Глава 24
Кимра обувает Россию

Скота в средней полосе России не хватало, а большие города, вроде Петербурга, Москвы или Твери, испытывали в мясе постоянную нужду. Выращивали скотину в заволжских степях и перегоняли в города (холодильников не было, дорога длинная, мясо сохранить не удалось бы, поэтому доставляли живой скот на городские скотобойни).

Маршрут гуртовщиков лежал вдоль берегов Волги. Ну а где гонят гурты, там неизбежен падеж скота. А с дохлой скотины что взять, кроме шкуры? То есть где-то на пути движения гуртов неизбежно должно было возникнуть какое-то кожевенное производство.

Оно и возникло – в селе Кимра, под Тверью. Сельцо получило устойчивую славу обувного центра России как минимум с 60-х годов XVII века. А во время войн с Наполеоном граф Литте передал кимрскому купцу Столярову солидный заказ на пошив сапог для армии. Этот заказ не был первым госзаказом в истории села (известно, что местные оброчные крестьяне делали обувь, седла и кожаные мундиры для армии как минимум с 1708 года), но такого масштаба заказов село еще не знало. Заняты в изготовлении были все «наличные силы» – не только Столяров и его работники, но и все ремесленники окрестных сел.

Справились. И справились настолько хорошо, что после победы с Наполеоном царь дарит селу батарею пушек (?!), из которых на потеху публике палили по праздникам вплоть до революции.

Дела у крестьян идут хорошо, и в 1845 году они решаются на выкуп себя и земель из крепостной зависимости. Тогдашняя владелица села управляет им через казну, и жители Кимры договариваются (через казну же) о выкупе из крепости за фантастические тогда 485 тысяч рублей с рассрочкой на 37 лет под 6 % годовых.

В 1871 году в Кимре открыт «Сельский общественный и братьев Мошкиных банк» – событие для сельской России не просто неординарное, а диковинное.

В конце XIX века местное купечество «пробивает» строительство из Москвы до Кимры железной дороги – так в 1900–1902 годах появляется непонятная для многих москвичей сегодня Савеловская ветка, заканчивающаяся как раз у Кимры, в селе Савелово.

В 1907-м именно здесь потомки все того же Столярова строят первую в стране фабрику, названную «Якорь», по механическому производству обуви.

В 1912 году в производстве обуви в Кимре и окрестных селах было задействовано 40 тысяч человек, производство достигло 7 млн пар в год (при производстве в России 60 млн пар).

Село Кимра к тому времени уже превосходило по числу жителей все уездные города Тверской губернии. Ну а там, где люди селятся и жизнь кипит, неизбежны и новые дела, и работы.

В конце XIX века село становится одним из самых крупных на Волге центров по продаже хлеба, сюда же съезжаются покупатели льна, которым славилась Тверская губерния. Речной порт становится двигателем торговли – благо железная дорога на Москву под рукой. В Савелово появляется ремонтный завод, обслуживающий не только «свою» железную дорогу, но и все ветви узкоколеек, образовавшиеся при строительстве пути.

Село процветает. Архитектура модного в ту пору модерна царствует – и это не только купеческие особняки, но и общественные здания – две школы и четыре училища, гостиный двор, два банка, казначейство, соборы, богадельня и ночлежные дома для бедных, пожарное депо. Работают (что не в каждом российском городе даже сегодня, не говоря уже о селах) водопровод и канализация.

Но наступает 1917-й со всеми известными нам последствиями. Революцию кимряки защищать отчаянно не хотят. В 1918 году на призыв отправиться добровольно на фронт против белых откликается только 9 человек (из 26-тысячного города) – руководитель партячейки, военком, начальник милиции и т. п.

В Кимры, в 1917 году получившие наконец статус города и множественное число в названии, которые война с ее разрушениями и массовыми убийствами обходит стороной, приходит другая беда – национализация.

Фабрика «Якорь», как самое крупное производство в городе, попадает под удар первой. В 1925 году окрестные кустари (объединенные ранее в одну из старейших в стране коопераций) согнаны на работу в другое предприятие – фабрику имени Максима Горького. Производство на «Якоре» (поменявшем название, в духе времени, на «Красную Звезду») пробуют наладить, однако для запуска оборудования не хватает инженерных кадров. Наконец фабрика начинает работать. В конце 20-х – начале 30-х фабрику переоборудуют, закупая для нее оборудование за границей. В 30-е годы кимрское революционное начальство с гордостью рапортует о выпуске 420 тысяч пар обуви в год. Это, понятно, несколько меньше дореволюционных 7 млн да и на качество сыпятся жалобы от РККА (пушек уже никто не дарит), но парадные рапорты тех лет построены именно в таком, характерном для того времени, стиле – мол, мы – не то, что проклятые капиталисты…

Годы нэпа несколько оживляют город – часть украшающих город особняков в стиле модерн относятся именно к этому времени. Но те, кто поверил в то, что это «всерьез и надолго», жестоко за это поплатились. В конце 20-х – начале 30-х годов нэпманы уже «выжжены каленым железом», кооператоры, кустари и торговцы согнаны в образцовые социалистические предприятия. Бывшим владельцам частных аптек, ателье, ресторанов и магазинов щедро предложено возглавить отобранные у них производства – но и эта «отрыжка нэпа» повсеместно исправлена в 32–33 годах, и бывшие нэпманы заменены на проверенные пролетарские кадры.

Из 27 кафе и ресторанов, существовавших в городе во времена нэпа, в итоге работают уже только 3 рабочие столовые. Объединение кустарей, в том числе и живущих в пригородах и окрестных селах, в заводы и фабрики стимулирует приток рабочих. Жилья не хватает, мощности водопровода и канализации – тоже. Проблемы с водопроводом решаются в 20-х вводом новых мощностей, проблемы канализации решаются до сих пор.

Торговые операции давно запрещены, речной порт постепенно приходит в упадок. Из Савеловского ремонтного завода пробуют сделать «флагман индустрии», но востребованность дороги до Москвы и промышленных ответвлений падает, и в 60-е годы завод преобразуют в машиностроительный. Гигантские вложения и госзаказы стимулируют развитие нового многоэтажного микрорайона, но само предприятие рушится вместе с Госпланом – производимое не находит естественного спроса. Бывшие купеческие особняки делят на «разумное жилье», вселяя в них семьи нуждающихся и превращая их в коммуналки.

Централизованное финансирование (Кимры, как и вся провинция, финансируется по остаточному принципу, денег хватает только на латание дыр) добивает город, особенно в наши дни. Уникальные особняки в стиле модерн стоят в полуразрушенном, а то и разрушенном состоянии, сам город, как и большинство малых городов России, напоминает место, пережившее страшную массированную бомбардировку. Тихая, но очень последовательно ведущаяся война, объявленная властью производству и малому бизнесу страны, наверное, окончательно добьет город в весьма недалеком будущем.

Почему именно Кимры? Это просто пример. Но можно взять любой другой город России – и мы увидим то же самое: прекрасная история, предпринимательский гений и размах, жертвование и благотворительность, поступательное движение в развитии цивилизационных благ, затем – полное огосударствление, насильственный патернализм, «всем поровну», «торжество социальной справедливости», а в наше время – все то же самое плюс обнищание, которое приводит к полной деградации городской среды и самих горожан.