Двадцать восьмого июля 1940 года мне исполнилось двадцать лет. Подарок подоспел спустя четыре дня – 1 августа меня произвели в сержанты. При этом сержант со времени прибытия в Великобританию еще ни разу не поднимался в воздух и по-прежнему находился в лихорадочном ожидании.
К счастью, в конце августа в деле наметились подвижки. Нас с Шарлем Энгольдом и другими пилотами из выпуска Z перевели с авиабазы Сент-Атан в Одихем неподалеку от Ридинга, к югу от Лондона.
На новом месте все было по-другому. Эта военная авиабаза походила на обычную английскую деревню с домиками из красного кирпича и ухоженными лужайками. В центре больших прямоугольных газонов листы гофрированного железа прикрывали входы в подземные бомбоубежища. Летное поле было утыкано искусственными кустами, чтобы ввести в заблуждение вражеские самолеты-разведчики.
Французов в Одихеме собралось много. Именно здесь по поручению генерала де Голля майор Лионель де Мармье начал формировать Сводную боевую группу № 1, которую англичане прозвали «Джем». Это было самое первое подразделение зарождавшихся Свободных французских военно-воздушных сил, или ВВС «Свободной Франции».
В нашем распоряжении оказалась горстка французских самолетов, которым удалось добраться до Англии, и в их числе один «Девуатин-520». Благодаря двигателю мощностью 900 лошадиных сил производства компании «Испано-Сюиза», скорости 530 км/ч, 20-миллиметровой пушке и четырем 7,7-миллиметровым пулеметам этот аппарат с триколорами на фюзеляже считался в ту пору самым эффективным истребителем и единственным способным противостоять немецким самолетам. К сожалению, модель была разработана слишком поздно и выпущена в недостаточном количестве, чтобы переломить ход Французской кампании.
Возможность оторваться наконец от земли подняла нам настроение, тем более что представилась она в то время, когда мы услышали по радио, что все французские военные, присоединившиеся к иностранным армиям, объявлены Третьим рейхом мятежниками и будут приговорены к смерти, если добровольно не вернутся в свою страну до 15 августа.
Эта угроза ничуть не повлияла на наш боевой дух. А 8 августа к нам явился генерал де Голль. Отдав честь нашему новому знамени – орифламме с лотарингским крестом, – генерал заверил, что очень скоро мы сможем возобновить борьбу с оккупантами.
Возобновить борьбу – этого мы желали больше всего на свете, особенно в то время, когда небо Англии уже начинало полыхать пожаром над нашими головами. Через неделю после визита де Голля в Одихем настал Adlertag – «День орла», такое кодовое название дали немцы первому дню массированных бомбардировок, положившему начало трагическому и овеянному славой эпизоду Второй мировой войны, который войдет в историю как Битва за Англию.
Накануне в качестве прелюдии авиаподразделения со свастиками атаковали шесть радиолокационных станций на юге острова. Благодаря радарам англичане, которые сами же их и придумали, могли засечь появление немецкой авиации над Ла-Маншем. Однако на экранах невозможно было различить ни парашютный десант, ни одиночные самолеты, поэтому такое большое значение имели наблюдательные пункты на земле, разбросанные по побережью и оперативно передававшие сведения в штаб.
Маршал Геринг, главнокомандующий люфтваффе, дал своим летчикам четыре дня на то, чтобы сломить сопротивление британских сил противовоздушной обороны к югу от линии Лондон – Глостер, и четыре недели на полное уничтожение Королевских ВВС.
Но вместо четырех дней и четырех недель Битва за Англию продолжалась денно и нощно до конца 1940 года и стоила тяжелых потерь обеим сторонам: 2265 сбитых немецких самолетов и 945 британских. Из 1500 летчиков Королевских ВВС, принявших на себя основной удар, 500 сложили голову в воздушных боях.
Победой в этой битве Англия обязана не только превосходству своего вооружения. Без мужества и стойкости, проявленных ее народом, и без отваги летчиков-истребителей она бы не справилась с нацистской военной машиной. К счастью, Геринг решил приостановить бомбардировки радиолокационных станций и все внимание сосредоточить на аэродромах Королевских ВВС – с его стороны это был грубейший тактический просчет, позволивший британцам восстановить поврежденные радары.
Из тринадцати французов, принявших участие в Битве за Англию, лишь трое дожили до ее окончания. Черчилль, произнося в Парламенте фразу, ставшую знаменитой, думал и о них тоже: «Никогда еще в истории человеческих конфликтов столь огромное количество людей не было обязано столь малому».
Это лучшая дань уважения, когда-либо отданная летчикам-истребителям. Мы с товарищами услышали исторические слова британского премьер-министра по радио, и они, смешавшись с ликованием целого народа, отозвались в нас эхом призыва продолжить борьбу.
Поскольку доставка долгожданных «харрикейнов» и «спитфайров» все запаздывала, мы недолго колебались, узнав о том, что формируется экспедиционный корпус для отправки в Африку. Шестеро из выпуска Z записались в него добровольцами: Шарль Энгольд, Жан Ревейак, Ив Лоран, Шарль Стэнхоуп, Пьер Лоран и я.
В последнюю неделю августа нам выдали тропическую военную форму. Прошел слух, что наше место назначения – Дакар, единственный настоящий порт между Марокко и Капской провинцией, и находится он под контролем вишистских войск. Цель операции – заставить французские колонии сначала в Западной, а затем в Экваториальной Африке примкнуть к «Свободной Франции».
Англичане одобрили предложенный де Голлем план и отдали в его распоряжение эскадру для переправки и высадки на африканский берег двух с половиной тысяч Free French. Я был приписан как пулеметчик к Разведывательной авиагруппе № 1 (РАГ1) под командованием лейтенанта Ива Эзанно; он на восемь лет старше меня.
Тридцатого августа поезд отправляется в Ливерпуль. В тот же вечер в порту идет посадка экспедиционного корпуса на «Пеннланд» – большой голландский пассажирский теплоход с двумя высокими трубами. Вместе с нами плывет батальон Иностранного легиона. Де Голль обустраивает свой штаб на борту «Вестернланда» – другого голландского судна, принявшего также две или три роты морских пехотинцев.
Уже стоя на палубе «Пеннланда», мы с товарищами становимся свидетелями ночной бомбежки доков огромного портового города. Пронзительный свист, сопровождающий каждое пике «штук», усиливает атмосферу страха, она нагнетается по нарастающей, свист становится непереносимым, и за ним следуют взрывы. Бомбы падают вокруг наших кораблей, но обходится без повреждений.
Мы снимаемся с якоря 31 августа. В Ирландском море корабли выстраиваются в конвой; нас сопровождает охрана – три французских малых сторожевых корабля и английская эскадра из двух линкоров, четырех крейсеров и авианосца «Арк-Ройал». За двумя теплоходами следуют четыре грузовых судна с нашими самолетами в разобранном виде, машинами и оборудованием в трюмах.
Чтобы избежать встречи с немецкими подлодками, конвой несколько дней идет по направлению к Исландии и только после этого берет курс на юг.
Заняться на «Пеннланде» нечем – большую часть времени мы играем в карты. Из других развлечений у нас только лекции судового врача о тропических болезнях да еще инструктаж морского офицера на случай торпедной атаки: оказывается, надо сразу прыгнуть за борт, уцепиться за какой-нибудь обломок и не забывать время от времени разбрасывать вокруг себя гранаты, чтобы отпугнуть акул. Такая вот радужная перспектива…
Наши попутчики легионеры – стреляные бойцы. Мужчины с обветренными, загорелыми лицами, в беретах или колониальных шлемах, производят на нас сильное впечатление, особенно когда ловкими, выверенными движениями проверяют оружие и снаряжение перед возможной атакой. Все они из 13-й полубригады, отличившейся под Нарвиком три месяца назад. У одного есть питомец – обезьянка, которая не слезает с его плеча; они вместе прогуливаются по палубе.
В начале сентября наш конвой неспешно проходит мимо Азорских островов. Море сейчас просто восхитительно. Я вспоминаю о сокурсниках из выпуска Z, о Жане Маридоре и прочих – о тех, кто остался в Англии, чтобы все-таки дождаться зачисления в летное училище.
Тринадцатого сентября нам раздают кавалерийские карабины – знак того, что скоро начнется высадка. На следующий день конвой входит в акваторию Фритауна, столицы британской колонии Сьерра-Леоне. Для большинства из нас этот берег, поросший пальмами и гигантскими баобабами, – первый зрительный образ Африки. Но покидать корабль нам не разрешается из-за близкого расположения войск вишистов, так что мы много дней томимся бездельем на борту «Пеннланда». Воздух здесь такой жаркий и влажный, что многие предпочитают спать на палубе, несмотря на бесконечные атаки комаров.
Двадцатого сентября на борт поднялся генерал де Голль в колониальном шлеме вместо привычного военного кепи. Собрав всех на палубе, он объявил, что завтра мы возьмем курс на Дакар, где нам предстоит высадка, и заверил, что враждебного приема стоит ждать только от губернатора Буассона и военных моряков, все остальное население города поддерживает «Свободную Францию».
«На самом деле мы здесь единственные представители Французской Республики. Ее единственное оружие – в наших руках, и победа нашего оружия станет ее победой», – сказал он после слов о том, что рассчитывает на нас и всецело нам доверяет.
«Пеннланд» поднял якорь 21 сентября и продолжил путь вдоль побережья. Погода стояла замечательная. На безмятежных волнах вокруг корабля резвились летучие рыбы и морские свиньи. На палубе легионеры в последний раз придирчиво осматривали боевое снаряжение. Они должны были стать ударной группой – первыми высадиться в порту, захваченном верными маршалу Петену войсками.
К Дакару мы подошли ранним утром 23 сентября. Берег было не разглядеть – он тонул в густом тумане. Тем не менее английские самолеты отправились в полет над городом и сбросили листовки с извещением о прибытии генерала де Голля. В ответ на это вишистский броненосец «Ришелье» открыл огонь из всех зенитных орудий.
В 7 часов утра де Голль выступил по радио с обращением к властям французской колонии и попросил позволить ему высадиться в порту со своими людьми. Просьба не была удовлетворена. Голлистскую делегацию с посланием к губернатору Буассону, отплывшую со сторожевого корабля «Саворньян-Бразза» на двух катерах под белым флагом, встретили пулеметными очередями моряки под командованием адмирала Дарлана. Двое из пяти парламентеров получили ранения – капитан 2-го ранга д’Аржанльё и капитан Перрен.
Через час де Голль снова выступил с обращением, которое тоже осталось без ответа. Реакции от губернатора не последовало и на третий раз. Все утро ситуация неуклонно ухудшалась для «свободных французов». В одиннадцатом часу береговые батареи Дакара и стоявшие в порту военные корабли начали обстрел британской эскадры.
Мы, застряв на «Пеннланде», ошеломленно и беспомощно наблюдаем за дуэлью морских артиллерий. Она длится всю первую половину дня. Нам с болью в сердце приходится признать, что морская экспедиция в Дакар, на которую возлагалось столько надежд, грозит обернуться катастрофой.
События второй половины дня лишь подтверждают этот вывод. С целью изменить положение дел де Голль решает высадиться в Рюфиске, скромном рыбацком порту километрах в двадцати к югу от Дакара. Около пяти вечера наш авангард – сторожевые корабли «Бразза», «Майор Дюбок» и «Домине» – встречают там орудийными залпами. Под огнем вишистских орудий погибает множество матросов на борту «Дюбока».
После двойного поражения де Голль предпочел отказаться от плана высадки, чтобы остановить это братоубийство. Но Черчилль к его аргументу не прислушался и отдал приказ командующему британской эскадрой адмиралу Каннингему продолжить операцию без участия голлистов. Последовало третье поражение. Многие корабли получили повреждения.
Осознав наконец, что новые попытки высадиться в районе Дакара повлекут за собой тяжелые потери личного состава и вооружения, Британское Адмиралтейство 24 сентября все-таки приказало своей эскадре вернуться в порт Фритауна.
Так закончилась короткая гибельная экспедиция в Дакар, еще долго служившая источником скорби и гнева для голлистов. «Свободная Франция» оплакивала убитых моряков и семерых захваченных в плен летчиков, которые 23 сентября поднялись в воздух с борта авианосца «Арк-Ройал», чтобы попытаться убедить своих коллег, хранивших верность Петену, перейти на их сторону и сражаться с нацистами.
Этим людям потребовалась немалая смелость, чтобы взлететь посреди всеобщей суматохи, под гром артиллерийских орудий, на двух «кодрон-люсиолях» – прогулочных самолетах, лишенных вооружения. Я еще больше восхищался их отвагой, вспоминая, что осваивал азы пилотирования на аппарате именно этой модели несколько лет назад на летном поле в Юнодьере.
К несчастью для наших товарищей, вскоре после приземления на аэродроме в Уакаме их арестовали по приказу губернатора Буассона и со связанными за спиной руками отконвоировали в дакарскую тюрьму. Два дня они провели в камере, кишащей паразитами, затем им зачитали обвинение в «преступлении против внутренней и внешней безопасности государства, дезертирстве в военное время» и прочих прегрешениях того же толка. Впоследствии пленников перевели в Бамако, после этого в Алжир, и только к концу 1940 года они вернулись в континентальную Францию.
В числе этих доблестных летчиков был один, который особенно мне запомнился, потому что нам с ним довелось встретиться два года спустя в СССР. Жюль Жуар, выходец из Рубе, в свои двадцать шесть лет уже считался асом. С 10-го по 22 мая 1940 года, во время Французской кампании, он одержал в воздухе шесть побед; 25 мая был сбит над Бове и получил серьезные ранения, но этого оказалось недостаточно, чтобы сломить боевой дух столь удивительного человека. Добравшись до Аржантана, а оттуда до Дуарнене, он успел попасть на борт судна для ловли лангуст под названием «Требулист», которое отправлялось в Англию с сотней французов, отказавшихся капитулировать.
В истории бесстрашного Жюля Жуара не обошлось без иронии судьбы: спустившись из кабины своего «люсиоля» на летном поле Уакама, он узнал среди вишистов, стоявших перед авиационными ангарами, старых соратников из эскадрильи, вместе с которыми еще недавно сражался против немцев.
Французская кампания воистину стала делом прошлого.