Ни конному, ни пешему

До озера Ланге, на берегу которого раскинулся гостеприимный Nahui, оставалось ещё километров 150. Надо было свернуть влево от города с романтичным названием Сикуана. В 20 километрах от цели путь нам преградила гигантская каменная осыпь. Бульдозер урчал на дороге, расчищая объезд. Путь нам ещё три раза преграждали дорожные работы.

Наконец, мы выехали на широкий и ровный просёлок, ведущий к берегам длинного озера Ланге, где нам встретились первые прохожие – две женщины, одна из которых немедленно захотела продать нам часть окрестной территории. Она владела поместьем под названием Huase-Huasi и была удивлена, что в такую глушь приехали новые люди. Ясно же, что цель у них одна – прикупить дом и клок земли. А земля тут удивительная, снимают по два урожая чего бы то ни было. Я объяснил ей, что мы – журналисты, приехавшие Nahui.

– Nahui? – протянула она разочарованно. – Обычная деревня… Что там можно купить?

– А далеко ещё?

– Да вот спуститесь к речке, перейдёте её по мосту, потом наверх – и вы на месте. А насчёт купить – подумайте, тут пока дёшево. Но, говорят, скоро нефть найдут.

На соседнем берегу, у самого подножия горы, белело одно большое здание, виднелась высокая каменная колокольня – столб с колоколом, да росли прямо из земли, как грибы, десятка два саманных домиков, тёмно-коричневых, крошечных даже вблизи, а на расстоянии казавшихся непригодными для жизни. Все они были крыты пучками сухой травы ича – любимого лакомства здешних лам и альпак.

Около моста через бурную речку нас догнала девушка в красном костюме, с соломенной шляпой за спиной. Она шагала Nahui куда уверенней нас.

– Девушка, – взмолились мы, – это Nahui?

– Nahui Chapi, – уточнила она. – Это полное название. Да, я туда иду – навестить бабушку. Она там живёт с моей тёткой и её сыном.

Скоро мы докарабкались до первых домов посёлка Nahui. Никакой таблички с его названием тут не было. Вероятно, чужие здесь не ходят, а свои и так всё знают.

– Но одна табличка есть, – сказали нам. – На доме собраний.

На облупленном белом доме собраний можно было с трудом разглядеть серебристую табличку, где сообщалось, что община посёлка Nahui Chapi благодарит правительство Перу за помощь в строительстве туалетов. Тут же, на отдельных участках, можно было видеть и туалеты – обычные фанерные скворечники, выкрашенные синим. Видимо, в селении Nahui жили не очень богато, если правительству пришлось спонсировать это строительство. Мы с Эльмаром сфотографировались на фоне единственной надписи, свидетельствовавшей, что мы попали именно туда.

– А где бабушка?

– Вот тут. Её зовут Мельчора, пишется Мельхиора. В честь одного из трёх волхвов.

Бабушка вышла из домика встретить внучку. На ногах у бабушки были почти сросшиеся с кожей тёмные сандалии, и казалось, что сама бабушка вырастает из земли. Она вынесла миску бобов, которые лущила, и внучка тут же присела на корточки помочь ей.

В домике бабушки была всего одна комната, служившая также и кухней. В углу висели закопчённые чугунки, в другом стоял засаленный матрас, покрытый тряпками, а в третьем лежал сухой навоз лам, сложенный тут же для растопки. Бабушкиной дочки не было дома – она ушла в город Ланге. Вместо плинтуса тянулась странная глиняная труба.

– В ней живёт бабушкин домашний куй, – пояснила внучка. – Его откармливают.

Эльмар долго звал куя, чтобы тот вышел завтракать, но тот, видимо, знал, зачем его откармливают, и потому тихо шуршал внутри.

– Бабушка, а сколько тут народу живёт?

– Человек до пятидесяти. Большинство в огородах сейчас. В основном старики. Ну, и дети ещё с нами. Кто вырастет – уходит работать в город.

– А почему ваше село так называется?

– О, с этим названием связана красивая легенда, – сказала внучка. – На месте озера был большой инкский город. Его называли Старый Ланге. В нём была богатая свадьба. На свадьбу пришёл бог грома, переодетый жалким старичком. Он попросился за стол, но жители города грубо его отвергли. Одна добрая кухарка отвела его в свою каморку, умыла и накормила. И тогда он сказал ей: «Добрая женщина, бери детей и беги куда глаза глядят, да только не оглядывайся! Нельзя оглядываться». Она и побежала, но услышала за спиной страшный шум и не выдержала, оглянулась. И тогда раздался громовой голос: «Ньяуи чапи!» – то есть, на языке индейцев кечуа, «Смотри туда!» «Ньяуи» – это вообще «смотри», «вид», «зрелище». А она не могла оторваться и смотрела не туда, а на свой город. На который в этот миг сошёл огромный селевой поток. И город покрылся водой и превратился в озеро, и учёные говорят, что на дне озера можно видеть остатки этого богатого города.

А женщина остановилась и смотрела, и тогда бог грома сказал ей: «Ну, раз уж ты здесь остановилась, то и живи тут с детьми. А чтобы тебе было что есть, я сделаю эту гору плодородной». И действительно, посмотрите: кругом скалы серые, а эта зелёная.

Местных детей по достижении семи лет собирает автобус и отвозит в школу, что в Ланге. До автобуса они идут около километра. Раз в год, иногда в полгода к жителям посёлка заезжает католический священник, отпирает молельный дом с витражными крестами на окнах и проводит службу. За покупками жители ходят в Ланге, что в пяти километрах, а питаются картошкой и бобами. Они владеют секретом высушивания картошки и знают бесконечно много блюд из бобов. Некоторые держат лам – вот как дедушка Руис, который охотно дал нам погладить свою альпаку. У одного жителя посёлка есть овца, но есть её он пока не собирается. Почти у всех – собаки, но так как хозяев часто нет дома, они бегают по посёлку и окрестностям, облаивая приезжих. Облаивать, правда, почти некого.

– Интересно, тут хоть телевизор есть?

– Да откуда? Электричество есть, и то не всегда. Ну и ладно. И радио есть, только они его, наверное, не слушают…

Тут в горах загрохотало.

– Ехать надо, – сказал Эльмар. – Сезон дождей – не шутки, дорогу так может размыть, что не выберемся.

Запыхавшись, мы взобрались на соседнюю гору, где нас уже ждал рассерженный водитель. Вскоре нам навстречу стали попадаться стада, вышедшие из града. Овцы шли с ледяным крошевом на спинах. Дождь обрушился на нас так внезапно, как это бывает только в южных горах. Машина увязала, бульдозеры теснились на пути, дорожные работы спешно сворачивались, с горы оползали потоки камней и глины. Я впервые понял, что попасть Nahui трудно, но вернуться ещё трудней. Фотограф проклинал меня. Водитель жевал коку. Эльмар записывал в блокнот красивую местную легенду.

На одном из поворотов раскисшего серпантина я оглянулся на посёлок Nahui в последний раз. Белел молитвенный дом, возвышалась колокольня, и глиняный домик бабушки Мельчоры был почти не виден за пеленой дождя. Но ясно было, что он выстоит. Ведь пойти Nahui – это всего лишь оказаться вне истории, и тогда тебе уже не страшно ничто, потому что из общей жизни ты как бы выпал. Никто в посёлке Nahui не знает, как зовут президента Перу, и никого там не интересует инфляция. Там с XIV века живут добрые люди, готовые накормить путника, работают на полях, растят внуков. И с ними никогда ничего не происходит, потому что бог грома в благодарность спас их, выключив из общего бытия. Теперь с ними никогда ничего не будет – потому что они будут всегда. Все остальные умрут – потому что живут, только в счастливо спасённом посёлке Nahui жизнь остановилась навеки, свелась даже не в круг, а в точку. Мы думаем, что послать туда – обидеть или уязвить. А послать туда – это, может, значит как раз спасти, подарить вечность… хотя nahui такая вечность?

Ради того, чтобы это понять, стоило съездить Nahui.

А следующий мой маршрут проляжет, надеюсь, в Нигерию. Там есть небольшой посёлок Pisda. И главный редактор позвонит мне на мобильный и спросит: «Быков, ты где?» А я ему отвечу в рифму – и это впервые будет правдой.

14. ii.2006

«Собеседник»