Правительственные кризисы в 1917 году следовали один за другим. «Два месяца – вот почти точно тот срок, на который вновь организовавшемуся правительству удавалось удержать над страной власть, становившуюся все более и более номинальной и фиктивной»⁸⁷⁵, – отмечал Милюков. В начале мая он подал в отставку вместе с Гучковым, оказавшимся бессильным изменить «условия, угрожающие роковыми последствиями для свободы, безопасности, самого существования России». Во главе кабинета, где половину портфелей получили министры-социалисты, остался князь Львов, но реальное руководство сосредоточивалось в руках 35-летнего военного и морского министра Керенского и нового министра иностранных дел Терещенко. Большевиков создание коалиционного правительства – с участием социалистов – устроило. Они оказались в роли единственной партии оппозиции, «стражей революции», и поэтому любые неудачи кабинета вели большевиков к власти. «Перемена лиц ни к чему не приведет, надо переменить политику, – уверял Ленин. – Надо, чтобы у власти стал другой класс».

Во второй половине мая основные события разворачивались на съезде Советов крестьянских депутатов, где доминировали эсеры. Большевики требуют предоставить время Ленину для отдельного доклада. Долгие переговоры с Авксентьевым, и вот 22 мая вождь большевиков появляется на съезде.

«Мы хотим, – уверял Ленин, – чтобы сейчас, не теряя ни одного месяца, ни одной недели, ни одного дня, крестьяне получили помещичьи земли!.. Помещичья собственность была и остается величайшей несправедливостью. Бесплатное владение крестьянами этой землей, если владение это будет по большинству, не есть самоуправство, а есть восстановление права… Собственность на землю должна быть общенародной, и установить ее должна общегосударственная власть»⁸⁷⁶.

Питирим Сорокин не впечатлен: «В лице этого человека было нечто, напоминавшее религиозных фанатиков-староверов. Он плохой и скучный оратор… Его речь была принята холодно, сам он, его личность вызывали враждебность аудитории, и после выступления он ушел в явном замешательстве»⁸⁷⁷. Тем не менее Ленин внес большую сумятицу в работу съезда. Согласовать окончательную резолюцию долго не получалась.

В мае в Россию вернулся Троцкий, тоже восторженно встреченный трудящимися и засветившийся на митингах. Появление столь яркого актера на революционных подмостках заставило Ленина протянуть ему руку примирения. Лидер большевиков в компании Зиновьева и Каменева явился 10 мая на городскую конференцию межрайонцев Троцкого, предлагая им вступить в РСДРП(б) немедленно. Троцкий не соглашался ни на что иное, кроме слияния двух организаций в рамках новой партии. Немедленного объединения не состоялось. По большому счету, альянс с межрайонцами был предрешен: у них была слишком слабая организация, чтобы удовлетворить амбиции их лидера. В июле они вольются в большевистскую партию.

I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов заседал три недели в здании Кадетского корпуса на Васильевском острове. У большевиков было лишь около 10 % мандатов. На открытии основным докладчиком выступал Церетели. Давая отпор противникам Временного правительства, он заявил: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место»⁸⁷⁸.

Ленин выступал следующим и отталкивался от речи Церетели: «Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «Есть!» Ни одна партия от этого отказываться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком (Аплодисменты, смех)».

«Содержание ленинской речи произвело на всех присутствующих, не исключая и некоторых большевиков, впечатление какой-то грандиозной нелепицы, – замечал Степун. – Тем не менее его выступление всех напрягло и захватило»⁸⁷⁹. Ленин ответил на упреки в отсутствии программы и произнес слова, вызвавшие наибольший резонанс и наиболее жесткую критику: «Наша программа по отношению к экономическому кризису состоит в том, чтобы немедленно – для этого не нужно никаких оттяжек – потребовать публикации всех тех неслыханных прибылей, достигающих 500–800 процентов, которые капиталисты берут по военным поставкам… Опубликуйте прибыли господ капиталистов, арестуйте 50 или 100 крупнейших миллионеров. Достаточно продержать их несколько недель, хотя бы на таких же льготных условиях, на каких содержится Николай Романов, с простой целью заставить вскрыть нити, обманные проделки, грязь, корысть, которые и при новом правительстве тысяч и миллионов ежедневно стоят нашей стране».

Смех зала, но Ленин не шутил. Обвинения большевиков, что они хотят сепаратного мира? Что вы!

«Мы говорим: выход из войны только в революции. Когда говорят, что мы стремимся к сепаратному миру, то это неправда. Мы говорим: никакого сепаратного мира»⁸⁸⁰.

Сепаратный мир большевики заключат уже после революции.

Керенский снисходителен: «На том съезде я в первый и в единственный раз в своей жизни столкнулся с Лениным… Полностью отдавая себе отчет в оппозиционности съезда, Ленин не удержался от предложения очень простого способа решения социальной проблемы. Этот способ заключался в “аресте сотни крупнейших капиталистов”. Несмотря на энтузиазм, который это блестящее предложение всегда вызывало в народе, собиравшемся каждый день под балконом дворца Кшесинской… на съезде оно было встречено только смехом и свистом»⁸⁸¹.

Войтинский тоже был в зале: «Большевистская фракция восторженно аплодировала своему вождю. Но большинство делегатов слушало его с насмешливым любопытством. А на долю Керенского, выступившего с ответом Ленину, выпал шумный успех»⁸⁸². От своей речи и сам Керенский был в восторге. «Не знаю, о чем думал Ленин, слушая меня. Даже не знаю, слушал ли или прислушивался к реакции присутствующих. Он не дождался конца моей речи, покинул зал с опущенной головой, с портфелем под мышкой, почти незаметно прошмыгнув между рядами. Безусловно, это был лучший выход для него и для его приспешников»⁸⁸³. Керенский измерял успех громкостью аплодисментов единомышленников.

Умеренность съезда была в полной мере использована большевиками для перехвата политической инициативы в столице. «Мысль о том, чтобы свести петроградских рабочих и солдат на очную ставку со съездом, навязывалась всей обстановкой, – свидетельствовал Троцкий. – Массы напирали на большевиков. Особенно бурлил гарнизон, опасавшийся, что в связи с наступлением его раздергают на части и расшвыряют по фронтам…»⁸⁸⁴. 6 июня на совместном заседании ЦК большевиков и военки Невский, Смилга настаивали, что пора брать арсенал, почту и телеграф. Каменев, Ногин и Зиновьев считали это чистой воды авантюрой. Победила точка зрения Ленина и Сталина, выступивших за проведение манифестации 10 июня и решение вопроса о власти уже по ходу дела – в зависимости от реакции противной стороны.

Планы большевиков просачиваются. Съезд запрещает на три дня уличные манифестации⁸⁸⁵. Ленин созвал большевистскую фракцию Съезда и сыграл отбой. За что он имел бурное объяснение в Петербургском комитете, который открыто обвинял его в нерешительности и малодушии за отказ от вооруженной пробы сил⁸⁸⁶. Ленин отбивался, уверяя в наличии у него информации о готовившемся военным командованием разгроме партии. «Правда» поставила Совет в известность, что большевики ни в настоящем, ни в будущем не собираются подчиняться его приказам, способным «наложить оковы на нашу агитацию». Объявив фактически войну Совету, партия провела всероссийскую конференцию своих военных организаций фронта и тыла («военки»).

Ленин в докладе о текущем моменте к решительным действиям не призывал. Но со стороны солдатских делегатов, в основном из Петрограда, звучали требования превратить конференцию в штаб вооруженного восстания. Было выпущено специальное воззвание весьма двусмысленного содержания: «К выступлению Военная организация не призывает. Военная организация в случае необходимости призовет к выступлению в согласии с руководящими учреждениями нашей партии, Центральным Комитетом и Петербургским Комитетом»⁸⁸⁷.

Но на санкционированной Советом массовой акции 18 июня (1 июля) делегаты большевистской военной конференции вышли во главе полковых и заводских колонн. Демонстранты пронесли перед изумленными руководителями Временного правительства и самого Совета, стоявшими на трибуне на Марсовом поле, море красных флагов и лозунгов типа: «Долой 10 министров-капиталистов!», «Долой войну!» и т. д. Троцкий наблюдал: «Делегаты съезда, собравшиеся на Марсовом поле, читали и считали плакаты. Первые большевистские лозунги были встречены полушутливо… Улыбка иронии застывала на лицах и затем медленно сползала с них. Большевистские знамена плыли без конца. Делегаты бросили неблагодарные подсчеты. Победа большевиков была слишком очевидна…»⁸⁸⁸.

Ленин доволен: «Демонстрация развеяла в несколько часов, как горстку пыли, пустые разговоры о большевиках-заговорщиках и показала с непререкаемой наглядностью, что авангард трудящихся масс России, промышленный пролетариат и ее войска в подавляющем большинстве стоят за лозунги, всегда защищавшиеся нашей партией. Мерная поступь рабочих и солдатских батальонов. Около полумиллиона демонстрантов. Единство дружного наступления». Столь же успешно для большевиков прошли в тот день манифестации в Москве, Киеве, Харькове, Екатеринославле, других городах.

Теперь большевики ждали повода для решительных действий. И он появился с возобновлением по настоянию союзников наступления российских войск на фронте 18 июня. Главный удар наносился на юго-западном участке – в направлении Львова. Наибольшего успеха добилась 8-я армия генерала Корнилова, чем вызвала патриотический подъем. Большевики приняли весть о наступлении как вызов. Ленин писал в «Правде»: «Наступление есть возобновление империалистической войны». Полную ответственность за это несут эсеры и меньшевики.

Лидеры большевиков шли по грани измены и не без оснований опасались за личную безопасность. В 20-х числах июня Ленин съехал с квартиры сестры и поселился у отца Елены Стасовой на Фурштадтской улице. А уже из этой – по сути, конспиративной – квартиры он 29 июня перебрался в Финляндию – на дачу к Бонч-Бруевичам на станцию Мустамяки, в 60 километрах от Петрограда. Уезжает «конспиративно», в компании младшей сестры и Демьяна Бедного, который раздобыл автомобиль.

Вернется Ленин в Петроград с началом нового политического кризиса, который не замедлил себя ждать. Непосредственными его причинами стали провал наступления на фронте и события на Украине. К концу июня перестали поступать победные реляции: армия терпела поражение за поражением. И в Киеве Грушевский заявил, что теперь украинцы становятся творцами своей жизни. Ленин откликается: «Ни один демократ, не говоря уже о социалисте, не решится отрицать полнейшей законности украинских требований»⁸⁸⁹. В знак протеста против уступок по вопросу об украинской автономии 2 (15) июля в отставку подали четверо министров-кадетов.

Проблема украинского суверенитета, может, и интересовала пролетариев и солдат столицы. Но вывод ими был сделан другой: осталось убрать всего лишь пятерых оставшихся «министров-капиталистов» и – если нажать на соглашателей из числа эсеров и меньшевиков – власть перейдет к Советам. Начиная с 5 часов вечера 3 июля полки, батальоны, отдельные команды стали выходить из казарм на улицу – все при оружии, под красными знаменами, с оркестрами и большевистскими плакатами.

Вслед за 1-м пулеметным к особняку Кшесинской ближе к восьми вечера подтянулись части Московского, Гренадерского и Павловского полков. Требуют указаний. Сталин расскажет Шестому съезду партии, что с балкона выступали руководители Военной организации с призывом не выступать и вернуться в казармы. «Их встречают гиком “долой!”, чего еще никогда не бывало. В это время показывается демонстрация рабочих под лозунгом “Вся власть Советам!”, для всех становится ясно, что удержать выступление невозможно. Тогда частное совещание членов ПК высказывается за то, чтобы вмешаться в демонстрацию, предложить солдатам и рабочим действовать организованно, идти мирно к Таврическому дворцу, избрать делегатов и заявить через них о своих требованиях» ⁸⁹⁰. Команда из пулеметного полка заняла Петропавловскую крепость.

Ночью за Лениным в Мустамяки послали гонцом Максимилиана Александровича Савельева из «Правды» и Военной организации. Старик быстро собрался и тут же выехал в столицу. Около 11 утра 4 июля поезд прибыл на Финляндский вокзал. До дома Кшесинской Ленин добирался на извозчике. К особняку Кшесинской начали подтягиваться кронштадтцы: всего на двух транспортах, шести баржах и буксирах Раскольников привел 6 тысяч моряков и рабочих⁸⁹¹.

Ленин появился на балконе и произнес весьма туманную речь о необходимости продолжать борьбу за установление советской власти, проявлять бдительность и стойкость⁸⁹². Призвал к «выдержке, стойкости и бдительности» и поделился уверенностью, что «лозунг “вся власть Советам” должен победить и победит, несмотря на все зигзаги исторического пути»⁸⁹³. Кронштадтцы двинулись к Таврическому дворцу и дошли как раз в тот момент, когда перед толпой выступал вызванный ею Чернов, министр Временного правительства. Рослый рабочий, поднося кулак к лицу Чернова, исступленно кричал: «Принимай сукин сын, власть, коли дают!»

ЦИК Совета «в неописуемом возбуждении» отправил на выручку министра несколько видных своих членов из числа большевиков во главе с Троцким⁸⁹⁴.

«Товарищи-кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я не допускаю мысли, чтобы решение об аресте министра-социалиста Чернова было вами сознательно принято… Кто тут за насилие, пусть поднимет руку…»

Никто даже не приоткрыл рта, никто не вымолвил ни слова возражения.

«Товарищ Чернов, вы свободны», – торжественно произнес тов. Троцкий.

Раскольников попытался «выяснить дальнейшее назначение кронштадтцев. Наверху, на хорах, опоясывающих зал заседаний, встречаем ВИ… Ильич в хорошем настроении. Видно, широкий размах демонстрации, развернувшейся под нашими лозунгами, несомненный успех нашей партии его глубоко радуют»⁸⁹⁵.

Был ли у Ленина в те июльские дни план вооруженного восстания и взятия власти? Похоже, нет. Что такое восстание с планом, большевики покажут в Октябре. Многие свидетели событий отмечали их полную неорганизованность. Руководитель контрразведки Никитин считал: «Восстание произошло экспромтом; оно не было подготовлено, что видно положительно из всех действий противника»⁸⁹⁶.

Вечером 4 июля большевики просто сыграли отбой. Почему? Судя по всему, из-за нерешительности Ленина. Зиновьев рядом с ним в Таврическом дворце. «Выйдя с товарищами в коридор, Ленин задал не риторический вопрос о возможности взять власть:

– Не попробовать ли сейчас?

Немного подумал и, не дожидаясь реакции коллег, сделал вывод:

– Нет, сейчас брать власть нельзя, потому что фронтовики еще не наши. Сейчас обманутый либералами фронтовик придет и перережет питерских рабочих». Зиновьев вспоминал, что и в последующие недели, скрываясь от правосудия, Ленин постоянно обращался к вопросу «можно ли было все же 3–5 июля поставить вопрос о взятии власти большевиками? И, взвешивая десятки раз все за и против, каждый раз приходил к выводу, что брать власть в это время было нельзя»⁸⁹⁷. Как отмечал Ленин позднее, «мы не удержали бы власти ни физически, ни политически. Физически, несмотря на то, что Питер был моментами в наших руках, ибо драться, умирать за обладание Питером наши же рабочие и солдаты тогда не стали бы… Политически мы не удержали бы власти 3–4 июля, ибо армия и провинция, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер»⁸⁹⁸.

Около двух часов ночи в Таврическом дворце собираются члены большевистского ЦК, ПК, Военной организации и Межрайонного комитета РСДРП. Рассказывал Петровский: «Народу пришло много. Появился Ленин. Приветствуя всех, он начал переходить от одной группы к другой»⁸⁹⁹. Получено известие об отправке в столицу верных Временному правительству частей с Северного фронта. Руководители «военки» все еще настаивают: «Надо идти до конца». Но Ленин обрушивает на них град вопросов: «Назовите части, которые безусловно пойдут за нами? Какие колеблются? Кто против нас?»

И эти вопросы, как рассказывает Константин Мехоношин, «сразу привели нас в трезвое состояние. Решено: после того, как воля революционных рабочих и солдат продемонстрирована, выступление должно быть прекращено. В духе этого решения составляется воззвание»⁹⁰⁰. К Ленину кто-то подошел, вспоминал Петровский:

«– Владимир Ильич! Надо уходить. Подъезжают войска. Дворец окружает полиция. Вас могут арестовать.

Ленина окружили товарищи и так вышли с ним из здания. Партактив не состоялся»⁹⁰¹.

Зиновьев запомнил, как после этого «мы с ВИ мчимся на автомобиле из Таврического дворца в редакцию “Правды”… На крыльях и на подножках автомобиля с обеих сторон по нескольку наших моряков-большевиков, вооруженных до зубов, с наставленными штыками винтовок». В редакции Ленин успевает вставить воззвание в уже готовый номер газеты. Через несколько минут редакция будет разгромлена. Полагаю, если бы Ленин задержался, его бы просто убили, как многих в ту ночь⁹⁰². Он ночует в квартире Елизаровых. «Кажется, это последняя ночь в его жизни, которую он проводит более-менее “у себя” дома, как частное лицо».

Утром 5 июля «Живое Слово» вышло с заголовком «Ленин, Ганецкий и Козловский – немецкие шпионы». Был ли Ленин германским шпионом? Произошла ли Октябрьская революция на немецкие деньги? Спор давний. Аргументы и контраргументы сторон известны. Остается их напомнить. Что же было у властей на Ленина и большевиков в июле 1917 года?

Еще в конце марта к Никитину явился офицер филиала 2-го бюро французской разведки Пьер Теодор Лоран и вручил «список предателей из 30 человек, во главе которых стоит Ленин». В апреле при переходе линии фронта с немецкой стороны был задержан прапорщик 16-го Сибирского полка Д. С. Ермоленко. Он показал, что был завербован в концлагере для ведения пропаганды сепаратного мира в российских войсках. И офицеры немецкого Генштаба поделились конфиденциальной информацией о подрывной работе, которую ведут в России один из лидеров «Союза освобождения Украины» Александр Филаретович Скоропись-Иелтуховский и Ленин. Понятно, что цена этой информации была невысока: никто и никогда не стал бы делиться информацией о своих «суперагентах» с пленным прапорщиком.

В списке доказательств получения Лениным немецких денег фигурировал факт резкого роста тиражей большевистских изданий. Действительно, активность большевистской прессы весной – в начале лета 1917-го не могла не показаться подозрительной: чересчур быстрое становление «Правды», приобретение крупной типографии «Труд». Ленин писал Ганецкому 21 апреля (4 мая): «Деньги (2 тыс.) от Козловского получены… В общем, выходит около 15-ти большевистских газет: в Гельсингфорсе, Кронштадте, Харькове, Киеве, Красноярске, Самаре, Саратове и др. городах. В Москве выходит ежедневная газета “Социал-Демократ». В Харькове, Кронштадте, Гельсингфорсе тоже ежедневные газеты»⁹⁰³. К началу июля «партия имела 41 печатный орган, из них 29 на русском и 12 на других языках»⁹⁰⁴. Защитники Ленина утверждают, что «Правда» была прибыльным проектом: так, в июне расходы на ее издание составили 100 тысяч рублей, доходы от распространения – 150 тысяч; а кроме того, с марта по октябрь в фонд «Правды» поступило около полумиллиона рублей добровольных пожертвований. А многие большевистские издания публиковались за государственный счет, как то предполагала «Декларация прав солдата». Деникин писал, что «вся эта социалистическая и, в частности, большевистская литература на основании пункта 6-го Декларации хлынула беспрепятственно в армию. Часть – стараниями всевозможных партийных “военных бюро” и “секций” Петрограда и Москвы, частью – при посредстве “культурно-просветительных комиссий” войсковых комитетов»⁹⁰⁵. Для прессы денег хватало и без немцев.

В качестве источника средств для финансирования Ленина во всех версиях выступает правительство Германии, действительно тратившее на подрывные цели в государствах-противниках большие средства. В качестве передаточного звена называют Гельфанда (Парвуса). В том, что он работал на немецкую разведку, сомнений нет никаких. Ганецкий действительно работал в экспортной фирме Парвуса в Копенгагене. Контрагентом Ганецкого в Петрограде действительно была Екатерина Маврикиевна Суменсон, ранее работавшая у брата Ганецкого в Варшаве.

Никитин утверждает, что до конца июня им были перехвачены три письма от Ленина Парвусу. «Содержание писем весьма лаконично… “работа продвигается очень успешно”, “мы надеемся скоро достигнуть цели, но нужны материалы”, “присылайте побольше материалов”… Не надо было быть графологом, чтобы, положив рядом с письмом рукопись Ленина, признать везде одного и того же автора». Но были и заключения «двух присяжных графологов».

Еще одно направление расследования было связано с деятельностью активного члена Петросовета Мечислава Юльевича Козловского. «С первых же шагов, – рассказывал Никитин, – нашими агентами было выяснено, что Козловский по утрам обходил разные банки и в иных получал деньги, а в других открывал новые текущие счета… Лоран вручил мне 21 июня первые 14 телеграмм, которыми обменялись Козловский, Фюрстенберг, Ленин, Коллонтай и Суменсон. Впоследствии Лоран передал мне еще 15 телеграмм». Именно эти копии телеграмм, полученных от западных спецслужб, выступят одним из основных свидетельств для предъявления обвинения лидерам большевиков. Другими свидетельствами станут факты банковских проводок, которые осуществляли Козловский и Суменсон.

Словами Никитина – «демимонденка», дама полусвета, арестованная Суменсон «во всем и сразу чистосердечно призналась… Она показала, что имела приказание от Ганецкого выдавать Козловскому, состоящему в то время членом ЦК партии большевиков, какие бы суммы он ни потребовал, и притом без всякой расписки…»⁹⁰⁶. Ленин направит 11 июля в «Новую жизнь» письмо, где уверял, что никакой Суменсон «никогда и в глаза не видел»⁹⁰⁷. 20 сентября Суменсон отпустят под залог, после чего ее следы окончательно затеряются.

Защитники большевиков напоминают, что следствие Временного правительства потом установит только факт передачи от Суменсон за два года Козловскому гонорара в 25 424 рубля как юрисконсульту фирмы. Современный исследователь Геннадий Соболев писал о мемуарах Никитина: «В данном случае автора подвела не память, а версия, предложенная французской разведкой в июне 1917 года и с готовностью принятая им»⁹⁰⁸. А американский историк С. Ляндерс, проанализировав все 66 телеграмм (Никитин оперировал 29), пришел к выводу, что денежные переводы всегда шли из Петрограда в Стокгольм, «но никогда эти средства не шли в противоположном направлении»⁹⁰⁹. То есть деньги поступали на счет от российских покупателей импортных товаров, а затем уходили за рубеж для их оплаты (или просто выводились за рубеж).

Были еще две линии расследований, которые Никитин считал тогда незаконченными. «Во-первых, досье компании “Сименс”. Отделение этого общества на юге России было закрыто по подозрению в шпионаже еще при старом режиме распоряжением генерал-губернатора Киевского округа. Членом правления “Сименса” состоял достаточно известный казначей партии большевиков – Красин… Второе незаконченное расследование относилось к тем деньгам, которые… германское правительство препровождало еще до революции через банк Сея в Швеции на нужды германских военнопленных в России»⁹¹⁰. Вот, собственно, на тот момент и все.

Данилкин не без оснований замечает: «И хотя Ленина, несомненно, использовали немцы; и хотя запах измены – такой же едкий, как запах миндаля, распространявшийся в натопленных вагонах вокруг боевиков, возивших в 1905–1906-м из Европы на себе динамит в обычных пассажирских поездах, – ощущается в этой истории даже сейчас, Ленин не был “немецким агентом”»⁹¹¹. Но, конечно, его деятельность в 1917 году была в интересах Германии, коль скоро фатально подрывала обороноспособность России.