1

Темно-зеленый гидросамолет «бизерта», качавшийся на слабой волне, напоминал обыкновенный катер, к которому сумасшедший конструктор приделал крылья-этажерку и три неуклюже висящих меж ними двигателя. Фрисснеру приходилось летать не раз и не два, но обычно это были нормальные транспортники, чаще всего старые добрые Ju-52. Даже торпедоносец «хейнкель», на котором Фрисснер летел в прошлом году из Ставангера, с виду выглядел надежнее…

Те же чувства, что и Фрисснер, судя по всему, испытывал Каунитц. Он бросил за борт окурок и спросил вполголоса:

— Что это за дерьмо, господин капитан?

— Французский гидроплан, — ответил Фрисснер. — Трофей. На нем летали вишисты, но потом мы решили, что нам он нужнее. Морской разведчик.

— Оно в самом деле летает?

— Поговаривают… Надеюсь, мы доберемся на нем до Триполи.

— Они не могли послать нормальный «викинг»? — все не мог успокоиться Каунитц. — Эта сноповязалка развалится на середине пути.

— Ну конечно, «викинг» тебе подавай, — хихикнул Макс Богер. — И эскорт из десяти истребителей, а в Триполи чтобы тебя встретил лично Роммель1 со всем штабом. О, наш скромный Эмиль!

(1 Роммель, Эрвин, — гснерал-фельдмаршал, с 1941 — командующий Африканским корпусом. В 1944 г. покончил с собой, как участник антигитлеровского заговора.)

— Заткнись, Макс. Тебе тоже на нем лететь, — отрезал Каунитц, но Богера, похоже, не испугал. Тот пожал плечами:

— Я лично планирую спрятаться в самый укромный уголок этого самолета и хорошенько поспать до самой Африки. И тебе советую.

— Смотри не проснись с дополнительной дыркой в заднице, которую тебе просверлят английские истребители, — буркнул Каунитц.

Матросы гребли споро, и спустя несколько минут лодка ткнулась тупым носом в поплавок «бизерты». Лунный свет высветил выглядывающего из кабины пилота, приветливо помахавшего рукой.

В темное нутро гидроплана они забрались без происшествий, перетащили мешки. Макс шумно втянул воздух носом и спросил:

— Давно проветривали? По-моему, воняет лягушками.

— Воняет Генрихом, хвостовым стрелком, — улыбнулся пилот. — Он на ужин съел слишком много фасоли… Извините, господин капитан. Располагайтесь.

— Благодарю, — кивнул Фрисснер. Они устроились поудобнее в мрачной сигаре фюзеляжа, лишенной привычных удобств старичка «юнкерса». Фрисснер покосился на своего третьего спутника, до сих пор не проронившего ни слова. Худой, скуластый, он сейчас протирал полой куртки очки, забавные стеклянные кругляшки с проволочными дужками, словно из старого немого фильма про ученого-растяпу. Да он и есть ученый-растяпа, Юлиус Замке, археолог и антрополог, сын археолога и антрополога. Фрисснер внимательно прочел его дело перед тем, как ехать в Бельзен. Что ж, будем думать, что полтора года концентрационного лагеря выбили из него все нехорошие мысли, если они у него и имелись. Хорошо, наверное, без красного винкеля1 на груди.

(1 Треугольник (нем) Имеется в виду нашитый на робу заключенного.)

Фрисснер хотел сказать ученому что-нибудь дружеское, теплое, но в этот момент Замке закончил протирать очки и водрузил их на нос, а Макс Богер по-дурацки хихикнул, как это умел делать только он, и выдал:

— Вы, Юлиус, вылитый рейхсфюрер, вам это когда-нибудь говорили?

Действительно, ученый в очках немного напоминал Гиммлера, но болтать об этом вот так, в присутствии пилотов, не стоило. Фрисснер ткнул Макса локтем в бок, и тот мгновенно затих. Замке ничего не ответил, только растерянно моргнул и посмотрел на Фрисснера. Тот сморщился — не обращайте, мол, внимания — и улыбнулся.

Унтер-офицеры, веселящиеся и переругивающиеся в присутствии капитана. Зрелище довольно нормальное для фронта, но тут, на Крите, к такому, возможно, и не привыкли. Тем более пилоты не были, конечно же, проинформированы ни о миссии группы Фрисснера, ни о подлинных их званиях.

— Взлетаем, — сказал пилот. Где-то над головой взвыли и затарахтели моторы, пол ощутимо задрожал.

— Когда будем в Триполи? — проорал Каунитц. Пилот покачал головой:

— Не загадывай, приятель. А ну как прилетят англичане и устроят нам фейерверк? Сейчас я погашу свет, а ты вздремни. В Африке я тебя разбужу.

— Какая у него скорость? — не унимался Каунитц.

— Километров двести в час. Очень неторопливая птичка, — сказал пилот и отвернулся. Пол задрожал еще сильнее, и «бизерта» пошла на взлет.

Богер исполнил свое намерение и сразу же уснул, пристроив под голову какой-то мешок и укрывшись одеялом. Каунитц вроде бы тоже задремал. А вот ученый не спал. Он тревожно озирался, пальцы левой руки крутили пуговицу на груди.

— Раньше не приходилось летать? — крикнул Фрисснер. Чертовы моторы рычали над самой головой.

— Нет, — ответил Замке.

— Что ж, когда-то надо начинать! Здесь не так уж и далеко, не беспокойтесь!

— А что он сказал про английские самолеты? — ученый указал в сторону пилотской кабины.

— Я думаю, нам они не встретятся. Наша тихоходная этажерка им ни к чему. Хотите немного выпить? — Фрисснер похлопал по фляге в матерчатом чехле, укрепленной на поясе.

— Да, спасибо!

Юлиус Замке принял у капитана фляжку, аккуратно отвинтил пробку, повисшую на цепочке, и сделал глоток.

А ведь еще неделю назад все было совсем иначе…