Эка Курниаван
Красота - это горе
Проще всего описать 500-страничный эпос Эки Курниавана «Красота - это горе» как индонезийский вариант знаменитого романа Габриэля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества». В этом уподоблении есть определенный резон: как и Маркес, Курниаван работает в формате традиционной многолюдной и разветвленной семейной саги, а реализм (порой весьма жесткий, почти жестокий) мешает с самой причудливой фантазией и колдовством. Как и у Маркеса, выбравшего в качестве места действия своего романа выдуманный город Макондо, повествование у Курниавана локализовано в воображаемой провинции Халимунда где-то на дальней оконечности острова Ява. И у Маркеса, и у Курниавана важную роль играет идея родового проклятия: у первого - проклятия одиночества, у второго -губительной и необоримой красоты, приносящей несчастья как своей обладательнице, так и всем окружающим.
Однако есть и различия - пожалуй, куда более важные, чем черты внешнего сходства. И главное из них состоит в том, что если Маркес по сути своей внеисторичен, то Курниаван, напротив, стремится упаковать в свой роман всю историю Индонезии XX века. И неожиданным образом магически-реалистическая оболочка оказывается идеальным - ну, или близким к тому -вместилищем для этой задачи.
Синеглазая, белокожая и черноволосая красавица Деви Аю, голландка на три четверти и на одну (самую несчастную) четверть индонезийка, отказывается покинуть родную Халимунду в тот момент, когда колониальному владычеству приходит конец, а европейских захватчиков сменяют захватчики японские. После года в лагере для интернированных ее вынуждают стать проституткой в борделе для японских офицеров, а после войны, в освобожденной Индонезии, Деви Аю становится шлюхой уже более или менее добровольно - и не просто шлюхой, а самой красивой и уважаемой шлюхой в городе. Ее судьба и судьбы четырех ее дочерей (три красавицы, как и мать, а четвертая - уродливое чудище), трех зятьев (коммунист, бандит и партизан), двух внучек, одного внука и бесчисленных любовников оказываются неотделимы от судьбы всей Индонезии. Колониальный гнет, война, еще одна война - на этот раз за независимость, успехи компартии, масштабное профсоюзное движение, военный переворот, кровавая расправа над коммунистами, многолетняя затхлая политическая реакция - все эти вехи общей истории страны становятся вехами - порой радостными, чаще трагическими - и в семейной истории Деви Аю. При этом события вполне реальные (или, во всяком случае, реалистичные) влекут за собой последствия совершенно фантастические и немыслимые: так, массовый расстрел халимундских коммунистов приводит к катастрофическому нашествию на город призраков, а жертва колониального произвола, прекрасная яванка, разлученная с возлюбленным и отданная в наложницы голландскому плантатору, сбегает от своих мучителей, живой возносясь на небо на манер Ремедиос Прекрасной.
Взявшись рассказывать европейцам о жизни далеких стран и народов, писатель рискует попасться в одну из двух ловушек. Избыточно европеизировав и тем самым «одомашнив» характеры и коллизии в своем повествовании, он облегчает читателю его восприятие, однако зачастую при этом теряется ощущение дистанции, а вместе с ним и волнующей подлинности. Избрав максимально бескомпромиссный путь и горделиво отказываясь что-либо растолковывать чужакам, писатель нередко остается на локальном уровне - в пределах аудитории, которая, в общем, и так в курсе, о чем он говорит Эка Курниаван ухитряется пройти буквально по лезвию и избежать обеих опасностей: его «Красота - это горе» остается романом одновременно локальным, осязаемо колоритным и экзотичным - и в то же время совершенно общечеловеческим, понятным каждому без пространного комментария. Любовь, разлука, фатум (несмотря на то, что в романе происходит много вещей по-настоящему ужасных, откровенных злодеев среди его героев нет - всё зло творится исключительно волею злого рока) -предлагая читателю индонезийскую интерпретацию этих важнейших культурных констант, Курниаван в очередной раз демонстрирует, что мир огромен и восхитительно разнообразен, а вот различия между людьми куда более иллюзорны, чем мы привыкли считать.