Книга: Зов пустоты
Назад: 10
Дальше: 12

11

Сеньон скрестил руки на широкой груди, Гильем поудобнее устроился в кресле, а их начальница отошла от двери в свой угол, подальше от вновь прибывшего.

Лудивина переваривала услышанное. ГУВБ: это сокращение всегда вызывало у нее тревогу. Символ мрачного произвола правосудия. Малопонятная организация, которая использует в работе одному богу известно какие методы и о которой ходят самые невероятные слухи. Спецслужба.

– Меня никто ни о чем не предупреждал, – в конце концов выдавила Лудивина, взяв себя в руки, но так и не понимая, что ее больше поразило – присутствие в ее кабинете сотрудника спецслужбы или его ошеломляющее обаяние.

– Мое начальство сегодня утром сообщило обо мне полковнику Жиану. Позвоните ему.

– Откуда вы знаете, что мы занимаемся Лораном Браком? – спросил Гильем.

– Мы за ним наблюдали.

В комнате воцарилось молчание, лишь далекий телефонный звонок где-то в соседнем кабинете свидетельствовал, что время все еще идет.

– Вы следили за ним, когда его убили? – нарушила молчание Лудивина.

Марк Таллек подтолкнул дверь, чтобы она закрылась, и, сунув руки в карманы парки, встал посреди кабинета.

– Вы уверены, что это убийство? Вы отмели версию о самоубийстве?

Лудивина скривилась, нервно постукивая коротко остриженными ногтями по краю своего стола. В конце концов она кивнула:

– Господин Таллек…

– Марк, называйте меня Марк.

– Вы вот так заявляетесь к нам и спрашиваете, как продвигается наше текущее расследование. Никаких формальностей, никаких объяснений. Извините, но мы вряд ли сможем вам чем-то помочь.

Марк Таллек резко перевел взгляд со стены, которую внимательно изучал, на следователя. В его глазах было что-то странное, сбивающее с толка, но что именно – свет ли, сила или резкость – девушка никак не могла понять.

Зазвонил телефон, стоявший на столе Лудивины. При каждом новом звонке она лишь изумленно моргала, так что в конце концов Марку Таллеку пришлось жестом призвал ее ответить. Полковник Жиан кратко и властно сообщил ей, что с минуты на минуту к ним явится некий Марк Таллек, его следует учтиво встретить и во всем слушаться. Лудивине в порыве заносчивости захотелось спросить: «И повиноваться?», но она сдержалась – все-таки разговаривала с начальником – и промолчала. ГУНЖ и Леваллуа, где располагалось ГУВБ, просили полного сотрудничества; по тону полковника Лудивина поняла, что на самом деле они не просили, а требовали. О расследовании предупредили даже БЖБТ, Бюро жандармерии по борьбе с терроризмом. Когда Лудивина повесила трубку, Марк Таллек сделал глубокий вдох и его замкнутое лицо вдруг осветила вежливая улыбка.

– Мне жаль, что все происходит без соблюдения формальностей, на скорую руку, но этого требует ситуация. Начну сначала: меня зовут Марк.

На этот раз он протянул руку всем следователям, Лудивине – в последнюю очередь.

– Почему ГУВБ интересуется Лораном Браком? – спросила она безо всяких приветствий.

Марк кивнул.

– Отлично, давайте я все объясню. Мы держим его под наблюдением всего несколько месяцев. Брак какое-то время сидел в тюрьме «Френ». Там он обратился в ислам, причем выбрал не привычную, толерантную его версию, но самую радикальную его ветвь. Вы знакомы с этой темой?

Лудивина, а следом за ней Сеньон, покачали головами.

– Если коротко, – продолжил Марк Таллек, – то ваххабиты – это мусульмане-сунниты, фундаменталисты, стремящиеся вернуться к первоначальной версии ислама, к «жесткому» исламу, как мы могли бы сказать с позиции наших, западных представлений о мире. Ваххабиты – по большей части квиетисты, они строги, несгибаемы и, скажем так, архаичны, но при этом совершенно не симпатизируют движениям, проповедующим насилие. Нас же интересуют те, кто заигрывает с политикой. Такие люди могут со временем стать радикальными ваххабитами – революционерами, исламистами или, как мы их называем, террористами. Во французских тюрьмах много ваххабитов, их строгое учение пользуется там большой популярностью. Оно создает рамки, устанавливает правила и предлагает четкое видение мира всем тем, кто ничего подобного никогда не имел. Такой подход структурирует, вселяет в человека уверенность в себе, направляет его. Наша задача – понять, какой именно тип фундаментализма человек впоследствии будет исповедовать. Если мы имеем дело с квиетистами, – а таких большинство, – то обычно мы просто приглядываем за вновь обращенными. Да, эти люди действительно суровы, но они «воспитаны» в ненависти к революционному ваххабизму, который выбирает неверный путь активного действия. А вот если, напротив, заключенный исповедует более политизированный вариант ваххабизма, порой даже исламизм, то мы берем его под пристальное наблюдение. Проблема, понятно, состоит в том, что самые радикальные исламисты обычно в ожидании своего часа скрываются под маской квиетистов.

– Разве фундаментализм у нас вообще не запрещен? – удивился Гильем.

– Не совсем. На первом месте у нас свобода слова и вероисповедания. До тех пор пока слово не становится инструментом для призывов к ненависти или насилию. Насколько мне известно, католики-фундаменталисты, выступающие против абортов и равноправия сексуальных меньшинств, за то, чтобы женщины знали свое место, а люди считались потомками не обезьян, а Адама и Евы, тоже не запрещены. Во Франции примерно пять процентов от всех мест отправления исламского культа считаются имеющими отношение к ваххабизму – а это совсем немного.

– А сколько всего у нас мечетей? От чего отсчитывать эти пять процентов?

– Мечетей, или домов молитвы, во Франции порядка двух с половиной тысяч. Сравните примерно с пятьюдесятью тысячами католических церквей и соборов, и вы сразу поймете, как легко одернуть тех, кто болтает, что устои религии во Франции сильно пошатнулись.

– И при чем же здесь Лоран Брак? – вмешалась Лудивина.

– Классическая тюремная история. Вербовщики от ваххабитов очень хитры. Обычно они отбирают самых уязвимых, одиночек и устраивают своей мишени какие-нибудь неприятности. Когда парень доходит до точки, они приходят к нему, словно добрые самаритяне, берут его под крыло, успокаивают, начинают оберегать, а заодно промывать ему мозги. Постепенно он становится одним из них. Несколько лет в тюрьме длятся вечно, если вы постоянно чувствуете угрозу – и днем, и ночью. Без защитника, без семьи самые слабые не выдерживают. Но братья-ваххабиты оказываются рядом, поддерживают, помогают им стать такими же, как они, обрести силу в религии. Их мишень – парни без внутреннего стержня, часто выросшие без отца, те, кому не на кого равняться, у кого нет ни единого ориентира и представлений о границах дозволенного, кто не видит никакого смысла в жизни. Братья-ваххабиты показывают им, что ислам может дать им все – и путь, по которому им следует идти, и рамки, которые следует соблюдать, – нужно лишь верить и действовать, а все пробелы заполнит религия. Человек принимает ислам, потому что наконец-то чувствует, что живет, что обрел свое место, что весь мир вокруг него четко выстраивается в соответствии с его новой верой. А когда он выходит на свободу, все продолжается! Ему находят работу, а если он не женат, то и жену, и парню кажется, что у него наконец есть семья, есть кодекс поведения и цель в жизни, а государство ничего для него не делало и лишь пыталось сломать. Вот так.

– Как вы вышли на Брака? – спросил Сеньон.

– Сопоставили факты. Его имя было в списке заключенных, которых посещал один известный имам – а мы за ним приглядывали. Правда, Брак был всего лишь рыбкой в океане, так что мы решили пока оставить его в покое. Но три месяца назад мы вышли на человека, который из-за границы вел жесточайшую пропаганду ислама в интернете. Отследив комментарии к его видеороликам, мы вышли на Лорана Брака под псевдонимом. В итоге у нас на руках оказался недавно обращенный мусульманин скорее радикального толка, который ходит к имаму, известному своими не самыми сдержанными высказываниями, и постит одобрительные комментарии к роликам вербовщика-ваххабита, близкого к радикальным исламистам. Для нас это означало, что он перешел на другую сторону. Поэтому мы решили за ним следить.

– Физически? – поинтересовался Гильем.

Марк покачал головой:

– Нет, для этого у нас нет человеческих ресурсов. Дела под грифом S у нас заведены больше чем на двадцать тысяч человек, из них больше половины имеют связи с радикальным исламом. Мы не можем приставить целую команду к каждому подозреваемому, ведь нам от них просто некуда деваться. Для постоянного наблюдения за одним подозреваемым требуется около двадцати человек – вот и считайте. В случае с Лораном Браком мы вели базовое наблюдение: отслеживали его цифровой след, то есть точечно проверяли звонки, поглядывали за его поведением в интернете, проверяли, посещает ли он сайты радикальной направленности, смотрели, что он там пишет, что ему нравится, время от времени вели полевые наблюдения, выясняли, как он связан с другими опасными людьми, составили даже общий портрет его окружения и определили его место среди известной нам части ваххабитской вселенной. (Слишком сильно, да?) В общем, его имя есть у нас в базах данных: если оно выскакивает, мы начинаем беспокоиться, а если все тихо, то просто время от времени проверяем, как у него дела. Это лучшее, на что мы способны, учитывая наши средства.

– То есть вы не знаете, где Брак был в четверг и пятницу на прошлой неделе? – подвела итог Лудивина.

– Я могу проверить его звонки, но вы наверняка уже сами это делаете.

– Опять звонки… – разочарованно выдохнул Гильем.

– Хорошо, значит, Лоран Брак есть в ваших базах, – продолжила Лудивина. – Но как вы так быстро вышли на нас?

– За последние два дня вы связались с кучей людей, вы перерыли все возможные базы, так что, можно сказать, у нас сработал сигнал тревоги. Поэтому я здесь. А теперь я задам главный вопрос: его убили?

– Расследование еще идет, – уклончиво ответила Лудивина, которой никак не удавалось расслабиться в присутствии Марка.

Она ненавидела, когда в ее работу вмешиваются извне, особенно не предупреждая об этом заранее. В таких случаях ей казалось, что за ней самой следят.

Марк Таллек кивнул со скептическим видом.

– Послушайте, меньше всего мне хочется быть балластом, который повесили вам на шею. Давайте начистоту: это ваше расследование, и музыку заказываете вы. Я здесь для того, чтобы с вашей помощью понять, что случилось с Браком. Как только я пойму, что все это никак не связано с работой нашей службы, я исчезну, и вы обо мне больше не услышите. Годится?

– Хотите сказать, это не просто визит вежливости? Вы остаетесь здесь, с нами? – изумился Сеньон.

Таллек обнажил зубы в хищной улыбке.

– И буду рядом днем и ночью, – ответил он. – Я ваш новый любимый коллега.

– Мне с самого утра все твердят про Леваллуа. Там располагается ГУВБ? Если ваше начальство договорилось с моим, я могу лишь подчиниться, – подытожила Лудивина. – С другой стороны, вы и сами заметили, у нас тут тесно, свободного стола нет, так что вам придется самому искать себе рабочее место.

Улыбка Марка Таллека из циничной стала просто приятной.

– Я умею быть незаметным.

Лудивина не была в этом уверена.

Ей не нравилось, когда ее к чему-то принуждали, но еще больше она ненавидела, когда ее считали дурой. Неужели ГУВБ всегда отправляет своих агентов на место событий, как только исчезает один из парней, на которого заведено дело под грифом S? Можно следить за расследованием со стороны, можно требовать подробные отчеты, но Лудивина чувствовала, что тут есть еще что-то, о чем ей не говорят. Спецслужбы, религиозный фанатизм, темные места – поводов для беспокойства было множество.

Это дело пахло все хуже.

Назад: 10
Дальше: 12