ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Шеф Центрального, заложив руки за спину, прохаживался туда-сюда по вестибюлю. Из дежурки за ним затравленно наблюдали две пары глаз. Дежурные отвыкли не только нести службу, но даже несение оной имитировать. Происшествия типа самоубийцы на Новом Арбате давно уже стали чем-то из ряда вон выходящим, особенно в центре города, зачищенном дальше некуда. Агентство медленно погружалось в трясину беспросветной тоски. Даже почесать языком на работе поводов не находилось – разве что выходки шалопая Гусева немного поднимали настроение. Да еще элитарная группа Мышкина добровольно пошла «на собак» – тоже событие.

Гусев и Валюшок появились в вестибюле, когда шеф совершал очередной виток, удаляясь от входа. Гусев придержал дверь, согнулся в три погибели и боком по стене пополз в направлении дежурки. За ним, с удовольствием принимая игру, покрался Валюшок. Ему-то ничего особенного не грозило, это он понимал – грех не повалять дурака.

Дежурный высунулся в окошко и, млея от восторга, наблюдал за представлением.

Шеф уткнулся в стену, сделал четкий поворот и, не поднимая глаз, двинулся в обратном направлении. Он почти миновал крадущихся мимо новоприбывших и скорее всего не заметил бы их, если бы не дежурный с его улыбкой во всю физиономию, торчащий из окна.

– Стоять!!! – рявкнул шеф, расправляя плечи и сжимая кулаки. Чувство юмора у него явно заклинило.

Гусев и Валюшок разочарованно выпрямились.

Шеф налился кровью и издал утробный хрип не хуже давешнего министра. Только шеф хрипел не с перепугу, а от плохо сдерживаемой ярости.

– Значит, ты, – сказал он, тыча пальцем в грудь Валюшка. – Ко мне в кабинет и ждать. Бегом!

– Есть... – Валюшок ободряюще толкнул Гусева локтем и исчез в коридоре.

– А ты... Ты... – Даже эти несложные слова в адрес Гусева шефу нелегко дались. Он резко повернулся к дежурке: – Дежурный! Старшего дневной смены ко мне сюда!

Сказав это, шеф как-то сник и опять принялся ходить взад-вперед. Гусев молча рассматривал свои ботинки и ждал развития событий.

– Ничего-ничего, – пробормотал шеф. – Не утопишь ты меня, Гусев...

– Больно надо, – буркнул Гусев.

– Я еще тебя переживу...

– Да в чем дело-то, шеф?

– Мол-ча-ать!!! – проорал шеф. – Ах, ты не знаешь, в чем дело?! Ничего, там расскажут...

Тут прибежал старший дневной смены – все тот же Корнеев. Несмотря на глубокую личную антипатию к «папенькиному сынку», на этот раз он в точности как Валюшок двинул Гусева локтем. И даже выдавил нечто похожее на улыбку.

– Значит, так, Корнеев, – скомандовал шеф. – Бери машину, сажай туда Гусева и вези его в головной офис. Лично доведешь до кабинета директора и сдашь его помощнику. Если не будет особых распоряжений – сиди там и жди. Потом заберешь... – шеф злорадно глянул на Гусева, – ...то, что останется, и привезешь обратно. Лично отведешь ко мне в кабинет. После чего свободен. Выполнять!

– Есть! – четко отрапортовал Корнеев, щелкая каблуками. – Разрешите идти?

– Стоп. Гусев, – шеф протянул руку, – оружие сюда.

Гусев, который на протяжении всей речи шефа и ухом не повел, резко переменился в лице. Тем не менее он достал игольник и вложил его в требовательно шевелящую пальцами ладонь.

Шеф критически оглядел игольник и небрежно швырнул его на подоконник дежурки.

– Издева-а-ется, – проворковал он. И протянул руку вновь.

– Это мое, – деревянным голосом выдавил Гусев.

– У тебя своего ничего нет! – отрезал шеф.

– Интересная мысль. – Гусев возвел глаза к потолку. – И, кажется, верная...

– Корнеев, заберите у него огнестрельное!

Корнеев осторожно придвинулся к Гусеву.

– Пэ, будь любезен... – попросил он.

– Личная собственность, – казенно процитировал Гусев в окружающее пространство, – не может быть отчуждена, кроме случаев...

– Сейчас будет тебе случай. Корнеев, читай ему «птичку»!

Корнеев оторопело глянул на шефа.

– Зачем? – спросил он. – И вообще, кого Пэ застрелит? Тут же только свои. В директора он, что ли, пулять будет?

– Старший уполномоченный Корнеев!!!

– Шеф, вы же этого на самом деле не хотите! Слушай, Пэ, ну отдай ты пушку, ей-богу!

– Корней, я тебя просто не узнаю. – Гусев улыбнулся давнему своему недругу и сунул руку под куртку. Очень медленно вытащил «беретту», но шефу ее не вручил, а пустил вдоль подоконника дежурки. Из окна метнулась рука и чуть было пистолет не сцапала, но шеф оказался еще проворнее. Он жадно схватил оружие, буквально выдернул из рукоятки обойму и подслеповато уставился на верхний патрон. Выщелкнул его прямо на пол и ткнулся носом в следующий. На лице шефа отразилось глубокое разочарование.

– Весь боекомплект сюда!

Гусев выложил на полированную доску еще три обоймы. Шеф и их придирчиво исследовал.

– Ладно, – сказал он уже не так злобно. – Корнеев, все ясно? Выполняйте.

– Не хочу с вами портить отношения, – печально сообщил Гусев, – но зря это все. Я на такие дела злопамятный. Пошли, Корней.

– Нет, вы только посмотрите на этого наглеца! – возопил за спиной шеф. – Злопамятный он, видите ли! Да по тебе каторга плачет, кретин!

Гусев на ходу полуобернулся было, намереваясь ответить, но Корнеев благоразумно увлек его за собой.

– На чем поедем? – спросил Корнеев бесцветным голосом, когда они вышли на стоянку.

– На моей. – Гусев уверенно направился к «двадцать седьмой».

– Сам поведешь?

– Нет. Тебе приказано, ты и вези. Слушай, Корней, ты вообще из офиса выходишь когда-нибудь? Смотри, надорвешься. И опять-таки всех денег не заработаешь.

– У меня дочь больная.

– Что-то серьезное? – машинально спросил Гусев, предаваясь раздумьям о том, какая головомойка ждет его у директора и что умнее будет говорить.

– Брак, – коротко бросил Корнеев. – По сердцу.

– Иди ты! – Гусев встал как вкопанный.

– Если не лечить – брак. А так держится потихоньку.

– Но должны же бесплатно...

– У нас такие операции просто не делают. Нужно везти за границу. Представляешь, какие бабки? Ничего, еще года два отпашу...

– Тьфу! – Гусев распахнул дверцу, сел в машину и достал ключи. Нащупал под сиденьем замочную скважину, повозился немного и выдвинул лоток сейфа. Вытащил потертый исцарапанный «макаров» и с откровенным неудовольствием его оглядел.

– Не могу без ствола, – виновато сказал он, протягивая Корнееву ключи. – Голым себя чувствую.

– Такой же маньяк, как и все, – хмыкнул Корнеев, заводя мотор.

– Не без этого. – Гусев копался под курткой, прилаживая оружие. В пластиковом ложементе игольника маленький пистолет тонул, из кобуры «беретты» – вываливался. Наконец Гусев просто сунул его за пояс.

Корнеев давно не сидел за рулем и путь на Лубянку выбрал неудачный – через набережную. Когда машина нырнула под Большой Каменный мост и Корнеев свернул налево, Гусев дернулся было, но опоздал. Впереди махнули жезлом, и поперек дороги выкатился милицейский «ушастик».

– Тютелька в тютельку, – сказал Гусев и посмотрел на часы. – Сейчас хозяин домой поедет. Ладно, минут десять покукуем.

Корнеев оглянулся – сзади и с боков их уже заперли такие же не наблюдающие часов раздолбаи.

– Может, спецсигнал включить? – задумался вслух Корнеев. – Продеремся как-нибудь.

– Да ладно, – отмахнулся Гусев. – Мне спешить некуда, у тебя до конца смены тоже еще часа полтора. Отдохнем.

Некоторое время они сидели в полном молчании. Наконец Корнеев не выдержал.

– Так чем же вы стреляли в министра, товарищ Гусев? – спросил он, ловко имитируя начальственный тон. – Заряд усиленный, сердечник бронебойный?

– Стекла хреновые делает наша промышленность, – ответил Гусев, стряхивая пепел за окно. – И министров о...уевших развелось как собак нерезаных. Что это за извращение такое – на заднем сиденье трахаться, когда машина по всей дороге скачет, будто укушенная?

– Опаздывал, наверное.

– К жене и детишкам...

– Обедать в тесном семейном кругу!

– Вот!

– Пэ, ты жене изменял когда-нибудь?

Гусев удивленно зажмурился.

– Корней, – сказал он проникновенно, – что с тобой? Ты же меня третьего дня чуть на дуэль не вызвал!

– А если я извинюсь?

– Давай. Мочи.

– Извини, пожалуйста, я был не прав. Видишь ли, Пэ, ты ведь не ходил дежурным по отделению, верно? А у дежурного, между прочим, когда он на пульт садится, психология ломается коренным образом. И раздражительность к концу смены резко подскакивает. Я просто немного перенервничал.

– Ну...

– В общем, забыли этот инцидент, а?

– Ну, забыли... – Гусев невоспитанно выбросил на дорогу окурок.

– Чего мусоришь? – тут же среагировал Корнеев.

– Люблю!

– А еще выбраковщик...

– Вот в этом ты весь, Корней. Ты чересчур правильный. Везешь коллегу на экзекуцию и следишь, чтобы он бычки за окно не кидал. А если меня прямо в головном офисе возьмут и расстреляют? Не станет ли вам, Корнеев, мучительно больно из-за того, что даже в последний час своего товарища по оружию вы не удержались от замечаний в его адрес?

– Красиво, – ухмыльнулся Корнеев. – Тебе бы книжки писать. О светлом пути и безоблачно счастливом будущем.

– Давно не читал ничего современного. Неужели такая муть?

– Ну отчего же... Хотя иногда ловлю себя на том, что с удовольствием взял бы какой-нибудь детективчик типа Марининой. Да только где ж его возьмешь теперь?!

– Вот уж лажа эта Маринина была! – не удержался Гусев. – Одна нормальная книга, я помню – «Стилист», и то она там периодически срывается с высокого штиля на язык милицейского протокола.

– Лажа не лажа, а в Италию свалить денег хватило.

Гусева такая логика слегка ошарашила, но тему он решил не развивать. Откинул кресло поудобнее и снова закурил. Корнеев выдвинул ему девственно-чистую пепельницу.

– А почему ты насчет моей жены беспокоился? – вспомнил Гусев.

– Да я вообще. Интересуюсь. Что-то у меня сломалось в жизни, понимаешь? Не то чтобы я свою разлюбил, нет. Но скучно все, пресно. А когда перепихнешься по-быстрому на стороне, так и домой – как на крыльях... Вот и думаю – один я такой или это нормально.

– Говорят – нормально.

– Ты давно в разводе?

– Лет шесть или семь, – равнодушно сказал Гусев и сам удивился, как легко у него получается говорить о том, что когда-то рвало душу. – Нет, я своей, конечно, не изменял. Просто в голову не приходило. Мы по большой любви женились.

– Так что же развелись?

– Она слишком остро хотела ребенка. А я чересчур активно сопротивлялся.

– Почему?

– Да потому что трус я, – бросил Гусев. – Просто банальный трус.