12

– Да что вы можете знать о вредителях!

Лаврентий Павлович Берия в разговоре с Мичуриным

Москва, АБТУ РККА

В Автобронетанковое управление РККА Берия прибыл ровно к десяти ноль-ноль. И был неприятно удивлен: вызванные на совещание конструкторы бестолково толпились в приемной начальника АБТУ Бокиса, а замотанный дежурный капитан устало повторял:

– Товарищи, товарищи! Товарищ комдив задерживается, подождите. Подождите, я говорю! Ну, вот присядьте, подождите…

Тут он соизволил заметить Берию, но из-за того, что тот, по своему обыкновению, был в штатском костюме, принял его за очередного конструктора. Он открыл папку и повел карандашом по списку, одновременно бормоча:

– Фамилия? Придется подождать: товарищ комдив задерживается…

– Фамилия – Берия, – сообщил Лаврентий Павлович любезно. – Мы пока начнем, а когда товарищ комбриг прибудет, проведите его к нам.

– Какой комбриг? – обалдело спросил капитан.

– Комбриг Бокис, – столь же любезно пояснил Берия и, распахнув двери кабинета, повернулся к конструкторам: – Прошу, товарищи, заходите.

– Он, товарищ нарком, комдив, – пискнул капитан. – Комдив, а не комбриг…

– Вы, капитан, не в курсе, – лучезарно улыбнулся Берия. – Уже комбриг. А не появится в течение пятнадцати минут, то – полковник.

Войдя в кабинет и прикрыв за собой двери, Лаврентий Павлович прошел на председательское место и, усевшись в кресло, произнес:

– Начнем, товарищи, время дорого. Первыми я бы хотел послушать товарищей Барыкова и Гинзбурга. Прошу.

Названные поднялись и вышли на середину кабинета.

– Сейчас у нас в производстве, – начал Барыков, – следующие марки бронетанковой техники: легкие танки Т-26, а также специальные машины на их основе: ОТ-130. Средние танки Т-28 и многобашенный танк прорыва Т-35…

В этот момент открылись двери кабинета и вошли еще несколько человек. Собравшиеся хорошо знали этих людей: артиллерийский конструктор Грабин, еще один артиллерист – Петров с Мотовилихи, но больше всего поразил третий человек – осунувшийся, плохо выбритый, в костюме явно с чужого плеча. Это был конструктор Сячинтов, арестованный в конце прошлого года и, наверное, так и не выпущенный – недаром рядом с ним стояли двое бойцов ГБ.

Увидев вошедших, Берия поднялся и радушно пригласил:

– Присаживайтесь, товарищи, присаживайтесь. Вот как раз товарищ Сячинтов вовремя прибыл: расскажите-ка нам о судьбе орудия ПС-3.

Названный вздрогнул, ссутулился, помолчал…

– Орудие ПС-3 разрабатывалось мной по заданию врага народа, международного шпиона Тухачевского, – начал Сячинтов монотонно, – с целью бесполезного расходования ресурсов и излишней нагрузки на оборонную промышленность. Хорошо, что товарищ Барыков вовремя раскусил…

– Ну, что там раскусил товарищ Барыков, нам не так интересно, – оборвал его Берия. – Вы нам вот что скажите, как вы думаете, почему орудие с такими высокими характеристиками не пошло в производство?

Сячинтов вздохнул, опустил голову. Барыков попытался что-то сказать, но Лаврентий Павлович резко оборвал его:

– Товарищ, разве ваша фамилия – Сячинтов? Нет? – И, повернувшись к вытащенному из-под ареста конструктору, подбодрил: – Ну, товарищ Сячинтов, смелее. Так в чем же дело?

Тот вздохнул, собираясь, и, сжав кулаки, поднял голову, твёрдо посмотрев в глаза всесильному наркому.

– На самом деле орудие требует очень тщательной обработки, а так как директора больше интересует вал, то…

– То сложное орудие в производстве всеми способами тормозят, – закончил фразу за конструктора Лаврентий Павлович. – Полагаете, что Красная Армия управится и с плохим оружием? – Берия вперил взгляд в Барыкова и Гинзбурга: – Очень ошибаетесь, дорогие наши товарищи! Я бы даже сказал: заблуждаетесь!

Лаврентий Павлович тщательно готовился к этой встрече и потому тут же выложил характеристики орудия КТ-28 и сравнил его с ПС-3. Затем методично принялся драконить танки Т-26 и Т-35.

– Медлительные, слабо вооруженные, с тонкой броней, способной предохранить лишь от винтовок и пулеметов винтовочного калибра. И вы, драгоценные товарищи, всерьез полагаете, что вот это – те самые танки, которые нужны РККА? Нужны Советскому Союзу?..

Кировцы потупились и молчали. Как ни странно, тут же занервничали руководители Харьковского паровозостроительного завода имени Коминтерна. Т-35 строился в основном на их заводе, так что директору Ивану Бондаренко и главному конструктору Афанасию Фирсову было о чем подумать. Но в этот момент с шумом распахнулась дверь и в кабинет вошел его хозяин – Густав Бокис.

Он весело улыбнулся Берии, небрежно кивнул остальным:

– Здравствуйте, товарищ нарком. Приветствую, товарищи. Извините за задержку: вчера допоздна работал, проспал…

По его слегка помятому лицу было нетрудно сделать выводы о характере вчерашней работы: о любвеобильности начальника АБТУ РККА ходили легенды. Однако Берия столь же весело улыбнулся Бокису, потом взглянул на часы:

– Вы успели, товарищ комбриг. Приведите в порядок форму: сейчас это вам будет нетрудно. Просто снимите с петлиц лишний ромб и присоединяйтесь к нам, – он рукой указал на свободное место. – Сейчас закончат доклад товарищи с Кировского завода, потом заслушаем товарищей с завода имени Коминтерна, а после уже – вам слово!

И Лаврентий Павлович снова лучезарно улыбнулся, правда, на сей раз – одними губами. Знающие Берию люди содрогнулись бы от этой улыбки. Шептались, что даже любимцы товарища Сталина – прославленный сорвиголова Чкалов и «железный Кирилл» – и те нет-нет да и передергивали зябко плечами, когда видели такую улыбку наркома.

Но Бокис то ли не знал об этом, то ли не верил, а потому, гордо выпрямившись, заявил:

– Мне, товарищ Берия, звание не вы присваивали! И я не понимаю…

Дальше продолжить он не успел. Двое неприметных товарищей в таких же штатских костюмах, как и их нарком, оборвали высокопарную речь Густава Густавовича весьма неделикатным образом – просто и без затей заломав ему руки. Причем столько резко, что у жертвы перехватило дыхание.

Берия, тоже занимавшийся в спортзале Осинфбюро, вдруг каким-то размытым движением оказался прямо перед Бокисом.

– Приподнимите, – попросил он, и его телохранители резко вздернули висящего в заломе человека так, что его налитое кровью лицо оказалось на уровне глаз Лаврентия Павловича.

– Не понимаешь? – произнес Берия свирепо. – А что ты вообще понимаешь? Управление под руководством твоего дружка Халепского уже таких дров наломало, что впору волком выть, а ты еще добавлять взялся, гетверан! Танки лепите без ума, а бензозаправщики к ним? А грузовики – боекомплект подвозить, танкистов кормить? Сколько в РККА санитарных машин, скажи-ка нам? Молчишь? Сказать нечего?

Лаврентий Павлович сделал знак, и Бокиса уволокли. Берия прошелся по кабинету, закурил длинную папиросу «Колхида» и повернулся к конструкторам и директорам:

– Так, на чем мы остановились, товарищи? Ах, да, помню-помню. Значит, так: товарищу Барыкову – строгий выговор и предупреждение на будущее. Еще раз попробуешь, Николай Всеволодович, дурака валять – за ушко тебя, да на солнышко! Поедешь план по лесозаготовкам выполнять. Ты же вал любишь, – теперь улыбка у Берии была настоящая, веселая, – а там валить – не перевалить.

– Товарищ Гинзбург, – Лаврентий Павлович повернулся к конструктору. – С танками у вас, прямо сказать, не очень. Давайте-ка готовьте на основе танка Т-26 легкий танк с противоосколочным бронированием, а на базе нынешних Т-26, – он запнулся, словно стараясь что-то припомнить, – на базе «двадцать шестых» готовьте следующие проекты машин: бронетранспортеры мотострелков, вооруженные бронированные тягачи артиллерийских орудий, самоходные орудия непосредственной поддержки пехоты, самоходные противотанковые орудия и бронелетучки. И на будущее: научитесь смело отстаивать свое мнение, товарищ Гинзбург. Да, есть шанс попасть под горячую руку, но дело – важнее.

Точно таким же был разговор с представителями ХПЗ, где Берия особенно выделил молодых конструкторов Кошкина и Морозова. Танки БТ, за небольшим исключением, также подлежали переделке в бронетранспортеры, самоходные орудия и транспортеры боеприпасов и т. д., и т. п.

По вооружению Лаврентий Павлович очень просил Грабина принять Сячинтова под свою опеку и вместе активизировать работы по танковым орудиям крупных калибров.

Кроме того, Берия вчистую раскритиковал плавающие танки, пояснил всем, куда следует затолкать пятибашенного Т-35 и назвал конкретно – кому, пообещал всемерную помощь и, наконец, сформулировал новую концепцию танка – единого танка для РККА.

– От вас, товарищи конструкторы и производственники, ждут новую, подчеркиваю – принципиально новую машину. Ориентировочные характеристики: масса – тридцать пять – тридцать восемь тонн; вооружение – орудие калибром восемьдесят пять – сто семь миллиметров. Возможна временная установка орудия меньшего калибра, но не менее трех дюймов. Скорость – не менее пятидесяти километров в час по шоссе и не менее двадцати пяти – по полю. Широкие гусеницы для высокой проходимости. Броня – не менее пятидесяти миллиметров, установленная с рациональными углами наклона. Подвеска торсионная, двигатель – дизельный. Предусмотреть место под радиостанцию и приборы наблюдения. Срок вам, товарищи, на все про все – год. При необходимости обращайтесь в Осинфбюро при НКВД. В состав этого бюро временно переводятся товарищи Котин, Кошкин, Морозов, Шашмурин. Вопросы?

Вопросов было так много, что никто не знал, с какого же конкретно начать. Нарком внудел подождал несколько минут, затем решительно поднялся:

– Товарищи, прошу меня извинить, но у меня еще очень много дел. Если кому-то что-то понадобится – прошу, без стеснения, прямо ко мне, – он сделал приглашающий жест и продолжил: – Если что – посидим вместе, обмозгуем, одним словом – решим. Но от вас я буду ждать работы – такой работы, чтобы всем было ясно: больше сделать – не в силах никто!

Москва, Лубянская площадь

– Товарищ нарком, а за что вы с Бокисом так круто? – спросил Кирилл, прихлебывая ароматный чай. Чай этот, сорта «Шемокмеди», был гордостью Берии, который лично курировал чаеводов Грузии. И Лаврентий Павлович гордился не зря: бархатистый, терпковатый, не резкий, ароматный напиток был выше всяких похвал.

На вопрос Берия ответил не сразу. Он, в отличие от Новикова, пил чай не из стакана в подстаканнике, а из большой широкой фарфоровой чашки с блюдцем. Приподняв чашку, нарком полюбовался густым, насыщенным цветом чая, затем отхлебнул и зажмурился от удовольствия.

– Честно скажу тебе, Кирилл: вот это я превыше всех напитков ценю. Выше вина, клянусь чем угодно! Чай, – он снова сделал маленький глоток и покатал горячий напиток по небу, – чай… Солнце с гор вобрал, вкус воды с ледников впитал, тепло рук сборщиц сохранил. – Он глубоко вздохнул, выбрал в вазочке кусочек киевского торта, прикусил, запил чаем. – Спрашиваешь, за что с Бокисом круто так? А ты знаешь, какие взятки этот гад брал там, на Западе, за то, что танки их у нас проталкивал? Гинзбург – дурак! – Берия качнул головой. – Ему, видишь ли, любопытно было: сможет он лучше английского или американского танк сделать? То есть взять их проект и улучшить так, чтобы еще лучше вышло. Потому и кивал все время, как болванчик фарфоровый: «Хороший образец, товарищ Гинзбург?» – «Да, да, очень замечательный!» – «А этот образец хороший, товарищ Гинзбург?» – «А этот – еще лучше!» – «Так покупаем?» – «Обязательно!» А сам мечтает, как он руки свои приложит, и заиграет этот бриллиант ограненный, из слабой машины – конфетка выйдет. Дурак он!

Берия снова отпил глоток чая и продолжал:

– А вот Халепский с Бокисом – те совсем другое! Взятку им сунут, причем если бы только деньгами! – Лаврентий Павлович сокрушенно цокнул языком. – Веришь, нет: этому латгалу на «Виккерсе» в качестве взятки ящик шелковых чулок дали! Ну, я и не сдержался, – он снова покачал головой. – Ты пей чай, пей. И я тебя как друга прошу, Кирилл: не надо об этом товарищу Сталину говорить…

Москва, Кремль

Заседание Центрального комитета ВКП(б), открывшееся двадцать пятого декабря, было торжественным только по названию. На самом же деле это было подведение итогов уходящего года и выработка стратегии на год наступающий.

По предложению Сталина рассмотрение кандидатур новых кандидатов и членов было перенесено во второй пункт повестки с тем, чтобы вновь избранные товарищи могли принять полноценное участие в обсуждениях и прениях. И они приняли. Выражаясь языком «светлого будущего» – на всю катушку!

– Разрешите, товарищи, мне? – невысокий крепыш с ромбом в петлице встал и, не дожидаясь ответа, прошел к трибуне. – Комбриг Чкалов, – представился он. – Я вот что вам скажу, товарищи: в нашей авиационной промышленности сложилось невыносимое положение. Я бы даже сказал – бл… невыносимое!

Он перевел дух и продолжил:

– Вот есть у нас отличные авиаконструкторы – товарищ Поликарпов и товарищ Туполев. Мы – летчики – хорошо знаем их самолеты и гордимся тем, что советские машины, в том числе и товарищей Поликарпова и Туполева – лучшие в мире! И что же? Находится куча тех, кто считает себя конструктором – всякие яковлевы, горбуновы, гроховские – сопляки, которые и карандаш еще толком держать не научились! – начинают критиковать товарища Поликарпова и его самолеты, на том только основании, что он, видите ли – беспартийный! А товарища Туполева вообще готовы обвинить чуть ли не в шпионаже! Причем пользуются любыми средствами. Брат – директор завода? Очень хорошо! Пусть скажет, что завод загружен и новый заказ принять не может! Сам летчик? Еще лучше! Совру, скажу, что машина никуда не годная! А уж если удалось в верха попасть – пиши пропало! Такого настрочит, навыдумывает, что, как у нас на Волге говорят – хоть святых выноси!

А сами при этом создают, с позволения сказать, такие уе… удивительные машины, что и слов не найти. Вот вам простой пример, – тут Чкалов жестом фокусника выдернул откуда-то фотографию очень странного самолета на двухколесном «велосипедном» шасси. – Вот, товарищи Центральный комитет, полюбуйтесь! Это – истребитель, с металлическими крыльями и деревянным фюзеляжем. Перехватчик, у которого основная работа – в воздухе бой вести. Так вот, двигатель у этого самолета – с жидкостным охлаждением, а охлаждение это устроено так: в двойной обшивке крыла жидкость испаряется и охлаждается. Здорово умники-конструктора придумали – радиатора не нужно! Правда? Правда, только вот одна маленькая зацепочка: пробьет такое крыло одна вражеская пулька, и все! Мотор через пять, много десять секунд заклинит и – привет красному военлёту! А автор этого летающего выбл… то есть выродка – сам красный военлет, между прочим! И зачем нашему рабоче-крестьянскому Красному воздушному флоту такой, извините, самолет?! На проектирование и конструирование которого народные деньги потрачены! Вы тут сидите – копейки делите, гроши друг у друга из глотки зубами выгрызаете, а тут – р-раз! – и сотни тысяч рубликов свинье под хвост!

В прошлом году тот же военлёт спроектировал самолет, который назвал «Кукарача» – таракан то есть. Я, товарищи, был на этом самолете испытателем. Ну и что же? Поднять машину в воздух так и не удалось. «Кукарача» бегала, набирала скорость, но покидать взлетную полосу не собиралась. Я ее и так, и эдак по аэродрому, гонял, пока не кончилось горючее. Все мое умение и желание оторвать шасси от поверхности любым способом не помогло. Говорю я этому горе-изобретателю: «Настоящий таракан! А тараканы не летают. Где-то вы просчитались или перемудрили, уважаемый». Казалось бы, вот и все? Ан нет! Все-таки удалось ему воткнуть новый вариант «Кукарачи» в официальный план работ Экспериментального института Наркомтяжпрома по вооружениям РККА! А вы тут за копеечки друга дружку давите…

С этими словами Валерий Павлович почти сбежал с трибуны и, протолкавшись, сел на свое место. Новиков с любопытством взглянул на коллегу. То, что Чкалов – летчик, что называется, от бога, он знал, но больше помнил его как отчаянную головушку, эдакого летающего акробата. А оказывается, этот лобастый крепыш – очень толковый и грамотный товарищ… Кстати, предугадавший дальнейшие проблемы советской авиации – да и не только авиации! – промышленности в целом: отчаянная конкурентная борьба без всяких правил и приличий, кумовство, протекционизм. «Надо бы у Сталина разрешение спросить на ознакомление этого волгаря-самородка с некоторыми данными», – подумал Кирилл, и в этот самый момент к нему бесшумно подошел Поскребышев и протянул сложенный лист бумаги. Развернув, Новиков прочитал начертанные уже знакомым почерком строки: «Тов. Н.! Есть мнение, что стоит пригласить в Ос. информ. бюро тов. Ч. и ознакомить его с авиационными новинками на ближайшие десять – пятнадцать лет». Для верности он взглянул на Сталина. Тот перехватил его взгляд и утвердительно прикрыл глаза. А тем временем после выступления Чкалова снова вспыхнули споры о бюджете и о том, как его разделить. После яростного выступления Ворошилова, который, надо отдать ему должное, вполне логично требовал даже не думать снижать расходы на вооруженные силы, на трибуну вышел новый докладчик. Новиков с удивлением смотрел на этого совсем маленького человечка, который, если бы не полувоенная одежда и полувоенная выправка, выглядел бы встрепанным смазливым пацанчиком, чем-то похожим на переодетую девушку. Он заговорил высоким, каким-то ненатуральным голосом заводной игрушки, однако, к удивлению Кирилла, говорил исключительно правильные вещи. И несколько терминов подсказали Новикову, что этот малыш ознакомлен с кое-какими нормами и требованиями будущего. Но он же готов поклясться, что никогда прежде не видел этого мальца!

Разумеется, он ничем не выдал своего удивления. Внешне все выглядело так, словно Новиков просто внимательно слушает докладчика. А потому Чкалов, который нет-нет да и бросал заинтересованный взгляд на своего соседа, наклонился к Кириллу и прошептал:

– Вот дает, Ежинька! Еще бы – сам товарищ Сталин речь написал.

Эта информация объясняла почти все… А кто такой «Ежинька»? Это что – Ежов? Как там его звали-то?

– Ну-ну… – Новиков как бы в сомнении покачал головой. – Может, Николай… м-м-м… Иванович сам свой доклад готовил?

– Кто? – удивился Чкалов. – Ежинька? Да ты что, товарищ дорогой?! Последние пять лет на льдине дрейфовал?

Вот он – первый прокол! Если ты – кандидат в члены ЦК, то должен хотя бы в общих чертах представлять себе перипетии подковерной борьбы в верхах. Вот тут-то Новиков дал маху: работая в Осинфбюро на пределе и даже за пределами возможного, он просто физически не успевал следить за политикой. Да, если честно, и не считал это особенно нужным.

Чкалов все с тем же интересом смотрел на Кирилла, но теперь в его взгляде сквозило уже не только удивление, но и какая-то подозрительность. Новиков быстро слепил в уме достоверную легенду и приготовился ее озвучить, основательно поездив по ушам простодушного летчика, но не успел.

Положение спас незаметный Поскребышев. Он вдруг проскользнул между собравшимися и протянул Сталину узкий листок бумаги. Валерий Павлович сразу же переключил внимание на Вождя, Кирилл сделал то же.

С трибуны в это время вещал каменнолицый мужчина в маршальском мундире – кандидат в члены ЦК маршал Егоров. Он рубил стандартные фразы о большевистской сознательности, партийной совести и совершенно не мешал ни Новикову, ни Чкалову следить за реакцией Хозяина на принесенную бумагу. После прочтения лицо Сталина на мгновение исказилось, став злобным и даже хищным. Глаза сверкнули огнем охотящегося тигра, увидевшего добычу. Он обвел тяжелым взглядом всех присутствующих, на мгновение задержался на Берии, и тот, заметив этот взгляд, чуть кивнул. Затем Иосиф Виссарионович отыскал взглядом Новикова, и Кирилл даже вздрогнул, почти физически ощутив, какие в этом взгляде жажда мести и отчаянное требование о помощи. Он так же, как и Берия, кивнул и краем глаза заметил такой же кивок Чкалова. Да что ж это могло произойти?..

Заседание ЦК как-то быстро свернулось, хотя некоторые вопросы явно остались так и не решенными. Когда все поднялись и начали расходиться, Берия сделал знак Новикову и Чкалову задержаться. К удивлению Кирилла, такой же знак получил и Ежов. Они стояли втроем, невольно сбившись друг к другу поближе. Ежов внимательно осмотрел Чкалова, затем Новикова и, помявшись, спросил:

– Товарищи, не знаете, что случилось?

Чкалов коротко мотнул своей лобастой головой, а Кирилл слегка пожал плечами. Ежов вздохнул, затем спросил:

– Закурить не найдется?

Валерий Павлович вытащил из кармана галифе красную с золотом коробку папирос, протянул:

– Угощайтесь.

Сам же, однако, курить не стал. Николай Иванович неумело чиркнул спичкой, заперхал.

– Я вообще-то не курю… то есть постоянно… но вот… особенно когда волнуюсь… – он смутился и слегка покраснел, отчего еще больше стал похож на переодетую девушку. – Я вот знаете… тут подумал…

О чем подумал новый нарком путей сообщения, навсегда осталось неизвестным, потому что в опустевший зал вошел Поскребышев и бесцветным голосом пригласил:

– Следуйте за мной, товарищи.

Они шли кремлевскими коридорами в молчании за своим Вергилием. Откуда-то вынырнул Власик, кивком поприветствовал всех и присоединился к молчаливой процессии. «Точно хороним кого, – подумал Кирилл. – Только гроба и не хватает…» Тут мозг пронзило молнией: «Слушай, а ведь тогда и вправду кто-то умер… Орджоникидзе, что ли?» Но додумать он не успел: все остановились возле неприметной двери. Поскребышев открыл ее своим ключом… В тамбуре застыли истуканам двое в форме сержантов государственной безопасности. Власик кивнул им, распахнулась еще одна дверь – тяжелая, дубовая.

В небольшой комнате на кожаном диване возле низкого стола с мраморной столешницей сидели Сталин и Берия. Перед ними – початая бутылка коньяку, пара рюмок и фотография в простой деревянной рамке. На ней были изображены трое молодых людей: серьезных, насупленных, словно бы придавленных огромной ответственностью, лежащей на их плечах. Приглядевшись, Новиков легко узнал молодых Сталина и Берию, но вот кто был третий? Несомненно – кавказец, с тонким, умным, чуть задумчивым лицом.

– Орджоникидзе? – спросил он негромко.

Сталин поднял голову:

– А-а-а… Нет, товарищ Новиков, это – не Серго… – Он тяжело вздохнул. – Это – наш с Лаврентием старый друг. Нестор Лакоба. Замечательный человек… был…

Он тяжело поднялся с дивана и подошел к стоящим перед ним:

– Вы, товарищ Новиков, дали нам все. Но два грузина – старый и молодой… – тут он посмотрел на Берию, который сидел, опустив голову, – почти молодой… оказались двумя баранами. Безмозглыми баранами оказались эти два грузина, товарищ Новиков, а потому не отнеслись со всей ответственностью к тому, что вы нам дали. Решили – ладно, мы уже много знаем, можно быть спокойными.

Тут вдруг он повысил голос и почти выкрикнул:

– А спокойными нам быть нельзя! Никак нельзя, товарищи!

Сталин прошелся вдоль короткой шеренги, заглядывая каждому в глаза, потом отошел в глубь комнаты и, круто обернувшись, продолжил:

– Товарищ Лакоба был нашей опорой в Закавказье. Многие там хотели бы жить князьями – эдакими феодалами. Но мы никак не можем допустить появления этих князей-феодалов и планировали сохранить Закавказскую Федерацию под руководством Нестора… то есть товарища Лакобы. И вдруг товарищ Лакоба умирает от сердечного приступа.

Сталин помолчал.

– Товарищ Лакоба был человеком болезненным. Прямо скажем, что товарищ Лакоба был человеком слабого здоровья. Очень плохое здоровье было у товарища Лакобы. Но вот только сердце у него всегда было здоровым! И есть мнение, что раз у товарища Лакобы было здоровое сердце, то он был убит. Отравлен.

Ежов, Новиков и Чкалов молчали. Неожиданно продолжение озвучил Берия:

– Товарищ Лакоба был прекрасным руководителем, настоящим большевиком и настоящим человеком. Абхазская автономия под его руководством стала едва ли не самой процветающей в Закавказье. Партия и правительство Союза ССР полагали, что товарищ Лакоба может занять пост председателя Совнаркома ЗСФСР. И вот… – Он слегка запнулся, снял пенсне, протер его и вернул на место. – Вот теперь сразу два странных события. Во-первых, Азербайджанская, Армянская и Грузинская ССР подают заявления о вхождении в состав Союза как отдельные республики; во-вторых – убивают нашего Глухого.

Ежов и Чкалов пока еще ничего не понимали, но Новиков уже сложил в уме два и два. Федеративное Закавказье было гарантом невозможности возникновения характерных для Востока кумовства, барства и трайбализма. Приставь к начальнику-грузину заместителя-азербайджанца – и не дай бог грузину хоть в чем-то проколоться! Азербайджанец сразу же даст знать куда следует, и с огромным удовольствием. Наоборот тоже хорошо получится. А лет через тридцать – сорок, то есть к концу 60-х – началу 70-х, из граждан такой Федерации получатся более-менее единые «закавказцы»… И вот все пошло прахом!..

Берия тоже встал и подошел к прибывшим. Остановился перед Ежовым, взял его за руку:

– Тебе, товарищ Ежов, поручается возглавить следственную комиссию по данному делу. У тебя, Николай Иванович, опыт в подобных делах уже есть – тебе, как говорится, и карты в руки.

Он замолчал, потому что рядом как-то незаметно оказался Сталин, который продолжил:

– Мы понимаем, что у вас, товарищ Ежов, сейчас много дел в вашем новом наркомате. Очень много дел. Но вы нас тоже поймите: это дело более важное. Даже самое важное… – Он замолчал, набил трубку, закурил и продолжил: – Среди нас есть враги. Эти враги хитрые и злобные, умеющие хорошо маскироваться. Поэтому вам, товарищ Ежов, доверяется это ответственное дело как председателю комиссии партконтроля.

Ежов кивнул, и Сталин поманил к себе Новикова, приобнял его за плечи:

– Это – товарищ Новиков. Он не следователь! – Вождь выделил ударением «не». – Но в органах НКВД сейчас нет лучшего специалиста по ядам и их применению. Может быть, лучшего специалиста по ядам сейчас вообще нигде нет. Поэтому есть мнение, что товарищ Новиков может оказать товарищу Ежову большую помощь в расследовании. Неоценимую помощь может оказать товарищ Новиков товарищу Ежову. Предлагается включить товарища Новикова в состав следственной комиссии и дать ему самые широкие полномочия. Широчайшие полномочия даст товарищ Ежов товарищу Новикову. А товарищ Новиков своими знаниями и опытом поможет товарищу Ежову принять правильные решения.

Он отпустил Новикова и подошел к Чкалову. Долго молча смотрел ему прямо в глаза. Валерий Павлович выдержал его взгляд около минуты, а потом опустил лобастую голову.

– Вот, товарищ Чкалов, и пришел тот день, о котором мы с тобой говорили. Принимай назначение заместителем наркома внудел, включайся в работу и вместе с товарищем Новиковым поступай в распоряжение товарища Ежова.

Чкалов подобрался, встал по стойке смирно.

– Я не подведу, товарищ Сталин. Ни вас, ни партию!

Сталин молча кивнул и пожал Чкалову руку.

– И вот о чем я хочу попросить вас, товарищи, – голос Сталина остановил их в дверях. – Достаточно наши враги сделали черных дел. Киров, Куйбышев, Лакоба… Они не должны больше дотянуться ни до одного советского человека. Каждый советский человек должен чувствовать себя в безопасности! – И без всякого перехода: – Товарищ Новиков, задержитесь.

Кирилл успел сказать Чкалову:

– Подожди меня, товарищ замнаркома, – и вернулся в комнату.

Жестко глядя ему в глаза, Сталин произнес:

– Товарища Чкалова можете посвятить в любые подробности, какие сочтете нужными. Сообщать товарищу Ежову ненужные ему детали не следует.

Чкалов ехал в Осинфбюро с неохотой, уступив лишь настоятельным рекомендациям Берии, а в особенности тому, что давая их, Лаврентий Павлович делал сквозь пенсне страшные глаза и пальцами, носом, руками да и всей своей фигурой яростно намекал, от кого эти рекомендации исходят на самом деле. Но даже после того, как Валерий Павлович все понял, он никак не мог избавиться от легкой, пренебрежительной гримаски и всю дорогу рассказывал Кириллу о том, что еще наизобретали новоявленные «советские гении».

– Агитационный пулемет не видал, Кирилл Андреевич?

– Не доводилось, Валерий Павлович. А что это такое?

– А это такой пулемет, который должен действовать на врага не только физически, но и, так сказать, психологически. Гений один постарался: сделал в пулях специальные прорези, чтобы они в полете «Интернационал» высвистывали… Э-э-э! Ты за дорогой-то следи! – вскричал Чкалов, чувствительно приложившись лбом к стойке.

Кирилл резко дал по тормозам и теперь лежал грудью на руле, содрогаясь от душившего его смеха. Чкалов потер лоб и рискнул продолжить:

– А еще один интересный товарищ тут вот миномет предложил, как он говорит – «мобилизационный». Когда он проект показал «в металле», люди чуть не поумирали. Изобрел этот деятель стальную рогульку, сборную, из трех частей. Сверху – стальная поворотная вилка, которой кусок резинового жгута для запуска легких планеров приделан. Закладывают бойцы мину в этот жгут, оттягивают втроем-вчетвером назад и…

– Главное – бесшумно, и пламя ночью не демаскирует, – простонал Кирилл, трясясь от хохота.

Чкалов посмотрел на него, снова потер лоб:

– Так этот гусь и к тебе со своим проектом приходил? Он нам тоже все доказывал преимущества перед обычным минометом.

Новиков откровенно ржал, слушая ехидные комментарии знаменитого летчика. Чкалов прошелся по проектам летающих танков, рассказал, как его звали принять участие в облете опытной летающей подводной лодки, поведал несколько историй из серийной жизни проектов Курчевского, Дыренкова и Гроховского. По всему было видно, что к изобретательству у Валерия Павловича весьма скептическое отношение. Кирилл даже рискнул подначить его, невинным голосом поинтересовавшись насчет изобретений Туполева и Покрышкина. Но Чкалов не повелся, а очень спокойно и грамотно объяснил, что есть художники мастера, а есть художники от слова «худо».

– И с изобретателями и конструкторами такая же петрушка. Так-то вот, товарищ дорогой.

– Ну, ладно, – Новиков сбросил ход, показал часовым у ворот пропуск и въехал в ворота.

Остановил машину у парадного входа, вышел и кивнул Чкалову:

– Прошу.