стороны, – с улыбкой сказала она.

– Они есть у всех, – подтвердила Хельга. – Впрочем, возможно, у Сусанны их нет, – добавила она, с любопытством глядя на Сусанну.

– Думаю, я ничем не отличаюсь от других, – возразила Су-санна, немного расслабившись, хотя на самом деле считала иначе.

– Хельга очень хорошо о тебе отзывалась.

Урсула взяла со стола серебряный портсигар и предложила Сусанне сигарету.

– Спасибо, я не курю.

– А я курю, – с напором сказала Хельга и протянула руку к портсигару.

В нем помимо сигарет лежала зажигалка. Урсула предложила ее Хельге, потом зажгла, и Хельга закурила.

– Чем ты собираешься заниматься, когда окончишь университет?

– Мне бы хотелось работать в какой-нибудь структуре Европейского союза. Не знаю… сейчас много вакансий для переводчиков и синхронистов в Брюсселе, Люксембурге и Страсбурге. На следующий год я собираюсь поехать в Лондон, чтобы повысить уровень своего английского, – объяснила Сусанна. Она даже не заметила, как забыла о своем смущении.

Хельга, не докурив, погасила сигарету и встала.

– Пойдем, сюрпризы еще не закончились, – сказала она, взяв Сусанну за руку, чтобы поднять ее из кресла.

Урсула тоже загасила свою сигарету в пепельнице и пошла за ними.

Рядом с гостиной находилась столовая – другое просторное помещение, оформленное в таком же стиле. Комнату освещал приглушенный теплый свет. В центре комнаты на большом столе стояли зажженные свечи.

Все было готово к ужину, посуда и приборы стояли симметрично по трем сторонам стола.

Сусанна посмотрела на тарелки с лососем и маленькие плошечки с икрой. Потом подняла голову, посмотрела в сторону и увидела доминирующий объект этого помещения – большую картину с изображением обнаженной девушки в черной военной фуражке на светловолосой голове. Девушка с безразличным видом курила сигарету, лежа на большом диване, покрытом белым шелком.

– Это же ты! – удивленно воскликнула Сусанна. – Какая же ты красивая, Хельга.

Урсула Кайлен убрала ее волосы от лица.

– А ты бы решилась позировать голой?

Сусанна снова уставилась на прекрасное изображение Хельги: на черную военную фуражку, закрывавшую волосы, на грудь с розовыми сосками, на светлый треугольник лобка, на кожаные сапоги… Она не знала, что ответить.

Когда она снова взглянула на Урсулу, та целовала Хельгу в губы. Взгляд Урсулы впился в глаза Сусанны, но губы не отрывались от Хельги. Потом Урсула улыбнулась.

– Надеюсь, тебя это не смущает, – сказала она. – Мы с Хельгой давно не виделись.

Глава 22

К ужину Клаус Бауман закончил читать докторскую диссертацию профессора Хенгеля Тонвенгера. В предисловии в исторической перспективе рассматривалось, насколько важное значение имела борьба, которую вела нацистская партия в крупных городах, в том числе в Лейпциге, но особенно в Берлине, для полного захвата власти в Германии. Она началась с тех диспутов, которые Гитлер вел в мюнхенских пивных в 1919 году, и закончилась 30 января 1933 года, когда он триумфальным факельным маршем вошел в Берлин через Бранденбургские ворота. Несколько черно-белых фотографий на первых страницах иллюстрировали «шествие тысяч солдат во главе с частями СС в парадной форме, чьи сапоги оглушительно стучали по асфальту, сопровождаемое восторженными криками толпы, которая приветствовала их поднятой вперед и вверх правой рукой».

В следующих главах профессор Тонвенгер анализировал финансирование национал-социалистической партии, полученное ими в Лейпциге от крупных городских меценатов, и то, как быстро СС взяли город под свой контроль, отправив в тюрьму своих оппонентов. «Улицы Лейпцига оказались во власти насилия, в каждом подвале кого-то пытали, безнаказанные убийства считались похвальными актами патриотизма и гражданского мужества. СС преследовали и заставляли молчать интеллектуалов, писателей, музыкантов, артистов, политических и профсоюзных лидеров. Террор окутал город, как темная тень апокалипсиса…»

Так начиналась нацистская диктатура в Лейпциге в марте-апреле 1933 года. В то же время началось преследование евреев, большинство которых жили в районе Брюль, а в Берлине студенты-фашисты сжигали перед зданием университета книги, считавшиеся опасными для национал-социалистического режима.

Следующие главы профессор посвятил исследованию нацистской диктатуры с 1933 по сентябрь 1939 года, когда немецкие войска вторглись в Польшу.

Затем профессор Тонвенгер излагал уже знакомую Клаусу Бауману теорию о том, насколько важную роль играл рейхс-фюрер СС Генрих Гиммлер в создании тайных отрядов СС в лоне самой нацистской партии: «Психопатический оккультный бред Генриха Гиммлера стал идейным фундаментом основанного им в 1934 году в замке Вевельсбург (Северный Рейн-Вестфалия) идеологического центра СС, созданного для эзотерического и археологического изучения вопросов чистоты арийской расы. Замок стал местом подготовки и собраний лидеров СС. В его священной крипте проходили обряды посвящения и номинации кандидатов в члены элитного Черного ордена, Великим магистром которого был Генрих Гиммлер».

Когда Клаус Бауман дошел до этой части книги, его интерес заметно вырос. Ему очень хотелось узнать, что еще он может почерпнуть из этой диссертации, помимо того, о чем уже рассказал ему кладбищенский гид.

Читая следующую главу, Клаус подумал, что две версии преступления, одну из которых предложила Маргарит Клодель, другую – загадочный Густав Ластоон, не противоречили, а дополняли друг друга и могли соединиться в одну-единственную, правильно интерпретирующую события той ночи. В обеих версиях имелось свое рациональное зерно.

Чтобы убедиться в собственной правоте, в том, что его предположение разумно, Клаус Бауман снова перечитал следующее: «В 1938 году, за год до начала войны, женщина из Ганновера по имени Хелена Майтнер, которая с молодых лет проявляла болезненный интерес к оккультизму и была секретаршей коменданта концлагеря Заксенхаузен, переехала жить в Лейпциг вместе с мужем, капитаном СС Гансом Штрутом, служившим в дивизии „Тотенхоф“. Со своим будущим мужем она познакомилась на офицерском балу в Бранденбурге.

Обладавшая необыкновенной красотой, Хелена Майтнер очаровывала друзей своего мужа, которых собирала у себя дома на спиритические сеансы, заставляя верить, что стуки, шумы и голоса, доносившиеся из темноты, это проявление страдающих духов, послушно являвшихся на ее властные призывы.

По свидетельству людей, знавших Хелену, эти уловки она использовала, чтобы завоевать доверие и обожание других офицеров СС, желавших приударить за ней и стать ее любовниками. К этому их побуждало пассивное поведение самого капитана Штрута, который не только не препятствовал кокетству своей прекрасной супруги, но, напротив, казался довольным и счастливым.

Через семь лет после того, как 12 апреля 1945 года в Лейпциг вошли войска Соединенных Штатов, две польские служанки, которых Хелена Майтнер держала в доме на положении рабынь и которым чудом удалось выжить во время бомбежек, рассказали американским военным о зверствах, совершенных шестью офицерами СС, включая капитана Штрута и его жену по имени Хелена.

Обе служанки описывали Хелену Майтнер, как очень привлекательную, но чрезвычайно жестокую женщину, которую боялись все окружающие благодаря ее интимным связям с высшими руководителями ваффен-СС. Они рассказали, что до войны супруга капитана Штрута как минимум один раз в год отправлялась в роскошной черной машине на берлинский вокзал, чтобы встретиться с другой женщиной, служившей старшей надзирательницей в концлагере Заксенхаузен. На вокзале ее ждала надзирательница в сопровождении шести девушек не старше пятнадцати лет, одетых в старые платья и потертые башмаки. Все они были немками, которых эта неизвестная женщина отбирала среди бездомных сирот, приехавших в Берлин в поисках работы и пристанища.

Когда американские военные попросили служанок рассказать, какие зверства они имели в виду, те сообщили, что Хелена Майтнер устраивала в своем доме оргии с участием девушек. Она одевала их в костюмы танцовщиц кабаре и рисовала на их спинах странный символ. Сама Хелена Майтнер переодевалась в нацистскую форму и участвовала в этих оргиях вместе со своим супругом и еще пятью офицерами СС. Они напивались и насиловали девушек, продолжая заниматься этим даже после итого, как Хелена убивала их дагой и сдирала кожу у них со спины.

Те же американские военные, которые освободили польских служанок, провели осмотр развалин дома Хелены Майтнер и Ганса Штрута и среди обломков обнаружили разбитый саркофаг из черного дерева с мраморной инкрустацией, изображавшей символ трикселя».

Перевернув страницу книги, Клаус Бауман увидел фотографию, сделанную одним из американских солдат, на которой трое его товарищей стояли рядом с саркофагом, опираясь прикладами ружей на открытую крышку. Внутри лежал мумифицированный труп девушки.