Ставка планировала освобождение Белоруссии на 1944 год. Однако наш 673-й полк, форсировав Мерею, 7 октября стремительным броском ворвался в Ляды – первый освобожденный пункт на белорусской земле.
Преодолевая сопротивление врага, мы тщательно обходили знаменитые кручи в окрестностях Ляд, которые, по свидетельству Коленкура, привели в ужас позорно бежавшую из Москвы французскую армию. «Под Лядами, – писал Коленкур, – пришлось спускаться по такому крутому спуску, а его оледеневшая поверхность так была отполирована телами многих тысяч людей и лошадей, которые просто скатывались вниз, что мы вынуждены были поступать, как и все, то есть сползать на собственном заду. Император должен был поступить таким же образом».
Ляды – большое село, расположенное на высоких кручах Днепра. Но вместо цветущего яблоневого края – гордости белорусов – нас встретили пепелища и вырубленные сады, заросшие крапивой и бурьяном улицы. Навстречу нам, еще не веря своим глазам, из землянок выскакивали люди. В жалких лохмотьях, босые, они бежали со всех сторон, что-то хрипло и громко выкрикивая, – и все спешили к реке. Не понимая, что случилось, мы побежали за ними.
На берегу, у края вырытого рва, лежали убитые – женщины, старики, дети. Вернее, то, что от них осталось.
В районе действовал партизанский отряд. Однажды его окружили русские каратели. После упорного боя весь отряд был уничтожен. Дознались о связи селян с партизанами. 2 апреля 1942 года гестаповцы сожгли деревню и, выстроив на пепелище жителей, расстреляли каждого десятого. В течение полутора лет жителям не разрешали похоронить родных – для устрашения.
Вместе с жителями мы провели траурный митинг на месте расправы: поклялись отомстить фашистам.
В чем смысл немецких зверств? Запугать народ. Но зверства вызывали обратную реакцию: ненависть к оккупантам. Народная молва разносила подобные факты далеко вокруг, опровергая пропаганду о «новом порядке», – люди на себе ощущали, что под немцем жить несравнимо хуже, чем при колхозах. Так, гитлеровцы воевали с большевиками и сами же толкали к ним народ. При въезде в село они установили огромный деревянный щит и повесили на нем добротно выписанную агитку: «Приветствие Йозефа Геббельса белорусскому народу по случаю освобождения от большевиков». Сейчас, сброшенный на землю, он был затоптан ногами.
Именно здесь, в Лядах, родилась солдатская поговорка: «В бой идти – не в гости, набирайся злости».
Ворота на запад Красная Армия взломала. Но победа оказалась не окончательной. Пытаясь освободить Могилев и Оршу, войска Белорусского фронта наткнулись на упорное сопротивление врага и не смогли с ходу сломить его. Это означало, что полностью овладеть Смоленским направлением не удалось. Ключевые позиции под Витебском, Могилевом и Оршей остались в руках противника. Предстояли новые кровопролитные бои.
В середине октября 1943 года дивизию отвели во второй эшелон. Вскоре пришло пополнение. Мне, вместе с другими штабистами, поручили принимать новоиспеченных солдат.
Встречи с новобранцами вызывали невеселые мысли. Многие были из южных республик – значит, придется срочно обучать их азам русского языка. Многие до армии не держали винтовки в руках, не знали даже ее назначения. Спрашиваешь узбекского парня:
– Ты понимаешь, что такое винтовка, для чего она?
– Не задумывался, товарищ офицер.
– А ты задумайся. Когда пойдешь в бой – стреляй в фашистов. И если они пойдут на тебя, без нее тебе тоже никак не обойтись. Винтовка – это твоя защита. Ты знаешь, кто такой фашист?
Молчание.
Такие приходилось вести беседы. Многие были просто неграмотны. Некоторые, например, думали, что можно отделить часть суши и столкнуть ее в океан, что есть звери, говорящие на человеческом языке. Но я старался с первых минут их прибытия помочь призывникам почувствовать себя равными среди равных, просил ротных прикреплять к ним бывалых солдат. Нужно было научить новобранцев преодолевать танкобоязнь и справляться со страхом во время бомбежек, особенно при налетах Ю-87; обучить, как вести себя на поле боя и в обороне, как подниматься с земли в атаку, как понять и всегда помнить свою ответственность перед присягой; наконец, добиться элементарного – пониманию, где правый фланг, где левый.
Самым тяжелым для них физически и психически были бомбежки.
– Пойми, друг, – говорили бывалые фронтовики, – если самолет летит высоко, он безвреден для тебя – хрен с ним, пусть летит дальше. А вот когда он идет на тебя вот так, под углом, да еще строчит или сбросил бомбу – тут берегись: бомба, сволочь, непременно упадет поблизости.
Бомбили нас целыми днями. Где была наша авиация? Мы ее не видели. По 30-40 немецких самолетов кружили над нами, сбрасывая свой смертоносный груз. Когда появлялись «юнкерсы», вопль новобранцев стоял ужасающий.
Тяжело было приучить этих людей к фронтовой обстановке. Но с этой категорией новобранцев, как ни странно, мы справлялись легче, чем с другой частью пополнения. По мере освобождения оккупированных районов ряды батальонов и рот пополнялись также из местных жителей. Конечно, теми из них, кто не сотрудничал с немцами. Чаще всего это были выжидающие: чья возьмет? Их выискивали и многих, не всех, отправляли воевать. Почему-то за ними закрепилась кличка «женихи». В них не заметно было стремления с рвением воевать. Многие из них рассматривали свое новое положение как рок, что, естественно, вызывало в их душе ненависть к власти.
Мобилизация людей призывного возраста в освобожденных от оккупации районах носила сложный характер, а появление их в действующей армии вызывало критическое отношение командиров.