ГЛАВА 5

— Чем порадуешь, Илья? Разобрались с этой гадостью?

— Нечем радовать. Лучше спроси, что у нас плохого, я тебе сразу отвечу.

Лицо Олега помрачнело, брови сдвинулись к переносице:

— Даже так? Неужели настолько серьезно?

— Серьезнее, чем ты думаешь. Я и сам не ожидал. Мы с таким столкнулись впервые — причем не только на моей памяти. В архивах пока ничего не нашли, а это больше шести веков. Я попросил другие Круги поискать, мы всё-таки из Младших…

— Но и не самые молодые. Ладно, можем и Европу запросить. Сам-то ты что думаешь, это что-то действительно новое или просто хорошо забытое старое?

— Думаю… Было бы хоть за что зацепиться! Поражения у Ивана тяжелейшие, а следов воздействия почти никаких. Знаешь, на что это больше всего похоже? На грудного младенца, на то, как развиваются его реакции. Только все происходит наоборот и гораздо быстрее. Когда Ваню удалось успокоить, он еще был на что-то способен, пытался говорить. Три дня назад он давал понять, когда хотел есть или пить, сам жевал. Сегодня он лежит, иногда шевелится, реагирует на наше присутствие, но на чем-нибудь сосредоточить взгляд уже не может.

— А тонкие структуры? Верхние тела?

— Почти полный распад, причем прогрессирующий. Не отделение, а именно распад, причем сверху вниз. Оболочки, связи, ритмы — всё это разрушается, расползается не то что в кашу — в первичный бульон. Это смерть души, Олег, — не уход, смерть, прямо здесь, на наших глазах.

— Думаешь, Та Сторона?

— Нет. По крайней мере, не только они. Или же Оттуда вылезло нечто такое, чего до сих пор не было. И еще — ни Пермяк, ни изгои здесь ни при чем. Это я тебе могу сказать точно.

— Точно… Не надо было начинать, мудрецы с мозгами в заднице и шилом там же! Хочешь сказать, что эти ягодки не от тех же цветочков? Вот она и приходит в мир — другая жизнь, новая магия! «Придется приспосабливаться к новым условиям…» Вот и приходится, мать его!.. В «психушках» узнавал, у них подобных случаев не было ?

— Нет. Вообще всё на среднем уровне. Я сам прошелся, еще позавчера — всё как обычно. Случая три-четыре — из-за нежити, двое слишком усердно колдовали, остальные — обычные психи. Так сказать, нормальные ненормальные: у кого наследственное, кому телевизор меньше смотреть нужно было, сектанты разные есть, один наркоман на голоса жаловался.

— И какие голоса?

— Небесные. Брось, говорят, травку курить, а то рог на носу вырастет. У него нос чесаться начал, он и прибежал в больницу, чтобы зародыш рога удалили. К нашим делам это вряд ли имеет отношение.

Оба какое-то время помолчали.

— Олег, а что с этим твоим… Шатуновым?

— Думаешь, есть какая-то связь? Сейчас он живет сам по себе, вроде бы ничего особенного не замечено. Несколько раз наши его видели в городе — всё в порядке. А с посохом этим что-нибудь прояснилось?

— Это ты лучше у Николая Иваныча спроси. Но делали его явно не по книжечкам с лотков. Никакой Элифас Леви о подобных вещах не писал, и кадуцею эта штука весьма дальняя родственница. Во-первых, там были змеи, а здесь можно различить крылья и еще кое-какие детали, так что это, скорее, два дракона. Во-вторых, камень. Если бы Иваныч разрешил, я бы подробнее исследовал, но пока могу сказать только одно: это не самоцвет и вообще не кристалл. Больше похоже на янтарь или перламутр, часть чего-то живого и очень древнего. Вделано в дерево так, что только самая верхушка торчит.

— А само дерево ?

— Ничего особенного, еловая палка, года три назад срубили. Обработали паяльной лампой или чем-то наподобие, вырезали узор, отлакировали. Самое интересное — узор. Вроде бы сам стиль наш, даже не просто Древних, а русской ветви. Только сделан неправильно, не должен работать. И дерево резал не наш мастер. Вообще неаккуратная резьба, ошибок много, никакого умения, у изгоев резчики и то лучше. Такое ощущение, что кто-то видел нашу работу и потом попытался повторить. Или случайно совпало, не думал, что делал, — просто как в голову пришло. Однако работает же, и еще как!

— Ты думаешь, кто-то из скрытых Древних? Способности сами собой проявились, как Пермяк предполагал?!

— Нет, это вряд ли. Место обряда и все прочее… Там профессионал работал. Точнее, кто-то под руководством профессионала. Семеро «проснувшихся» Древних сразу? Еще и нашли друг друга и нас не заметили? На кого тогда ловушка поставлена — на кабана?

— Этот полу-Древний мог работать на людей. Точнее, быть одним из них — может быть, даже тем же самым профессионалом. Драконы, говоришь? А про такие группы, как «Орден Зеленого Дракона», «Черный Дракон», «Золотой Дракон», забыл?

— Нет, не забыл. Только у них другой стиль. Молниями они до сих пор не баловались. Родство наверняка есть, они тоже «темненькие»… только здесь силы больше, чем у них всех, вместе взятых. Олег, ты же сам проверил всех местных «кошкодавов», никто не мог такое устроить. Лучше давай вернемся к моему предложению — подождем, пока хозяева посоха не сделают еще один шаг.

— А ты уверен, что уже не сделали? Что, если Ивана достали именно они? Он тогда на пожарище дольше других пробыл.

— Но накрыло его не тогда, а при чистке леса на Жигулях. Извини, не вижу никакой связи. Там была совсем другая ситуация, и симптомы не те, что у Александра. И с Володей ничего не случилось.

— Сплюнь через плечо!

— Не наш обычай. Что-то ты суеверным становишься…

— Сплюнь, говорю! И по деревяшке постучи! Вот так. Тут скоро сам не будешь знать, чему верить… На Жигулях Ваня в верхнем охранении был, отгонял мелочь нечистую, могло повлиять. Допустим, какая-то отметка появилась, по которой его нашли. Или брешь в защите, которая проявляется только в определенных условиях. Ладно, мы с тобой сейчас сотню возможностей переберем. Поди найди нужную… А Саша сейчас ничем не занимается, от нас отошел — с чего бы на него силы тратить? С их точки зрения, ловушка сработала, враг больше не опасен.

— А если способности вернутся? Врожденное не уберешь. Тем более что он уже знает, что и как искать, как подготовиться…

— Я надеюсь, что вернутся. Но на это у него уйдет не месяц и не два, а через полгода о нем забудут. В конце концов, для этих семерых случай с ним — наверняка только эпизод. Неприятный, но прошедший. У них найдутся более важные дела, придется держать в голове много всего сразу. Если никому из них на глаза за это время не попадется, забудут. Тем более что в лицо они его не знают, а верхним зрением всего не различишь. Помнят отпечаток тех его способностей, мыслей, чувств… ну, может быть, что-то из природного. Про посох я тоже помню, как и про то, что у него внутри. Поэтому и прогнал. Ему это всё своей волей ломать. Если придет к нам — сам придет, не придет — то и изнутри уже изменился. Сам посох у нас, так что по крови тоже не найти. Что им еще остается?

— Знать бы, что они могут… всего ждать приходится. Да, а вот такой вариант ты предусмотрел: он захочет вернуть свои силы, будет искать учителя — и подастся не к нам? Мы ведь его однажды уже выгнали, из гордости не придет, пока своего сам не добьется. Или с чьей-то помощью, но только не с нашей. Ты не думаешь, что как раз то, что внутри, может его привести к тем же семерым уже как ученика или слугу?

— Подумал, Илья, подумал. Я тут навел кое-какие справки — у него сейчас не самый легкий период: любовь не удалась, на работе неприятности из-за этого отпуска, могут уволить… Он парень крепкий, не сломается. Но думать ему сейчас придется не о чутье, а о зарплате и о жилье. Ну, может быть, еще о девушках. Вот когда найдет работу — видно будет, куда дальше пойдет. Если к родителям уедет — там его точно не достанут, городок тихий, кроме наших, там только мелкая самодеятельность магией занимается. Ну и как обычно — пара бабок заговорами подрабатывает и молодежь кошек вешает — развелось, однако, сопляков! Но именно что сопляки. Сашка это прекрасно знает. Если в городе задержится — тогда другое дело. Скорее всего, он попробует остаться.

— А что его здесь держит?

— Друзья. Друзья, товарищи, однокурсники, память о вольных студенческих годах. Свобода и культура. Это нам с тобой большой город дышать не дает, а ему еще в маленьких тесно. Да и подругу себе под стать здесь найти проще, у него требования — ого! Наша кровь чувствуется, «телки» не нужны. Там-то он будет первый жених, да только все первые невесты в таких местах уже расхватаны. Малолетка ему не нужна, а из школьных подруг его никто не ждет.

— Почему ты так думаешь? Хотя да — армия, учеба… хотел бы остаться дома, остался бы сразу.

— Вот именно. Или после университета вернулся

— Задача, однако. Можно только туда, куда нельзя. А третьего, случаем, не дано?

— Может, и найдет. Посмотрим.

— Смотри внимательно, Олег. Нутром чую — что-то с твоим парнем связано. Сам знаешь, нутро у меня чуткое.

— Знаю, знаю. Ладно, поговорили — давай заниматься делами. В Ярославле один колдовской клан на сторону Пермяка перешел, слышал?

— Слышал. Это который, Славичи?

— Нет, эти просто в стороне остались. Род Хорта. Они с нашими колдунами в родстве. Боюсь, как бы не переманили. Наши-то недовольны еще с тех пор, как у них строители капище перерыли, кому-то особняк с хорошим видом потребовался.

— Да-а, не хотел бы я в этом особняке жить…

— Так и заказчик не живет. Они еще хотели его могилу разрыть, да больно гранит тяжелый поставлен.

— Это что ж, они сами его и…

— Нет, конечно. Они его честно предупреждали, что место проклятое — не послушал, крутой очень оказался, еще и пригрозил. Не успел вселиться — его самого «заказали». Не наши, мы проследили — его же зам и деньги выделил. А колдунам теперь что толку-то — хоть снеси этот дом, сделанного не вернешь. Теперь они злятся на весь город, так что могут и прислушаться к родичам. Они и так место держали сколько могли — когда закладывали его, до города семь верст было, а теперь всё вокруг застроено, до трамвая десять минут хода…

Это была еще не настоящая осенняя грязь. Настоящая грязь прилипает к ногам, лапам, колесам, держит, с недовольным чавканьем отпускает добычу — всё равно никуда не денешься, завязнешь… Поздней осенью даже по лесным дорожкам не так-то просто пройти-проехать. Приходится выбирать местечко посуше, перепрыгивать, идти по кочкам — и всё равно время от времени будешь сдирать с ног липкие бурые гири-кандалы…

Но сейчас осень была не то чтобы ранней, но все еще золотой. Бабье лето подсушило землю, а быстрые дожди промочили лес ровно настолько, чтобы смыть пыль. Восемь копыт почти неслышно вдавливались в тропу. Ехавший впереди обернулся, блеснув сединой на виске:

— Саня, здесь осторожнее. Ветки нависают, к шее пригнись.

— Вижу, Юрь Натаныч.

— Видишь — это хорошо. Ружье перевесь, так стволом зацепишь. Ничего, десять раз проедешь — и не видя пригнешься. А через пяток лет — и ночью на скаку, раньше, чем сообразишь.

И действительно, говоривший отклонился, даже не глядя вперед — ровно настолько, чтобы клены не подцепили его за брезентовый ремень на плече и не сбили пятнистую кепку.

— Как, привыкаешь к седлу помаленьку? Дело хорошее. Я поначалу тоже никак не мог приспособиться, всё на «козле» ездить пытался. Привык к технике, а тут живое, еще и ноги болят. Ничего, сейчас даже нравится. «УАЗ» — машина хорошая, но не всегда и не везде пройдет. И шумит — я не слышу, меня — все, за версту, что люди, что звери. Пешком много не находишь, зимой особенно.

— А лыжи?

— Это по степи на лыжах хорошо или по дороге, а по кустам… Да и так — до первого пенька. Нет уж, у меня свой вездеход. Точно, Сорока? — Юрий Натанович погладил лошадь между ушами. Уши дернулись, блеснул черный глаз — чего хозяин хочет? — Погоди, потом угощу. Тебе, Сань, повезло, что я вторую себе завел, как раз этой весной с начальством переговорил. Косить только больше приходится, ну так с того года вдвоем будем. Луга у меня хорошие, заливные — возле Гнилухи, завтра покажу. Все взвыли — бензин дорожает, а мои сами себе горючее возят. Я еще приглядел в лесхозе косилку, да они ее до ума никак не доведут, а мне не дают. Ничего, договоримся.

— А овес где берете ?

— Э-э, чего захотел! Овес нынче дорог. Да и сеют его мало. Пяток мешков я у районного начальства добыл, а так больше пшеницей. Тут у меня один фермер побаловаться решил, ну ему эта пара зайцев и вышла… не самый большой убыток, и всем хорошо. Я ему еще и грибов сушеных подкинул, этот год урожайный.

— Так что, без протокола? Как же закон?

— Ты что, маленький? Или в Европе вырос? По закону я у него ружье отобрать должен был, а с чем бы он остался? С вилами, радостных соседей приветствовать? У него семья, у меня семья. Хоть все и выросли уже, а иной раз помочь надо. Учись жить с людьми, Александр, учись. Мы тут вроде бы одни, а без других не проживем.

— Кого же тогда задерживать, на что нам пистолеты?

— Пистолет… Пистолет у тебя для авторитета, ты за него не хватайся лучше. Эх, раньше «тэтэшки» были, одного вида городским «крутым» хватало. «Макар», может, и не хуже, но не такой солидный, а про «Токарева» слава широко ходит. Ладно, зато «модерны» подкинули. — Егерь похлопал по болтавшемуся на ремне короткоствольному автомату.

— Вот эта штука хорошая, если действительно припечет. Как у каждого третьего карабин с оптикой появился, так из «макара» разве что застрелиться впору,

— И что, стреляют из карабинов?

— А для чего ж они еще нужны?!

— Нет, я имел в виду — по вам стреляли?

— Было раз и по мне, только больше всё-таки мимо. Потому и живой, потому и с автоматом теперь езжу. Сам увидишь. Года четыре назад тут вообще такие бои местного значения были — не успевал за патроны отчитываться. Вот кого брать надо — так это тех, кто с жиру бесится. Не то чтобы ему дичины не хватало — он может пять лицензий купить и в ресторан пойти. Не-ет, ему силу свою показать надо, да еще спьяну и перед дружками. Всё равно, что шевелится — хоть еж, хоть косуля с маленьким… — Сквозь чавканье копыт Александр услышал, как скрипнули зубы. — Еще и лес на прощание подпалят. Одному я за такие дела джип продырявил, так он мне мстить задумал. Хату пробовал подпалить, с дружками меня окружали. Там я дырку в плече и заработал. Но больше он ко мне не пристает.

— И как вы с ним разобрались?

— В порядке самообороны и при исполнении обязанностей. Видел у меня на прикладе «Тигра» зарубки? Вот это он и его дружки.

— Всех?!!

— Что ж я, бешеный? Только тех, кто руки не поднял. Трое умных было, а остальные круче яиц. С тех пор со мной по-другому разговаривают. Хотели даже через начальство отсюда убрать, да шеф у нас тогда был толковый, сам бывший вертолетчик. Пообещал им одного еще похлеще меня на это место поставить. Есть у нас такой в области — любое задержание начинает со стрельбы. Ракету мимо носа, трассер над головой, а потом уже «Стой!»

— А с самим начальством как быть?

— Начальство, говорят, над нами господь бог поставил, его слушаться надо. Мне сообщают, кто, когда и на что едет охотиться, я выбираю им в лесу, кого отдать можно, и выгоняю. А некоторые вообще по банкам постреляют, воздухом подышат, водочку шашлычком закутают — и на бочок. Он себя мужиком показал, отдохнул — можно обратно в кабинет, к секретаршам. Начальство — наши лучшие друзья, запомни. Ты им лишнего лося, они тебе еще что-нибудь. Тот же овес. И лесу польза…

Какая польза от этого лесу, Натаныч не договорил. Вдалеке дважды сухо щелкнуло, ударило погромче. Два гулких удара подряд. Еще выстрел. Еще. Дикий, истошный, пронзительный визг — долгий, очень долгий. Прервался на минуту — и опять поднялся, пробил лес и небо над ним. Оборвался. Тишина.

— Эт-то еще какая тварь балует?! Пригибайся, Санек! За мной! Только пригибайся, Гривна сама поскачет!

Пронзительно заржала пегая Сорока и пустилась встрой рысью.

Александра затрясло в седле — караковая Гривна решила не отставать от подруги. Э-эк, н-ну, бросает-то как с непривычки! Как на велосипеде по ухабам и корягам! Потом приспособился, не беспорядочно дергался, а подскакивал в одном ритме с седлом. Чем-то это напоминало езду на броне. Подзабылось это тонкое искусство за мирные годы. А вот броневичок сейчас явно не помешал бы. БРДМ, юркая маленькая разведмашина…

— На парад едем! — прокричал с передней машины Мишка и показал на башню. Три полустертых, белесых рисунка — ордена дивизии. Броневики разведроты частенько использовались на различных «мероприятиях» — встречах ветеранов, слетах юнармейцев, похоронах с почестями… Предыдущий «парад» был весной, на День Победы. С тех пор пыль и солнце потрудились на славу.

«Бээрдээмки», фыркая, пробирались между кирпичными и глинобитными домами. Когда-то здесь были заборы. Сейчас по бывшим садам и огородам пролегла танковая колея. Хозяева вряд ли обижаются. Если не сбежали сразу, то им не до того. Еще и благодарить будут — «черные рубашки» однажды уже взяли это село. Тогда решили отсидеться в погребах семеро, в том числе мать с грудным ребенком. Подоспевшие омоновцы раскопали в сгоревшем сарае шесть продолговатых головешек и одну поменьше. Война на уничтожение, война без милосердия и правил.

За домами громыхнуло, жалобно звякнули остатки стекол. Басом отозвался крупнокалиберный пулемет, выплюнул несколько коротких очередей. Из-за дома выскочил человек в пятнистой форме, махнул рукой. Бронемашины остановились, человек побежал к головной, запрыгнул.

Пока пятнистый что-то объяснял командиру, разведчики осматривались. Село расползлось по склону долины. Внизу где-то течет речушка — видели, когда въезжали, сейчас дома закрывают. Между крышами виден противоположный склон — высокий, поросший лесом. Километр до него, от силы полтора, нависает над долиной. Плохо. Само село в основном одноэтажное, только чуть дальше и выше просматривается продолговатое здание этажа в два, а может, и в три — отсюда не разобрать. Несколько домов оскалились почерневшими стропилами вместо крыш, в других видны пробоины от снарядов. Стреляли с той стороны долины, со склона.

Командир махнул рукой — «К машинам»! Спрыгнули с брони. По следующему взмаху двинулись вперед, держась возле стен. Пошли за дома, в долинку, туда, где ухало и стрекотало.

Года два назад за домами был сплошной сад. Время сейчас было самое яблочное, и деревья желтели и краснели плодами. Еще больше сочных, упругих яблок хрустело под сапогами, было раздавлено в многочисленных колеях, валялось на земле — никто не собирал урожай. Разве что худощавый парнишка в танковом комбинезоне, присевший за грязной кормой своей «семьдесят двойки», с аппетитом грыз нечто зеленое.

— Эй, боец, ты что, не мог поспелее выбрать! Аж скулы сводит, если на тебя смотреть!

— Виноват, товарищ… — Танкист вскочил и замялся: из-под бронежилета виднелся только край погона, звание не разобрать. Как обращаться к офицеру?

— Капитан. Надо же, кругом спелых яблок тонны две, а он зеленое выбрал. Специально, что ли?

— Так точно, товарищ капитан. Люблю кислые, с ними и пить не так хочется. Першит в горле, два часа сейчас стреляли, надышался.

— А почему не в танке ?

— Так я ж механик, а мы сейчас с места работаем…

Знакомая пятнистая фигура подбежала, придерживая автомат.

— Товарищ капитан, вас генерал Соколов срочно вызывает. Солдат ваших приказали пока на бывшем посту «вэвэшников» разместить, счас от них придут, проводят.

Вот же, елова мать, раньше предупреждать надо! Разведчики перебежали за развалины дома, сели на землю. Командир ушел с пятнистым, стали ждать обещанного проводника. Бардак в Советской армии. Ни связи, ни взаимодействия, ни четкого плана. Привычное явление.

Минуты через две из-за домов показался кто-то в милицейской форме, серой пилотке и с АКМСом наперевес. Чужие здесь не ходят — значит, свой. Но порядок есть порядок, Марку держать надо.

— Стой, кто идет?!

— Мушка!

— Москва!

— Вы, что ли, разведка? А командир кто? — Подошедший был не милиционером, а солдатом «мото-мехчастей МВД». Точнее, младшим сержантом — на погонах краснели лычки. Судя по красным глазам и чуть замедленной речи, младший сержант не спал третьи сутки. Не меньше, во всяком случае.

— Нету командира, к генералу побежал. Я за старшего, — отозвался Петряев, здоровенный, как скала, «дед»-сержант. — Куда идти?

Перебежками двинулись за «эмвэдэшником». Разбитые дома попадались чаще, под ногой звякнул «хвост» минометной мины.

— Вы под ноги смотрите, у них не все взрываются, — обернулся младший сержант,

— …твою мать, земеля, не мог раньше сказать?!

— Привык, — проводник пожал плечами. — Я с самого начала здесь. Мы село держали, когда полезли. Всемером. Четыре часа, потом десант подошел, отогнали. Ничего. Командира вот убили, сволочи. И ранили двоих.

Этот невыспавшийся человек не хвастался. Он не был героем. Он просто сделал свое дело, и теперь невыносимо хотел спать. Вот только проведет на свои позиции смену — и на отдых…

Вышли к окраине. Ниже текла речушка, ручей даже — конец лета, всё пересохло. На берегу нелепо застыл самосвал с поднятым кузовом. «КрАЗ». Двигатель разворотило взрывом. Чуть дальше виднелся мостик с обугленным остовом машины — похоже, «Жигули».

— Вон там мы сначала сидели. — Младший сержант показал на редкую цепочку окопов. — Потом, когда они поперли, отошли выше, в те дома. — Ствол автомата качнулся в сторону груды развалин. — Они градобойки выкатили на холм, на прямую наводку. И мины швыряли. Потом мы в школе засели, с местными. Пока отходили, лейтенант нас из «снайперки» прикрывал, а сам не уберегся. Занимайте дома, там обзор хороший. Вода за школой в колонке. Не сильно поднимайтесь, тут где-то у них еще пулемет стоит. Никак не найдем, даст пару очередей и заткнется. Ну, я пошел.

Вдоль долины перекатывался грохот — однополчане Вакулы никак не могли разделаться с батареей боевиков. Над головой проскользнул вертолет, ударил дымными полосами по лесу на склоне. Ринулся вниз, к склону, рыча пушками — было видно, как черным дождем сыпятся гильзы.

Пришел капитан, поставил боевую задачу. С лязгом и грохотом приполз танк — из люка механика виднелась знакомая физиономия. Подъехали «бээрдээмы», подкатил грузовик, из кузова которого торчали стволы «зушки» — спаренной зенитной установки. Афганский вариант.

Громовые раскаты пушки. Злобное рычание зенитки. Басовитый клекот «Владимировых» — крупнокалиберных пулеметов бронемашин. Пыль и дым на склоне. Разведвзвод перекатился через долину, мимо разбитого «КрАЗа», полез вверх, в лес — искать и уничтожать «градобойки», снайперов, пулеметчиков.

Советский Союз. До ГКЧП — год. Через год две республики, разделенные здесь высохшей речкой, станут суверенными государствами, конфликт будет предметом обсуждения в ООН и Совете Европы. Чтобы дипломатам было с кем впоследствии вести переговоры, по рыжей глине и серым камешкам скользят кирзовые ботинки пацанов со всей пока что большой страны.

Впоследствии очень многие зададут себе вопрос: «Кому это было выгодно?» — и каждый ответит по-своему. Каждый будет в чем-то прав. Правду не захочет узнать никто. Или не сможет. Вполне возможно, не было ни правды, ни выгоды. Просто два народа решили, что тысячи лет рядом — это слишком мало, чтобы породниться. И слишком много, чтобы дальше жить вместе. Академики будут искать связь между «сепаратистскими выступлениями», «массовыми беспорядками» — и несколькими землетрясениями, вспышками на солнце, изменениями магнитного поля планеты и уровня океана…

— Не спи, свалишься! — Юрий Натанович ловко спрыгнул с лошади. Александр слез гораздо медленнее. Интересно, через сколько лет он будет скакать, а не просто держаться в седле? Прямо не верится, что этот егерь еще не так давно сидел в кабине боевого вертолета… в цирке бы ему выступать. С джигитовкой.

— Первым заряди сигнальный, красный.

Александр тихо щелкнул затвором «самозарядки», вставил в магазин патрон из задней части патронташа, снова плавно отвели подал вперед рукоятку. Двенадцатый калибр, если что, можно и сигнальный… одного удара хватит. И пламя такое, что сталь не выдерживает. Вот тебе и спокойная мирная жизнь. Вот тебе и уединение на природе. Впрочем, никто тебя после сокращения в егеря не гнал, сам подался. Берегите природу, мать вашу! Ну, пошли, будем беречь.

— Санек, ты раньше времени не суйся. Будешь меня прикрывать. Постарайся идти потише, вроде должен уметь. Зайди чуть сбоку и смотри внимательно. Говорить я сам буду, твое дело — чтобы нас не подстрелили. Если кто рыпнется — первый предупредительный. Перед носом, но чтобы не обжечь. А в общем… по обстановке. Понял?

— Так точно.

— Тогда вперед.

Лес уже начал сбрасывать листья, травы увяли и подсохли. Пробираться «потише» было нелегко. Умению бывшего вертолетчика оставалось только позавидовать. Справа от Александра лишь изредка шуршала по одежде ветка или чуть слышно вздыхал придавленный ногой лист. Временами фигура напарника вообще словно размывалась среди кустов. Бывший разведчик чувствовал себя кабаном, ломящимся напролом через сухой камыш, — столько шума он создавал. Ну ладно, на Юге хождению по лесам он не слишком учился, но ведь тренировки у Древних тоже что-то дали?! Или всё дело в том, что сейчас Александр не мог себя почувствовать частью леса?

Впрочем, для определения цели этого перехода особых способностей не требовалось. В притихшем после выстрелов лесу буйная компания слышна метров за триста, а то и больше. Чему они так радуются, интересно?

Натаныч махнул рукой: «Обходи!» Не так уж это сложно, под такой-то галдеж. Вон они, между деревьев уже видно. Гарью пахнет — костер жгут? Сейчас малинник обойдем и увидим.

Увидеть пришлось чуть раньше. За кустами малины кто-то напряженно и обстоятельно сидел. Отошел, значит, подальше от товарищей. Ну и что делать будем? Для начала поближе подойдем.

Сидевший закопошился, приподнялся, повертел головой. Пейзажем любуешься? Ну, это ты зря, парень. Теперь придется действовать быстрее, ты уж извини. А то ты еще на помощь кого-то звать вздумаешь — то ли друзей, то ли маму.

Однако звать он никого не стал. Взглянул на мчащуюся длинными прыжками фигуру в камуфляже и с ружьем наперевес — и вскинул руки с короткой палкой.

Александр неожиданно поскользнулся на влажном листе и полетел головой вперед в малину. Извернулся в воздухе, вломился в кусты не лицом, а плечом и шеей — тоже приятного мало, а треск — как от медведя. Хорошо хоть ружье из рук не выпустил. С чего бы это рифленая подошва так скользила?!

Но каков герой оказался — всё-таки своих не позвал. Приблизилось лицо — бледное какое-то. Пацан еще, усики еле-еле пробились. Ухмыляется, палочку свою крутит. Говорит что-то. Чего?!

— Бросай ружье, говорю!

Ну что же, пожалуйста. Медленно положим на землю, медленно поднимемся. Молодой ты парень, почему-то очень уверенный в себе. И глупый. Ну вот зачем ты попробовал своей палкой по шее сзади ударить? Сзади бить нехорошо. Особенно когда человек к этому готов.

Александр упал на бок, достал ногой бедро паренька. Хотел в живот, да тот успел увернуться — ловок, ничего не скажешь. Ловкий, но легкий — от удара отлетел и шлепнулся. Попытался встать. Не получилось. Очень трудно вставать, когда на тебя падает пятипудовая туша. И не просто падает, а профессиональным движением затыкает распахнувшийся всё-таки для крика рот. Одновременно палка выкручивается из рук — ч-черт, гвозди на ней, что ли?! — и летит в многострадальные кусты.

— Эй, Юрик, ты где там? Пронесло?! — Хохот приближается. Значит, тебя Юрой звать? Извини, Юра, некогда кляп делать. Друзья твои о тебе сильно беспокоятся. Полежи полчаса, отдохни… Рука уже опустилась на шею паренька, когда в голове мелькнуло: «Натаныч шкуру спустит — это же не поиск, а задержание!» Ну ничего, всю не сдерет, что-то оставит. Положено, чтобы стажер был со шкурой.

На руке, как ни странно, не оказалось даже царапин. Саднило и чесалось так, словно схватил ежа, но ничего не видно. Позже разберемся. Идет кто-то.

— Всем стоять!!! Охотинспекция! — А вот и сам Натаныч. За деревьями хлопнуло и зашипело, по листве мелькнул красный отблеск, Александр подхватил ружье и выскочил из-за малинника.

Стоять никто явно не собирался. Двое прямо перед Александром разворачивались в ту сторону, откуда донесся голос, один из них поднимал ружье. На поляне за ними были еще люди, и кто-то тянулся к стоящему возле дерева оружию. Очень плохо.

— Стоя-а-ать, сказал! Перетак вас и разэдак! — В дерево над «стволами» с громом ударили алые нити. Взметнулись щепки. Тянувшийся отдернулся. Тот, кто стоял с ружьем, повернул дуло чуть в сторону. — Опытный, сука?!

— Бросай оружие! — Гром двенадцатого калибра, шипение врезавшейся в дерево красной искристой звезды. — Не поворачиваться! Бросай! Быстро!

Нет, не бросил. Метнулся в сторону, упал, перекатился. Зря. Александр проследил движение стволом и нажал спуск. Картечь взметнула листья возле руки. Рукав кожаной куртки вспороло, потекли темные струйки.

— Ах ты!.. — сквозь зубы.

— А по зубам? — Нет, не стоит. Хотя очень хочется. Просто ногой отбросим от тебя ружье — ой, по руке попал? Извини. Зато ты больше не ругаешься и вообще занят своими делами — скорчился, одну руку другой баюкаешь. Ну и молодец. И так тебе повезло — только слегка задело. Могло бы и вовсе оторвать. Голову. А второму мы стволом помашем. На прощанье и чтобы не заблудился. Иди-ка на полянку, друзья ждут.

Друзья послушно отошли от оружия, встали с поднятыми руками. Щенки зеленые, сопляки — самому старшему, подвывавшему над простреленной рукой, было вряд ли больше двадцати пяти. Скорее даже двадцать. Самому младшему — точнее, самой младшей — лет шестнадцать. Раз, два… И еще прибавим бедного Юрика, лежащего за малиной рядом с кучкой собственного дерьма. Итого шестеро. И джип — не из особо крутых, но «Сузуки», не «УАЗ» и не «Нива». Плюс мотоцикл — поскромнее, обычная, не слишком новая «Ява».

И оружие. Валявшееся ружье — «помповое», движением цевья перезаряжается. Насмотрелись боевиков, Шварценеггеры недоделанные! У тлеющего дерева — самозарядка, такая же, как у Александра. Карабин — «СКС» с оптикой. Серьезная вещь. Еще что-то, похоже, «мелкашка». Неплохой набор для такого возраста. После скольких лет охотничьего стажа выдают разрешение на нарезное? После пяти, кажется? Тогда вся эта компания бегает с ружьями лет с двенадцати-тринадцати. Или не встречалась с папиным ремнем с того же возраста.

Интересно, кто их учил? Действовали ребятишки достаточно умело. Ну, стрелок мог и в армии отслужить, а бледный Юрик с тонкими усиками? Ему-то вряд ли восемнадцать исполнилось. Секция ушу какая-нибудь? А главное — что они такое страшное сделали в лесу, что за оружие хватаются? Или у них уже рефлексы выработались — чуть что, сразу «ствол» в руки?! Рановато. Даже по нашим неспокойным временам.

— На землю, лицом вниз! — Похоже, эта молодежь чем-то сильно обидела Юрия Натановича. Обычно он работает по-другому — если верить его же рассказам. — Руки и ноги шире! Шире, сказал! Вашу мать, мозги вышибу!

Легли, а куда деваться. Воинственного пыла как ни бывало. Подбитый стрелок пошел ко всем остальным, даже на ружье не взглянул, только оскалился. Александр подобрал «помпу», повесил на плечо. Подошел, встал так, чтобы держать под прицелом всех сразу.

Натаныч по очереди тыкал лежащих в затылок тупорылым «модерном», прохлопывал подмышки, бока и голени. На середину поляны полетели ножи, зажигалки, два пистолета — похоже, газовые, надо будет проверить. Егерь выхватывал из брюк ремни, ловко стягивал локти за спиной. Не пощадил и раненого — тот закричал и обмяк. Отойдет. Добрался до девчонки.

— Погоди, — вмешался Александр. — За малиной еще один валяется, притащить надо.

— А справится?

— Там парень хилый, должна.

— Ну, тогда бери, только осторожно. — Ремень обхватил тонкие запястья. — Вот так, умница, теперь ты и работать сможешь… Ружье с плеча скинь, мешать будет.

Александр отбросил трофей к остальному оружию и повернулся к пленнице:

— Пошли, заберем вашего Юрика.

Девчушка обожгла взглядом волчицы, попавшейся в капкан, молча направилась к малиннику. Паренек лежал в той же позе, не шевелился и не стонал.

— Теперь бери его за шиворот и тащи. Если тяжело, можешь волочить по земле, он сейчас всё равно не почувствует и не обидится.

— Сам тащи, ты, падаль! — внезапно огрызнулась девчонка.

Надо же, начитанная девочка, воспитанная — словцо какое подобрала! Не в три этажа покрыла. Но работать всё-таки придется.

Александр собирался уже ткнуть стволом между лопаток… Как-то у нее спина напряглась нехорошо. Словно только этого и ждет. Не будем повторять киношные ошибки. Может, это и грубо, но целее будем.

Рубчатая подошва ботинка отпечаталась гораздо ниже лопаток — на джинсах. Пискнув, юное создание полетело прямо на своего приятеля. Завозилась, встала — в сомкнутых руках блеснуло сталью лезвие. Откуда?!

— Брось! Брось, говорю, порежешься! — Александр постарался, чтобы голос звучал поласковее. Не получилось, наверное, — девушка смотрела затравленно, то в глаза своему конвоиру, то на ружье. Попробовал протянуть руку — еле успел отдернуть, острие чиркнуло по рукаву.

— Брось, кому сказал! Не дури!

— А вот х… тебе! — Воспитание закончилось. Или ситуация теперь не книжная. Внезапно глаза расширились, губы разошлись в яростной ухмылке — даже, скорее, в оскале. Руки с ножом взметнулись — и пошли вниз.

Александр успел ударить прикладом. Лезвие резануло по толстой резине затыльника, скользнуло, вспороло нейлон курточки. Поздно, красавица! Сила удара уже не та, и есть время выкрутить клинок из судорожно сжатых пальцев.

— Я же говорил, порежешься! И куртку хорошую испортила! — впрочем, не только куртку: свитерок тоже. Проглядывало загорелое тело с длинной царапиной, сочившейся кровью. Заживет до свадьбы, даже отметки не останется. — Но, но, не балуй!

Девчонка попыталась рвануться из рук. Рухнула на землю, задергалась, всхлипывая. Истерика. Но какова воительница попалась! И что это на нее накатило — нож себе под ребра вгонять? Ну и компания! Теперь придется тащить обоих. На всякий случай свяжем и бессознательного Юрика. А теперь за шиворот и вперед, на полянку. В левой руке вяло трепыхалось.

Юрий Натанович зря времени не терял. Оружие разложено рядком, сам егерь сидит на пенечке с планшетом и пачкой документов. Напротив него — задержанные. Словно любимого учителя слушают. Один только заснул, нерадивый. Впрочем, будем считать причину уважительной — на рукаве кожаной куртки виднеется жгут-закрутка. И когда только всё успел?

Судя по всему, никто больше не пытался оказать сопротивление. То ли самые рьяные свое уже получили, то ли остальные поумнели. А может быть, аргументу Натаныча хороший. Железный. Калибра пять сорок пять.

— Итак, молодые люди, по пунктам, точнее, по статьям. Браконьерство. Незаконное ношение оружия — газовое я тоже впишу, но и нарезного хватает. Вооруженное сопротивление при задержании. Саня, ты не ранен?

— Всё нормально. Запиши еще вот это. — Нож пролетел через поляну и шлепнулся рядом с другими.

— Ага, значит, должностные лица не пострадали.

— А как бы вы могли пострадать, если мы не стреляли? Какое сопротивление, кто докажет?! Это вы на нас напали, Игоря и Юрку покалечили! — Кто-то из молодых явно не раскаивался. В чем-то он прав. Поди докажи, что этот стрелок собирался стрелять. Вот если бы он успел выстрелить, да еще и попал, адвокаты приняли бы это во внимание… Патологоанатомы тоже.

Впрочем, и егерь такое явно не впервые слышал.

— Не стреляли, говоришь? — Натаныч отложил планшет. Встал, подошел к трофеям. Вытащил из кармана и одел кожаные перчатки. Медленно — одну, потом вторую. Так, чтобы сидящие хорошо видели. Поднял карабин. — Из вот этого вы тоже не стреляли? А может быть, и нас тут не было, а вы сами друг друга, а?!

Дуло было направлено точно в лоб любителю законов. Тот побледнел и вжал голову в плечи.

— Ну так как, было сопротивление? Или разменяемся — мы кабанчиков порешили, а вы неосторожно с оружием обращались? Да одного этого карабина, — егерь неожиданно закричал и подскочил к пареньку, — одной «мелкашки» хватает, чтобы вас посадить! — помолчал, тяжело дыша, успокаиваясь. Обернулся. — Сань, я тут пока поговорю с молодежью, а ты отойди во-он туда. Полюбуйся на их развлечения.

Место «развлечений» нашлось почти сразу. Выгоревшее пятно — хорошо, хоть лес после дождика не просох окончательно, не разгорелся. Это не просто случайная искра или непогашенный костер — видно было, в каких местах пытались поджечь. Под деревьями. Кучки опавших листьев под кустами. Два дымящихся, тлеющих пятна — бывшие муравейники. Выгорели изнутри — опять-таки поджигали специально, факелом в кучу. Или бензином плеснули.

Но это было не всё. Александра затошнило, когда он понял, что именно висит на дереве. Чуть в стороне от горелых проплешин.

Вот кто так дико визжал… Кабанчик висел словно распятый. Прикрутили проволокой к ветке. Перед этим перебили задние ножки выстрелом — поэтому и не убежал. Ловкие ребятишки. Подстрелили, поймали, привязали. Потом вспороли животик. Сизые кишки вытянулись до самых корней, на них вяло копошились толстые осенние мухи. Тельце еще подергивалось.

Лес перед глазами поплыл, растекся в зелено-коричневую кляксу. Вот такие ребятишки потом и врываются в села, оставляя после себя бурые головешки — продолговатые и поменьше. Или ездят на БТРах по беженцам. Или бьют из пулеметов по санитарам. А может, он уже успел отличиться, этот стрелок с профессиональными навыками? Остальные, надо полагать, радостно смотрели. Или, что гораздо вероятнее, принимали активное участие. Веселенькая такая забава.

А почему же на визг не прибежала мамаша? Дикая свинья, да еще в ярости, способна растерзать любого. Это знают все, даже волки и рыси, поэтому на полосатых поросят с забавными пятачками редко кто осмеливается нападать.

Мамаша обнаружилась в пятидесяти шагах дальше. По следам на желтых и бурых листьях, по гильзам и пятнам крови можно было хорошо прочитать всё, что здесь происходило. Выводок от чего-то бежал — и выбежал вот сюда. Чушка не заметила засады. Первый выстрел не убил ее, но заставил остановиться, развернуться — с разрывной пулей в спине. Второй вырвал кусок мяса из загривка — мать уже ринулась на защиту детенышей, неслась прямо на стрелка с карабином. Страшный удар картечи пришелся под ухо и снес половину черепа. Двенадцатый калибр, с тридцати метров, похоже, старший с «помпой» прикрывал горе-снайпера. Не слишком доверял ни силе оружия, ни искусству стрелявшего. Остальные стояли чуть в стороне, не вмешивались — только по разбегавшимся поросятам кто-то дал два выстрела. Гильзы отбросило далеко — «самозарядка». Остальные выстрелы — снова помповое ружье. Два полосатых трупика лежали в кустах. Один малыш всё-таки ушел: раздвоенные копытца пробили листики, след нырнул в кусты. Ну, а четвертый попался еще живым.

При воспоминании об этом лес опять начал тускнеть и расплываться. Сволочи!!! Распятое и выпотрошенное тельце напоминало о себе, не давало покоя, отдавалось болью во всем теле, как вошедший в заживающую рану шип. Ягоды бересклета и шиповника казались каплями крови, березовые ветки — поседевшими от ужаса. Всё вокруг содрогалось от пережитого. Звери убивают чужих детенышей, но никто при этом не получает удовольствия от мучений.

Александр заскрипел зубами. Туша матки не была освежевана — в мясе компания явно не нуждалась. Не за этим приехали. Понятно, почему егерь не сдержался. Удивляет как раз выдержка. Случись драка с этими ребятишками еще раз — головы бы поотрывал. Откуда только они взялись, такие? Ни чужой жизни не жалко, ни своей. Впрочем, законник всё же побледнел перед стволом. Не все на той полянке камикадзе. А кто есть кто, сейчас разберемся — отпечатки подошв он не забудет.

На поляну он вышел кружным путем. Молодежь сидела присмиревшая, угрюмо отвечала на вопросы. Юрий Натанович спокойно заполнял протоколы. Над раненым сидела девица, бинтовала руку. Пришедший в себя Юрик массировал связанными руками шею. Перехватив взгляд Александра, он почему-то прикрыл голову руками, зашевелил беспокойно пальцами. Наверное, узнал. И лицо сейчас такое доброе-доброе.

— Не я, не я! Я вообще в машине сидел! — закричал вдруг белобрысый долговязый парнишка. — Я ничего… Я даже за оружие не брался! Только за «мелкашку», когда по банкам стреляли! Можете отпечатки пальцев проверить!

Решил, бедняга, что здесь милиция? Какие «пальчики» среди леса?! И без этого ясно, что не врет. Следов от его «Адидасов» не было ни в засаде, ни на гари. А вот остальные смотрят с презрением. А кое-кто — не только. У «законника», например, глаза стали хищными, словно в прицел приятеля ловит. На ногах у тебя что, любитель доказательств ?

Так, действующие лица определились. Поэтому ты так карабина и испугался — не иначе Натаныч тебя успел вычислить. Или интуиция подсказала. Страховал тебя ныне раненый герой. С «самозарядкой» был вон тот бритенький, он еще к оружию в самом начале потянулся. А вот около дерева с поросенком больше всего наследили Юрик и девка. Что-то в них обоих есть такое… ненормальное. Сдвиг крыши в одну и ту же сторону.

Сдвиг крыши. Распятый и выпотрошенный поросенок. Нож, опускающийся к ребрам. Скользнувшая по листьям рифленая подошва. Гладкая палка, ужалившая руку. Стонущий, окровавленный, поседевший лес. Выгоревшая поляна.

Выгоревшая! Недавнее воспоминание ударило по глазам и голове. Выгоревший круг среди леса. Черный посох в руках Владимира. Золотые змейки. Что-то еще подобное, ускользнувшее от внимания, но только что виденное.

Шаг, второй, третий. Отнятое оружие. Отдельно валяется брошенный через всю поляну нож. Дешевая китайская поделка. Складной, но широкое лезвие достаточно надежно фиксируется. Не сложится при ударе. Накладки на рукояти — черный пластик. Простенький рисунок — летящий среди разноцветных облаков дракон. Золотой на черном фоне. В щелях рукояти — подсохшая кровь.

— Твой? — обернулся к Юрику.

— Мой, а что? Я его в «комке» купил, всё законно. Это не «холодняк», лезвие короткое. — К парнишке на глазах возвращалась уверенность в себе.

— А кровь чья?

— Кабанчика. Я и не отказываюсь, прирезал подранка. — Под усиками пробилась нагловатая усмешка. — Что еще? Ты не сильно-то наезжай, лесовик. Драться ты умеешь, но и тебя есть кому обработать. — Глаза недобро сощурились. — Знаешь, кто мой хозяин?

— Ну и кто же? Мафиози какой-нибудь? Крестный отец?

Вскипела ярость — не холодная, боевая. Другая. Такое было с Александром, пожалуй, впервые. Он почувствовал, как внутри собирается огненный клубок, свивается всё туже и туже. Юг. Древние. Потеря способностей, любви, работы. Все потери, все обиды, вся злость жизни. Выгоревший круг на холмах. Выгоревшее пятно на соседней поляне. Содрогающаяся полосатая тушка. Дрожь автомата в руках. Молнии, бьющие в далекие холмы.

— А какая тебе разница, кто? Мафия… Это всё пыль. И ты тоже — пыль. Если он обратит на тебя внимание, ты этому поросенку позавидуешь. — Сам бледный юнец явно не обращал внимания ни на что. А вот Натаныч заметил:

— Саша, ты что?! Успокойся! Остынь, говорю!!!

— Т-так, з-значит, пыль? — выдавил Александр сквозь зубы и шагнул вперед. — Хозяин, говориш-ш-ш? Позавидую?!

Не стало подбегающего егеря, исчез нагло ухмыляющийся Юрик. Исчез и сам Александр. Остался клокочущий, огненный клубок и молнии. Одна из них взлетела над лесом, развернулась и ударила в какое-то серое пятно.

И сразу всё отхлынуло. Визжала девчонка, вопил от боли раненый, орали, держась за головы, остальные, кроме недоуменно озирающегося белобрысого. Юрий Натанович обхватил Александра за плечи. Поморщился, словно внезапно заныл зуб. А этот, верный раб своего хозяина, куда делся?!

Наглый Юрик обнаружился возле ног — катался по земле, нелепо дергался и подвывал.

— Чем это я его, Натаныч? И чего они орут?

— Ты его и пальцем не тронул. Он просто повалился, и всё, а остальные перепугались. Кто их знает, чего? — Егерь отвел глаза, поглядел на девицу. — Да заткнись ты, бога ради!

Визг как отрезало. Замолчали все, даже бледнолицый нахал корчился молча. Натаныч сплюнул.

— Знаешь что, Саня, бери-ка трофеи и иди к лошадям. Теперь я тут и один справлюсь, а лошадкам нервничать ни к чему. Да и вообще, мало ли что. Так что ты езжай прямо домой. Я дела закончу, из леса этих отправлю и пешочком дойду. Там от выезда не так уж далеко, а до него я на мотоцикле. Всё равно хозяин его не поведет, с одной-то рукой. Ну, давай, давай, ступай. Можешь на мою Сороку сесть, она дорогу хорошо знает.