30

Октябрь 1863 г.

– Поверните его сиятельство к свету, мистер Скаддер, да-да, вот так.

– Щипцы, мистер Хой?

– Пожалуй.

– Молоток, мистер Хой?

– Пока не надо.

Сэр Эдмунд, словно кающийся, стоит на коленях между двумя тюремщиками. Рот он услужливо раззявил и вздрагивает, хотя инструмент, что держит в руке мистер Хой, еще не касается ни его губ, ни языка, ни зубов, ни десны.

– Не дергайтесь, сэр Эдмунд, стойте смирно, мы быстро закончим, и вы уйдёте. Правда, мистер Хой?

Яйцеголовый тюремщик стоически кивает.

– И не кричите, любовь моя.

– И не вопите.

– Вот и умница, молодчина.

Мистер Скаддер обеими руками крепко берет сэра Эдмунда за плечи.

* * *

Прижимая ко рту окровавленную тряпку, сэр Эдмунд переходит безлюдную улицу возле Ньюгейтской тюрьмы. Глаза его покраснели, воспалены, волосы стоят дыбом. Он не знает, где находится, но знает, где ему нужно быть. Он утратил еще пять зубов (на этот раз – золотых) и карманные часы, зато обрел свободу и халат с чужого плеча. То ли оборотень, то ли деревенский мужик, сэр Эдмунд Ательстан Берик растворяется в ночи.

31

Брайди с раннего утра на ногах. Ее раны благополучно заживают, синяки немного поблекли, рассеченная губа зарубцевалась. Но лицо ее все еще пугает прохожих, поэтому Кора прицепила на капор Брайди вуаль. Брайди направляется в Бартс, чтобы справиться в морге о Кемпе. Ей сообщают, что он уже несколько дней не показывается на работе. В следующий раз перед визитом в больницу она облачится в свой мужской костюм. Интересно, ответ будет другим? Руби, как всегда, шагает рядом. Должно быть, ему понятно ее настроение, ибо вопросов он не задает и не пытается завязать беседу. Какое-то время Брайди ждет у больницы, перед входом для пациентов. Часы на соборе Св. Павла отбивают час дня. Люди проходят мимо и останавливаются, собираются и расходятся. То и дело прибывают пострадавшие – те, кто упал с крыши или попал под колеса; они стонут от боли, корчатся на носилках, которые несут друзья или незнакомые люди. Звенит дверной колокольчик, привратник открывает ворота, и толпа рассеивается. До следующего представления о людских злоключениях.

Покинув больницу Святого Варфоломея, Брайди идет домой – по улицам узким и широким, тихим и оживленным. Время от времени принимается лить дождь, дороги в некоторых местах по-прежнему затоплены. Вода, смешиваясь с лондонскими нечистотами, образует некую невообразимую смесь (не будем уточнять, чего именно). Как и у всех в эти дни, ботинки и нижние края одежды Брайди не просыхают. И богатые, и бедные ходят по колено в грязи. Однако не все в равной степени: одни живут в грязи постоянно, другие лишь недолго ступают по ней. Но что такое замызганная юбка или заляпанные глиной ботинки для служанки, умеющей управляться с чистящими средствами и щетками с жесткой щетиной?

Как и многие лондонцы, Брайди следует советам кондукторов омнибусов, уличных торговцев и констеблей, подсказывающих, как обойти самые непролазные места. Менее склонна она слушать разговоры о всемирном потопе, что ведутся в пабах, лавках и на углах улиц. Выход на поверхность затерянных рек Лондона и библейские ливни многих заставили вспомнить забытые детские сказки, персонажей старинных народных преданий. Существа, что давно спали в озерах, под мостами, в лошадиных кормушках и прудах, пробуждаются и, струясь, шлепая, скользя, крадясь, устремляются в Лондон. Словно кто-то их призывает. У многих на языке теперь снова вертятся имена страшных чудищ, которыми пугали их в детстве: Пег Паулер , Зеленозубая Дженни , Длиннорукая Нелли . Существа, у которых на голове спутанная копна водорослей вместо волос и жилистые цепкие руки. Поговаривают, что дети начали тонуть в ведрах. Других затягивает в колодцы. Джентльмены больше не осмеливаются гулять в одиночку у Серпантина  из страха, что какая-нибудь барахтающаяся в озере мокроволосая красавица утянет их на дно. Говорят, у ручья в Дептфорде, близ старой лавки судовых товаров, обнаружили трех утонувших маленьких «илокопательниц».

Брайди, приближаясь к Денмарк-стрит, ни о чем таком не думает. Она мечтает выпить горячего кофе и, может быть, выкурить трубку.

* * *

– В гостиной вас ожидает инспектор Роуз. Уже некоторое время.

– По какому он делу, Кора?

– Об этом он не докладывал, зато выпил пять чашек чая, умял кусок пирога с бараниной и остатки холодного завтрака. У него отменный аппетит. Я на скорую руку состряпала для него ягодное пюре со сливками. На десерт.

Брайди отдает Коре свой плащ. Та встряхивает его, выворачивает воротник и вешает на крючок. Вдвоем они заглядывают в чуть приотворенную дверь гостиной. Роуз стоит в глубоком раздумье перед прибором на каминной полке. Делает шаг вперед, словно хочет потрогать его, но затем отказывается от своих намерений и убирает руки за спину, сцепив ладони.

Кора подталкивает локтем Брайди.

– В этом своем костюме у него очень солидный вид, правда?

– Павлин расфуфыренный, – бурчит Руби. Он идет мимо них в комнату и с хозяйским видом занимает место у камина.

Брайди заходит следом.

– Роуз, говорят, тебя уже накормили.

– Пришлось поесть, у меня не было выбора. – Тепло глядя на Брайди, он берет ее за руку.

– Разумеется. Где ты достаешь эти цветы? Каждый из них – просто чудо.

В петлице сюртука полицейского сияет роза изысканного цвета – бледного персикового оттенка.

Роуз вынимает цветок из петлицы и вручает Брайди.

– Он – твой, только в воду поставь.

Руби возводит глаза к небесам.

Кора приносит поднос с чаем, который в ее огромных руках кажется крошечным, и ставит его на стол перед инспектором.

– Десерт, сэр.

Поправив на голове домашний чепец, Кора достает из широченного кармана фартука тряпку размером с простыню и принимается медленно водить ею по полкам книжного шкафа. А сама прислушивается к разговору.

Роуз бросает взгляд на Кору.

– Потом, – говорит Брайди.

Роуз кивает.

– Сэр Эдмунд бежал из Ньюгейта. Я знаю, ты считаешь, что он невиновен…

– Точно невиновен.

– Может, и так, Брайди, но, если где увидишь его, дай мне знать. – Роуз придвигает к себе десерт и берет ложку.

Брайди озадаченно смотрит на Кору: та перестала вытирать пыль и, стоя у книжного шкафа, показывает на дверь и гримасничает, пытаясь беззвучно что-то ей объяснить.

Роуз оборачивается, и Кора мгновенно закрывает рот.

– Очень вкусно, Кора, – хвалит он. – Что это?

– Крыжовник, – отвечает она.

Руби сдерживает улыбку.

– Есть ли предел твоим талантам, Кора?

– Нет, инспектор Роуз, – говорит Кора, одним глазом кося на дверь. – Предела нет.

* * *

Сэр Эдмунд спит у кухонной плиты на постели, что соорудила для него Кора. В уголках его рта запеклась кровь, оставшаяся после недавнего удаления зубов. Кора надела на него вязаные чулки и шапку, обернула во что-то необъятное из истертой хлопчатобумажной ткани, которую она на нем закрепила и завязала на поясе.

– Он в одном из твоих платьев, Кора?

– Его одежда сушится. Я одолжила ему свой наряд в цветочек, не самый лучший.

– Что ж, давай его будить.

– Пусть поспит. Надеюсь, хуже от этого никому не станет, – язвительно бурчит Кора, словно стыдясь своей отзывчивости.

– Нужно, чтоб он рассказал нам свою историю до того, как мы сдадим его Роузу.

Сэр Эдмунд стонет во сне.

– Пусть побудет немного у нас. Я впервые так близко вижу баронета.

– Он должен быть в Ньюгейте, Кора. Но пусть отдохнет.

* * *

Сэр Эдмунд просыпается ночью. От пищи он отказывается, но соглашается выпить чаю. Кора кипятит воду, расставляет на столе чашки с блюдцами и достает из буфета заварочный чайник. Облаченный в старое платье Коры, выглядит он плачевно: лицо вытерто не дочиста, как у ребенка нерадивой мамаши; на коленях лежит тряпка, которую он прикладывает к кровоточащим деснам.

– Я никого не убивал, но мои поступки привели к гибели людей, – сообщает сэр Эдмунд загробным смятенным голосом.

Кора, устроившись в углу с чашкой чая в руках, смотрит на Брайди.

– Продолжайте, сэр, – подбадривает его та.

Сэр Эдмунд кивает, не смея встречаться с ней взглядом.

– Я хотел бы сделать признание, миссис Дивайн, относительно того, что незаконным путем заполучил ребенка, девочку, которая ныне известна как Кристабель Берик.

– Начните с самого начала, сэр Эдмунд.

* * *

Они приходили трижды. В их первый визит они сидели вместе с семьей Келли в доме на берегу моря. Эллен присутствовала при встрече, но была без ребенка, о котором были наслышаны баронет с доктором. Без ребенка, из-за которого они отправились в тот глухой уголок Ирландии. Брат Эллен, глава семьи, внимал гостям. Жена брата Эллен, настоящий глава семьи, тоже внимала. Это хорошо, говорили гости, что они приехали именно теперь, ведь малышке еще не исполнилось и полугода. Они показывали семье научные схемы, читали отрывки из трактата его преподобия Уинтера, священника Хайгейтской часовни. Когда семья вспомнила предания об их прародительнице Маргарет, гости принялись рисовать им радужные картины: что у ребенка Келли будет новая жизнь, что она будет расти в безопасности и комфорте, под присмотром знающих людей, что ей будут обеспечены все блага современной медицины.

Эллен сказала, что ее дочь не больна, вежливо поблагодарила гостей за проявленный интерес и отказалась вверить их заботам свое дитя.

В их второй визит брат Эллен предложил, чтобы она показала сэру Эдмунду местные достопримечательности: святой источник у конского водопоя, магическое кольцо из камней на студеном поле и все такое. Сэр Эдмунд был ласков с молодой женщиной, и та мало-помалу поведала ему все, что знала об истории их семьи и обстоятельствах своего родоразрешения.

Женщины Келли с берегов залива Бантри, сказала она ему, всегда славились своей красотой, но каждые несколько поколений в их роду рождалась несравненная красавица. Последней была Маргарет. У нее были волосы песочного цвета и глаза оттенка морского мелководья. Кожа гладкая, как галька; голос подобен плеску волн, накатывающих на галечный берег. Однажды она гуляла по берегу, и вдруг налетела волна и унесла ее в море. Из воды она вышла, сухая, несколько дней спустя. А через несколько месяцев родила ребенка, весьма примечательного, как поговаривали.

Эллен подумала о Маргарет в тот день, когда сама очнулась на берегу. Она лежала ничком, причем достаточно далеко от того места, где она собирала водоросли. Как она там оказалась, Эллен не помнила.

Она подумала о Маргарет, когда у нее начал округляться живот.

Когда ей страстно захотелось крабов, и она ела их сырыми, прямо с панцирем, целиком. Когда ей страстно захотелось рыбы, и она поедала ее сырой, с костями и всеми потрохами. Морскую воду она пила ведрами.

Эллен вспомнила про Маргарет, когда родила дочь. Она нарекла ее Шибел.

В первые дни малышка вопила так, что, казалось, дом обвалится, и ничего не ела. Чего ей только ни давала Эллен, малышка все отвергала. Пока в один холодный день к ней в колыбель погреться не забралась кошка, которая свернулась калачиком и заснула, прижимаясь к девочке. Эллен, придя к дочери, увидела, что та вся в крови. Ее паника улеглась, когда она поняла, что девочка цела и невредима. Оказалось, что малышка убила кошку, разодрала ее и съела все косточки, не тронув ни шкурку, ни мясо, ни сухожилия. Сообразив, что нужно дочери, Эллен стала кормить ее каракатицами и панцирями, из дома не выходила и отваживала любопытных гостей. Мало кто видел ее ребенка. К тем немногим принадлежал священник (он ушел так же быстро, как и пришел, ибо мать Шибел, как говорили, не раскаялась в грехе, которого она не совершала). Слухи об Эллен и ее дочери быстро распространялись и в конце концов достигли Полгейта, баронета и доктора.

В их третий визит Эллен по настоянию брата повела сэра Эдмунда на скалы. Опустилась ночь, прекрасная ночь. Эллен запела песню о мерроу в плену земной любви. Сэр Эдмунд зачарованно слушал, хотя не понимал ни слова.

Пока они гуляли, брат Эллен (практичный человек, который, по словам его жены, желал для своей семьи только добра) заключил с доктором Харбином сделку. Доктор покинул дом с маленьким свертком в руках и, крадучись пробираясь в ночи, вернулся на дорогу, где его ждала нанятая повозка. Сэр Эдмунд сердечно поблагодарил Эллен за пение и простился с ней у ворот ее дома.

Несколько месяцев Эллен добиралась до Марис-Хауса, но все же добралась. Это уже не была кроткая прелестная девушка, какой сэр Эдмунд ее помнил. Он пытался вразумить ее, но она плакала, оскорбляла, стенала и угрожала. Денег его она не видела: их потратили брат со своей женой. Она намеревалась вернуть свое дитя – ведь его отняли у нее силой. Сэр Эдмунд отказал ей, пригрозив, что сдаст ее полиции и поместит в сумасшедший дом, если она будет настаивать на своих притязаниях. Он предупредил, что ей никто не поверит: слово простолюдинки не будет иметь веса против слова баронета. Эллен ушла ни с чем.

После время от времени она незаметно проскальзывала на территорию Марис-Хауса, но крика уже не поднимала. Сэр Эдмунд позаботился о том, чтобы о существовании девочки никто не знал, и она находилась под постоянным присмотром, ибо он не сомневался, что мать выкрадет дочь при первом удобном случае. Иногда он месяцами не видел Эллен Келли, а потом вдруг она появлялась без предупреждения: тень на газоне, сплющенное лицо в окне. Пять лет она преследовала его: до того дня, когда ее нашли мертвой на кладбище у часовни.

В стылой тишине, заполнившей кухню, сэр Эдмунд, в своем нелепом облачении, со всем достоинством обреченного подбирает вокруг себя широченные складки цветастого платья из хлопка.

Первой подает голос Кора:

– Вы плохо поступили с Эллен Келли, сэр. Плохо поступили с матерью и ребенком.

Баронет оцепенело кивает.

Отправляясь спать, Брайди оставляет в замке ключ. Это все, чем она может ему помочь.

* * *

В предрассветный час на улице можно видеть фигуру человека, идущего на восток, к останкам моста Блэкфрайерс. Его снесли некоторое время назад, и перехода на другой берег теперь здесь нет. В том месте река Флит выносит в Темзу свою долю дохлых собак. Человек, в облачении из истертого цветастого шелка, спускается по ступенькам к реке. Карманы его платья набиты камнями, оставшимися от разрушенного моста. Высокий и худой, он похож на страдающего мученика библейских времен. А ликом – на божество Темзы, которому известны все ее подводные течения, вся ее пагубная грязь. Цапля смотрит на него с надменным презрением. Человек останавливается и замирает. Цапля и человек долго стоят не шелохнувшись. Первым подает признаки жизни человек. Когда ночная тьма начинает рассеиваться и город окрашивает мутная серость раннего утра, он поднимает глаза к светлеющему небу и заходит в воду.