Книга: На поле Фарли
Назад: Часть первая. Памела
Дальше: Глава третья

Глава вторая

Фарли-Плейс

Неподалеку от Севенокса, графство Кент

Май 1941 г.

Первым на него наткнулся мальчишка егеря, который на рассвете, как всегда, вышел проверить капканы. С начала войны мяса по карточкам выдавали так мало, что зайчатине теперь были рады везде, даже в господском доме. Паренек любил эту свою обязанность. Его радовала свобода и одиночество загородной жизни, приводили в восторг просторы с их невероятной зеленью и необъятный купол бледно-голубого, будто стеклянного, неба над головой. После квартиры в узком переулочке Степни, после грязно-серой полоски неба просторы Фарли все еще казались ему невероятной сказкой.

В то утро он возвращался с пустыми руками. Егерь давно подозревал, что деревенские ребята нет-нет да и умыкнут попавшего в силки зайца или куропатку, и уже начал поговаривать о том, что неплохо бы устроить им ловушку. Мысль об этом наполняла мальчика нетерпеливым возбуждением всякий раз, как он отправлялся проверять капканы. А ну как там обнаружится один из парней постарше, которые так любили травить и пинать его за то, что он был мал для своего возраста, слаб, да еще и чужак. Он прибавил шагу. Дома ждали овсянка и яйца, настоящие яйца, а вовсе не дурацкий яичный порошок с картонным вкусом. День обещал быть теплым – чудесная ясная погода, в самый раз для начала лета. Над лугами клубился туман. Громко куковала кукушка, заглушая предрассветный птичий гомон.

Мальчик вышел из леса и пошел через парк, окружавший господский дом, не забывая осматриваться, чтобы не наткнуться на оленей, которых он все еще побаивался. Трава в парке была гладкая и ярко-зеленая, а за раскидистыми дубами, каштанами и медными буками высился особняк, напоминавший силуэтом сказочный замок. Уже почти свернув на тропинку к домику егеря, мальчик вдруг заметил на траве что-то коричневое, а рядом длинное и светлое, трепыхавшееся, точно раненая птица. Пытаясь разобрать, что же это такое, он осторожно приблизился, помня, что за городом полно неожиданных опасностей. И увидел, что это человек. Точнее, то, что когда-то было человеком. Тело в военной форме лежало ничком, неестественно вывернув руки и ноги. Из ранца на спине тянулись веревки, привязанные к каким-то полоскам белесой ткани. Мальчик не сразу догадался, что это остатки парашюта – тот не пузырился, а безжизненно валялся на земле, слабо колыхаясь на ветру. Получается, в буквальном смысле с неба свалился, понял мальчик.

Он немного постоял, размышляя, как быть. От вида чудовищно изуродованного трупа и забрызганной кровью травы его замутило. Но не успел он сообразить, что же делать дальше, как послышался топот копыт, приглушенный мягкой травой, и звон уздечки. Подняв голову, он увидел, что прямо на него несется девочка верхом на толстом белом пони. Девочка была элегантно одета – бархатный шлем, бриджи, приталенный жакетик, – а когда подъехала ближе, он узнал в ней леди Фиби, младшую дочь господского семейства. И с ужасом понял, что если ее не остановить, она налетит на труп, и побежал вперед, размахивая руками и крича: «Стой!»

Пони резко остановился и с тоненьким ржанием заплясал на месте, взбрыкивая, но девочка крепко держалась в седле.

– Это еще что за выходки? – возмущенно спросила она. – Ты с ума сошел! Я чуть не слетела, а Снежинка могла тебя затоптать.

– Не ходите туда, мисс, – ответил он. – Там несчастный случай, не надо вам на это смотреть.

– Что еще за несчастный случай?

Он тревожно оглянулся.

– С неба свалился человек, разбился в лепешку, жуть.

– С неба свалился? – Она вытягивала шею, силясь разглядеть то, что он заслонял. – Вроде ангела, что ли?

– Солдат это. У него, кажись, парашют не раскрылся.

– Ничего себе. Какой кошмар. Пусти, я хочу посмотреть!

Она пришпорила пони, посылая его вперед, но животное не сдвинулось с места, лишь фыркало да нервно перебирало ногами.

Мальчик снова встал между ней и трупом.

– Не глядите, мисс, не нужно вам такое видеть.

– Вот еще, конечно, нужно. Я вовсе не брезглива. Я даже как-то смотрела, как режут свинью, вот это действительно жуть. Она так визжала. Я тогда решила, что в жизни не притронусь к бекону, только я слишком его люблю, так что долго не выдержала.

Она пустила пони вперед, и мальчик был вынужден отступить. Пони сделал пару неуверенных шагов и заупрямился, почуяв неладное. Фиби приподнялась в седле, вглядываясь в траву.

– Вот это да! – воскликнула она. – Надо кого-то позвать.

– Нужно армейским сообщить, он же небось из ихних?

– Из них, – поправила она. – Учись разговаривать правильно.

– Если позволите, мисс, ну ее к черту, энту правильность.

– Нет, не позволю. И я тебе не «мисс». Меня зовут леди Фиби Саттон, и ты должен называть меня «миледи».

– Прощенья просим, – пробормотал он, проглотив очередное «мисс».

– Надо рассказать моему отцу, – уверенно заключила она. – Это все-таки его земли, хотя ими и пользуются военные. Все равно они часть Фарли. Тебе лучше тоже пойти со мной.

– В господский дом, мисс? То есть я хотел сказать – миледи?

– Естественно. Па всегда рано встает, а остальные еще спят, наверное.

Он зашагал рядом с пони.

– Ты ведь тот мальчик, который живет у нашего егеря? – спросила она.

– Так и есть. Меня звать Алфи. Я с Коптильни в прошлую зиму приехал.

– С какой еще коптильни?

Он прыснул и пояснил:

– Это мы Лондон так зовем. Мы – кокни то есть.

Она смерила его недоверчивым взглядом.

– Что-то я не видела тебя в усадьбе.

– Так я же хожу в школу в деревню.

– И как, нравится?

– Терпимо. Только вот деревенские придираются, потому что я ростом не вышел и некому за меня заступиться.

– Какие злые мальчишки! Разве так можно?

Он взглянул в ее личико, светившееся уверенностью в себе и собственном благополучии.

– Вы, может, не заметили, но злых людей вообще много, – сказал он. – Война же идет. Мужики на самолетах что ни ночь кидают бомбы на Лондон, а там уж в кого попадет. Женщины, дети, старики – плевать, только бы побольше народу ухлопать. Я раз малыша видел, где бомба разорвалась, лежит себе на дороге целехонек, будто ничего не случилось. Я подошел к нему, поднял, а он совсем мертвый. А другим разом гляжу, женщина бежит по улице и кричит. После взрыва на ней остались одни лохмотья, а она знаете что кричала? «Мой мальчик, мой малыш, его завалило обломками! Спасите моего малыша!»

Лицо Фиби смягчилось.

– Ты разумно поступил, когда приехал из этой своей Коптильни, – заметила она. – Сколько тебе лет?

– Одиннадцать, скоро двенадцать.

– А мне двенадцать только что исполнилось, – гордо сообщила она. – Я надеялась, что в тринадцать меня пошлют в школу, но теперь, наверное, вряд ли. Война же. Вот моим сестрам повезло, они ходили в школу.

– Так вы, выходит, вовсе еще в школе не учились?

– Нет. У меня всегда была гувернантка. Учиться одной ужасно скучно. Сестрам было веселее, они учились всей компанией, шалили, каверзы гувернантке устраивали. А я родилась слишком поздно. Дайдо говорит, что я получилась по ошибке.

– А кто это – Дайдо?

– Моя сестра Диана. Ей девятнадцать. Она ненавидит войну, потому что в прошлом году ее должны были представить.

– К чему приставить?

Фиби рассмеялась – не без превосходства, видимо подражая кому-то из взрослых.

– Да ты, я смотрю, совсем ничего не знаешь! Девушек нашего круга вывозят в свет и представляют ко двору. Мы ездим на балы, чтобы найти себе мужа. А вместо этого Дайдо торчит здесь и умирает от скуки. Старшие сестры успели потанцевать на балах, а она нет.

– И замуж, значит, повыходили?

– Пока только Ливви. Но Дайдо говорит, что Ливви всегда была пай-девочкой. Она вышла за этого зануду Эдмунда Каррингтона и уже исполнила свой долг.

– Какой еще долг? – не понял Алфи, и Фиби снова рассмеялась.

– Ну, родила сына, который однажды унаследует титул. А у наших родителей не вышло, и когда Па умрет, все достанется какому-то дальнему кузену, а нас выгонят на мороз. Это Дайдо так говорит. Но, я думаю, она шутит, – неуверенно добавила Фиби. – Такого ведь уже не бывает в наши дни? Тем более когда идет война.

Она помолчала, давая Алфи время переварить эти удивительные сведения, потом продолжила:

– А остальные мои сестры не были такими послушными, и Па очень на них сердится. Марго поехала во Францию изучать моду и познакомилась там с красавцем-французом. Она отказалась уехать, когда еще было можно, застряла в Париже, и мы понятия не имеем, что с ней. Ну а Памма очень славная и невероятно умная, хотела поступить в университет, но Па сказал, что женское образование – ерунда на постном масле. Мне кажется, у нее был молодой человек, за которого она хотела выйти замуж, но он пошел в летчики, его сбили, и теперь он в плену у немцев. Так что все вообще-то довольно грустно, правда? Эта ужасная война всем испортила жизнь.

Алфи понимающе кивнул.

– Мой папка в Северной Африке воюет, – сказал он. – Вестей от него почитай что никаких, а когда и приходит письмо, то это просто махонькая бумажонка, где цензура чуть не все подчистую вымарала. Мама над последним все глаза выплакала.

Пытаясь поспеть за пони и одновременно поддерживать разговор, Алфи совсем запыхался. Они уже пересекли парк, ступая по мягкой траве, и вышли через рощу к садам. Розовые кусты и цветочные бордюры по-прежнему тянулись ровными рядами, но клумбы заросли сорняками, а розы, похоже, никто не подстригал. Сбоку на газоне был разбит еще один огород. Дальше виднелся широкий двор. Там, где раньше к дверям подъезжали кареты, выстроились рядами военные грузовики камуфляжной раскраски.

Почти никогда еще Алфи не доводилось так близко подходить к господскому дому, и он разглядывал его во все глаза. В Лондоне его водили посмотреть на Букингемский дворец, но высившийся перед ним особняк вполне мог, подумал мальчик, посоперничать с королевской резиденцией и величиной, и красотой. Трехэтажная махина тяжелого серого камня, крыша с двумя башенками. Основная постройка с роскошным, выдававшимся вперед парадным крыльцом и двумя крыльями образовывала букву «Е». По бокам от входной двери две колонны подпирали фронтон, на котором античные персонажи навсегда сошлись в схватке. Впечатление несколько портили сновавшие туда-сюда солдаты. Пересмеиваясь, дымя папиросами, они спускались и поднимались по мраморным ступеням. У разномастных армейских автомобилей перед крыльцом также стояли военные, а с заднего двора доносились резкие команды и топот тяжелых ботинок – там рядовые выстроились на утреннюю поверку.

Детей нагнали два офицера, направлявшиеся к джипу.

– Доброе утро, юная леди! – приветливо сказал один. – Кататься собрались?

– Благодарю вас, я уже прокатилась, – чопорно ответила Фиби. – Мы ведем пони обратно в конюшни.

Миновав военных, Фиби покосилась на Алфи.

– Не говори моему отцу, что я ездила одна, ладно? Не то он страшно рассердится. Мне запрещено кататься без грума, но это ведь ужасно глупо, правда? Я отлично держусь в седле, а грум уже старенький и не любит галоп.

Алфи молча кивнул. Чем ближе они подходили к господскому дому, тем сильнее у него сводило живот. Он слишком хорошо помнил день, когда сюда приехал. С поезда из Коптильни, как он называл родной город, мальчик сошел жалким заморышем – чересчур худой и низкорослый для своих лет, шорты не по размеру и не прикрывают тощих ободранных коленок. Тыльной стороной ладони он то и дело вытирал хлюпающий нос, размазывая сопли по щеке. Ничего удивительного, что его пристроили самым последним, когда прочих эвакуированных детей уже разобрали местные жители. В итоге ответственная за расселение мисс Хемп-Хатчетт, здешняя мировая судья и предводительница герлскаутов, посадила его в свой «моррис» и повезла в Фарли.

– Ничего не поделать, леди Вестерхэм, придется вам его взять, – заявила она голосом, вселявшим трепет не в одно поколение девочек. – Кроме вас просто-напросто некому. Да и дом, согласитесь, у вас самый большой в округе.

И уехала, а мальчик так и остался стоять в мраморном вестибюле, восхищенно таращась на богатую обстановку. По стенам было развешано оружие, с портретов в тяжелых рамах на Алфи с отвращением косились предки владельцев поместья.

– Нет, ну какая возмутительная наглость! – взорвался лорд Вестерхэм, когда жена рассказала ему новость. – Кем себя вообразила эта проклятая баба, чтобы нам приказывать? Такие людишки понятия ни о чем не имеют! Куда мы запихнем этого голодранца? У нас и так уже две трети дома отняли солдаты, осталось одно чертово крыло – кстати, дьявольски неудобное. Мне что, положить лондонского оборвыша на раскладушке у себя в спальне? Или нет, давай пристроим его в постель к нашим дочкам!

– Не кричи, Родди, – спокойно сказала леди Вестерхэм. За тридцать лет она успела привыкнуть к подобным вспышкам. – А то у тебя глаза выскакивают из орбит, не самое приятное зрелище. Все-таки идет война, нужно помогать людям. Я понимаю, почему многим кажется, будто нам повезло больше, чем им.

– И поэтому они ждут, что мы позволим мальчишке из трущоб носиться по всему дому? Не удивлюсь, если он стянет столовое серебро. Так не пойдет, Эзми, не пойдет, и все тут. Как прикажешь пить джин с тоником в кабинете, если в любой момент туда может ворваться какой-то маленький кокни? Скажи этой Хемп-как-ее-там, что мы не согласны, и дело с концом.

– Но, Родди, бедняжке надо где-то жить, – мягко заметила леди Вестерхэм. – Нельзя же отправить его обратно под бомбы. А вдруг у него погибли родители? Представь, что тебя в его возрасте разлучили с родными и близкими.

– А наши фермеры?

– Они уже взяли детей.

– А работники? Неужели у нас не найдется лишнего коттеджа?

– Но не оставим же мы ребенка одного в пустом доме. – Она замолчала, задумавшись. – Знаю! У Роббинсов освободилась спальня, ведь их сына мобилизовали. Роббинс, конечно, не самый дружелюбный человек на свете, но зато его жена отлично готовит. Бедного мальчика неплохо бы подкормить.

Алфи, который по-прежнему стоял в вестибюле, дрожа от холода, слушал этот разговор с замирающим сердцем. Никому в голову не пришло, что больше всего он боялся попасть именно в такое вот место, где полно привидений и можно ненароком что-нибудь разбить. Но коттедж, где хорошо готовят, – совсем другое дело.

– Подержи-ка уздечку, я слезу, – велела Фиби, вырвав Алфи из задумчивости.

Приказывать она привыкла, это было заметно. Мальчик повиновался, хотя никогда прежде не прикасался к лошади. Пони стоял с равнодушным видом. Фиби выпростала ноги из стремян, спрыгнула на землю и тут же направилась к конюшням. Алфи ничего не оставалось, как последовать за ней, ведя пони за собой. Едва они завернули за угол, как к ним, размахивая руками, подбежал раскрасневшийся от волнения грум.

– Вам не следовало ездить на Снежинке без меня, миледи! Ведь вы знаете, как распорядился его сиятельство.

– Вздор, Джексон. Вам же известно, что я отлично езжу, – вызывающе вскинула голову Фиби.

Пони повторил ее движение, едва не вырвав у Алфи поводья.

– Спору нет, миледи, наездница вы великолепная, – отвечал грум. – Но сдается мне, вашего батюшку больше беспокоит солдатня, которая тут нынче шастает. Небезопасно, говорит, даже в собственных владениях.

Фиби зарделась, но спорить не стала.

– Можете увести Снежинку, – сказала она. – Мне нужно сообщить отцу кое-что важное.

Грум забрал пони, а Алфи поспешил вслед за Фиби, которая, не сказав ему ни слова, направилась к дому. Пришлось даже припустить бегом, чтобы догнать ее на ступеньках крыльца. «Может, не ходить за ней?» – подумал было мальчишка. Пусть себе идет, а он улизнет домой и наконец-то позавтракает. Но в последнюю секунду, когда тяжелая дверь почти закрылась, девочка обернулась и придержала створку, бросив нетерпеливо:

– Алфи, ну что же ты копаешься, давай поживее.

И снова ошеломивший его в прошлый раз вестибюль. Звук их шагов по мраморному полу отдавался эхом под высокими расписными сводами потолка. По главной лестнице спускались офицеры.

– Давайте им скажем, – шепотом предложил Алфи.

– Я же говорила, это папина земля. Он должен узнать первым, – прошипела в ответ Фиби.

Она прошла мимо кивнувших ей военных и повернула налево. Длинная галерея, опоясывавшая здание изнутри, была перегорожена листами фанеры, в которые была вставлена новенькая дверь с табличкой «Семейные апартаменты. Посторонним вход воспрещен». Фиби распахнула дверь, и Алфи завертел головой, разглядывая непривычное убранство. Лепной потолок украшали позолоченные тюдоровские розы, на обшитых дубовыми панелями стенах охотничьи трофеи, то есть головы убитых животных, чередовались с гобеленами, тоже на тему охоты. Мальчику это показалось жутковатым, но Фиби шагала вперед, не обращая на эти ужасы внимания.

Пройдя через коридор, они очутились в другом вестибюле с боковой лестницей поскромнее. Фиби оглянулась на спутника:

– Надеюсь, он уже встал. Наверняка встал.

На звук ее голоса вышел дворецкий:

– Катались верхом, миледи? Прекрасная погода, не прав…

– Вы не видели моего отца, Сомс? – перебила Фиби. – Он мне нужен немедленно. Это очень важно.

– Я заметил, что его сиятельство сошел вниз несколько минут назад, миледи, но не уверен, куда именно он направился. Вы желаете, чтобы я пустился на поиски?

– Оставьте, мы сами его найдем. Пошли, Алфи. Па? Па, ты где?

И Фиби заспешила по новому коридору, стены которого были увешаны фамильными портретами.

Лорд Вестерхэм сидел за завтраком, собираясь приняться за кеджери, горкой высившееся на тарелке. Слава богу, на свете еще есть копчушки, думал он. В наши дни это одна из немногих вещей, у которых остался хоть какой-то вкус. Да и те нынче нечасто появлялись у местного торговца рыбой – с началом войны лишь немногие храбрецы осмеливались выходить на лодках в Северное море. Но когда копчушки все-таки поступали в лавку, продавец всегда откладывал парочку для Фарли и сообщал в поместье, а его жена поясняла: «Я ведь помню, как его сиятельство любит копчушки». В старые добрые времена каждому досталось бы по паре рыбешек на завтрак, но теперь миссис Мортлок приходилось выкручиваться как сумеет, и она начала добавлять немногочисленные копчушки в кеджери вместо привычной пикши.

Не успел Вестерхэм отправить в рот первую порцию ароматного рассыпчатого риса, как за дверью послышался шум. «Кажется, это голос Фиби», – подумал лорд, и в комнату влетела младшая его дочь собственной персоной.

– Это ты тут устраиваешь тарарам? – недовольно воззрился на нее отец, потрясая вилкой. – Разве гувернантка не научила тебя хотя бы основам приличного поведения?

– Вообще-то она вечно твердит, что леди никогда не повышают голос, но это срочно, Па. Мне было просто необходимо немедленно тебя разыскать. Мы нашли труп. Вернее, нашел Алфи и предупредил меня, а то я бы точно наткнулась.

– Что-о? Что такое? – Лорд Вестерхэм положил вилку и раздраженно уставился на Алфи, пытаясь припомнить, кто это такой и что этот странный ребенок делает у них в столовой.

– Труп, папа. На дальнем поле. Он упал с неба. Зрелище ужасное, но тебе придется туда сходить.

– У него парашют не раскрылся, – пояснил Алфи и тут же пожалел об этом, так как лорд Вестерхэм впился в него взглядом из-под кустистых бровей. Алфи нервно сглотнул, покосился на дверь и прикинул, успеет ли до нее добежать.

– А что ты делал на моей земле? Браконьерствовал, не иначе!

– Нет, сэр. Я ведь живу у вашего егеря, помните? – ответил Алфи.

– Ах да, действительно, – успокоился лорд Вестерхэм.

– Ну вот, и по утрам он посылает меня проверить силки, – продолжал мальчик. – Иду я, и вдруг глядь – оно там лежит. Я не сразу понял, что это, подошел, вижу – солдат, расшибся в лепешку. А потом ваша дочка чуть на него не налетела, я ее остановил, а она говорит, надо вам про все рассказать.

– Совершенно верно, совершенно верно. – Лорд Вестерхэм снял с колен салфетку и поднялся на ноги. – Ну что ж, пойдем покажешь мне, в чем там дело.

Он раздраженно посмотрел на двух английских сеттеров, которые кинулись к двери, решив, что хозяин идет гулять.

– Надо бы запереть этих чертовых собак, только их около трупа не хватало, – добавил он, глядя на приплясывавших от нетерпения псов, которые восторженно махали пушистыми хвостами и заглядывали ему в глаза. – Прости, Сент-Джон. Прости, Мисси, старушка, – проговорил лорд Вестерхэм таким ласковым голосом, какого его детям отродясь не доводилось слышать. – На этот раз не получится. Но потом уж нагуляемся, обещаю!

Лорд Вестерхэм бегло погладил собак по голове, скомандовал: «Сидеть!» – и направился к двери. Собаки сели и встревоженно уставились на хозяина.

Подойдя к концу длинной галереи, Фиби обернулась и увидела, что собаки застыли, как два изваяния, в лучах утреннего солнца.

Назад: Часть первая. Памела
Дальше: Глава третья