По замерзшему большаку, с трудом переступая босыми истерзанными ногами, бредут в сибирскую ссылку раскольники во главе со своим неистовым одноглазым предводителем. Любознательный шведский военнопленный зарисовывает в тетрадку петроглифы на скалах возле Иртыша. Творит убийственной силы любовный заговор узкоглазая девушка-остячка, и в сети ее попадает ссыльный украинский интеллектуал с серьгой в ухе, бывший сподвижник Мазепы. Плывет по реке барка бухарских купцов, пробирается в центральную Россию караван из циньского Китая - по виду торговый, по сути облеченный секретной миссией, а в столичном Тобольске местный «архитектон» вычерчивает план будущего кремля. Показательно избивает проворовавшихся дьячков таможенного приказа свеженазначенный губернатор Сибири, князь Матвей Петрович Гагарин, а в недостроенной, полупризрачной северной столице нервно дергает носком ботфорта царь Петр... Словом, жизнь петровской России во всем ее противоречивом многообразии и преимущественно к востоку от уральского хребта, а в качестве своеобразного тизера - мертвое тело на петербургской виселице, которое император остервенело пинает вышеупомянутым ботфортом буквально в первой главе. Читателю, вероятно, надлежит на протяжении всего романа гадать, кому же при жизни принадлежало это тело и выискивать подходящую кандидатуру среди персонажей первого-второго плана (если вы не вовсе забыли курс истории восьмого класса, вы поймете, кто это, после первого же появления героя в кадре).

Если вам сложно понять, зачем сегодня нужно писать (а главное читать) нечто настолько консервативно прямолинейное - не то «Петр Первый» Алексея Толстого, не то «Россия молодая» Юрия Германа на новый лад: вы, в общем, не одиноки. Алексей Иванов, помимо прочих своих удивительных умений, способен превращать фрагменты подлинной истории в восхитительную, безумную и головокружительную фантасмагорию, обладающую свойством не просто заменять правду, но диковинным образом ее превосходить. Однако на сей раз он словно специально ограничивает, искусственно зауживает свой писательский диапазон, так что тем, кто (как и я) ожидал нового «Сердца пармы» или «Золота бунта», следует знать: нет, это вещь принципиально иная - настоящий, честный исторический роман-эпопея, без какой-либо литературной игры или второго дна. Всё по правде и почти без вольностей - ну, насколько это вообще возможно в художественной прозе. Много убедительных, ручной лепки героев, много (по правде сказать, очень много) сюжетных линий, большой полнокровный мир, как в каком-нибудь «Волчьем зале» Хилари Мантел - но и всё, в общем-то, ни чудес, ни откровений.

Однако не спешите огорчаться. Если вам удастся преодолеть разочарование на старте и всё же занырнуть в «Тобол», то, поверьте, выныривать вам не захочется. Такова уж природа ивановского дарования, что в любом - даже самом гиблом - жанре он ухитряется многократно превзойти любые ожидания: не просто прыгнуть выше заданной планки, но вообще выполнить какое-то совершенно иное и неожиданное упражнение, трудно описываемое в рациональных терминах. Тяжело и со скрипом проворачиваясь поначалу, густонаселенная, плотная и материальная ивановская вселенная в какой-то момент раскрутится до таких бешеных оборотов, что 700 страниц уже не покажутся избыточными, а второй том (с подзаголовком, как нетрудно догадаться, «Мало избранных») захочется получить - окей, не прямо завтра, но поскорее.