43

Февраль 1837 г.

Ган Мерфи завернул ее в одеяло, дал ей морковку и понес на корабль. Пароход кряхтел, кренясь и качаясь на волнах. Из его трубы в небо взвивались черные клубы дыма. Когда Ган с Брайди на руках поднимался на борт по трапу, она смотрела на воду внизу и думала, что, наверное, больше никогда не увидит суши.

В такой свирепый шторм, говорили все, нельзя выходить в море. Но корабль отправлялся в плавание, потому что хуже погода быть уже не могла, а море, возможно, успокоится еще не скоро. Ган сказал, что они должны рискнуть. Штормовое море таит для них меньше опасностей, чем дублинский порт.

Парохода они ждали несколько недель. Перед ними была огромная очередь, пароход не мог увезти сразу всех, хотя каждый раз пассажиров на судно набивалось в три раза больше того, что оно могло вместить. Деньги на билеты Ган пропивал, затем на несколько дней исчезал, чтобы заработать на проезд. Когда он возвращался, от него пахло землей и виски либо потом и серой. Обитали они в районе захудалых таверн и лачуг, где на мощенных булыжником улицах не просыхали лужи и гуляли студеные ветра. Однако Ган снимал укромный уголок на подворье «У Магвайра» – в приземистом хмуром здании в самой глубине одного из тупиков. Там он курил, надвинув на глаза шляпу. Брайди носилась по улицам с другими детьми. Племя чумазых сопливых оборвышей в лохмотьях, безбожно сквернословя, они гонялись друг за другом по двору и комнатам, пока кто-нибудь, надавав им подзатыльников, снова не вышвыривал озорников на улицу.

Друзей как таковых у Брайди не было, да она и не стремилась ими обзавестись, пока однажды не стала свидетельницей драки во дворе. Орава сорванцов мутузила одного мальчишку. Они висли на нем, рвали его на части, колотили кто как мог. Силы были неравны: мальчишка упал, не имея возможности подняться.

Не раздумывая, Брайди схватила ведро и окатила забияк водой, разгоняя их, как драчливых собак. Некоторые убежали, но остальные даже не обернулись. И тогда она взяла толстую палку и ринулась в бой.

Драчуны захохотали, потешаясь над угрюмой малявкой, которая размахивала палкой длиной с ее собственный рост. Мальчишка не преминул воспользоваться удобным случаем. Недолго думая, он вскочил на ноги и быстро вскарабкался на крышу уборной.

– Это Ронан, – сказали они ей. – Такой гадёныш!

Что правда, то правда.

Ронан задирал всех кого ни попадя. Ему было не больше восьми лет, а он дрался, как взрослый мужчина, вечно нарываясь на неприятности.

Сила в нем была недюжинная: он мог без труда поднять Брайди. И позже он ей это продемонстрировал, когда тайком вернулся во двор. Он был ужасно быстрый: она наблюдала, как он бегает, лазает и боксирует. После они каждый день проводили вместе, и, когда пришло время уезжать, они вместе сели на пароход. Ронан не отставал от Гана, когда тот всходил на корабль с Брайди на руках, но стоило появиться поблизости представителям официальных властей, он мгновенно куда-то исчезал.

Ган заплатил за место на палубе и нашел угол, где приткнуться. Штормило все сильнее, а он спал себе, надвинув шляпу на лицо. Никакая качка не могла его разбудить. Волны обрушивались на палубу, все вокруг выли, рыгали и молились, а Ган знай себе похрапывал.

Пароход задирал нос – Брайди взвизгивала; пароход опускался – Брайди всхлипывала. Пока не почувствовала чью-то ладонь на своей руке и не увидела его лицо. Карие глаза с поволокой в обрамлении длинных ресниц, черные как смоль волосы.

– Если мы выживем, обязательно поженимся, – сказал он. – Ты не против?

– Поженимся, Ронан, – кивнула Брайди.

– Вот и договорились.

Корабль опять накренился под невероятным углом, море вздыбилось, раззявило на них свою пасть.

– Брайди, ты умеешь плавать? – спросил он.

– Нет. А ты, Ронан?

– Как топор.

И оба рассмеялись.

* * *

В ливерпульских доках, когда они сходили на берег, их считали, как баранов. Только они, беспомощные ирландцы, были грязнее баранов. Кишели вшами, смердели, распространяя вокруг себя вонь торфяного дыма и дешевого алкоголя. Брайди искала глазами Ронана. Уже начала отчаиваться, думая, что больше никогда не увидит друга, и вдруг наткнулась на него взглядом: Ронана тащил по трапу служащий порта, радуясь, что поймал безбилетника.

Брайди выпустила ладонь Гана и кинулась к Ронану. Какой-то мужчина подхватил ее, она укусила его за руку. Он выронил ее, и она упала в воду.

* * *

От соприкосновения с водой она испытала шок, так что глаза полезли из орбит; она бултыхалась, как бутылка, стараясь удержаться на поверхности.

Ронан, заметив ее, ринулся на помощь, нырнул за ней.

Это она еще видела. А потом ушла под воду.

* * *

Ее положили на причал. Захлебываясь, она отхаркивала соленую воду. Ган, а может, еще кто-то, сидя рядом на корточках, растирал ей спину, приподнимал, чтобы она села. В отяжелевших юбках, без одного башмака, Брайди пыталась на четвереньках проползти меж ног зевак к тому месту, где она видела Ронана.

– Он не умеет плавать, – кричала она, только вместо крика из горла вырывался клокочущий хрип. – Он не умеет плавать.

* * *

– Я была совсем еще девчонкой, – шепчет в темноту Брайди.

– Я был совсем еще мальчишкой, – шепчет ей в ответ темнота.

Она чувствует его дыхание на своем лице.

44

Октябрь 1863 г.

Брайди тонет с открытыми глазами. Она не видит ничего, кроме беснующейся реки. Не слышит ничего, кроме беснующейся реки. Под водой шум, яростная круговерть – стоя на берегу, такое даже не представишь.

Рядом в воде пробуждается Шибел.

И видит, как мимо нее идет ко дну некая фигура – странная рыба.

Шибел опускается за ней, подталкивая диковинку плечом и лбом. Но она, эта маленькая женщина, все равно тонет. На ней раздуваются юбки, волосы струятся, из носа и рта выходят пузырьки.

Шибел плывет рядом и, пальцами трогая лицо женщины, смотрит ей в глаза.

* * *

Брайди выносит к берегу чуть дальше вниз по реке от причала. Откашливаясь, она замечает там, на одной линии с ней, лодку, которая теперь не раскачивается, даже не подрагивает, словно вообще ничего не произошло. Дождь прекратился, сквозь ветви ивы пробиваются слабые солнечные лучи. Брайди карабкается на берег, на секунду останавливается, онемевшими пальцами развязывает нижние юбки. Те плюхаются в реку. Услышав крики, она поднимает голову. По склону торопливо спускается Гидеон. Прихрамывая, он доходит до причала, бегает по нему туда-сюда, всматривается в воду возле лодки. И наконец замечает Брайди.

Он ковыляет к ней. Она лежит во взбаламученной глине у кромки воды. Он тащит ее выше на берег, словно спасает. Затем переворачивает на спину, ударом кулака пригвождает ее голову к земле. Она продолжает откашливать речную воду. Он хватает ее за подбородок. На лице его знакомое ей выражение – решимости и презрения.

Такое же выражение было у него в тот день, когда он убивал Деллу. Такое же выражение появлялось у него на лице всякий раз, когда он видел Элайзу.

Его лицо близко, и она сразу вспоминает цвет его глаз – голубой глаз, который она видела сквозь щель в стене конюшни.

Его ладони на ее шее, сдавливают горло – душат. Задыхаясь, она поднимает руку и пальцами ласково касается его щеки, бороды.

От удивления Гидеон, словно ужаленный, ослабляет хватку.

Глядя ему в глаза, Брайди гладит его по волосам, опускает ладонь под его воротник, на шею. У обоих учащенное горячее дыхание. От него несет потом и помадой для волос, от нее – табаком и речной водой.

От ее прикосновения выражение лица его меняется: отвращение и интерес или нечто среднее. Брайди подает ему знак: она хочет что-то сказать, шепотом, так как он травмировал ее голосовые связки.

Гидеон колеблется.

Смотрите внимательно: пальцы Брайди, будто перышко, стелются по шее Гидеона, так что волосы на его затылке встают дыбом. Другой рукой она незаметно поднимает юбку, кладет ее на согнутую ногу, ощупывает бедро, находит то, что к нему привязано ремнем.

Гидеон приближает ухо к ее губам. Брайди впивается в его ухо зубами, а в самого Гидеона вонзает кинжал.

Он крякает, отворачивает лицо. Брайди глубже всаживает в него клинок. Она не остановится, пока не искромсает его вдоль и поперек.

Чьи-то руки стаскивают с нее Гидеона, чьи-то руки обуздывают ее, чьи-то руки вырывают у нее кинжал. Чьи-то руки сковывают ее. Она кричит и бранится.

Мощный всплеск в реке на мгновение заставляет всех замереть.

Рябь достигает берега, лодка раскачивается.

Это не укрывается от внимания Гидеона и всех остальных. Он бьет констебля, что удерживает его, высвобождается, быстро встает на колени, потом на ноги – и бегом к реке.

Все произошло в считаные секунды: всплеск, над водой мелькает дуга – что-то гладкое и стремительное.

И Гидеон исчезает.

На поверхности реки образуются и лопаются пузыри.