Ольга Брейнингер - надежда русской литературы. Если честно, применительно к ее книге «В Советском Союзе не было аддерола» этим не лишенным пафоса утверждением можно было бы ограничиться: литературный дебют Брейнингер - не самоценный объект но развернутое обещание чего-то неизмеримо большего. Если угодно, первая сыроватая заявка на вступление в клуб главных писателей поколения тридцатилетних - тех, кто еще помнит как пахло в постсоветской провинциальной столовой, но кто при этом уже рос свободным и высокомерным гражданином мира.

Заглавный роман (или, скорее, повесть) сборника - разнородное нечто, на живую нитку собранное из автобиографических фрагментов о детстве в Казахстане (героиня, как, очевидно, и автор - из поволжских немцев, депортированных в начале войны в казахскую степь), о юности в Германии, куда ее семья довольно неудачно репатриировалась, об учебе в Оксфорде, где в неуемной жажде преуспеть героиня подсаживается на таблетки-стимуляторы, и о неудачной попытке выйти замуж за юношу из влиятельной чеченской семьи. Всё вместе это обернуто в невнятную конспирологическую историю о загадочном эксперименте по выведению сверхчеловека, в котором героиня участвует: на роль подопытного кролика ее утвердили именно в силу пестроты и неординарности персонального опыта.

Всё вместе это никак не складывается в единое повествование. Отдельные куски (например, история про лапшу на немецкой свадьбе в Казахстане) выглядят совершеннейшими жемчужинами. Другие (как новелла про несостоявшуюся свадьбу в Грозном) кажутся скупыми, беглыми заготовками для какого-то другого текста, влитыми в нынешний из соображений экономии и спешки. Третьи (как весь рамочный сюжет с экспериментом) и вовсе проходят по разряду неловкого недоразумения.

Несколько лучше дело обстоит в цикле рассказов «Жизнь на взлет», составившем последнюю треть сборника - дробная структура и при этом гораздо более четкое повествовательное единство (зарисовки из жизни двух русских девушек в Нью-Йорке) позволяет избежать чувства, что текст вот-вот развалится, раскрошится у тебя в руках. Но в целом остается много вопросов: в прозе Брейнингер всё время чего-то не хватает, что-то обрывается, что-то с чем-то не сходится, со всех сторон свисают оборванные нити...

Однако есть у нее и нечто по-настоящему выдающееся - собственно то, что позволяет видеть в Ольге Брейнингер ту самую анонсированную изначально надежду русской литературы. И в первую очередь это ощущение большого, просторного, по-хорошему глобального мира, в котором поселок Берлин в окрестностях Караганды способен сосуществовать в одном смысловом пространстве с Оксфордом или Чикаго и не так уж сильно от них отличается, а невротическая манера Брета Истона Эллиса и безупречный английский не исключают убогих провинциальных дискотек в анамнезе. То, что у многих других писателей становится барьером, намертво разделяющим мир на «нас» и «их», в голове Брейнингер просто не существует. Более того, зашитое в каждом из нас стыдноватое постсоветское наследие, вечный предмет то ли гордости, то ли многозначительного умолчания, становится у нее осознанным стратегическим преимуществом. От лица своего поколения Брейнингер без малейшего надрыва и драмы сообщает: мы круче чистеньких и одинаковых европейских мальчиков и девочек, потому что мы точно такие же. но при этом видели больше - например, Караганду девяностых. Мы выходцы из другого мира, но сегодня мы можем жить, где хотим, делать, что хотим, нам трудно, весело и интересно. И хотя пока это осознание выливается у Брейнингер лишь в неуклюжую метафору с нейро-психологическим экспериментом, от самой интонации, от самого взгляда веет свежестью, а еще раскованностью, отсутствием комплексов и спокойной уверенностью в себе и своих силах - словом, вещами в нашей литературе самыми что ни на есть дефицитными.