Глава вторая

Нетеркот Элмсли, Кент

Май 1941 г.

Джереми сидел на кушетке в оранжерее, откинувшись на подушки и укрыв ноги пледом из белой шенили. Оранжерея – пристройка к маленькой гостиной, со стеклянным куполом, белой плетеной мебелью и тропическими растениями – располагалась в задней части дома. Повсюду стояли орхидеи, сладковато пахло жасмином. Окна выходили на лужайку и раскинувшийся за ней теннисный корт. По небу плыли белые облака, отбрасывая тени на аккуратно подстриженный газон. Сводчатую беседку увивали ранние розы – как и кирпичную стену, скрывавшую огород. Джереми обернулся на звук шагов и просиял от радости.

– Бог ты мой, двое моих самых любимых людей. Вот так сюрприз!

– Отлично выглядишь, Джереми, – сказала Памела.

На самом деле он очень побледнел и исхудал. Белая не то рубашка, не то пижамная куртка резко оттеняла впалые щеки и темные кудри – ни дать ни взять поэт-романтик, лорд Байрон на смертном одре. Памела подошла к кушетке.

– Я ушам своим не поверила, когда мне сообщили, что ты вернулся домой. Это похоже на чудо.

– Не надо надрыва, Памма, – ответил он. – Иди сюда и поцелуй меня.

Бен мялся у порога. Памела наклонилась и чмокнула Джереми в лоб.

– Как-то уж очень невинно, не ожидал, – рассмеялся Джереми. – Но не сейчас, не при Бене. Как поживаешь, старина? Рад тебя видеть.

Он протянул Бену руку, и тот пожал ее. Джереми тепло взглянул на друга.

– Добро пожаловать домой, старик, – произнес Бен. – Должен согласиться с Паммой – чудо, что ты снова здесь.

– Да, если подумать, и правда чудо, – признал Джереми. – Шансы мои были один к ста.

– Расскажи нам подробно, как все было, – попросила Памма. – А то я знаю лишь то, что написали в газете.

– Да больше особо и нечего рассказывать, – смутился Джереми. – Мы планировали побег из чертова лагеря. Видимо, кто-то нас выдал, поскольку в лесу у выхода из тоннеля нас поджидали немцы. Они открыли огонь, и мы рухнули как подкошенные.

– Ничего себе! – Памела и Бен переглянулись. – И тебя тоже ранили?

– Мне повезло, пуля прошила плечо навылет. Я прыгнул в речку и прикинулся мертвым. Меня унесло течением, потом я прятался в тростниках на берегу. Я слышал их смех, когда они уходили. Дальше я то плыл сам, сколько хватало сил, то позволял течению нести меня. Нашел в воде какую-то корягу, уцепился за нее и некоторое время так передвигался. Потом моя речушка влилась в реку, там стояли на якоре суда. Ночью мне удалось забраться на борт первой же баржи, их там был целый караван, все шли вверх по течению. И представляете, как мне повезло? Баржа везла овощи. Я зарылся в капусту. Все было бы прекрасно, если бы не рана в плече. Она загноилась. Мне кажется, я почти все время провел в полубреду.

– Бедный. – Памела нежно коснулась его плеча.

– Да уж, поверь, приятного было мало. Пару дней мы шли вверх по течению, потом я услышал французскую речь. Значит, думаю, мы либо во Франции, либо в Бельгии. Все лучше, чем в Германии. Ночью я улизнул с баржи и направился на запад. Пару раз меня чуть не схватили, но удача меня не покидала. В конце концов я наткнулся на парня из Сопротивления. Он доложил кому надо, и меня провели через всю Францию на побережье, а там уже меня ждала лодка.

Джереми перевел взгляд с Памелы на Бена.

– Настоящее приключение, – заметил Бен.

– Не могу сказать, что жажду его повторить, – признался Джереми. – Но страх придает сил. Я знал, что если меня поймают, мне крышка.

– И чем ты займешься теперь? Вернешься к полетам? – поинтересовался Бен.

– Пока при штабе, а как выздоровею, снова буду летать, – ответил Джереми. – Пуля повредила мускулы в правом предплечье. Да и, как видите, я совсем отощал. Нужно сначала отъесться, но тут это быстро получится. Можете себе представить, как меня балует мама, а миссис Тредвелл – отличная кухарка. Господи, как я мечтал о такой еде, когда нам давали ломоть черного хлеба и жидкий суп. – Он уставился в окно. – Наверное, о полетах пока лучше не думать. Сперва надо прийти в себя. Не могу забыть о ребятах, с которыми мы вместе бежали из лагеря. Пули сыпались градом, скосило всех. А их семьи все гадают, как они там, и не знают, что ребят давно нет в живых.

Джереми обернулся, силясь улыбнуться.

– А я вот здесь, ровно там, где и мечтал оказаться. Какая же ты красавица, Памма. Ты еще очаровательнее, чем мне запомнилось. И так повзрослела.

– Прошло два года, – согласилась Памела. – Мне уже двадцать один, так что я официально взрослая.

Бен неловко шаркнул, заметив, что эти двое не сводят глаз друг с друга.

– Пожалуй, я пойду, – сказал он.

– Ты не обидишься, дружище? – спросил Джереми. – Ты же понимаешь, я до смерти хочу ее поцеловать.

– Ну что ты, какие обиды, – с деланой бодростью возразил Бен. – Я тебя скоро навещу.

– Приходи непременно. Мне не терпится услышать, что ты делал все это время. Хочется поскорее вернуться к нормальной жизни. Минувший год был похож на дурной сон, и вот я наконец проснулся.

– Да ничего интересного, – отмахнулся Бен. – Рад, что ты снова дома.

– Бен, тебе необязательно… – окликнула его Памела, но он уже скрылся в темной соседней комнате.

Джереми посмотрел на Памму и подвинулся на кушетке, освобождая место для нее.

– Иди сюда, прелестное создание, – сказал он.

– В которое плечо тебя ранили? – спросила Памела, садясь рядом. – Чтобы случайно не задеть.

– Оно давно заштопано и благополучно заживает, не волнуйся. Иди ко мне. – Он обнял ее за шею и притянул к себе. – Боже, как я мечтал об этой минуте.

Он крепко, жадно ее поцеловал, с силой прижался губами к ее губам, и Памела едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли. Джереми засунул язык ей в рот, принялся поспешно расстегивать пуговицы на блузке и нечаянно оторвал одну, та отлетела на пол. Джереми сунул руку Памеле под блузку, скользнул пальцами в лифчик, обхватил грудь, нащупал сосок, но Памела отпрянула.

– Джереми, ну не здесь же! Нас могут увидеть, – нервно рассмеялась она. – Я помню, на чем мы остановились, и не меньше твоего мечтаю о продолжении, но…

Он пожирал ее глазами.

– Нас тут могут увидеть разве что слуги отца, а им хорошо платят, чтобы держали рот на замке.

Она выпрямилась:

– Прости, Джереми. Но я пока не готова. Я очень рада тебя видеть, но мы же никогда еще не заходили так далеко. И прошло столько времени…

– Черт возьми, Памма, – перебил он, – я ведь всего лишь человек. Знаешь, сколько раз я мечтал об этом, когда торчал в той проклятой дыре?

– Прости. Ты застал меня врасплох, вот и все.

– Что ж, придется мне научиться сдерживаться. Снова вести себя как хороший мальчик, – ухмыльнулся он. – Как только смогу выходить из дома, я тебя умыкну. Сбежим вместе.

– В смысле, под венец? В Гретна-Грин? – спросила Памела, не зная, радоваться ей или пугаться.

Джереми рассмеялся:

– Милое мое дитя, ты по-прежнему так романтична и невинна! Какая женитьба, когда война на дворе? Я просто хочу залучить тебя в какую-нибудь укромную лондонскую гостиницу. Чтобы лечь с тобой в постель.

– А-а. – Памела почувствовала, как горят ее щеки.

– Ты же сама сказала, дорогая, что ты теперь взрослая. – Он лукаво улыбнулся. – Или, может, у тебя есть кто-то другой, о ком я не знаю? Признайся, я пойму. Меня ведь так долго не было, и ты, наверное, даже не знала, жив я или мертв.

– Никого другого у меня нет, Джереми, – ответила она. – Только ты. Всегда только ты и был.

– Ну, тогда все в порядке, – польщенно резюмировал Джереми.

Памела помедлила, но все же спросила:

– Я так понимаю, моя младшая сестра заходила тебя проведать.

– Ага. Смешная девчонка, правда? С ней не соскучишься.

Памелу охватило облегчение.

Когда Бен вышел на крыльцо, к дому подкатил «роллс-ройс». Дверь водителя отворилась, и вышел сэр Уильям Прескотт собственной персоной, оправляя пиджак на случай, если тот помялся за время поездки. Он всегда выглядел безукоризненно: холеный, волосы с проседью, костюм с Сэвил-Роу. Одно время, еще до войны, ходили слухи, что сэр Уильям подумывает баллотироваться в парламент. Но даже если и так, война положила конец этим планам. Прескотт обошел автомобиль и открыл пассажирскую дверь.

Бен подумал, что до войны это сделал бы выбежавший из дома лакей. Из «роллс-ройса» вышла леди Прескотт. Она тоже была неизменно элегантна, но в соответствующем загородной жизни стиле. В то время как в облике сэра Уильяма недвусмысленно читалась принадлежность к Сити, большим деньгам и банковскому делу, наряд его жены больше подходил для выращивания роз, которые возьмут первый приз на выставке цветов, организации приходских ярмарок и прочих благотворительных мероприятий. Леди Прескотт первой заметила Бена и очаровательно улыбнулась:

– Бен, какая приятная встреча! А мы и не знали, что ты приезжаешь домой. Как я понимаю, ты уже слышал о Джереми? Бесподобно, не правда ли? Одно время я думала, что больше никогда его не увижу. А потом мы получили телеграмму – настоящее чудо.

Сэр Уильям протянул Бену руку:

– Рад вас видеть, юный Крессвелл. Как вы? Наверное, работы невпроворот?

– Да, сэр. А вы как поживаете?

– Дел по горло, – ответил сэр Уильям. – Все пытаемся договориться с янки. Не хотят снова ввязываться в войну – что ж, как угодно, но их финансовая помощь нам необходима. Черчилль – единственный, кто способен их убедить. Без американских денег мы пропадем.

– То есть США дадут нам денег?

Сэр Уильям коротко и резко рассмеялся:

– Одолжат, мой мальчик. Одолжат. Причем под весьма выгодные для них проценты. Но помощь нужна нам отчаянно. Деньги, техника – мы за все рассчитаемся, если когда-нибудь выиграем эту проклятую войну.

Леди Прескотт ленд-лиз интересовал в меньшей степени.

– Ты ведь приходил навестить Джереми? Он так исхудал. Не могу себе представить, как он выжил в тылу врага. Он говорит, что порой несколько дней ничего не ел. Да еще и рана воспалилась. Как он тебе показался?

– По-моему, он идет на поправку, – заметил Бен, вспомнив, какими глазами Джереми смотрел на Памелу. Его так и подмывало умолчать о том, что она сейчас в доме, пусть родители застукают парочку, однако все-таки добавил, откашлявшись: – Сейчас у него Памела.

– Памела? Какая прелесть! – просияла леди Прескотт. – Вероятно, мать сообщила ей новости по телефону, и она тут же приехала. Как у нее дела? Нам ее очень не хватало.

– У нее все в порядке. Выглядит немного уставшей, но мы все трудимся не покладая рук, еще и в ночную смену, да вдобавок помогаем пожарным.

– Вы исполняете долг. Это главное, – тепло проговорил сэр Уильям.

– А ты надолго приехал? – спросила Бена леди Прескотт.

– Еще не решил. Наверное, на неделю.

– Непременно до отъезда приходи к нам обедать. У нас так давно не было гостей. Я и Вестерхэмам обещала. И твоему отцу, разумеется.

– Большое спасибо, – серьезно кивнул Бен. – Я пойду.

– Рад был вас видеть, мой мальчик, – повторил сэр Уильям и под руку с женой направился к входной двери.

По дороге к отцовскому дому Бен с трудом сдерживал нарастающий гнев. Вообще не надо было туда ходить. Было ясно, что он мешал и Джереми, и Памеле, они уже не чаяли от него избавиться. Как они глядели друг на друга! Бен моргнул, отгоняя воспоминание.

Дурак ты, сказал он себе. Если она тебе нужна, надо было действовать, пока он числился пропавшим без вести и все думали, что он погиб. Ты бы ее утешал, поддерживал, стал бы для нее опорой, она поняла бы, что может на тебя положиться, и, кто знает, со временем…

Бен запретил себе думать об этом, так как знал, что никогда не предаст Джереми. Пусть он мечтал о Памеле, но все-таки Джереми его друг. А теперь, вероятно, они поженятся и будут жить долго и счастливо. Бен решил, что нужно забыть о Памеле раз и навсегда и заняться собственной жизнью.