58

Сирены пожарных машин разгоняли собравшихся на улице зевак. Дом горел, ленты пламени исступленно рвались к небу изо всех окон и дверей, словно прославляя неведомое, всеми забытое божество.

Слишком поздно, сообщил старший пожарный. Они обильно заливали пожар водой, чтобы не дать огню распространиться, но дом и все, что в нем было, уже нельзя было спасти.

Лудивина стояла на необработанной земле, заменявшей придомовой сад, чуть в стороне от работавших пожарных: она не хотела им мешать. Сеньон, уперев руки в бока, как завороженный смотрел на огонь. Гильем с потерянным видом сидел на пне.

– Ты спасла мне жизнь, – прошептал он. – Если бы я остался стоять перед дверью, словил бы пять-шесть пуль, не меньше.

– На тебе был жилет, – попыталась успокоить его Лудивина.

– И что с того… Он мог попасть мне в горло, в бедренную артерию – и все.

Лудивина положила руку ему на голову:

– Получается, мы квиты?

Гильем поднял на нее глаза, но не смог улыбнуться.

– Он нас ждал, – едва слышно сказал Сеньон.

– Так это или не так, но он был готов. Он знал, что рано или поздно к нему придут.

– Ты все правильно поняла. Лоран Брак должен был найти доверенного человека, который и сделал всю самую грязную работу. И вот он, этот человек, догорает у нас на глазах.

– Он тоже выполнял приказ, – вмешался Гильем.

– Почему ты так думаешь?

– Выстрелы. Как только он услышал, что мы копы, тут же начал палить как сумасшедший, а потом облил все бензином и выстрелил себе в голову. Он все сделал быстро, без колебаний, как будто давно к этому готовился. Явно дождался, пока пламя добралось прямо до него, и только потом застрелился. Приказ был четким: поджечь нас, если получится, но главное – не попасться нам в руки живым. И да, он немного поторопился.

– Любитель, – подытожил Сеньон. – Если бы он постарался, мог бы обставить все получше и заодно грохнуть всех нас.

– Да. Он все делал быстро, стараясь успеть главное – убить себя. Чтобы мы ни при каких обстоятельствах не смогли заставить его говорить.

Сеньон шумно выдохнул: он был расстроен и зол.

– И он справился с задачей…

– Нам нужно забрать труп и взять анализ ДНК, – решительно заявила Лудивина. – Нужно найти родственников Сида Аззелы, взять у них образцы ДНК для сравнения – чтобы убедиться в том, что в пожаре погиб именно он. Мы разберем по кирпичикам всю его жизнь. Восстановим его перемещения, его траты. Это он создал ячейку по приказу Брака. Он – последнее звено на пути к ним. Дело срочное и важное, так что мы возьмемся за него завтра же, несмотря на выходные. Жаль, что вы не побудете с семьями, но делать нечего.

В глубине души Лудивина мало на что надеялась. Все было подготовлено так тщательно, что она не рассчитывала ни на малейшую ошибку. Но проверить стоило. Больше им ничего не оставалось.

Сеньон мрачно кивнул, не сводя глаз с пожарища.

Поздно вечером ей позвонил Марк: хотел узнать, как у нее дела. Лудивина уже пару часов подряд смотрела ваххабитские пропагандистские видеоролики, пытаясь лучше понять, с кем имеет дело, и ей явно не хотелось продолжать: от увиденного она чувствовала себя подавленно. Она предложила Марку заехать к ней, они поговорили, а потом поднялись в спальню и медленно, нежно занялись любовью. Лудивина опасалась этого момента. Да, голый мужчина не успел ее изнасиловать, но его мотивы, смерть, которой ей едва удалось избежать, не шли у нее из головы: она боялась, что от прикосновений Марка только расплачется, что они вгонят ее в дрожь, в страх. Но вышло иначе. Она с удивлением поняла, что сполна отдалась наслаждению, сумела отвлечься от всего вокруг, что ее тело словно перестало ей принадлежать, а затем снова вернулось к ней, и она кончила, в первый раз тайком от Марка, словно чтобы проверить, а потом еще раз, вместе с ним. Сладкая, нежная ночь, в которой жар любви сменила зимняя прохлада, заставившая их плотнее прижаться друг к другу во сне, стать одним целым, дышать друг другом, а к утру, к моменту пробуждения, ощутить, что они уже скучают, что им уже снова хочется оказаться вместе.

Утром, пока Марк в кухне готовил кофе, в гостиную вошел Сеньон.

– Гильем поехал в институт судмедэкспертизы, проследить за взятием образцов ДНК, – сообщил он. – Мне кажется, он хотел взглянуть на труп. Чтобы пережить свой страх.

– Он поехал один? – забеспокоилась Лудивина.

– С Магали.

– Вам удалось что-то найти на месте? – спросил Марк.

– На пепелище работают криминалисты. Наши коллеги из ОР, Бен и Франк, сейчас тоже там. Скоро я узнаю все подробности, но вряд ли они что-то найдут, там все сгорело дотла.

– Вы будете проверять окружение погибшего?

– Мы с этого начнем. Он оставил в ФСРП и на бирже труда свой номер телефона, мы изучим его звонки, сообщения и подключения к интернету, может, найдем что-то интересное. Но я ни на что не надеюсь.

– Знаете название его мобильного оператора?

– Я еще не смотрел, а что? – ответил Сеньон

– Будем надеяться, что оператор позволит нам проверить их базовые станции. Если да, мы узнаем, покрывали ли они работу конкретного номера. Тогда, даже если он никому не звонил, мы все равно сумеем по геолокации телефона восстановить его перемещения за последние недели.

Лудивина кивнула, но тут же заметила:

– Все члены группы Фиссума принимали меры предосторожности, вряд ли этот человек совершил какую-то ошибку.

– Он не прошел обучение у Фиссума, его нанял Брак. То, как он вчера спешил, говорит о том, что он не профессионал. В любом случае если нам хоть чуть-чуть не повезет, у нас ничего не получится. Я займусь его телефоном, пока вы работаете на месте.

Лудивина и Сеньон согласно кивнули и, залпом выпив свой кофе, вышли на улицу, под свинцовое небо. Осень долго собиралась, но теперь наконец вполне вступила в свои права и, словно оправдываясь за опоздание, рассыпала повсюду намеки на то, что скоро наступит суровая зима.

Чуть дальше по бульвару деревья уже украсили к Рождеству, и Лудивина вдруг поняла, что у них совсем мало времени. Марк боялся, что ячейка осуществит запланированное до праздников, но Лудивина, напротив, считала, что конец года – самое подходящее время для теракта, самое символичное. Взорвать бомбу в Рождество. Разорвать всем сердце.

Стены домов на бульваре были оклеены предвыборными афишами, поверх которых виднелись провокационные, расистские лозунги, написанные краской от руки.

– Это все плохо кончится, – с досадой шепнула она.

– Нет, Лулу, мы доберемся до них раньше.

– Я не об этом. О нашей стране, обо всем мире.

– Что с тобой?

– Ты видишь параллель между жаждущим власти исламизмом и уставшими от политики развитыми европейскими странами? Возьми сторонников ИГИЛ, возьми любых ваххабитов, кричащих о том, что арабские мусульманские страны уже все перепробовали – от колониального рабства до независимости, демократии, извращенной современными ценностями, или диктатуры, и ни один из этих вариантов не сработал. Единственный период в истории, когда их народы процветали и даже контролировали большую часть земного шара, – это эпоха, когда все они верили в основные ценности, описанные в Коране. Поэтому исламисты и твердят, что на свете есть лишь одна действующая конституция – их собственная. Создав ее, они меньше чем за два столетия подчинили себе территории от Индии до берегов Атлантического океана. Меньше чем за двести лет – во времена, когда люди повсюду передвигались на лошадях… Вот о чем говорят исламисты. Их сила – Коран и ничто другое. «Вернитесь к основам, и Бог снова нас защитит». А что в это время происходит в Европе? У нас пышным цветом цветут крайне правые партии. И что они говорят? Ровно то же самое! Они тоже утверждают, что мы уже все перепробовали, что ни один подход – ни левый, ни правый, ни даже центристский – не сработал и что нам пора решиться на настоящие перемены, без страха вернуться к истокам наших западных ценностей. Да сколько можно? Мне тошно от этого сходства! В обоих случаях всем правит не разум, а страх и отчаяние. Мы – очевидцы столкновения культур, и каждый из нас реагирует одинаково: мы замыкаемся в себе. Наши различия нас не украшают, нет, с каждым новым терактом они все больше отдаляют нас друг от друга, но всем на это плевать.

– Ничего подобного, есть те, кто открыто говорит о братстве, об уме, о толерантности, о любви… Вспомни многотысячные демонстрации после терактов! Если это не коллективное послание…

– Шок действительно заставляет всех шевелиться, но дай обыденности время, и она вновь вступит в свои права. Просто дождись выборов, и ты все сам увидишь… Клянусь тебе, Сеньон, наш мир теряет всякие ориентиры. Он гибнет от страха!

Темнокожий гигант приобнял ее за плечи, словно старший брат:

– Ты испортила мне весь настрой, спасибо.

День оказался точно таким, как и это мрачное утро. Хмурым, бесконечным и совершенно неплодотворным. Они нашли отца Сида Аззелы – мать уже давно умерла – и сообщили ему, что предполагают, что его сын погиб накануне ночью. Казалось, эта новость его не слишком расстроила. Они мало общались в последнее время; отец вел себя крайне сдержанно, не проявил никаких эмоций. Жандармы тампоном взяли у него образец слюны, чтобы сравнить его ДНК с ДНК обгоревшего трупа, а затем, с его согласия, осмотрели квартиру. Ничто в ней не свидетельствовало о том, что старик делил кров с кем-то еще. Затем следователи связались с четырьмя братьями и сестрами Сида Аззелы и встретились с тремя из них. Те проявили куда больше эмоций, чем их отец. Лудивина настойчиво повторяла: они лишь предполагают, что Сид мертв, но не уверены в этом на сто процентов. Следователи воспользовались ситуацией, чтобы задать родственникам несколько вопросов. Никто из братьев и сестер не поддерживал его религиозный экстремизм, хотя один из братьев вполне понимал Сида. В последнее время тот якобы чувствовал себя чуть лучше, начал снова ходить в обычной одежде, а не только в джелабе, стал более открытым, но для тех, кто знал его с самого рождения, все равно было ясно, что с ним что-то не так. Такия, подумала Лудивина, искусство скрывать, которым Сид не владел в совершенстве, так что родные все про него понимали. Ни один из членов семьи по-настоящему не общался с ним после того, как он вышел из тюрьмы: он заходил в гости из вежливости, но и только. В последние месяцы он замкнулся в себе, явно чувствовал себя не на своем месте: это было очевидно несмотря на его попытки выглядеть по-западному. Никто не знал, как ему помочь, как реагировать, все лишь молились, чтобы это прошло, хотя и сами не могли вырваться из цепких лап повседневных забот.

Одна из сестер на прощание сунула жандармам коробку печенья, которое сама испекла. Лудивина собралась было выбросить коробку в урну возле подъезда, но Сеньон ее остановил:

– Ты серьезно, Лулу? Она старалась, пекла, а ты просто выбросишь все в помойку? Это неуважение!

– С каких пор мы принимаем подарки от свидетелей?

– Это не подарок, а гостеприимство, она щедра, вот и все. Марокканцы все такие, ты никогда не уйдешь от них голодным! – пошутил он.

– А что, если она на самом деле что-то скрывает? Что, если она тоже придерживается радикальных взглядов и решила убить пару копов? Кто тебе сказал, что она не подмешала в тесто яд?

– Это уже паранойя. Ее дети ели это же печенье у нас на глазах. Давай мне коробку, я умираю с голоду. Если ты помнишь, мы еще не обедали.

Лудивина с ужасом смотрела, как Сеньон лакомится печеньем. Они продолжили работу в мрачной тишине.

Сид почти не встречался с прежними приятелями из своего района – с теми, с кем дружил, пока не попал в тюрьму за торговлю наркотиками. Он виделся всего с парой человек, но ни о чем таком им не говорил. К тому же его прежние друзья не слишком хотели откровенничать с представителями правопорядка.

Жандармы проверили окружение Сида Аззелы, но ничего не обнаружили.

Когда они вечером вернулись в казарму, полковник Жиан приказал им взять выходной в воскресенье. Они ходили по кругу. Им нужно было отдохнуть, хотя бы немного, и взглянуть на все свежим взглядом.

В тот же вечер Сеньон и Летиция пригласили Лудивину на ужин, настояв на том, чтобы она пришла с Марком. Они позвали Гильема и Мод, выпивали и жарили мясо на вулканическом камне в ожидании Марка, который с извинениями присоединился к ним только в конце ужина. ГУВБ пока не сдается, только и сказал он.

Тихое воскресенье, утренняя прогулка по рынку, свежие овощи на обед, отдых у камина, с книгой, под музыку, и ожидание: днем Марк получил сообщение и уехал в Леваллуа, пообещав Лудивине держать ее в курсе.

Он вернулся к вечеру. Его лицо ничего не выражало. ГУВБ была вынуждена отпустить последних подозреваемых, против которых не выдвинули никаких обвинений: шесть дней ареста, допустимые в случае опасности теракта, подошли к концу.

– Могу я задать тебе дурацкий вопрос? – спросила Лудивина.

– Давай.

– Французские спецслужбы применяют пытки?

– Ты шутишь? Мы же не в кино. Конечно нет. Я не стану клясться, что ГУВБ время от времени не грубит своим клиентам, порой мы нагоняем на них страху, но не более того.

– Даже если на кону жизни сотен граждан Франции?

– Пытки все равно ничего не дают. Вообще ничего. От боли человек признается в чем угодно, даже в том, чего не делал, лишь бы ему больше не было больно. И потом… мы ведь не психопаты, – добавил Марк. – Я такой же полицейский, как и ты, просто работаю в спецслужбе. Не воображай себе всякие ужасы, о них пишут в книжках, но в жизни их не существует.

Лудивина успокоилась – на счет Марка, на счет всей своей страны. Она не смогла бы мириться с тем, что порой Марк может быть другим – совершенно другим, начисто лишенным гуманности. Только не он.

Они так и не обнаружили ни единой зацепки.

Сотрудников ГУВБ в Леваллуа беспокоил один вопрос: стоит ли распространить фотографии Абеля Фремона и Мусы Бакрани, обнародовать все, что удалось узнать полиции, и тем самым, возможно, подтолкнуть террористов к действию? Зная, что полиция идет за ними по пятам, они могут ударить раньше намеченного срока. Или лучше держать расследование в тайне и надеяться, что полиция сумеет раскрыть ячейку прежде, чем она совершит теракт.

ГУВБ решило действовать тайно в течение ближайших дней. Предполагалось, что этот метод работы так или иначе себя оправдает.

Лудивина долго не могла заснуть. Не могла отключиться. Невозможно расслабиться, зная, что где-то поблизости какие-то люди готовятся убивать, сеять ужас, что жизни людей висят на волоске, который может оборваться от малейшего просчета любой из сторон.

Ее вырвал из сна звонок на мобильный телефон Марка.

ГУВБ.

– Они что, никогда не спят? – буркнула она.

Марк молча выслушал собеседника и, как часто бывало, без единого слова повесил трубку.

Но тут же встал с постели.

– Одевайся, – сказал он. – Кое-что случилось.