Глава 3

Она могла бы показать Бруно закладку, которую нашла в книге Лесси, при первой же встрече этим утром после того, как закончится посвящение в студенты для приехавших по программе «Эразмус». Но той ночью Сусанна почти не спала и предпочла бы отложить встречу до тех пор, когда будет выглядеть и чувствовать себя лучше.

Позже, когда Бруно заехал за ней в университет, чтобы они могли вместе сходить поесть, Сусанна извинилась и сказала, что вечером должна будет пойти на предварительное занятие своего курса. Она собиралась сходить в библиотеку, чтобы разделаться с длинным литературным текстом, предложенным ей для быстрого перевода, который должен был продемонстрировать ее уровень владения немецким языком. Поэтому она решила ограничиться салатом и сэндвичем в студенческой столовой.

Бруно ответил, чтобы она не беспокоилась и что, если она хочет, они могут встретиться попозже. Он попросил ее не ходить в одиночку, и Сусанна невольно вспомнила слова, которые он сказал, когда на рассвете провожал ее в общежитие после их первого совместного ужина: «Никто больше никому не доверяет». Он оказался прав. Атмосфера уныния и недоверия между студентами, заполнившая притихшие коридоры и вестибюль университета, казалась почти осязаемой.

Стоя в очереди в университетскую столовую, Сусанна не подозревала, что Бруно Вайс наблюдал за ней с того места, где располагались информационные доски для студентов. Одновременно с этим он читал афишу концерта, который этим вечером должен был состояться в Спиннерай. Имя Бруно Вайса значилось в строке «лидер и ударник группы „Вюрмер Банд“».

Глава 4

Внутренний телефон в кабинете Клауса Баумана прозвонил несколько раз, но старший инспектор так и не взял его. Он совещался с инспектором Миртой Хогг.

Его главная помощница самым тщательным образом собрала информацию о жизни преподавателя музыки и сербской девушки, снимавшей у него жилье.

– Ты не будешь брать трубку? – спросила Мирта Хогг, прервав свой рассказ, который только что начала.

– Я занят, разве нет?

– И как она?

Оба понимали, о ком они говорят.

– Умная женщина.

– И это все?

– Что ты имеешь в виду?

– Она очень привлекательна.

– Ты же знаешь, что некоторое время назад я перестал обращать внимание на женщин, особенно на полицейских, – ответил Клаус. В голове мелькнуло горькое воспоминание о тех страданиях, которые его измена причинила Ингрид. Теперь его интересовала только жена и дочери. Впрочем, на самом деле Клауса Баумана всегда интересовала только его семья. Все остальное, работа, секс – были лишь пристрастия, от которых он наконец освободился.

Мирта Хогг не знала, куда устремились мысли ее шефа, поэтому продолжила говорить об агенте Европола.

– Комиссар от нее без ума. Мне кажется, с тех пор, как она здесь появилась, она единственная, кому он улыбается.

– Шеф стареет.

– Ты всегда его защищаешь, – пробурчала инспектор, не переставая вертеть в руке фломастер. Он крутился у нее между пальцами с постоянной скоростью, словно флюгер на ветру.

– Я его не защищаю, просто извиняю. Он как крокодил без зубов: может открывать пасть, но не в состоянии сожрать свою добычу.

– Она тоже ему улыбается.

– Ты зря беспокоишься, Мирта.

– Не доверяй этой француженке.

Клаус Бауман взмахнул рукой, как будто хотел отогнать слова Мирты Хогг раньше, чем они успеют приземлиться в его сознании.

– Оставь свои интриги из reality show, лучше расскажи мне, что тебе удалось узнать про музыканта и его постоялицу.

Мирта Хогг взяла со стола свой блокнот. Она начала с преподавателя музыки. Судя по дате его рождения, он мог быть одним из «детей Стены». Родители – химики, преподававшие в университете и одновременно работавшие в фармацевтической компании. Бруно Вайса вырастила бабушка, известная оперная певица Арлен Лоух.

– Арлен Лоух?

– Да, она его воспитывала и учила музыке с самого раннего возраста.

– Моя мать ее обожала! Она ходила в оперу так часто, как только могла себе позволить, – задумчиво воскликнул Клаус. И добавил: – Да, теперь я припоминаю ее внука – мальчика-вундеркинда, побеждавшего на всех музыкальных конкурсах, в которых он участвовал. Я тогда учился в старших классах школы. Его называли «маленький Бах».

– Его карьера в Лейпцигской консерватории стала одной из самых блестящих и стремительных. Его послужной список – нечто выдающееся. Он играет на всех инструментах: на виолончели, на скрипке, на фортепиано, на флейте, на ударных. И собирается стать дирижером оркестра.

– У него есть семья?

– Родители эмигрировали в Соединенные Штаты, оставив ему дом и машину. Все, с кем он знаком, его обожают. Невесты у него нет. Некоторые думают, что он гей, но это только слухи, не имеющие никакого подтверждения. Помимо того, что он первый виолончелист в оркестре «Гевандхауса»…

– Отложим подробности его резюме на потом, – перебил ее Клаус.

– Ты тоже знаешь про сегодняшний вечер?

– Сегодняшний вечер? Нет, я ничего не знаю. О чем идет речь?

– Сегодня Бруно Вайс играет на ударных в составе рок-группы «Вюрмер Банд» на праздничном концерте в «Спиннерай». Как я прочитала в одном из интервью, классическая музыка – это его страсть, рок – его хобби. Похоже, он занятный тип. Я думаю сходить сегодня на этот концерт.

– Неплохая идея. Обрати внимание на людей, которые будут его там окружать… – Клаус Бауман вдруг резко замолчал, а потом передумал: – Или нет, оставь это, я сам схожу.

– С Маргарит Клодель?

– Да, это часть моей работы. Если ты помнишь, я начальник отдела по расследованию убийств.

– У меня хорошая память.

– Тогда продолжай искать среди художников и тех, кто занимается боди-артом. Мы очень мало продвинулись в этом направлении, и твой отчет нужен мне как можно скорее.

– Но…

– Это приказ, – сухо оборвал ее инспектор.

– Ты приказываешь, я повинуюсь.

– Не начинай все сначала.

– Ты знаешь, что я очень послушная, правда?

– Эта тема закрыта. Ты нашла какие-нибудь темные пятна в жизни Бруно Вайса? Что-нибудь, что он мог бы скрывать? – спросил Клаус Бауман, блокируя себе доступ к воспоминаниям о последней ночи, проведенной с Миртой Хогг.

– Ничего. Он не употребляет наркотики и пьет только кока-колу. Контракт на сдачу комнат внаем он регистрирует ежегодно с каждым новым студентом, как правило, это те, кто приезжает по программе «Эразмус», и платит налоги с арендной платы. Последний контракт подписан с Лесси Миловач – той девушкой из Сербии, про которую он тебе рассказывал, – и с парой студентов-итальянцев. Я просмотрела их личные дела в университете. В деле Лесси Миловач есть фотокопия паспорта, но на фотографии вместо лица какая-то темная неразборчивая муть, – сказала Мирта и, открыв папку, достала два документа, которые передала Клаусу. – Она не студентка. Она окончила белградский университет по специальности «славянские языки» и работает через Интернет в одном издательстве сербской столицы. В этом учебном году она собиралась вести в Лейпциге на факультете филологии семинары, посвященные творчеству писателей стран Восточной Европы до падения Берлинской стены. Кроме того, она принимала участие в программе помощи студентам, приезжающим по «Эразмусу». Ее назначили наставницей девушки-испанки по имени Сусанна Олмос, которая собирается учиться на переводчика. Больше в университете о ней ничего не знают. В университете ничего не знали о том, что за несколько дней до начала занятий ей пришлось вернуться в Сербию по семейным обстоятельствам, о чем нам рассказал преподаватель музыки. В телефонной компании сообщили, что она почти не звонила со своего мобильного, а если звонила, то всегда пользовалась картой предоплаты. Больше всего входящих и исходящих звонков сделано на телефон Бруно Вайса. Похоже, они очень дружили.

– Ты поговорила с парой итальянских студентов?

– Я подумала, что на данный момент не стоит посвящать их в то, что мы интересуемся их хозяином и Лесси Миловач.

– Есть что-нибудь еще?

Мирта Хогг посмотрела на записи в блокноте и немного подумала, прежде чем ответить.

– Нет, пока больше ничего. Возможно, сегодня вечером вы с Маргарит Клодель сможете узнать что-то более интересное, – сказала она с многозначительной интонацией. – Только не пей слишком много пива с этой француженкой, оно может разбудить забытые чувства.