Глава 40
18 апреля
Мы жили с чувством вины – примерно так, как другие люди живут с хроническими заболеваниями. Только наш недуг, наверное, был еще менее излечимым. А вина была на любой вкус. Вина работающей мамы. Вина бездетной женщины, заключающаяся в том, что мы отказались от обязательств перед обществом. Мы винили себя за то, что приняли чье-либо приглашение, но твердо знали, что у нас нет времени даже на визит вежливости; за то, что отказались от какой-то работы и за то, что не отказались от нее, когда почувствовали, что нас используют. У нас возникало чувство вины за то, что мы просим для себя большего, и за то, что не выпросили хотя бы какой-то минимум; за работу из дома; за съеденный лишний рогалик; за то, что ты католик, пресвитерианец или иудей. И каждое такое ощущение воспринималось по-разному. Чувство вины преследовало нас даже тогда, когда мы чувствовали себя недостаточно виноватыми – причем настолько, что начинали гордиться такой способностью функционировать в условиях морального конфликта. Иногда доходило до того, что мы добровольно предлагали урезать свою зарплату, просто чтобы облегчить вину от наличия работы и одновременно быть матерью.
Мы постоянно задавались вопросом: правильно ли мы поступаем? Или, наоборот, всё портим? Нам так хотелось успокоить себя, что все изменилось и у нас появились новые перспективы… Но вместо этого мы просто еще раз брызгались дезодорантом, открывали тюбик «Тамс», наносили макияж на наши лживые лица и совершенствовали набор навыков и умений.
Поскольку одна из нас, как мы потом узнаем, действительно была виновата…
* * *
«Ту! Ту!» Слоун опустила стекло своего внедорожника «Вольво». Ее кулак уперся в квадратик руля, напоминавший по ощущениям нетвердую головку недавно родившегося ребенка. Раздался мощный гудок. Однажды ее мать взяла себе в привычку комментировать производимый шум – тук-тук, бам-бам. Слоун при этом всегда закатывала глаза и качала головой. Пока сама не родила и не начала делать то же самое. Теперь над ней смеялась Эбигейл. Это стало ее второй натурой: с каждым днем она все больше превращалась в свою мать…
Слоун остановила машину на гравийной дороге у дома Грейс и Лайама. Входная дверь открылась, и на крыльце появилась Грейс.
Ее плечи накрывала похожая на оригами белая накидка из пашмины. Руками она обхватывала себя за плечи.
– Я ведь говорила, что не уверена. Я не чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы приехать сегодня на работу.
Она прищурилась, словно от яркого солнца.
Слоун никогда не просила, чтобы Грейс присоединилась к их иску против Эймса, но недавно ее охватила тревога. Она заволновалась, что та, возможно, чувствовала на себе давление, учитывая, что Слоун – ее начальница. Так же, как и Эймс. Слоун терпеть не могла такие ощущения…
Однако сейчас, когда Эймс мертв, а иск подан, все это не имело значения. Слоун почувствовала срочную необходимость собрать своих подруг вместе, к себе под крыло. В эти последние несколько дней напряжение достигло предела. Все четверо – Слоун, Арди, Грейс и Кэтрин – теперь, по сути, ходили по краю пропасти. Каждая со своими заботами и переживаниями. И мыслями о том, что делать дальше. Один неверный шаг, и всё… Она очень беспокоилась, что фатальный прыжок может оказаться заразной штукой.
Как и толчок в спину…
– Грейс. – Она немного повысила голос на фоне мурлыкающего мотора. – Ты же знаешь, что очень нужна нам там, в офисе. Просто пойми…
Грейс не стала спорить. Она вообще редко спорила.
Удалилась в дом, потом возвратилась с сумочкой. Устроившись на пассажирском сиденье справа от Слоун, аккуратно перекинула ремень безопасности через грудь и щелкнула застежкой.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила Слоун, включив передачу и выехав на улицу. Она направила машину в сторону Хайленд-Парка, где полицейские не нашли себе лучшего занятия, чем задерживать водителей за несоблюдение знака остановки. Хотя многим было просто трудно остановиться на пустом перекрестке. Они миновали Хайленд-Парк-Виллидж, целый шопинг-район, сверкавший витринами: «Каролина Эррера», «Фенди», «Баленсиага». Только после этого Грейс решилась что-то произнести.
Она устремила взгляд через лобовое стекло.
– Все нормально. В самом деле. Прости. Ты ведь помнишь, как у тебя было с Эбигейл. – Ее глаза на мгновение остановились на Слоун. В них она прочла надежду и осуждение. – Все то, что сейчас происходит, – Эймс, компания… все. Меня это сильно достало.
– Ты чувствуешь… что в чем-то виновата? – спросила Слоун, зная, что это могло означать массу разных вещей.
– Нет. – Грейс положила руки на колени. – На самом деле не знаю. Детектив Мартин звонила мне домой. Я плохо себя чувствую. Мне было особо нечего ей сказать.
Эти косые взгляды друг на друга… Как порой трудно произнести нужные слова, поделиться тем, что давно наболело!
Слоун, крепче вцепившись в руль, облизала губы.
– Думаю, тебе пора поговорить с Кэтрин.
Она готовилась к такому повороту, взвешивая все «за» и «против» и выбирая наилучшее время и собеседника. Грейс была нужна цель, а им – Грейс.
Слоун почти не сомневалась, что Арди ей солгала. Сначала о том, что, по ее мнению, компания пригласила Козетт потому, что оказывает предпочтение женщинам, и потом еще о чем-то. Именно то, как она произносила слово «честно», и насторожило Слоун. Арди точно что-то знала; Слоун просто не могла понять, что именно и почему Арди ей ничего не говорит. Она провела маленькое расследование: Арди не лгала ей о получении подписанной платежной ведомости, но, с другой стороны, зачем здесь лгать? И тогда Слоун задалась вопросом, как бы в такой ситуации поступила герой детских детективов Нэнси Дрю…
Но Нэнси Дрю не была женщиной средних лет, как ты! Идиотка!
И все же ей хотелось первой поговорить с Грейс…
– Да, – ответила Грейс. Просто и элегантно, как жемчужное ожерелье на ее шее. – Согласна.
Они остановились на светофоре и некоторое время молчали.
– Знаешь, он пытался управлять мной, – произнесла Грейс. – Вот почему я решила выступить вместе с вами. Если тебе интересно. Я просто не хотела позволить ему думать, что он перетащил меня на свою сторону.
Слоун тяжело вздохнула.
– Как все было?
Грейс тихо рассмеялась и покрутила пальцем.
– Он несколько раз просил покурить с ним вместе на балконе. Он… – Откашлялась. – Он действовал так, будто его сильно заинтересовала моя карьера. Обещал продвижение…
Боже мой, оказывается, Грейс курит? Да еще и вместе с Эймсом?! У Слоун возникло желание осудить подругу и даже слегка позлорадствовать. Она представила, как скажет Дереку: «Надо же! Наша образцовая мать Грейс Стентон курит! И это в тот момент, когда у нее грудной ребенок! Я никогда так не поступала. Ну, и кто теперь лучшая мама?» Но, господи, это же Грейс! Сама Слоун тоже не святая… И все же новости ее не радовали. Грейс и Эймс. Сигареты.
– Где вы курили? – Ей показалось, что она произнесла это обыденным тоном. Более деликатного способа спросить Слоун не нашла. На восемнадцатом этаже? На балконе? Было ли там что-нибудь необычное? Может, дул сильный ветер?
– В одной из курилок. – Грейс прижала палец к губам. – Как только Кэтрин рассказала нам – ну, помнишь? О том, что в разговоре с Эймсом упомянула, что видела меня в «Прескотте»… Так вот, я тогда подумала, какая же я дура. Наверное, в тот момент он посчитал меня очень легкой мишенью. Начал льстить, предложил поспособствовать моей карьере. Решил, видно, переманить меня на свою сторону. Но самое печальное в том, что я и в самом деле была на его стороне.
Когда Грейс убрала палец, на его кончике осталось немного помады. Слоун нахмурилась.
– Знаешь, одно не исключает другое, – сказала она. – Возможно, на самом деле он вел себя вполне искренне и хотел помочь.
– Может быть. Но все же я заметила у него ключ от номера. В «Прескотте». Когда он показывал мне фотографию своих детей. Даже если ничего и не произошло в том номере в «Прескотте», он сохранил ключ. Потому что хотел, чтобы что-то произошло. Думаю, поэтому он так хотел, чтобы я написала письмо. Хороших людей все пытаются обмануть…
– А что ты делала в «Прескотте?» – спросила Слоун.
– Да ничего. Спала.
Слоун недоверчиво покосилась на нее.
Они проехали мимо Дили-Плаза, – там, где в свое время был убит Джон Ф. Кеннеди. Всякий раз, когда Слоун проезжала это место, у нее в голове мелькала мысль: кровь и мозги.
– А ты когда-нибудь встречала там Кэтрин? В курилках?
Вопрос провокационный, но у Слоун не было выбора. Иначе пришлось бы просто бродить вокруг да около, надеясь, что когда-нибудь повезет и она что-то узнает. Ей не нравилась идея о том, что единственным, у кого мог быть хоть какой-то шанс, была Грейс. Но нет, это не имело бы никакого смысла, потому что она ни разу не слышала, чтобы Грейс оказалась не в состоянии сказать «пожалуйста»…
– Не думаю, что она согласилась бы пойти туда. Кэтрин боится высоты.
Когда они почти доехали до офиса, у Слоун мелькнула другая мысль.
– Ну и что теперь? Зачем исчезать, скрываться дома? – спросила она. – Чувствуешь себя виноватой? В чем? В том, что мы подали в суд на Эймса? В том, что поверила ему? Так в чем же?
Грейс откинула голову на подголовник.
– За последние месяцы я столько всего натворила, что даже не знаю, с чего начать…
Слоун протянула руку к подставке с диетической колой, взяла банку и легонько сжала запястье Грейс.
– Не забывай о том, что ты молодая мать, – тихо сказала она. – И, кстати, где же твое обручальное кольцо?