Подробности об этих боях я узнал позднее, уже в медсанбате, многое восстановил после войны по документам и воспоминаниям участников боев.
Не считаясь с потерями – а были они огромны! – командование 30-й армии продолжало посылать все новые батальоны на бойню, только так и можно назвать то, что я увидел на поле боя. И командиры, и солдаты все яснее понимали бессмысленность происходящего: взяты или не взяты деревни, за которые они клали головы, это нисколько не помогало решить задачу, взять Ржев. Все чаще солдата охватывало равнодушие, но ему объясняли, что он не прав в своих слишком простых окопных рассуждениях. Оказывается, есть высшая стратегия, ему неведомая: каждая взятая деревня – это еще один шаг на пути выталкивания противника.
Западнее Ржева «выталкивание» проходило с осложнениями. Тут, на участке перед 30-й армией, к середине лета 1942 года немцы создали глубокоэшелонированную полосу обороны – более пятисот дотов и дзотов, противотанковые рвы семиметровой длины, три полукилометровых лесных завала. Каждый населенный пункт, находившийся в руках противника, был превращен в самостоятельный узел обороны с дотами и дзотами, траншеями и ходами сообщения. В двадцати-ста метрах перед передним краем разместили несколько рядов сплошных проволочных заграждений. Все вокруг было заранее точно пристреляно. Предусмотрели даже известный комфорт: почти каждое отделение имело свой блиндаж с электропроводкой и двухъярусными нарами. Сооружая мощные глубокоэшелонированные оборонительные рубежи, немецкое командование рассчитывало сделать Ржев неприступным, надолго задержать здесь наши войска. И это им полностью удалось. Уже восемь месяцев 30-я армия вела кровопролитные бои под Ржевом, но не могла прорвать линию обороны противника.
Концентрируя силы для нового наступления, командующий 30-й армией Лелюшенко принял решение ввести в бой свой основной резерв – 215-ю стрелковую дивизию, придав ей для усиления танковую бригаду и отдельный артиллерийский полк.
24 августа 1942 года началось очередное сражение. В первых же боях были выдвинуты на прямую наводку 76-мм пушки, благодаря чему дивизия выбила немцев из двух деревень – Коровино и Копытихи. Третья деревня – Губино – несколько раз переходила из рук в руки и наконец была взята окончательно.
В результате августовских боев армии удалось в нескольких местах прорвать оборону, очистить левый берег Волги и продвинуться в глубь обороны противника на три километра.
До Ржева оставалось шесть километров – всего шесть километров! Однако чтобы их преодолеть и окончательно выдавить противника, заставить его покинуть многострадальный Ржев – «город-фронт», какего называли, потребовалось еще полгода жесточайших сражений.
Первые боевые действия дивизии фактически обернулись неудачами и большой кровью. 711-й стрелковый полк понес серьезные потери, сильно пострадал учебный батальон, пали в бою многие курсанты-тюменцы. Потери дивизии в целом были также огромны, о чем можно судить по одному лишь факту: за первые девять дней боев в 359-й медсанбат поступило около четырех тысяч раненых.
Не вина Куприянова, что, пойдя в наступление, батальоны и роты его дивизии натолкнулись на сильные оборонительные укрепления и ожесточенное сопротивление противника. Кроме того, немцы имели более совершенное оружие и полное превосходство в воздухе. К тому же, как известно, один солдат в обороне равен трем наступающим.
Говорили, что при планировании операций в штабе армии Куприянов не любил выставлять свое мнение на всеобщее обсуждение. Он уже испытал под Москвой немало горечи, понимал ошибочность многих действий начальства, а можно утверждать, что подобных действий под Ржевом оказалось куда больше, чем под Москвой. Но, как бы ни относился Андрей Филимонович к приказам свыше, он всегда старался владеть собой, ибо считал, что служит не месту, а Делу высокого смысла – борьбе с врагом.
В первых числах сентября – я в это время находился в медсанбате – 215-я дивизия получила приказ одним стрелковым полком форсировать Волгу, чтобы создать плацдарм для наступления западнее Ржева и отрезать пути отступления Ржевской группировке врага. Задача была непростая, учитывая наличие значительной водной преграды и отсутствие средств переправы. Выпала она на долю 711-го стрелкового полка. Неоднократные попытки переправиться на правый берег оказались безуспешными: бойцы попадали под обстрел или тонули, не справившись с течением, остальные возвращались к исходному рубежу. Тогда комдив попробовал изменить план: пройти вверх по левому берегу и форсировать Волгу в другом месте. Но и эта операция не увенчалась успехом.
Создать Правобережный плацдарм никак не удавалось.
Во время короткой передышки после первых боев к комдиву, стоявшему среди командиров полков и бойцов, подошел солдат, бывший курсант, и попросил разрешения обратиться – все знали, что Куприянов поощряет инициативу подчиненных.
– Мне кажется, – сказал боец, – неудачно выбраны основные направления наступления на город: у Волги в этих местах высокие и крутые берега. Позвольте, я покажу на карте более выгодное место для наступления.
Куприянов все внимательно выслушал и обратился к стоящим вокруг:
– А вы как думаете? – Все одобрительно закивали. Тогда комдив сказал курсанту-стратегу: – Молодец! Правильно и смело думаешь. Назначаю тебя командиром роты.
Это было неслыханно. Новость быстро разнеслась по дивизии, называли и фамилию – тем солдатом был Юрий Давыдов.
Мучительно и пытливо Куприянов искал иной вариант наступления. Он стремился к прямому столкновению с противником, пока дивизия еще не потеряла веру, подъем и боевой дух. И такой день настал! 21 сентября дивизия получила приказ наступать на Ржев. Начался штурм города. Продолжался он девять дней. Следует подчеркнуть, что идея штурма исходила от Куприянова, командование 30-й армии ее поддержало. Полки дивизии, в каждом из которых создали штурмовые группы с приданными им боевыми средствами, ворвались на северо-восточную окраину Ржева. Солдаты дрались яростно, исступленно – их вел военачальник, полный энергии и собранности, веры в успех. Куприянов лично появлялся на передовой, ободрял атакующих, подсказывал, как эффективнее вести бой. О тех городских боях сохранилось много воспоминаний.
В октябре 1942 года комдив был награжден вторым орденом Красного Знамени.