На идеологическом фронте

С первых дней вступления нашей армии в Германию разгорелась антирусская истерия. Точно колоссальный смерч, пронеслась она над восточными районами Германии, пропитав страхом души миллионов немцев. Повсеместно распространялась листовка под названием «Rotmord» («Красное убийство»), она призывала солдата проявлять безжалостность к русским: «Это не люди, а чудовища, скоты, азиатские орды».

В ответ прогремела знаменитая листовка Эренбурга «Убей немца!» – обращенная к советскому солдату; «Убей немца! – к этому взывает мать; убей немца! – умоляет дитя… Ничто не принесет тебе такой радости, как труп немца».

Фронт все больше втягивался в жизненное пространство Восточной Пруссии. В непрерывных боях мы продвигались вперед, шагая мимо охотничьих угодий аристократов, богатых хуторов и фольварков, старинных прусских замков, с боями преодолевали водные преграды. Немцы, вынужденно сдавая города, поселки, деревни, пятились к морю.

Командующий группы войск «Центр» генерал-полковник Ханс Георг, предвидя трагедию населения, вовремя попросил Гитлера вывезти беженцев в безопасное место. Гитлер отказал.

Морозная зима и холодная весна с резкими колючими ветрами, постоянные сильные бои – жителям некуда было от них деться, рухнувшая легенда о неприступности «Восточного вала», стремительное продвижение советских войск, полная неподготовленность гражданского населения к войне на собственной территории, дикие, порой фантастические слухи, обгонявшие самые мрачные события, – все это привело к повсеместному паническому массовому бегству гражданского населения. Тысячи женщин, стариков, детей, покинув родные места, устремились на запад, как мигрирующие стада. Не успевшие эвакуироваться уходили в леса и болота, скрываясь где только можно от неминуемой кары. Все это привело к гибели многих тысяч беженцев, в первую очередь – стариков и детей.

В бешеном угаре гитлеровской пропаганды в Восточной Пруссии на первых порах происходили жуткие эксцессы – серии массовых самоубийств. В районе Данцига бойцы 23-й артдивизии обнаружили в сарае одиннадцать детей в возрасте от двух до 15 лет и четырех женщин 39-40 лет – у одних было перерезано горло, у других вскрыты вены. Те, в ком еще теплилась жизнь, от медицинской помощи отказались: лучше умереть, чем оказаться у русских. Единственный мужчина – как оказалось, инициатор этой акции – Эрвин Шварц показал, что руководствовался указаниями фашистской партии: «Борись, чем можешь и как можешь, против русских войск». Кроме того, он был уверен, что о его участии никто не узнает, так как сразу распространится слух, что все это совершили русские солдаты, те самые «орды с жаждой крови и мести».

19 января 1945 года нарком обороны СССР издал приказ, требующий не допускать грубого обращения с немецким населением, покончить с бесчинствами, пресекать их жесточайшим образом. Этот сталинский приказ свидетельствует, что бесчинства происходили уже в первые дни боев на немецкой земле. Военачальники, следуя сталинским указаниям, издавали собственные приказы, учитывая реальную действительность.

Советская Армия вошла в Восточную Пруссию со святым чувством праведного возмездия. Но зачастую оно превращалось в ненависть, и остановить этот массовый порыв оказалось почти невозможно. Во всяком случае – в первый период. Тем более что многие командиры и политработники были уверены: после злодеяний гитлеровцев в России, теперь, в побежденной Германии, советский солдат может вести себя так, как он пожелает.

Всю войну, изо дня в день мы слышали прямой и четкий лозунг: «Убей немца!» К этому призывала сама действительность – нечеловеческая жестокость врага. К этому призывала пропаганда, воспитывая у нашего солдата чувство мщения. К этому призывали нас творения лучших поэтов, писателей, журналистов: «Наука ненависти» Шолохова, знаменитое стихотворение Константина Симонова «Убей его!» – его хорошо знали и высоко ценили фронтовики, стихи Алексея Суркова «Ненавижу», бронебойные очерки Ильи Эренбурга. «Убей немца, убил одного – убей другого», – писал Эренбург. Какой огромный заряд мщения врагу заложен в его статье «О ненависти»!

Стихия ненависти и мести к концу января 1945 года походила на бурную реку, вышедшую из берегов. Будем честными, было всякое: скотство, садизм, циничные поступки на низменном уровне, сексуальная разнузданность, а порой и убийства. И в этой бушующей стихии основными застрельщиками стали командиры и политработники, интендантство, смершевцы, а также военные коменданты. Незначительная часть офицерства стремилась не участвовать в общем безумии насилия над людьми. Например, в Познани и Хайлигенбале мой товарищ спасал женщин от изнасилования. Отдельные командиры и политработники, открыто протестовавшие против бесчинств над населением, пострадали, среди них оказался и известный впоследствии диссидент Лев Копелев.

Глава двадцать третья. К берегам Балтики. Март-апрель 1945 года

Бои за Ландсберг

Восточная Пруссия, Ландсберг. В истории нашей дивизии этот город сыграл драматическую роль.

Стремительным маневром к берегам Балтики войска маршала Рокоссовского заканчивали отсечение Восточной Пруссии от остальной части Германии. За четырнадцать дней 2-й Белорусский фронт рассек немецкие войска в Восточной Пруссии и к 26 января 1945 года вышел к береговой полосе Балтийского моря. Эта блестящая операция стала звездным часом в жизни Константина Константиновича Рокоссовского – его утверждением как человека твердой воли, сильного ума и пиком его восхождения как выдающегося военачальника, виртуоза военного искусства.

Офицеры нашей дивизии, взволнованные мастерским маневром маршала, непрестанно обсуждали подробности его действий, некоторые оценивали эту операцию как первейшую за все годы войны. Больше всех восхищался маршалом комдив Берестов и со смешком рассказывал о своих беседах с пленными офицерами:

– Выпытывалиуменя, сколько лет Рокоссовскому да какую академию он окончил, а когда я говорил, что маршалу сорок девять и образование у него четырехклассное, что он сын машиниста, а начинал как рабочий-каменотес, они падали в обморок.

Завершая операцию рассечения, дивизия приближалась к Ландсбергу. Через Ландсберг проходила железная дорога, имевшая колоссальное значение для противника, – это была единственная возможность вырваться из грозящего захлопнуться Кенигсбергского котла; оставались считаные дни, а возможно, часы, чтобы переправить войска в ближайший, еще не занятый Красной Армией город.

Не считаясь ни с какими потерями, вводя в бой элитные подразделения, немцам удалось прорваться и захватить железнодорожный узел на окраине Ландсберга, но дальше продвинуться они не смогли. Эшелоны с пехотой и бронетехникой все больше забивали станционные пути. Приходилось вновь стаскивать с открытых платформ самоходки, танки, орудия и пускать их в ход, следом устремлялись цепи автоматчиков.

Но наступили иные времена – шел 1945 год, – и техника, люди, эшелоны противника становились легкой добычей нашей авиации. Авиация в погожие дни почти висела над немецкими позициями – более 1500 самолетов. «Катюши» сжигали немецкие танки и самоходки, гнали и уничтожали пехоту. Внезапно на всем протяжении фронта поднялись высокие столбы огня и дыма. Вспышки, меняя места, перебегали по горизонту, и вскоре пылало уже все вокруг. Эхом отдавался грохот колоссальных взрывов, железнодорожный узел превратился в сплошной костер, клубы дыма взвивались, казалось, доставая до неба. Мощные бомбовые удары и артобстрел сметали все, превращая город в сплошные развалины. В результате все рельсовые пути из города были выведены из строя, поля вокруг завалены трупами солдат, а сконцентрированная обстоятельствами, плотно сбитая масса войск противника, оставив узел, покатилась напрямую к городу.

В это время наша вырвавшаяся вперед дивизия, двигаясь с противоположной стороны, с ходу захватила город и, не останавливаясь, продолжила наступление, не подозревая, что встала костью в горле на пути отступающей армии противника. А немцы были уже на подходе. И два кулака столкнулись! На некоторых участках немцам сразу удалось потеснить наши части, и бои переместились на городские окраины, перерастая в масштабное сражение.

Выдержать непрерывный яростный напор наступающих, фактически боровшихся за свою жизнь, делалось все тяжелее. Артиллерийский полк, приданный дивизии, не жалея снарядов, старался спасти положение. В бой была брошена танковая бригада. Но остановить продвижение немцев не удавалось. Наступила ночь. Сражение продолжалось. Не выдерживая натиска, наши части начали пятиться, уступая свои позиции. Положение делалось критическим, генерал Берестов понимал: еще немного, и вражеские самоходки ворвутся в город, катком прокатятся по частям и просто своей массой уничтожат всю дивизию. И тогда генерал приказал стрелять по отступающим. В считаные минуты был создан заградительный отряд пулеметчиков. Прорваться в город немцам не удалось.

Не достигнув цели, потеряв много людей, немецкое командование направило две бронеколонны эсэсовских частей в обход, и вскоре кольцо вокруг дивизии замкнулось. Два дня мы находились в окружении. За это время все дороги на Ландсберг забили войска и танки, идущие нам на помощь. В небе появились штурмовики, превращая колонны отступающих немцев в сплошные кладбища людей и искореженного металла.

Помощь успела вовремя, окружение не стало бедой. Беда-бедовна обрушилась на дивизионные тылы, случайно оказавшиеся на пути бронеколонны эсэсовцев.