Примерно за неделю до Рождества, спрятавшись в доме, подальше от ледяного ветра, который время от времени заставлял дребезжать оконную раму, Дин и Эвви растянулись в клубных креслах и пили неразбавленный бурбон. Дин безвольной кучей лежал в кресле, положив длинные ноги на кофейный столик, а Эвви сидела боком, согнув колени на толстом подлокотнике кресла и чувствуя себя совершенно пьяной.
– Эх, почему Рождество каждый год? – спросила она.
– К чему такие вопросы? – удивился Дин с улыбкой.
– Я думаю, что это очень справедливый вопрос. – Она опрокинула остатки бурбона в рот, крякнув и проглотив крепкий напиток.
– Ни у кого нет достаточно времени на праздники, праздное времяпровождение. Никто не хочет проходить через все эти праздничные церемонии каждый год… – Эвви махнула рукой, в которой уже не было стакана. – Я не думаю, что праздники должны быть каждый год.
– Как часто, на твой взгляд, надо проводить праздники?
– Раз в четыре года, как Олимпиаду.
– Олимпиада теперь каждые два года.
– Ладно, раз в четыре года, как зимнюю Олимпиаду.
– Так вот каков твой рождественский план, – протянул Дин. – Если ты четырехлетний ребенок, то у тебя не будет Рождества до третьего класса.
– Это только пойдет им на пользу. Некоторые дети ужасны. Таковы простые истины мира Эвелет Дрейк.
Дин медленно кивнул:
– Урезается семьдесят пять процентов Рождества и милосердия к детям.
– Да, – подтвердила она. – Теряют много.
– Откуда взялось имя «Эвелет»? – спросил Дин, наморщив лоб. – Это имя чего-то означает? Это варяжская богиня омаров или что-то в таком роде?
Она покачала головой:
– Много девушек по имени Эвелет живут в Миннесоте. Далеко на севере, где чертовски холодно. Это примерно в сорока милях от Канады. Там родилась моя мама. Ее отец работал в шахте, добывая железную руду.
– В Миннесоте есть железные рудники?
– Раньше были.
– А сейчас нет?
– Не так много, как раньше.
– Как, черт возьми, она вышла замуж за ловца омаров из Мэна? – удивился Дин. Он допил свой бурбон, взял у нее стакан и налил в оба еще понемногу.
– Она училась в колледже в Бостоне и однажды летом приехала сюда, чтобы стать консультантом в художественном лагере, которого больше нет. Он был кормчим у своего приятеля, и они встретились в баре. Похоже, это было какое-то… мгновенное увлечение, и она переехала сюда. Потом появилась я. Я уверена, что все это казалось ей очень романтичным. Очень авантюрным. Но она скучала по дому и потому звала меня Эвелет. Меня назвали в честь несчастья моей матери.
Она подняла бокал и сделала глоток. Обычно она мысленно проговаривала все, что собиралась сказать, еще до того, как слова слетали с ее губ. Сейчас все было наоборот.
Дин пристально посмотрел на нее, как будто хотел потянуть за ниточку, но не стал.
– Мой старший брат Том – инженер. Марк работает в техническом стартапе, что-то связанное с сенсорными экранами. Брайан – бухгалтер. А в честь меня, младшего сына, говорят, теперь назвали одно из движений в американском рестлинге. Хочешь знать какое?
– Скорее всего, нет.
– Ну все же, угадай!
Эвви сморщила лицо:
– Не хочу даже предполагать.
– Удушающий прием.
Она кивнула:
– Да, нечто такое я и предполагала.
В этот момент поднялся ветер, и окно снова задребезжало.
– Там все серьезно, – произнес Дин.
– Там все просто ужасно, – вздохнула Эвви и отпила глоток. – Я хочу быть на Фиджи или еще где-нибудь.
– У тебя много желаний для леди, которая хочет отдать все свои деньги, – проговорил Дин, приподнимая бровь. – Ты могла бы поехать на Фиджи?
– Я же сказала, что мне не нужны деньги.
Дин остановил ее, подняв руку:
– Нет, ты сказала, что хочешь денег, но не возьмешь их. Это я считаю безумием. Хотя ты, возможно, читала в нескольких местах, что я тоже сумасшедший, так что мы друг друга стоим.
– Знаешь, что такое сумасшествие? – спросила она. – Я не могу взять чек, но и вернуть его не могу. Я тогда тебе солгала. Я не могу понять, куда его девать. Как тебе такое сумасшествие? Я имею в виду, что не знаю, что же такое должно произойти, чтобы я решилась пойти к его родителям. Все это такое уродливое шоу. Я несу богатым людям еще гигантскую пачку денег. Хотя это было бы правильным поступком, но я не могу пойти на это.
– А почему бы и нет?
Эвви едва заметно улыбнулась:
– Как бы это объяснить… Это страховка его жизни. Я была его женой, и они сами захотели, чтобы чек был у меня. Они никогда не возьмут его, если я не объясню, почему не хочу держать его у себя. Отдав чек, я как бы скажу им, что больше не люблю его. Я не собираюсь говорить им, что не возьму деньги, поскольку это как будто бы я бросила Тима. Я даже думаю, что проще было бы при жизни оставить его.
– Ты можешь отдать чек своему отцу?
Эвви фыркнула:
– У меня нет ни малейшего шанса, что отец возьмет у меня деньги. Иначе это было бы первое, что я сделала бы с чеком.
– Я все еще не уверен, что знаю, почему ты не хочешь держать его у себя. Чек пришел от страховой компании, и тебе деньги нужны больше, чем этим придуркам. Что я пропустил в этой странной логике?
Она посмотрела в свой стакан:
– Просто… я не могу… не могу… Достаточно того, что я жила за его счет, когда он был жив.
– Так работает страхование жизни, Эвви. Людям нужны деньги. Все ради них. Деньги платят не за то, что тебе, потерявшей мужа, грустно. Их платят в компенсацию тех денег, которые ты бы получила, будь он сейчас жив.
– И что, он умирает, а я оставляю деньги себе и вот так слоняюсь по всем этим комнатам в этом огромном доме, старею. Я не хочу чувствовать себя пустым местом.
Дин сел и поставил стакан на стол:
– Ладно, во‐первых, мисси…
– Мисси? – Эвви была немного пьяна. Они оба были немного пьяны.
– Во-первых, мисси, ты не пустое место. Ты не можешь считать себя никем только потому, что носишь эту гребаную школьную футболку, свитер с косичками и протираешь диван целый день, сколько бы тебе ни было лет. Так что я не хочу этого слышать!
Он сделал глоток, а затем добавил в дно своего стакана:
– Господи, какой же ублюдок сбил его?
– Я должна отдать деньги тебе, – неожиданно выпалила она. – Ты можешь забрать чек, только если никому не скажешь, что я его тебе подарила.
– Я не нуждаюсь в деньгах, поскольку хорошо зарабатывал, пока играл. И хотя я хорошо потратился на стартапы, создающие альтернативные двигатели, у меня осталось немного.
– По причине? – спросила она.
– Что по причине?
– Ты только не умел подавать?
Он прищурился на нее:
– Каково это – быть замужем за Тимоти?
– Я спросила тебя первой, – возразила она, покачивая ногой вверх и вниз.
– Это было очень похоже на то, что ты вроде и умеешь подавать, – ответил он, – но слишком часто промахиваешься.
Эвви остановила ногу вверху:
– Окей. Если бы я попросила тебя встать и пройти через комнату, что бы ты сделал в первую очередь? – спросила она. – Наверное, ты бы… встал?
– Верно. И это произошло бы без размышлений, потому что все знают, как вставать со стула. Я имею в виду, что ты кладешь руку рядом с собой и немного приподнимаешься. Затем откидываешься назад и опускаешь ноги на пол. Потом переносишь свой вес на ноги и наконец выпрямляешь их. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю?
В ответ она слегка наклонила голову:
– Ты бы встал с этого долбаного стула. Ты приказываешь своему телу встать, и оно встает. Оно знает как. Если ты выступал в течение двадцати лет, это то же самое. Ты не объясняешь себе каждый раз, как подавать. Ты пытаешься попасть в точку, которая находится на расстоянии шестидесяти футов (18 м) с точностью до дюймов. Вот где твоя работа. А потом ты просыпаешься однажды и вроде бы делаешь то же самое. Но внезапно ты не можешь, как будто пытаешься согнуть гребаную ложку силой мысли.
Дин сделал глоток:
– Это было все равно что пытаться подать другой рукой. Вот на что это было похоже.
– Ну и черт с ним, – подытожила она. – Это печально.
– Это было не очень здорово, – согласился Дин. – А теперь что скажешь ты?
Она осушила свой бокал и постучала по нему пальцами:
– Давай посмотрим. Быть замужем за Тимом было как… грести на лодке без перерыва десять лет. Ты ничего не добьешься, ты готов остановиться. Но чем дальше забираешься, тем чаше думаешь: «Ну, проплыву я еще сто ярдов. На случай, если он там. Не зря же я проделала весь этот путь».
Он кивнул:
– Знаешь, раньше я жалел, что не вышиб себе локоть или не сломал запястье. Просто чтобы указать на него и сказать: «Вот, вот почему».
Она повернулась на стуле, наклонилась и налила себе еще выпить, почти чувствуя себя виноватой за то, что так легко могла заставить свое тело делать то, чего она хотела.
– Это была женщина? – спросила она.
На лице Дина снова заиграла та полуулыбка.
– Почему ты хочешь знать, была ли это женщина?
Она пожала плечами и закинула ноги на подлокотник кресла:
– Мне любопытно.
– Это понятно, но почему ты заговорила о женщине? Ты хочешь знать, есть ли она сейчас?
Раскованная выпивкой, она рассмеялась:
– Ну, ты же не должен так говорить, разве ты никогда не слышал о разговоре полунамеками?
– Женщина тут ни при чем, и сейчас их у меня нет. Могу рассказать даже без намеков…
Эвви на секунду встретилась с ним взглядом, прикоснулась большим пальцем к нижней губе и резко села.
– Мне пора идти. Я должна спать, я не должна… – Она поставила остатки своего виски на стол.
– Если я еще выпью, то размякну и стану сентиментальной.
– Я не против, – улыбнулся Дин.
Она почувствовала, как румянец заливает ее щеки, встала и отвернулась от Дина. Слегка покачнувшись, она на секунду оперлась на подлокотник кресла, но не обернулась.
– Хорошо, спасибо, это было весело, – отозвалась она, проходя на кухню. – Спокойной ночи, Дин.
– Спокойной ночи, Эвелет, Миннесота… почти Канада, – прозвучало в ответ.