Операционные на поляне

Углубившись в лес, я вышел на большую, почти квадратную поляну с операционными палатками. Сюда подъезжали повозки с тяжелоранеными – их осторожно выгружали санитары и бережно переносили на носилках к краям поляны, расставляя носилки по периметру в один ряд. Носилок не хватало, часть раненых перекладывали на плащ-палатки. На поляне постоянно находились дежурный врач, медсестра и санитары, они осматривали всех прибывающих. Некоторых срочно увозили на машине в полевой госпиталь, значит, им необходима сложная операция – черепная, или если у человека разворочена грудная клетка, или ранение в брюшную полость.

Круглые сутки в операционных происходило кровавое действо: резали ноги, руки, пальцы, вправляли челюсти, собирали по частям раздробленные кости, придумывали различные способы, как лучше привести в порядок лица, уши, носы, ноги, руки. Но даже здесь часто умирали, в основном от гангрены и столбняка – солдат грязный, завшивленный, а тут ранение; конечно, делали противостолбнячные уколы, но нередко оказывалось поздно. Случалось, когда кончалась консервированная кровь, донорами становились сами врачи, медсестры, санитары. Аптека медсанбата была небогата: раны, как правило, обрабатывали перекисью, йодом, риванолом, иногда – мазью Вишневского, затем накладывали повязку. Не хватало наркоза, тогда от боли спасал и опиум, в нем медики не испытывали нужды.

Я увидел, что и здесь круглые сутки идет тяжелый, не всегда победный бой со смертью, льются горькие слезы и потоки крови, разыгрываются жуткие сцены человеческих мук, здесь не бывает ложных или воображаемых страданий, здесь каждый – и герой, и страдалец.

Расскажу об одной операции, которую видел сам. Солдату нужно было срочно отрезать ногу: гангрена. Парня крепко привязали простынями к столу, дали выпить пару стаканов водки и стали пилить. В полубреду парень плакал, кричал, дергался, медбрат его удерживал, а врач все приговаривал:

– Давай, милый, кричи, кричи, матерись, коль невмоготу…

Открыв глаза, солдат задрожал – увидев рядом в корзине собственную ногу в старом носке.

– Ногу отдайте! – вдруг взмолился в отчаянии.

Он был в шоке от боли.

Я попросил разрешения помогать санитарам и весь день обходил лежащих на земле и носилках, поил водой, обмывал лица и руки, поудобнее перекладывал. К лекарствам меня не подпускали, этим занимались сестры. В основном они кормили раненых бессмертным аспирином.

Фронтовые чудеса! Привезли очередную партию раненых. Поставили на землю носилки. Два тяжелораненых солдата оказались рядом и, поглядев друг на друга, ахнули: встретились два родных брата! Между ними состоялся такой разговор, рассмешивший лежавших рядом.

– Никак Серега?! Не помер, брат?

– Жив, жив, Иван.

– И куда ж тебя угораздило?

– В плечо немец-сволочь всадил разрывную. Не знаю, руку сберегут ли. А тебя куда?

– Засадили осколок в руку. Ты-то откуда попал сюда?

– С того света, Ваня. Всю ночь пролежал в поле, спасибо санитары под утро вытащили.

Впоследствии я поинтересовался его судьбой. Руку Сереге спасли и отправили долечиваться в полевой госпиталь.

– И я, Серега, с того света: как из худого ведра, кровушка из меня вытекла. Пожалел бог мужика – вытащили санитары. Ну как там, брат, на том свете? С кем свиделся, с кем посудачил?

– На земле веселее, Ваня. Вот братана встретил. Надо же! Какая радость для мамани: живы мы.

Дальше уже пошел настоящий спектакль.

– А скотинку таматка не встретил?

– Как же, брат Иван, узнала меня коровушка – наш молокозавод, молочком парным угостила.

– Ишь ты! А Жучку не приметил?

– Как же, как же, и Жучку! Как жила без ума на земле, так с дуростью и там собачит.

– Ну, а Рыжего, кота твоего? Что там поделывает?

– Э-э, там объяснили: на небеса мышам вход заказан. Кота определили на новое дело – главным мухобоем. За каждые десять тысяч прихлопнутых мух – премия. Ничего, справляется. Наземле слыл умняком, итам признали умняком. А меня опознал – облизал, обмурлыкал.

– Да, привалило тебе, Серега!

Как ни ноет, ни сверлит, ни сдавливает грудную клетку – ажтошнит, как ни болит – братья всех развеселили.

– Ну и артисты! Шутники!.. – смеялись раненые.

Ночь после боя

Вторая ночь в медсанбате оказалась для меня нелегкой. Поначалу – крепчайший сон, а затем вдруг пошли сновидения – и какие! Что это – ночная игра воображения, отголосок страшных впечатлений, разбушевались потусторонние силы? Остаток ночи обернулся для меня кошмаром, фантастические картины цепко держали в своей власти, заставляя сопереживать, радоваться, плакать, содрогаться.

…Шурка! С отцовской шашкой в посеребренных ножнах, в казацкой папахе, на великолепном сером коне мчится галопом по бранному полю. Ни одна пуля его не трогает! И вот они – басурманские окопы! Выхватывает Шурка шашку из ножен и сечет, сечет ею вражьи головы! А наши уже заняли опустевшие окопы и бросились догонять трусливо убегающего врага. «За святую Русскую землю!» – кричит казак-рубака Шурка и мчится на коне за немцами, сносит им головы! Немцы падают на колени и молятся, устремляя глаза в небо, просят избавить их от человека-дьявола.

Победа! Ржев – наш!!! Молва о сверхгерое-спасителе обрастает легендами. Доходит она и до высокого начальства. Затребовал Высокий Чин русского чудо-богатыря пред свои очи.

Вышел Шурка – в казацкой папахе, с отцовой шашкой в посеребренных ножнах, вскочил на своего серой масти коня и помчался, обгоняя ветер, на встречу с Высоким Начальством.

– Откуда ты взялся, витязь? – спрашивает Шурку Высокий Чин о четырех звездах на погоне. – Какую желаешь самую высокую награду?

А Шурка – это как же обнаглел парень! – сплюнул, отматерился и заявляет:

– Взмолились реки, взмолилась Русская земля, залитая солдатской кровью, и повелел мне Всевышний прекратить ваши генеральские безобразия. Как вы воюете – враз изведете весь народ христианский!

Разгневалось Высокое Начальство, затопало хромовыми сапогами:

– Схватить неуставника! Связать непокорного! Расстрелять, чтоб другим геройствовать неповадно было!

Да не на того напали!

Поперву окружили Шурку солдаты-автоматчики да, рассмотрев своего – казака-удальца, тотчас побросали оружие, кричат:

– Не станем стрелять в своего спасителя – святого героя-легенду!

А Шурка, выхватив отцову шашку из ножен, вмиг порубил поганые начальственные головы.

Скандал! Такого Красная Армия не знала со дня своего рождения!

Тут прибыли охочие на расправу особисты. Эти враз повязали героя! И посадили во фронтовую тюрьму – глубокую-глубокую яму! Да забыли нечестивые про его коня. Тот, почуяв беду, примчался и разогнал-раскидал всех обидчиков. Вскочил Шурка-казак на своего серого и поскакал вдаль – за облака…

Очнулся я среди ночи. Мучительно долго выбирался из сна. Наконец вскочил. Думал, что с койки. На самом деле давно уже валялся на полу, весь взлохмаченный, мокрый, с тяжелой головой. Еле-еле опять взобрался на койку, глядел в темноту и звал, призывал Шурку – он же только что был тут, рядом!..

Вместо Шурки подковылял к моей койке сосед и дрожащей рукой протянул кружку с водой:

– Выпей, солдат, водички, полегчает. Так громко стонал, звал какого-то Шурку – верно, друга поминал. Пройдет время, и нас с тобой станут поминать. И на том – большое спасибо. Окаянная война, окаянный немец.

Проснувшисьутром, долго не мог сообразить, где я и что со мной. Завтрак все не везли. Не дождавшись, я ушел в лес, к раненым.

А на операционной на поляне в тот день произошло настоящее чудо. Сотворили его два доктора и два минера.

Обычно в прибывающие повозки бывало набито столько раненых, сколько поместится. Вдруг привезли только одного. Осторожно переложили на носилки и опустили на землю. На поляне его уже ждали. Видно, особый случай. Собрался персонал: начальник госпиталя, еще один врач и почему-то минеры со всем снаряжением. Стало ясно: случилось что-то необычное. Суетились медсестры, санитары.

Чего только не бывает на войне! В солдата сзади, ниже пояса, врезалась маленькая мина, выпущенная из ротного миномета. Пробив одежду, она придавила бойцу все внутренности и, обессиленная, застряла в теле, наружу торчал только стабилизатор. По счастью, почему-то не сработал взрыватель, но раненому не позавидуешь, неожиданный получил «подарок».

Солдат лежал на животе, молча переносил страх и боль, лицо его покрылось испариной и почернело от сердечных мук. Страшась шевельнуться, он напрягался струной, дрожь судорогой пробегала по его телу. Волновались все: взрыватель мог сработать в любую минуту, тогда все взлетят на воздух, всех разорвет на клочки – и солдата, и его спасителей.

Из всех операционных вывели врачей и медсестер. Вокруг поляны выставили оцепление, никого и близко не подпускали. Начальник медсанбата, опытный военный хирург – выпускник Ленинградской военно-медицинской академии, посоветовавшись с минерами, сам принялся за уникальную операцию. Ему помогали минеры и молодой врач-доброволец.

Весь медсанбат буквально замер. Взоры медиков и раненых (солдатский телеграф уже разнес новость) были устремлены в сторону операционной. Операция продолжалась примерно час. Ко всеобщей радости, закончилась она удачно. Минеры мигом лишили мину взрывателя. Врачи тоже как следует справились с не менее сложной задачей: извлекли из тела мину – это маленькое чудовище – и остановили кровь. Вокруг облегченно вздохнули, кто-то даже крикнул «ура», все рукоплескали врачам и минерам.

Об этой удивительной истории вскоре написала дивизионка, автор поведал и о дальнейшей судьбе солдата: его отправили в полевой госпиталь, так как мина, не повредив внутренних органов, занесла сильную инфекцию.