Глава 20
Чемпионы сельского хозяйства
В далеком 1500 году на территории Фландрии, Брабанта, Намюра и иных земель, которые мы сейчас знаем как Бельгию, насчитывалось 21,1 % городских жителей.
Сказать, что для средневековой Европы это было много, – не сказать ничего, зато можно посмотреть цифры по другим территориям. Например, в Англии и Уэльсе городские жители в то время составляли 3,1 % населения страны, во Франции – 4,8, в Испании – аж 6,1, а уж более Испании – только север Италии (12,4) и Голландия (15,8).
Фламандия многие столетия, постепенно, осваивала искусство обработки шерсти и изготовления из нее тканей, одежды, гобеленов (не дешевых, заметим), и уже к началу XIV века Брюгге, Ипр и Гент стали, благодаря овладению этим искусством, крупнейшими и богатейшими городами тогдашней Европы и даже захотели независимости от Франции, чьей частью они формально являлись. Добились они этого в 1306 году, разбив французские войска, но города так и не сумели договориться, кто из них «главный», чем воспользовались французы, через два с лишним десятилетия вернув эти провинции себе. В свою очередь, сложившаяся ситуация пришлась не по душе англичанам – поставщикам шерсти в Фламандию, и стала, как утверждают бельгийские историки, одной из причин Столетней войны.
И пока сто лет англичане воевали с французами, Фламандия росла и расцветала: прекратившиеся было поставки английской шерсти были возобновлены, оставшиеся без крова жертвы войны, бывшие французские крестьяне, активно пополняли ряды ткачей-горожан, со сбытом шерсти не возникало никаких проблем, а сама война благополучно обходила эти благословенные земли стороной.
Проблема, впрочем, была – и проблема эта называлась «еда». Повсеместно сельское хозяйство тех лет не рассчитано было на слишком большое количество «лишних ртов» – трехполье, при котором треть земель фактически изымается из оборота, использование лошадей вместо волов, начавшееся еще c XI века, но проходящее крайне медленно как весьма затратное, а также растянувшийся на века переход к использованию железных орудий труда, недостаточное количество домашнего скота для «унавоживания» земель и натуральное хозяйство, царившее в Европе, казалось, делали задачу прокормить хоть какое-то количество горожан неразрешимой.
Хотя… Что такое «интенсивное земледелие», знали как минимум со времен Древнего Рима, во всяком случае, четырехполье было известно римлянам. Другой вопрос, что применить эти знания им мешали два обстоятельства – скудность местных почв и, главное, отсутствие стабильных рынков сбыта. Земли в Европе всегда было много, а людей – мало, сбыт излишков был весьма затруднен, более того, зачастую делал процесс получения этих самых излишков не просто бессмысленным, а убыточным.
Но совсем иные обстоятельства складывались во Фландрии и Брабанте в конце XV и первые годы XVI века. Рынки сбыта – большие города – оказались рядом. И именно это обстоятельство вызвало в регионе массовый, повальный переход на четырехпольную систему. Наверное, стоит напомнить (очень кратко), в чем ее суть.
Поле делится на четыре части. Первая часть засеивается травой, дающей большой объем зеленой массы, – как правило, сажали люцерну или турнепс; вторая часть поля использовалась под клевер, фасоль или горох (понятие «азотофиксация» тогда еще не было известно, но смысл действия и обогащение почв как результат был понятен), третья и четвертая части засеивались злаковыми, как правило, чередовались пшеница и ячмень или овес.
Скот при этом, конечно же, был переведен на стойловое содержание, что сделало более простой задачей сбор и применение органических удобрений и (как выяснилось в процессе) повысило скорость наращивания живой массы и удои.
Такой способ ведения хозяйства позволил резко повысить его эффективность – урожайность за 100 лет (1450–1550) выросла почти в два раза, а растущие города региона (к упомянутым выше добавим как минимум Намюр, Льеж, Брюссель и особенно – Антверпен, ставший крупнейшим городом Европы) стали отличными и бесперебойными рынками сбыта сельскохозяйственной продукции.
Нигде в Европе того времени не существовало подобной городской агломерации (разве что Париж мог соревноваться с фламандскими и брабантскими городами), и переход к интенсивному сельскому хозяйству был прочно увязан с ростом городов: там, где в силу тех или иных обстоятельств начинался резкий рост городского населения, начиналась и сельскохозяйственная революция.
Из Фламандии она, естественно, перекинулась на Голландию (где к 1650 году уже треть населения страны была горожанами), затем, конечно же, на Англию.
Без рынка сбыта под боком вложения в закупку невиданных семян люцерны или строительства помещений для скота не окупались.
Вопреки укоренившимся представлениям о том, что главные богатства и капиталы тех лет создавала океанская торговля, в Голландии начала XVII века половина произведенного страной дохода (оцениваемого в 100 млн гульденов в год) приходилась на сельское хозяйство, подъему которого, заметим, способствовал и резкий рост цен на зерно в течение всего XVI века (цены выросли в 3,2 раза).
Надо сказать, что новые принципы ведения сельского хозяйства даже и не могли коснуться в ту пору части Европы: на юге континента климат был слишком сухой, а города слишком разрозненны и удалены для того, чтобы крестьянин смог без риска вкладываться в такой способ работы. Это не означает, что жители юга не имели приработка, но вино или оливковое масло не пользовались таким спросом и не давали таких доходов, как мясо и хлеб.
Массово Европа перешла к интенсивному ведению сельского хозяйства только в XVIII–XIX веках. Но даже в то время, когда промышленная революция и сопутствующий ей рост городов охватил все без исключения страны континента, на востоке материка – землях современной России, Украины, Польши и Балтии – экстенсивное развитие оставалось выгоднее интенсификации. Большое количество свободной земли позволяло заваливать Европу зерном по более низким, чем в странах с эффективным хозяйством, ценам.
Сегодня Голландия остается мировым лидером по эффективности ведения сельского хозяйства – подхватив пальму первенства еще во второй половине XVI века.
Для развитых стран Европы считается нормой, когда 2–3–4 % населения, занятого в сельском хозяйстве, кормят всю страну и даже готовы к практически неограниченному экспорту.
Впрочем, на свете вполне себе нормально существуют страны, где обилие земель позволяет не заниматься интенсификацией. К таким, например, можно отнести США и Россию, хотя почвы России сильно уступают американским в качестве и пригодности – их значительно больше, а населения – значительно меньше.
«Чемпионом мира» по занятости в сельском хозяйстве считается Танзания – 79 % ее населения заняты непосредственно добычей еды. Ее противоположность – Дания, Канада и уже упомянутые Голландия и США, где производством съедобного занято около 2 %.
В России в настоящее время в аграрном секторе задействовано 9 % населения.
