Поистине долгожданный (за триумфальным «Жутко громко, запредельно близко» последовал нескончаемый одиннадцатилетний перерыв) роман американца Джонатана Сафрана Фоера «Вот я» - это смешной рассказ об утрате, о смерти и о тотальной дезинтеграции всего и вся. А вынесенная в заглавие библейская цитата (именно такими словами - «Вот я» - откликается Авраам на призыв Бога принести в жертву сына) - прозрачный и горький намек на трагическую неспособность наших современников отвечать на какой бы то ни было зов полностью, всем своим естеством, не думая о цене и последствиях.

После шестнадцати лет распадается семья Джулии и Джейкоба Блохов. Случайно найденный мобильный телефон с порнографической перепиской становится той соломинкой, от которой их долгий и, в общем, не лишенный достоинств брак, стартовавший с душевной близости и сексуальных безумств, а после давший жизнь трем сыновьям, начинает крошиться, оседать и разваливаться.

Распадается еврейская идентичность Блохов - американских евреев в третьем поколении. Дед Джейкоба Исаак (колени у него так никогда и не разогнутся до конца, потому что всю войну он просидел в сыром подвале, скрываясь от нацистов) длит свое опостылевшее существование с единственной целью - дотянуть до бар-мицвы старшего правнука. Однако тринадцатилетнему Сэму, влюбленному в чернокожую одноклассницу, все эти ритуалы кажутся пустыми и не нужными. Для того, чтобы избежать необходимости публично позориться (Сэм уверен, что переврет все молитвы или каким-то иным способом сядет в лужу на глазах у еврейской родни), он готов на серьезный проступок - написать на одном листке все самые страшные ругательства, которые знает, и демонстративно оставить его на парте в Еврейской школе. Это комичное, в общем, правонарушение становится не только формой протеста против навязывания ему чуждых ценностей, но и серьезной проверкой родительской любви - чью сторону Джулия и Джейкоб примут в этом конфликте, смогут ли остаться на стороне Сэма несмотря ни на что?..

Планирует самоубийство древний Исаак (ему противна мысль о переезде в дом престарелых, но никто из родных не горит желанием забрать старика к себе). Медленно угасает больной и после развода внезапно ставший никому не нужным пес Джейкоба и Джулии Аргус. А за океаном мрачным и трагическим задником для частной драмы Блохов происходит событие поистине глобальное: рушится Израиль. Катастрофическое землетрясение, фактически сравнявшее с землей Иерусалим, развязывает руки всем врагам еврейского государства и дает им шанс наконец поставить Израиль на колени...

Джонатан Сафран Фоер - из тех писателей, чьи книги будут куплены и прочитаны несмотря ни на что, однако не предупредить потенциального читателя о рисках будет нечестно: в пересказе «Вот я» выглядит заметно лучше, чем в реальности. Фоер по-прежнему сохраняет драгоценную суперспособность не осуждать своих героев и сопереживать им с заразительной искренностью (момент, когда Джейкоб ненароком убивает аватара Сэма в компьютерной игре, и выясняет, что оживить его обойдется в тысячу двести долларов плюс налоги, острым, как зубная боль, состраданием отзовется в сердце любого родителя), однако одного этого немного недостаточно для того, чтобы оправдать 600 страниц мучительно многословного, путанного и избыточного нарратива. «То, что ты меня не избиваешь и не издеваешься над детьми, еще не делает тебя по-настоящему хорошим мужем и отцом», - в гневе бросает Джейкобу Джулия, и с ней, в общем, сложно не согласиться: гуманное отношение автора к героям еще не делает его роман по-настоящему хорошим.

Отдельную проблему «Вот я» представляет для русского читателя -сфокусированный на еврейско-американской проблематике, он содержит бездну реалий и смыслов, нам не то, чтобы совсем не понятных, но вызывающих примерно такое же чувство, как грядущая бар-мицва у Сэма Блоха. Что же до шуток (возвращаясь к началу, напомним, что роман задумывался как смешной), то они преимущественно языковые, поэтому переводчик предпочел их не столько переводить, сколько обозначать. Вполне легитимный подход (нет ничего хуже, чем вымученные русские каламбуры), однако временами он продуцирует в читателе ощущение тягостной неловкости - да-да, спасибо, мы поняли, тут предполагается смех за кадром.