«Я ткала мою паутину для тебя, потому что ты мне понравился. В конце концов, что такое жизнь? Мы рождаемся, живем некоторое время и умираем».
Э. Б. Уайт, «Паутина Шарлотты», 1952
Наши виды выросли, наблюдая за пауками. Все то время, пока мы сражались, чтобы освоить инструменты, которые помогут нам охотиться, готовить еду и шить, мы были окружены древними паутинами, на каждой из которых было тело ее создательницы. Неудивительно, что эти создания настолько глубоко укоренились в нашей психике. Нам надо было многому научиться у них: самодостаточности, эффективности, творчеству и особенно безупречной ловкости обращения с шелком. Древнегреческий философ Демокрит, родившийся около 460 г. до н. э., предполагал, что, наблюдая за тем, как пауки плетут свою паутину и яичные мешки, люди сами научились прясть и ткать. Безусловно, связь есть. Некоторые утверждают, что изначально пауки по-английски назывались не spiders, а spinders от слова spin (прясть).
За пауками наблюдали не только ткачи. Трудно не предположить, к примеру, что охотники и рыбаки обязаны развитием сетей, силков и приманок наблюдениям за пауками. Возможно, из-за их двойственной роли – созидателей и разрушителей – паукообразные появляются в мифах разных народов, включая жителей Перу доколумбовой эпохи, аканов в Гане и некоторые племена американских индейцев. Индейцы хопи и навахо, к примеру, представляли женщину-паучиху, которая ткала космос, облака и радугу на огромном ткацком станке.
Именно благодаря тому, что она щедро поделилась с людьми мудростью и мастерством, человечество смогло процветать на земле. Ткачи племен, надеясь овладеть мастерством их божества, натирали кисти рук паутиной перед тем, как приняться за работу. Древнеегипетская богиня мудрости, охоты и ткачества Нейт ассоциировалась с пауками, как и в Месопотамии богиня Утта, отвечавшая за все связанное с женщинами. (Настолько тесной была их связь, что зачастую использовался один и тот же символ для обозначения имени Утты и слова «паук».) В Китае пауки традиционно символизировали ткачество и считались приносящими удачу.
Пауки сыграли позитивную роль и в популярной западной культуре. Детская песенка «Малышка-паучишка» (Itsy Bitsy Spider) учит малышей мужественно переносить несчастья и не терять решимости. В книге «Паутина Шарлотты» паучиха Шарлотта спасает поросенка. С момента своего появления в 1962 г. Человек-паук, второе «я» кроткого Питера Паркера, стал одним из самых любимых персонажей в созвездии комиксов. Стэн Ли, создатель персонажа, часто говорил, что его вдохновил паук, поднимающийся вверх по стене. Человек-паук может делать то же самое. Он же выстреливает похожие на паутину веревки из запястий и использует их для того, чтобы связывать преступников и летать в городских джунглях.
Но к восхищению зачастую примешиваются, а иногда и перевешивают его, отвращение и страх. Сочувствие к малышке-паучишке исчезает, как только мы знакомимся со стихами о маленькой мисс Маффет, которую напугал паук. Еще более зловещей и леденящей кровь является новелла «Черный паук» (1842) швейцарского писателя Иеремии Готхельфа. В ней говорится о девушке, на щеке которой появляется огромный черный паук в том месте, куда ее поцеловал дьявол. В конце концов девушка сама превращается в страшного черного паука, который убивает всех жителей деревни. Женщины-паучихи, несмотря на то что они ассоциируются с созиданием, не всегда милосердны. Дзерогумо – в дословном переводе «паук-девка» – в японской мифологии периода Эдо (1615–1868) обманывает наивных самураев, появляясь в образе соблазнительной женщины, а потом связывает их шелком и съедает. Эту же идею повторяет троп «черная вдова». Так называют женщин, которые убили своих ничего не подозревающих мужей (Дебби в «Ценностях семейки Аддамс», Бетти Лу Битс, Мэри Элизабет Уилсон). Легитимность и пикантность этому понятию придает тот факт, что у многих видов пауков, включая кругопрядов-нефил, сексуальный каннибализм встречается достаточно часто.
Древнегреческая легенда об Арахне – еще один пример коварной культурной связи между женщинами и пауками. Как и у любого мифа, достойного пересказа, у этой истории несколько вариантов, но все они начинаются с Арахны, бедной молодой женщины, которая с раннего возраста проявляла выдающееся мастерство ткачихи. Она очень гордилась своим талантом, что в традиционных историях ничего хорошего женщинам не сулило. Когда подруга семьи предположила, что самой Афине, богине мудрости и искусств, следовало поучить Арахну, та фыркнула и ответила, что и Афине есть чему у нее поучиться.
Боги и богини быстро наказывают нахальных смертных. Переодетая Афина появилась у двери дома Арахны и предложила той помериться мастерством. Проигравшая не сможет прикоснуться ни к ткацкому станку, ни к веретену до конца дней. Разумеется, Афина победила, но сжалилась над Арахной, расстроенной тем, что она никогда больше сможет заниматься любимым ремеслом. Но милость Афины таила в себе злой умысел: чтобы не нарушить условий договора, но все же дать Арахне возможность прясть сколько душе угодно, богиня превратила ее из красивой женщины в паучиху.
«В будущем это обещает стать коммерческим волокном».
Дж. Ф. Дьюти, 1885
От имитации до освоения – один шаг, и ни брезгливость, которую мы испытываем к паукам, ни бесконечный список технических трудностей не помешали людям предпринимать попытки укротить паучий шелк. Жители островов в юго-западной части Тихого океана традиционно используют его для изготовления лесок, а в Африке паутину и коконы собирали, чтобы изготавливать из них все – от сумочек до шляп. В Британском музее есть такая шляпа со страусовым пером из Ботсваны. Многие народы использовали этот шелк, чтобы наложить повязку на рану. Эта практика была широко известна во времена Шекспира. «Я бы очень желал познакомиться с вами, добрейшая госпожа Паутинка, – говорит Моток в пьесе «Сон в летнюю ночь», – если я порежу себе палец, я позволю себе обратиться к вам» (перевод М. Лозинского). (Паутина в самом деле обладает антисептическими свойствами.) В XVIII в. европейцы, недовольные господством Китая в производстве шелка и отчаянно пытавшиеся создать жизнеспособную альтернативу, полагали, что пауки могут стать основой для собственной шелковой промышленности. Отдельные шелковые нити из-за их тонкости даже использовали для перекрестий в оптических прицелах до 1960-х гг.
Несмотря на такое разнообразие возможностей для использования, амбициозные коммерческие попытки обычно проваливались. Проблема в том, что невероятно трудно увеличить масштабы производства. Чтобы паучий шелк стал жизнеспособной альтернативой шелку тутовых шелкопрядов, нужно не только собирать паутину и коконы. Нужно получать шелк напрямую из источника, в больших количествах.
Франсуа-Ксавье Бон, французский аристократ, одним из первых серьезно исследовал производство паучьего шелка. В длинном докладе, опубликованном на французском языке в 1709 г. и позднее переведенном на английский, он рассказал о своих находках. В его усилиях ему помешало отсутствие базовых знаний о пауках. К примеру, он написал, что все пауки андрогинны, уверенный в том, что это самцы откладывают яйца. Он попытался описать фильеры с помощью сравнений с человеческой анатомией: «Все пауки выделяют нить через анус, в котором у них есть пять маленьких сосочков». Тем не менее он не отступал. Собирая яичные мешки (или «сумки», как он их называл) «в углах окон, дверных проемов или под венцами крыши», он набрал достаточно шелка, чтобы соткать пару чулок и перчаток, которые с восторгом представил научному сообществу как доказательство того, что эпоха тутового шелкопряда, возможно, приближается к концу.
Хотя начало было многообещающим, работа застопорилась, когда размеры препятствий стали очевидными. К примеру, по некоторым оценкам, потребовалось бы двенадцать пауков, чтобы напрясть такое количество шелка, которое дает один тутовый шелкопряд, и 27 648 пауков, чтобы спрясть единственный фунт шелка. Более того, выяснилось, что пауки практически не поддаются принудительному разведению. В действительности было невозможно наловить достаточное количество мух, чтобы накормить столько пауков. Еще хуже дело обстояло с их стремлением атаковать и убивать друг друга, как только они оказывались вместе в замкнутом пространстве. «Каждый раз, когда я наблюдал за ними, – в отчаянии написал один исследователь, – я видел, как паук меньших размеров становится жертвой более крупного паука. И через некоторое время в каждой коробке у меня осталось по одному или по два паука».
И все же от идеи полностью не отказывались. Новаторы, изобретатели и ученые снова и снова вспоминали о ней, зачастую не подозревая о попытках предшественников. Каждый был убежден, что именно он наткнулся на священный Грааль в производстве ткани – ту самую нить, которая сможет соперничать с китайским шелком. Богатым и могущественным преподносили в дар любопытные вещицы из паучьего шелка в надежде, что они будут финансировать дальнейшие эксперименты. Полагают, что Франсуа-Ксавье Бон подарил пару чулок герцогине Бургундской, перчатки императрице Германии и Австрии и жилетку самому королю Людовику XIV.
Ближайшие исторические попытки достичь хоть какого-то успеха были предприняты французской колониальной администрацией на Мадагаскаре в конце XIX в. Жакоб Поль Камбуэ, французский миссионер, живший на острове, первым использовал методы извлечения шелка из живых пауков в 1880-х и 1890-х гг. Он поначалу пытался использовать только коконы, как это делается с обычным шелком, но обнаружил, что пятьдесят коконов дают всего лишь один грамм шелка. Однако если удерживать паука на месте и извлекать шелк напрямую из фильер, то длина полученной нити могла достигать от восьмидесяти до семисот метров. Господин Ноге, его коллега, создал ловушку, которая выглядела зловеще, но не причиняла паукам вреда и позволяла кругопрядам-нефилам давать шелк группами. Шелк, собранный подобным образом вокруг Антананариву, был превращен в полог для кровати и с большой помпой показан на Всемирной выставке в Париже в 1900 г., прежде чем исчезнуть без следа.
Для Саймона Пирса, жившего на Мадагаскаре и работавшего в текстильной промышленности, слухи о паучьем шелкопрядении в прошлом были чем-то вроде сказки, которую часто слышат, но в которую до конца не верят. В 1990-х гг. он воссоздал ловушку господина Ноге, которая выглядела как лачуга Робинзона, но в которой две дюжины пауков сидели в безопасности, не двигаясь, пока из них извлекали шелк и пряли из него свободную нить. Только годы спустя при поддержке Николаса Годли начались настоящие усилия Пирса по созданию ткани из паучьего шелка. Первый кусок ткани был закончен в 2008 г.
Конечная цель – создание куска ткани целиком из паучьего шелка – была достигнута еще через три года. При всем опыте этих дизайнеров и отточенном мастерстве их команды это все равно был трудоемкий процесс. Частично из-за того, что они чувствовали за плечами неудачные попытки предшественников, реализация сотен лет мечтаний не могла не быть чем-то особенным. Чтобы получить впечатляющий предмет одежды, они использовали два типа переплетения и покрыли всю поверхность сложной вышивкой и аппликацией. На один декор ушло более нескольких тысяч часов работы, и все стежки выполнялись вручную.
Хотя все это определенно помогало добиться цели, даже самые скромные нити, вплетенные в подол, были выполнены с трудом. Из-за невероятной тонкости паучьего шелка с одной нитью было бы совершенно невозможно работать, поэтому ее сплетали с шелком еще двадцати четырех пауков. И это была только базовая нить. Для парчовой основы требовалось намного больше. Каждая нить основы состояла из девяносто шести отдельных волокон, тогда как в нитях утка их было в два раза больше. Помня о том, что потребовалось около четырнадцати тысяч пауков, чтобы получить одну унцию шелка, большое количество шелка требовало огромного труда. Каждое утро маленькая армия от тридцати до восьмидесяти человек отправлялась собирать до трех тысяч пауков с окрестных деревьев и телефонных столбов вокруг Антананариву . Затем из этих пауков извлекали шелк с помощью машины, похожей на ту, которую Саймон Пирс создал за несколько лет до этого. Во второй половине дня пауков возвращали туда, откуда их взяли. После этой процедуры паукам требовалось около недели, чтобы восстановить запасы шелка, и тогда их можно было снова собирать и «доить».
Когда накидка была закончена и выставлена на шесть месяцев в экспозиции музея Виктории и Альберта в Лондоне в 2012 г., она произвела сильное впечатление на всех, кто ее видел. Для многих, особенно после того, как накидку свернули и убрали на хранение, невероятная привлекательность паучьего шелка не утратила яркости. Разумеется, наряд был создан, но только единственный и очень дорогой. И работала над ним команда из нескольких сотен человек. Главный вызов оставался – производство шелка в больших объемах, раскрытие его потенциала настолько, чтобы он не оставался выставочным образцом, а мог стать частью повседневных тканей.