Американка Кэтрин Данн написала три романа, из которых только последний - собственно «Любовь гика», опубликованный в 1989 году, - сделал ее по-настоящему знаменитой. Сама писательница рассказывала, что в юности боготворила вождя гуннов Аттилу и планировала написать шесть книг, озаглавленных так, чтобы первые буквы их названий складывались в его имя. Однако на «Любви гика» процесс застопорился, и после него Данн так и не смогла закончить ни одного романа. На протяжении последующих лет (Данн умерла в 2016 году в возрасте семидесяти лет) она профессионально писала о боксе и сотрудничала с глянцевыми журналами, но в первую очередь оставалась главой неформального культа своей самой известной книги, общий тираж которой перевалил за полмиллиона экземпляров.

Среди восторженных фанатов «Любви гика» - Курт Кобейн с Кортни Лав. Терри Гиллиам, основатель группы Red Hot Chili Peppers Фли, модельер Жан-Поль Готье и, конечно, Тим Бертон, неоднократно отмечавший, что корни его эстетики следует искать именно в романе Данн. Впрочем, поклонников «Любви гика» немало и за пределами круга знаменитостей: на одном только сайте Goodreads этой книге выставлено более сорока пяти тысяч оценок, а в фанатских сообществах поклонники до сих пор публикуют свои иллюстрации к роману и спорят об идеальном кастинге для возможной экранизации. За годы, прошедшие с первого издания, «Любовь гика» стала своеобразным паролем, по которому люди безошибочно узнают «своих» (об этом упоминает каждый второй автор отзывов), книгой, которую до сих пор обсуждают, любят и ненавидят.

Слово «гик», вынесенное на обложку, может ввести в заблуждение, но Данн употребляет его в первоначальном, вышедшем сегодня из употребления значении. Гиками в старых бродячих цирках называли людей, симулировавших агрессию и безумие и на глазах у публики откусывавших головы живым курицам. Впрочем, здесь его следует понимать скорее в смысле «урод, психопат и безумец».

Режиссер Терри Гиллиам назвал «Любовь гика» «самой романтичной книгой о семье и любви», но это, конечно, довольно своеобразный вариант прочтения. Главные герои романа Ал и Лил Биневски - владельцы бродячего цирка, которые сознательно решают сделать своих детей «особыми» и привлечь публику демонстрацией их уродств. При помощи больших доз мышьяка, кокаина, амфетаминов и прочих сильнодействующих веществ, которые Лил принимает во время беременности, они производят на свет пятерых дивных и пугающих «причудок» - так они именуют собственных отпрысков.

Самый старший, Артуро, рождается с ластами вместо рук и ног - и с детства выступает в аквариуме в амплуа «Водного мальчика», а еще он обладает способностью подчинять души людей своей воле. Сиамские близняшки Электра и Ифигения (Элли и Ифи) - красавицы и одаренные музыкантши. Рассказчица Оли (Олимпия) - сплошное разочарование для семьи: всего лишь горбатая и лысая карлица-альбинос с доброй душой. Ну и, наконец, самый младший, золотоволосый и нежный Цыпа (продукт дорогостоящей радиевой диеты), выглядит обманчиво нормальным, но в нем таятся силы столь же целительные, сколь и гибельные.

Ал и Лил горячо любят своих «причудок» и пытаются создать для них идеально теплую, комфортную и поддерживающую среду, однако это не может уберечь детей Биневски от смертельного (в буквальном смысле слова) соперничества, от зависти и вражды, помноженных на жгучую - на грани патологии - взаимную любовь. Данн мастерски раскрывает темные бездны, таящиеся за фасадом «счастливой семейной жизни» - ревность сиблингов. слепоту родителей и глубочайшее отчуждение, разделяющее даже самых близких (буквально физически неразделимых) людей.

Несмотря на то, что все герои «Любви гика» - уроды и фрики, их чувства мало отличаются от обычных детских чувств: Данн позволяет себе разве что немного сгустить краски и усилить акценты. Одной из первых она решается критиковать представления о детстве как об эпохе сладостной невинности: ее юные герои одержимы самыми зловещими инстинктами, над которыми пока не властны ни опыт, ни воспитание, ни привычка к социальным условностям. Оставаясь трогательными, маленькими и беззащитными, нуждающимися в опеке взрослых, они в то же время способны на сильнейшую ненависть и коварство, им нравится пугать окружающих, но и сами они терзаемы сильнейшими страхами. Сборище гормональных бомб с тикающими часовыми механизмами - вот какими видит Кэтрин Данн «светлый мир детей», а физические аномалии ее героев и их обособленность от остального человечества позволяют ей рельефнее и ярче показать присущую детству хтоническую жуть.

Принимаясь за книгу, по сути дела, об инвалидах, читатель ждет от автора сочувствия героям и уж наверняка подспудного осуждения в адрес родителей, из соображений грубой корысти обрекших своих детей на уродство и муки. Однако Данн виртуозно обходит ожидания читателя с фланга: герои «Любви гика» если от чего и страдают, то только от того, что недостаточно ненормальны. Роскошное, удивительное и зачаровывающее уродство ценится в семье Биневски куда выше возможности «быть как все», а родители гордятся детьми и счастливы, что дали им возможность заработать на кусок хлеба, просто оставаясь теми, кто они есть.

Когда у карлицы Олимпии рождается практически нормальная дочь, наделенная лишь незначительным уродством, именно ее изъян становится для матери средоточием любви - драгоценным сокровищем, которое надлежит сохранить любой - вплоть до собственной жизни - ценой. Никто из детей Биневски не хотел бы избавиться от своего «порока», что заставляет читателя всерьез задуматься о том, насколько естественны наши представления о нормальном и ненормальном, о красивом и некрасивом. «Книга Данн впервые заставила меня стесняться своей сугубой нормальности», - сказал по этому поводу Терри Гиллиам.

Артуро, старший из детей Биневски, не просто доволен тем, как он выглядит - он создает секту, члены которой готовы ампутировать себе руки и ноги для того, чтобы стать похожими на своего кумира. Бродячий цирк незаметно сливается с лагерем сектантов, и десятки людей готовы отдать пальцы, руки и ноги ради того, чтобы просто приблизиться к своему идеалу -ластоногому и ласторукому Артуро. Секта «артурианцев» не предлагает никакой идеологии или программы, ее не волнуют вопросы загробной жизни, а принадлежность к ней означает лишь физические лишения и боль. Рассказывая о кратком взлете и драматическом крушении «артурианского культа», Данн выруливает к своей магистральной идее и показывает абсурдность (а вместе с тем неодолимость) желания скопировать чье-то уродство - равно как и чью-то красоту или уникальность, которые в ее мире становятся вещами плохо различимыми.