Книга: Имперский союз: В царствование императора Николая Павловича. Разминка перед боем. Британский вояж
Назад: Глава 6. «Не валяй дурака, Британия!»
Дальше: И назвали его «Хроносом»

Обидеть художника может каждый

Разговор Шумилина с Антоном получился тяжелым. Узнав о том, что в их общее дело неожиданно вклинились ребята из конторы, он поначалу психанул и даже договорился до того, что, дескать, пошлет всех к чертовой матери и уничтожит установки по перемещению в прошлое. И пусть всё катится к едрене фене.

Потом, немного успокоившись, Антон прикинул, что из связей Олега и возможностей его «богоугодного заведения» можно много чего поиметь. К тому же их полуподпольное предприятие получит «крышу», которую «шатать» вряд ли кто осмелится.

– Тоха, – сказал ему Шумилин, – а я попрошу тебя заняться усовершенствованием нашего агрегата. Попробуй добиться того, чтобы портал в будущее можно было открывать из прошлого. Так, на всякий случай. Ну, ты меня понимаешь?

– Шурик, – Антон хитро улыбнулся и подмигнул приятелю, – а кто тебе сказал, что я этим не занимаюсь? Занимаюсь, и есть кое-какие обнадеживающие результаты. Так что скоро переброшу небольшой агрегат к нашему помещику Сергееву и попробую от него открыть портал в будущее.

И еще. У меня, дружище, похоже, вытанцовывается одна интересная штука. А именно – возможность попасть в более глубокое прошлое, во времена то ли императрицы Елизаветы Петровны, то ли в Смутное время, когда под натиском шведов Россия потеряла все эти места.

Но это чисто теоретически и практикой еще не проверено. Как оно получится, надо будет поглядеть. Только ты, Шурик, пока никому об этом не рассказывай. Нет у меня на этого ни времени, ни сил. Нам с эпохой Николая Павловича дай бог разобраться.

– Ай да Антоха, ай да сукин сын! – восхищенно воскликнул Шумилин. – Да это просто здорово! Если мы наладим с прошлым двустороннее движение, то это будет просто класс! Естественно, что Олегу я об этом пока ничего говорить не буду. Рано еще. Впрочем, как мне кажется, он и так слишком много о нас знает. Как ты считаешь?

– Ну, тут уже ничего не поделаешь, – развел руками Антон, – работа у них такая. Но ведь ты мне не раз говорил, что Олег – порядочный мужик и на подлянку не способный?

– За других мне ручаться трудно. Но моя чуйка опера подсказывает, что он у нас появился не для того, чтобы напакостить. Если бы хотел сделать что-то подобное, то уже сделал бы непременно. В общем, Антон, будем шевелить извилинами…

И еще вот что. Составь-ка ты мне, Тоха, списочек всех необходимых тебе девайсов. Не скромничай и требуй как можно больше. Думаю, что через контору можно получить все, что твоей душеньке угодно будет. Они народ богатый. Все нужное тебе хоть из-под земли достанут.

Посидев еще немного у друга, Шумилин решил нанести визит Ольге Румянцевой и поинтересоваться, как себя чувствует в XXI веке милейший Карл Брюллов. Для того, чтобы своим приходом не застать влюбленных врасплох, он позвонил по мобильнику Ольге и поинтересовался, что купить к вечернему чаю.

Часов в восемь вечера, с тортиком в руках, он появился на пороге ее дома. Ольга была встревожена, Брюллов находился в полной прострации, а в квартире попахивало валерьянкой. Как оказалось, днем Ольга решила сводить своего гостя в Русский музей. Как говорил Виктор Степанович Черномырдин, хотела как лучше, а получилось как всегда.

Поначалу экскурсия по Русскому музею художнику понравилась. Он с удовольствием рассматривал иконы, восхищаясь талантом древнерусских живописцев, их умению отображать суть с помощью цветовой гаммы. В залах, где были выставлены картины предшественников и современников Брюллова, он с нескрываемым интересом обозревал их творения, одобрительно кивая и довольно поглаживая свою рыжеватую бородку.

В зале, где почти пол-стены было занято его знаменитой картиной «Последний день Помпеи», Карл Павлович с нескрываемой гордостью посмотрел на Ольгу и шепотом поинтересовался:

– Ну, как тебе, нравится?

Ольга ответила своему возлюбленному стихами Евгения Баратынского, написанными по поводу окончания работы над этой картиной:

 

И стал «Последний день Помпеи»

Для русской кисти первый день…

 

Брюллов обрадовался, как ребенок, но вскоре улыбка сошла с его лица. Он увидел неподалеку свою еще не написанную картину «Портрет графини Самойловой, удаляющейся с бала у персидского посланника».

Ольга знала о, мягко говоря, странных романтических отношениях художника с Юлией Павловной Самойловой, урожденной графиней Пален. Брюллов, в свое время безумно влюбленный в графиню, уже знал, чем закончился его роман с ней в 1845 году. Поэтому видеть на холсте лицо женщины, так жестоко обманувшей его чувства, Карлу Павловичу было неприятно.

Брюллов немного успокоился в зале художников-передвижников. Многие картины привели его в восхищение. Особенно ему понравились полотна Репина, Сурикова и Верещагина. С большим интересом он познакомился с творениями таких авторов, как Серов и Врубель.

– Непривычно, конечно, но что-то в этом есть, – шепнул он на ухо Ольге.

И вот когда довольный Брюллов направился было к выходу, черт дернул ее сводить его в залы, где расположилась выставка «творений» современных художников-авангардистов. При виде их «шедевров» Карл Павлович потерял дар речи. Он долго стоял посреди зала с открытым от изумления ртом. Потом не выдержал и спросил у Ольги:

– Дорогая, это что такое? Это выставка предметов, изготовленных несчастными, которых лечат в «доме скорби»?

Ольга не успела ему ответить. Стоявший рядом с ними бомжатского вида субъект в замызганной футболке, джинсах с многочисленными заплатками, бейсболке и шлепанцах на босу ногу презрительно взглянул на Брюллова и безапелляционно заявил:

– Это искусство, и стыдно не понимать то, что хотел отобразить современный гений в своих творениях.

– Это – искусство? – дрожащим от ярости голосом спросил художник. – Да это, милостивый государь, просто бездарная мазня человека, не имеющего никакого отношения к живописи.

– Это вы ничего не понимаете в искусстве! – презрительно бросил Брюллову его оппонент. – Вы просто упертый «совок». А современная живопись – это то, что не вмещается в ваших ущербных мозгах!

В общем, все закончилось грандиозным скандалом. Смотрительница музея, уже привыкшая к подобного рода обсуждениям «достоинств» авангардной «живописи», от греха подальше вызвала дежурного полицейского. С большим трудом Ольге удалось разрулить конфликт и увести домой взволнованного и донельзя расстроенного Брюллова.

Выслушав рассказ Ольги, Шумилин лишь покачал головой. Не стоило ей подвергать ранимую душу художника воздействию такого кошмара, коим является современное искусство. А если ему, не дай бог, доведется узнать о деяниях художников-акционистов, прибивающих гвоздями свои гениталии к брусчатке Красной площади… Александр вздрогнул – ведь после созерцания подобного «перфоманса» деликатного и ранимого Брюллова может хватить кондрашка.

– Ольга, – сказал он, – налей-ка нам с Карлом Павловичем чего-нибудь антистрессового. Я знаю, у тебя всегда есть запасец хорошей выпивки. Сегодня у меня выходной. А дела пусть подождут. Устал я от них…

* * *

Прибыв в Петербург, император, не откладывая дело в долгий ящик, вызвал в Зимний дворец генерала Дубельта и с ходу предложил ему: или тот уходит в отставку, или отправляется на новое место службы – в Оренбург. Но шефом жандармов ему уже не быть ни при каком раскладе.

Леонтий Васильевич поначалу разыграл оскорбленную невинность. Он начал было даже «жать слезу» из царя, поминая «честную и беспорочную службу любимому монарху». Но Николай держался твердо. Поняв, что разжалобить самодержца не удастся, усталым голосом Дубельт попросил, чтобы ему дали полную отставку и возможность отъехать в имение жены в Тверскую губернию.

Николай сдержанно кивнул, и теперь уже бывший шеф жандармов, почтительно поклонившись царю, аккуратно закрыл за собой дверь.

– Ну вот, теперь у нас еще одним врагом стало больше, – тихо произнес Олег Щукин, все это время неподвижно стоявший у окна кабинета и вроде бы с безразличием наблюдавший за происходящим в садике перед дворцом.

Потом он повернулся к Бенкендорфу.

– Александр Христофорович, надо бы над Леонтием Васильевичем установить тайный надзор. Или я ничего не понимаю в людях, или с этим господином нам придется еще не раз встретиться. Такие, как он, не прощают.

– А, Бог не выдаст – Дубельт не съест! – неожиданно проговорил Бенкендорф и махнул рукой. А потом внезапно побледнел и схватился за сердце.

– Александр Христофорович! – удивленно вскрикнул император, подскочил к генералу и помог тому сесть в стоящее у стола кресло.

Щукин пошарил по карманам и, достав оттуда стеклянный цилиндрик с нитроглицерином, выкатил на ладонь шарик. Он подошел к Бенкендорфу.

– Александр Христофорович, – сказал Олег, – вот, положите это под язык. Подержите, пока не рассосется. Должно непременно помочь.

Взволнованный Николай схватил со стола звонок, вызвал лакея и велел немедленно пригласить в кабинет лейб-медика Мартина Мандта.

Услышав эту фамилию, Олег нахмурился. Уж больно нелестное мнение об этом человеке было как у его современников, так и у историков. В частности, долгое время считалось, что именно он по просьбе императора Николая передал ему яд, с помощью которого самодержец, окончательно разочаровавшись в жизни, совершил самоубийство. К тому же этот лекарь отличался тщеславием, карьеризмом и непомерной алчностью.

– Ваше величество, – сказал Щукин, – сегодня должен открыться портал и в XIX век вернутся из нашего времени Ольга Валерьевна, Брюллов и чета Одоевских. Я думаю, что взамен можно отправить в будущее раненого британца и Александра Христофоровича. Его подлечат в нашей клинике. С сердцем шутить нельзя – эта такая штука, без которой человек жить не может.

– Хорошо, – подумав немного, сказал Николай, – пусть будет так.

Тут без стука открылась дверь кабинета, и вошел, почти вбежал, сильно прихрамывая, человек, внешность которого заставила Щукина вздрогнуть. Перед ним был… Мефистофель. Маленькая продолговатая головка, очень похожая на змеиную, огромный орлиный нос и пронзительный взгляд исподлобья – таков был портрет лейб-медика царя Мандта.

– Ваше величество, – сказал он хриплым голосом по-немецки, – вы звали меня?

– Нет, голубчик, – ответил Николай, также по-немецки, – вы зря так спешили. Просто графу Бенкендорфу стало нехорошо. Но теперь, как мне кажется, все уже прошло.

Действительно, таблетка нитроглицерина, похоже, подействовала, и Бенкендорф, чуть порозовевший, уже сидел выпрямившись в кресле, всем своим видом показывая, что сказанное императором – истинная правда.

Лейб-медик Мандт посмотрел внимательно на присутствующих и остановил свой взгляд на Щукине.

Олег почувствовал, что его словно ударило током. Взгляд Мандта был гипнотизирующим – от него нельзя было оторваться. С большим трудом Олег заставил себя отвести глаза и посмотреть на императора.

– Я все же хотел бы осмотреть графа и посоветовал бы пустить ему кровь, – голосом, который исключал любые возражения, почти скомандовал Мандт, – полагаю, что у больного хроническое раздражение спинного мозга, поражение левой доли печени и засорение толстых кишок. Ему надо прописать рвотное, ртутные препараты и хинин.

«Так, – подумал про себя Щукин, – надо срочно забирать отсюда Александра Христофоровича. Иначе этот упырь точно залечит его. Теперь я не удивляюсь, что среди русской аристократии в середине XIX века была такая высокая смертность. Это ж надо такое придумать – хроническое раздражение спинного мозга! Нет, он не врач, а прямо доктор Менгеле какой-то».

С трудом выставив за дверь Мандта, присутствующие дружно перевели дух.

– Да, Олег Михайлович, – сказал император, – действительно неплохо было бы, чтобы граф подлечился у вас. Я знаю, что ваша медицина творит чудеса. А как вы считаете, доктор Кузнецов согласился бы стать моим лейб-медиком? А то уважаемый Николай Федорович Арендт уже стар, и ему пора на покой.

– Ваше величество, – уклончиво ответил Щукин, – я не могу решать за доктора Кузнецова. Но если даже он и не даст согласия, я могу найти в нашем времени достаточно опытного врача, который может оказывать вам и вашему семейству квалифицированную медицинскую помощь.

– Хорошо, – повеселев, сказал Николай, – я был бы вам весьма благодарен за помощь. А то я как-то нехорошо себя чувствую в присутствии лейб-медика Мандта. Что-то в нем есть такое… Хотя он неплохой врач и многих больных поставил на ноги.

– Ваше величество, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор Бенкендорф, – а есть ли необходимость отправлять меня на излечение в будущее? Ведь кто после отставки генерала Дубельта возглавит III отделение и жандармский корпус?

– Незаменимых у нас нет, – строгим голосом больничной сиделки произнес император.

Услышав эти слова, Щукин непроизвольно улыбнулся.

«Что-то слышится родное и до боли знакомое, – подумал он. – Интересно было бы организовать встречу Николая Павловича и Иосифа Виссарионовича. Надо будет поспрошать у Антона Воронина – вдруг он сможет организовать подобное рандеву».

Александр Христофорович, прекрасно зная характер самодержца, вздохнул и больше не спорил с ним.

В общем, было решено – раненого британца и графа Бенкендорфа отправить в будущее для излечения. Кроме того, как только позволит его самочувствие, Олег поделится со своим коллегой из прошлого «секретами мастерства». Это обещало быть познавательно и полезно…

* * *

Узнав от отца о том, что подполковник Щукин вместе с графом Бенкендорфом, ротмистром Соколовым и Сергеевым-младшим в самое ближайшее время собираются отправиться в будущее, Адини не на шутку разволновалась. Ей снова захотелось очутиться в XXI веке и, избавившись от тягостных условностей дворцовой жизни, опять почувствовать себя равной среди равных. Адини решила упросить отца позволить ей отправиться вместе со Щукиным в будущее. Девушка знала, что внешне суровый император очень любит ее и не сможет ей отказать.

Адини нашла и вескую причину, по которой ей необходимо опять побывать в Петербурге XXI века, и сослалась на нее во время беседы с отцом. Девушка напомнила, что ей говорил добрейший Роберт Семенович, лечивший ее от чахотки. А говорил он ей о следующее:

– Адини, регулярно принимай лекарства и не забывай своевременно показываться врачу, который будет наблюдать за твоим лечением.

Николай, не сумевший устоять перед напором дочери, в конце концов махнул рукой. К тому же подполковник Щукин пообещал императору, что лично присмотрит за ней и познакомит со своей дочерью.

Кроме того, в будущем находилась и Ольга Румянцева, хорошо знакомая императору. Про себя же Николай подумал, что лучше всех будет охранять его дочь Сергеев-младший. Он уж точно никому не даст в обиду Адини.

Император не забыл подробно проинструктировать графа Бенкендорфа, как тому вести себя в будущем. И помимо чисто житейских советов Николай приватно объяснил своему старому другу, как, с кем и о чем говорить, если, паче чаяния, ему доведется встретиться с тамошним руководством. На то, что подобная встреча произойдет, император весьма надеялся.

Не забыли и о раненом британце. Щукин решил за полчаса до открытия портала вкатить тому солидную дозу снотворного, после чего англичанин погрузится в крепкий сон. Очухается уже в «застенках кровавой гэбни». Там его подлечат, а потом уже начнется общение на предмет получения важной разведывательной информации.

В общем, к очередному сеансу связи с будущим все были готовы, как юные пионеры.

Правда, на этот раз портал открылся поздним вечером, когда в XXI веке было уже около полуночи. Поэтому проводы были короткими.

Ротмистр Соколов и Сергеев-младший подхватили носилки с мирно спящим мистером Паркером. Щукин взял под локоток немного заробевшего Бенкендорфа. А Адини прощально помахала рукой отцу и первая решительно шагнула через портал прямо в будущее.

В обратном направлении, в прошлое, из Петербурга XXI века отправились в век XIX счастливая чета Одоевских и немного расстроенный Карл Брюллов. Дело в том, что Ольга Румянцева по просьбе императора осталась в будущем, чтобы составить компанию Адини.

Потом портал медленно свернулся в яркую изумрудную точку, которая вскоре мигнула и погасла.

– Вечер добрый, уважаемый Александр Христофорович, добрый вечер и вам, дорогие мои друзья, – приветствовал всех Шумилин. – Граф, вот вы и в нашем времени. Я приготовил одежду, в которой вы сможете появляться на улицах, не вызывая удивления прохожих. Но я полагаю, что первыми для переодевания вы пропустите дам.

Бенкендорф кивнул, после чего Ольга и Адини быстро шмыгнули за перегородку в ангаре, где тут же начали шуршать одеждой, тихо переговариваться и хихикать.

– А вы, друзья мои, – Александр приветствовал остальных прибывших, – тоже поспешите переодеться. Уже ночь на дворе, и надо успеть убраться отсюда до разводки мостов. Александр Христофорович, сегодня вы будете моим гостем, а завтра мы с Олегом Михайловичем, – тут Шумилин выразительно посмотрел на Щукина, – отправимся в лечебницу, где врачи займутся вашим здоровьем.

Олег кивнул, подтверждая сказанное. Он достал из кармана мобильник, вызвал кого-то и, извинившись, вышел из помещения. Бенкендорф с удивлением наблюдал за странными манипуляциями подполковника.

– Значитца, так, – сказал Шумилин, – давайте уточним диспозицию. Ольга Валерьевна заберет к себе нашу юную гостью, Дмитрия приютит Николай, а мистером Паркером займутся…

– …мистером Паркером займутся медики, – сказал Щукин, входя в помещение. – Сюда едет «скорая», которая заберет нашего британского друга и отвезет его в лечебное учреждение. Думаю, что через месяц-другой он сможет танцевать и играть в пинг-понг.

Антон, выключивший свою машину времени и теперь наблюдавший за происходящим, при этих словах криво усмехнулся. По всей видимости, у него были несколько иные представления о том, как в лечебном заведении ФСБ британец будет играть в пинг-понг.

Но если не считать все еще не проснувшегося англичанина, остальные жители Санкт-Петербурга XIX века довольно спокойно отнеслись к своему путешествию из прошлого в будущее. Лишь Александр Христофорович чувствовал себя не в своей тарелке.

Его удивили, нет, скорее даже потрясли скандальные, по его мнению, наряды Ольги и Адини. Такие короткие юбки! Выше колен! Самое же удивительное для графа заключалось в том, что ни та, ни другая совершенно не были смущены своим внешним видом.

– Николай, – сказала Ольга Сергееву-младшему, который любовался Адини, – ну что ты стоишь, как памятник Ришелье в Одессе. Лучше помоги Александру Христофоровичу переодеться.

Вздохнув, старый вояка отправился за перегородку, где Николай помог ему облачиться в серые широкие панталоны, именуемые джинсами, рубашку с короткими рукавами и мягкую куртку из неизвестного ему материала. На ноги он надел смешные штиблеты, которые назывались здесь сандалетами.

Пока граф экипировался, в дверь постучали. Николай выглянул из-за перегородки и сунул руку в карман. Но Щукин успокоил его:

– Это ко мне, не беспокойся.

Дверь открылась, и в помещение вошли два молодых человека, одетые в зеленоватые халаты и шапочки. Обменявшись несколькими короткими фразами со Щукиным, они ловко подхватили носилки с мистером Паркером и, не попрощавшись, вышли.

– Ну, мне пора, – сказал Олег, – всем всего-всего. Шурик, я завтра с тобой свяжусь. Думаю, нам будет о чем поговорить.

На прощание помахав присутствующим рукой, Щукин открыл дверь и отправился вслед за дюжими медбратьями.

– Ну что, вроде все готовы? – произнес Антон, когда Бенкендорф вышел из-за перегородки. – Тогда по коням.

Граф вместе со всеми покинул ангар. Но вместо кареты или оседланных коней он с удивлением увидел два механических экипажа, именуемых здесь автомобилями. Николай галантно распахнул дверцу одного из них и усадил на мягкие сиденья Ольгу и Адини. Потом сел сам. Через минуту внутри экипажа что-то мягко заурчало. Автомобиль тронулся с места и, набирая скорость, помчался по пустынной улице.

– А вы, Александр Христофорович, присаживайтесь вот сюда, – сказал Антон, открывая дверь второго автомобиля. – Рядом с вами сядет ваш тезка, а ротмистра я прошу сесть рядом со мной, на переднее сиденье.

Закрыв на замок ангар и включив сигнализацию, Антон сел в машину, завел двигатель и плавно тронулся с места.

– Знаешь, Шурик, – улыбаясь сказал он, – а под сигнализацию ангар можно и не сдавать. Теперь он и так под такой охраной, что в него даже таракан незаметно не пролезет.

– Ты только сейчас это заметил? – спросил Шумилин. – Я коллег Олега еще дня два назад срисовал.

– Господа, – подал голос Бенкендорф, – я не понимаю, о чем идет разговор. Не соблаговолите разъяснить мне, что у вас тут происходит?

– Дело в том, Александр Христофорович, – сказал Антон, – что мы теперь находимся под круглосуточным наблюдением ваших коллег из будущего. Ну, чего-то вроде III отделения…

– Вот как, – с интересом произнес Бенкендорф, – надо будет поближе с ними познакомиться.

– Думаю, что знакомство с ними не за горами, – сказал Шумилин, – но пока, Александр Христофорович, вам необходимо немного подлечиться. Ведь именно для этого вы и прибыли в наше время. А уж потом…

– Потом вас ждут удивительные открытия, – произнес ротмистр Соколов. – Уж поверьте мне – человеку, который уже побывал здесь и многое видел собственными глазами.

Все замолчали. За окнами мелькали фонари и рекламные огни. Машина мчалась по улицам спящего Санкт-Петербурга.

* * *

Для начала Щукин отвез начинавшего уже просыпаться и жалобно мычать мистера Паркера в закрытую санчасть одного из подразделений ФСБ. Там британца качественно подлечат, после чего им займутся настоящие профессионалы своего дела. Что будет с ним дальше, Олег и сам толком не знал. Может быть, не найдя общий язык с его коллегами, помрет, отведав каких-нибудь излишне токсичных грибочков. А может, если его вербовка пройдет удачно, отправится назад, в XIX век. Там, даже если он и сбежит от ребят из конторы графа Бенкендорфа в родную Британию, все равно никто из тамошних коллег ему не поверит. В лучшем случае бедолагу отправят в Бедлам, где будут лечить разными варварскими способами. Там мистер Паркер и закончит свой жизненный путь, став очередной жертвой «кровавой гэбни». Жаль, что никто из «Мемориала» об этом так ничего и не узнает…

Потом Щукина довезли до известного всему Питеру дома на Литейном, где он в своем кабинете начал размышлять, о чем ему стоит говорить в беседе с графом Бенкендорфом. Олег не знал, на какие именно темы Николай I поручил с ним переговорить. Вполне вероятно, что у графа есть «верительные грамоты» и на тот случай, если ему доведется встретиться с самым высоким начальством. Во всяком случае, надо быть готовым и к подобному варианту развития событий.

Щукин невольно улыбнулся – он вдруг представил ВВ, мирно беседующего с Александром Христофоровичем.

«Впрочем, чем черт не шутит, – подумал Олег, – вполне вероятно, что такая беседа и в самом деле может состояться. Но граф, который хоть и считается одним из близких друзей императора, все же лицо недостаточно компетентное для принятия судьбоносных решения. Тут необходима „встреча в верхах“ – с самим Николаем Павловичем. Непонятно только, где она может произойти. В XXI веке или в XIX?»

При известной тяге ВВ ко всякого рода экстравагантным поступкам – тут и полеты на истребителе и дельтаплане, и погружение в батискафе, да и прочие эскапады – путешествие в Петербург первой половины XIX века главы РФ представлялось для Щукина вполне реальным.

Ну, а пока Олегу было необходимо подготовить подробнейший отчет о его удивительном путешествии. Было уже почти три часа ночи, но спать ему, похоже, вряд ли придется. Утром предстояла встреча с Шумилиным и графом Бенкендорфом.

Олег сварил крепкий-прекрепкий кофе, выпил его и сладко потянулся. Потом он со вздохом сел за рабочий стол, включил компьютер и защелкал клавиатурой…

Николай высадил Шумилина и графа у дома на Кирочной, а сам с ротмистром отправился в свою холостяцкую берлогу. Молодые люди решили, не ужиная, завалиться спать, чтобы завтра с утра быть как огурчики – зелененькими и в пупырышках. Они собирались днем навестить дам и предложить тем увлекательную автомобильную прогулку за город.

Бенкендорф, кряхтя выбравшись из салона иномарки, оглянулся по сторонам. Он стал внимательно рассматривать дом, в котором жил Шумилин. Хотя этот район Петербурга граф знал неплохо, но здания, которые построили здесь в конце XIX – начале ХХ века ему знакомы не были. Где-то здесь должна протекать речушка Саморойка. Но Бенкендорф не заметил даже ее следов. А вот это здание было ему вроде знакомо…

– Скажите, Александр Павлович, – спросил он, – это случайно не госпиталь Преображенского полка? – граф указал на массивное желтое здание с белыми колоннами, стоящее в глубине небольшого садика. – Его я узнаю, а вот все остальное…

– Вы правы, Александр Христофорович, – ответил Шумилин. – Долгое время в этом здании находился госпиталь преображенцев. Только сейчас там находится не госпиталь, а Военный университет связи.

– А что это такое? – живо поинтересовался Бенкендорф.

– Это военное учебное заведение, где готовят офицеров, которые обеспечивают связь между боевыми частями, – ответил Шумилин. – Только, Александр Христофорович, пожалуй, не стоит нам беседовать обо всем этом ночью посреди улицы. Лучше пройдем в мою квартиру. Там можно спокойно обо всем поговорить, перекусить и немного поспать. День завтра предстоит нелегкий, и потому нам необходимо быть в хорошей форме.

Но толком поспать им так и не удалось. Граф, увидев портреты на стенах квартиры, стал жадно расспрашивать Шумилина о тех, кто на них изображен, а также о том, что случилось в их истории после 1840 года. Ну, и о многом-многом другом.

Наконец Александр, у которого стали слипаться глаза и которому уже было невмоготу отвечать на вопросы любознательного графа, не выдержал:

– Александр Христофорович, – сказал он, – голубчик, помилосердствуйте. Вы помните, что завтра, точнее уже сегодня, нам предстоят важные переговоры? А мы будем присутствовать на них не выспавшимися, с больной головой. Так что давайте, как говорила Шахерезада, «прервем дозволенные речи», приляжем и поспим хотя бы часок-другой.

Бенкендорф нехотя согласился с доводами Шумилина. Через четверть часа хозяин и гость уже дружно похрапывали под мерное жужжание вентилятора – один на тахте, второй на диване.

Не просто было уснуть в эту ночь и представительницам прекрасного пола. Адини, обрадованная путешествием в будущее с ее любимым Николя, была вне себя от счастья. Она без умолку болтала, не замечая, что ее собеседница расстроена разлукой со своим любимым. Адини, заметив наконец, что Ольга отвечает на ее вопросы нехотя и односложно, спохватилась и стала извиняться.

– Простите меня, – сказала она, – я, честное слово, совсем обо всем позабыла. Давайте ляжем спать, чтобы завтра мы были свежими и красивыми. Ведь Николай и его друзья обещали нанести нам визит.

Ольга кивнула. Разобрав постели и помывшись, дамы отправились почивать. Ольга, тайком от Адини, заглянула на кухню и приняла валерьянки – надо было хоть немного привести в порядок нервы и все-таки немного поспать.

Подполковнику Щукину в эту ночь так и не удалось сомкнуть глаз. Он тщательно, насколько только мог, описал все свои приключения в прошлом. Особо остановился на эпизоде побега британцев и освобождении заложников. При этом постарался не акцентировать внимания на своих действиях при задержании англичан.

Потом он отдельно изложил свои предложения по дальнейшим контактам с людьми из прошлого. И особо – предложения по работе с «группой Шумилина». Все это Олег отправил по электронной почте, присовокупив к напечатанному сообщению несколько фото, которые сделал на цифровик.

Он уже собрался было прилечь на диван, который стоял у него в кабинете, и соснуть хотя бы пару часов, но тут на его столе зазвонил телефон. Щукин взял трубку. Хорошо знакомый ему (да и не только ему) голос произнес:

– Доброе утро, Олег Михайлович. Я внимательно прочитал вашу докладную записку. Не могли бы вы срочно вылететь в Москву? Я хотел бы переговорить обо всем с вами лично…

* * *

Из тех, кто, несмотря на все передряги, сумел поспать в эту ночь хотя бы пару часиков, первым проснулся Шумилин. Точнее, проснулся не сам, а его разбудил звонок мобильного телефона. Матерясь вполголоса, он с трудом разлепил сонные глаза и протянул руку к прикроватной тумбочке. Взял мобилу, на ощупь нашел нужную кнопку.

– Привет, Александр! – раздался в трубке бодрый голос Олега Щукина. – Спешу тебя огорчить: на сегодня у нас отбой по всем нашим планам. В общем, отдыхайте, приводите себя в порядок и набирайтесь впечатлений. Меня срочно вызвали в Москву. Надеюсь, завтра вернусь. Да, я пришлю к Николаю микроавтобус. Это, пожалуй, получше, чем его тачка – не будут в ней давиться, как пассажиры метро в час пик.

Как я понял, они собираются сегодня утром отправиться в Выборг. За рулем будет моя дочь, Надежда. Она в курсе всех наших дел. Пусть молодежь познакомится друг с другом. В общем, позвони Николаю, предупреди его. А пока до свидания, дружище!

– До свидания, – машинально произнес Шумилин, нажимая на кнопку «отбой». После чего снова выругался, но уже в полный голос.

– Что случилось, Александр Павлович? – раздался голос Бенкендорфа. Граф проснулся и, сидя на диване, протирал красные от недосыпа глаза. – Почему вы так взволнованы? Случилась какая-то неприятность?

– Доброе утро, Александр Христофорович. Мне только что позвонил подполковник Щукин и сообщил «радостную весть» – его вызвали в Москву, и все сегодняшние дела отменяются. Так что если у вас есть желание, то можете еще поспать. А я уже вряд ли усну.

– Я, пожалуй, тоже больше спать не буду, – ответил Бенкендорф. – А чтобы зря не терять время, может быть, после завтрака немного прогуляемся по Петербургу? Вчера, когда мы ехали сюда, я толком так ничего и не успел увидеть. Как вам мое предложение, Александр Павлович?

– Принимается, – кивнул Шумилин. – Молодежь с утра собирается отправиться погулять за городом, повеселиться. Я полагаю, что нам не стоит им мешать. Сейчас я позвоню Николаю и дам ему надлежащие инструкции.

Как выяснилось, Николай и ротмистр уже не спали. Молодежь завтракала, готовясь к выезду на природу. Судя по голосу Сергеева-младшего, он не был расстроен тем, что целый день они будут без присмотра старших. Николай уже слышал от него о лихой «девице-кавалеристе» – дочери подполковника Щукина. Он отнюдь не расстроился из-за участия ее в поездке. Скорее наоборот – можно было не следить за дорогой, а больше внимания уделить Адини.

– Дядя Саша, – сказал Николай, – вы не беспокойтесь, все будет в полном ажуре. Погода вроде должна быть сегодня хорошая, если, конечно, эти сказочники-метеорологи не наврали в очередной раз. Вечером, не позже восьми часов мы будем в Питере. Я вам лично обо всем доложу. Только вот насчет этой самой девицы. Слышать-то я о ней слышал, а вот в глаза не видел. Как мы найдем друг друга?

– Ну, ты ее легко узнаешь, – хохотнул в трубку Шумилин. – Ты в зоопарке черную пантеру видел? Так вот, дочурка Щукина – точь-в-точь как та зверушка. И связываться с ней так же опасно. Но своих она не трогает. Ну, пока. И еще, – сказал Шумилин. – Ты смотри, чтобы Надя не очень там жала на газ.

– Дядя Саша, – воскликнул обиженный Николай, – ну что же я, совсем деревянный, как Буратино? Думаете, я не помню, кто у меня в машине сидит! Я буду приглядывать за Надеждой.

– Ну, ладно, – по-стариковски проворчал Шумилин, – счастливого вам пути. Если что – звони.

Помывшись и позавтракав, они с графом оделись и отправились на прогулку.

– И куда мы направим наши стопы? – спросил Шумилин у своего гостя. – Предлагайте, Александр Христофорович.

– Нынешний Петербург мне плохо знаком, – подумав, ответил Бенкендорф, – так что я полностью полагаюсь на вас.

– Хорошо, тогда пойдем к Неве, – сказал Шумилин, – и прогуляемся по набережной.

По Кирочной они дошли до Мелитопольского переулка и вышли на Фурштатскую улицу.

– Вот в этой школе, Александр Христофорович, – сказал Шумилин, показывая на четырехэтажное массивное здание, выходившее фасадом на улицу со сквером, – я учился десять лет. Как давно это было…

– Вы родились и выросли в Санкт-Петербурге? – спросил Бенкендорф. – А я вот появился на свет Божий в Ревеле. Интересно для меня было бы побывать там.

– Ну, это теперь не так просто, – с кривой усмешкой сказал Шумилин. – Ныне Ревель именуется Таллином, это теперь другое государство, созданное на территории Эстляндской губернии. А земли, выкупленные Петром Великим за два миллиона ефимков согласно статьям Ништадтского мира, теперь считаются независимым. Хотя правят там американцы. Эстония ныне враждебна России. Русские же, которые живут там, считаются людьми второго сорта.

– Да вы шутите, Александр Павлович! – изумленно воскликнул Бенкендорф. – Такого не может быть! Да как вы допустили такое?! Земли, завоеванные русским оружием и оплаченные русским золотом, вы отдали эстляндцам, которые в мое время боятся поднять глаза на своих господ. Они же всегда были нашими крепостными! Как вы допустили, чтобы обижали и унижали русских?! Александр Павлович, я не могу в это поверить!

– Александр Христофорович, я совсем не шучу, – с горечью сказал Шумилин. – Бывшие Эстляндия и Лифляндия после краха в России монархии отделились и стали самостоятельными государствами. Потом, перед началом Великой войны с германцами, они снова вошли в состав России.

Во время той войны части, сформированные германцами из эстляндцев и лифляндцев, воевали против русской армии. Воевали они плохо, но зато зверствовали и убивали русских так, словно не людьми были, а вампирами, опьяненными человеческой кровью.

Потом, когда русские войска победили германцев и взяли штурмом Берлин, Эстляндия и Лифляндия снова вошли в состав государства, именуемого СССР. По сути это была та же Российская империя. Потом, когда в России началась очередная смута, они снова отделились от нее.

А вот теперь, после всего случившегося в нашей истории, эти крохотные страны имеют наглость предъявлять России территориальные претензии. И все для них сходит с рук только потому, что за их спинами стоят «взрослые дяди» – европейские державы и САСШ, которые мечтают погубить Россию.

– Да, Александр Павлович, – тяжело вздохнул Бенкендорф, – а я-то думал, что все у вас тут благополучно. Оказывается, далеко не так… А Европа-то, Европа – какая же она подлая… – с горечью сказал граф. – Я прекрасно помню, как мои храбрецы в 1814 году освобождали от войск Наполеона Голландию, и как бюргеры, когда-то покорно склонившиеся перед безродным корсиканцем, низко кланялись нам, клялись в вечной дружбе, обещали никогда не забывать тех, кто спас их от французских реквизиций и мобилизаций.

– «Европа, в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна», – ответил Шумилин Бенкендорфу, – мы помним эти вещие слова, сказанные Александром Сергеевичем Пушкиным. Нынешняя Европа тоже добра не помнит и норовит побольнее лягнуть тех, кто когда-то спас ее от унижения и оккупации.

Беседуя, они не спеша дошли до Литейного моста. Шумилин показал графу знаменитое здание на Литейном проспекте, именуемое в народе Большим домом.

Бенкендорф с любопытством посмотрел на него и сказал:

– Александр Павлович, значит, именно там располагается ваше III отделение. Хорошо бы побывать в нем и посмотреть, как работают мои коллеги из будущего.

– Я думаю, что подполковник Щукин сможет организовать для вас посещение этого заведения, – сказал Шумилин. – А без него нам лучше туда не попадать…

«Интересно, как там идут дела у Олега? – подумал про себя Александр. – Перед чьими светлыми очами он сейчас стоит и какие ЦУ получает?»

А в это самое время в Москве подполковник Щукин заканчивал делать свой доклад…

Назад: Глава 6. «Не валяй дурака, Британия!»
Дальше: И назвали его «Хроносом»