13

Самая трудная задача для женщины – доказать мужчине серьёзность его намерений.

Лукреция ди Борджиа

На следующий день после награждения Саша вновь был приглашен к Муссолини. В кабинет итальянского лидера он вошел со странным, смешанным чувством. С одной стороны, его безумно раздражали непрофессионализм дуче и его гипертрофированная любовь к патетике и театральности, совершенно неуместные у фактически единовластного правителя не такой уж маленькой и не такой уж отсталой страны. «То, что простительно арабскому шейху или негрскому царьку, – рассуждал Белов, – у итальянца выглядит умственным расстройством!» Но с другой стороны, ему был чем-то симпатичен этот простоватый, по-своему благородный крепыш. Он не умел жить политикой, и все его чувства были написаны на лице.

– О, компаньеро Сталин! – Муссолини вскочил из-за стола и бросился к юноше, намереваясь заключить его в объятия. – Ну, как прошел вчерашний бал? Возможно, кто-то из приглашенных тронул ваше стальное сердце? – Он расхохотался своему немудрящему каламбуру. Ему, конечно, доложили об интересе, проявленном к юной Висконти, и дуче имел полное право гордиться собой и своей изобретательностью.

Сашка легко уклонился от лапищ первого секретаря народной коммунистической партии Италии и усмехнулся про себя: «Господи! Вот же простая душа! Он что же, всерьез рассчитывает, что меня можно заарканить вот так, на первом же свидании?» Но вслух произнес:

– Прием был прекрасен, товарищ первый секретарь. Ну, а что касается дел сердечных, то у меня это, как и у всякого порядочного мужчины – строгая военная тайна.

Муссолини снова засмеялся, легко и заразительно:

– И это совершенно верно, друг мой, совершенно правильно! Но тайны обычно скрывают от врагов, а вот скрывать от своих…

– Допуск есть? – с деланой строгостью перебил его Сашка.

– Допуск? От НКВД СССР? – дуче огорченно развел свои большие руки, но в глазах его прыгали веселые чертики. – Нет…

– Ну вот, а хотите военные тайны знать…

Теперь смеялись оба. Двое мужчин: один взрослый, с душою хулиганистого подростка, другой – подросток, с разумом умудренного жизнью старика, шутили, попивали легкое молодое итальянское вино со льдом – несмотря на осень, было очень тепло, и обсуждали перспективы дальнейшего сотрудничества. Из опыта прошлой жизни Белов помнил только, что у итальянцев были отличные автомобили, и напирал на необходимость объединения усилий в этой области. Бенито Муссолини на все лады расхваливал итальянских корабелов и авиастроителей, рассказывая об успехах на международном рынке вооружений. Он показывал Александру документы, чертежи, даже модели, стараясь заинтересовать грозного молодого Сталина итальянской продукцией…

Военные корабли Сашку заинтересовали, тем более что из глубин памяти всплыли «голубой крейсер» – лидер «Ташкент» и линкор «Новороссийск». Первый вроде был очень неплохим кораблем, а второй… Зачем-то ведь товарищ Сталин-старший его себе забрал? Хороший кораблик, старенький, но добротный… А ещё был этот подводный диверсант… как его? Черный князь, а звали его… Блин! А ведь про него много рассказывали… Ребята из боевых пловцов этого Черного князя… Боргезе! Вспомнил! Так вот, помнится, этот Боргезе – единственный успешный водоплавающий диверсант Второй мировой. Нет, то есть успеха добивались и сверхмалые подлодки, но это – одно, а вот диверсанты – другое…

Но про самолёты итальянского производства он не знал ничего. И это, скорее всего, означало, что ничего хорошего у макаронников не имелось. Хотя могло быть иначе: хорошее просто не сумели оценить, особенно – в условиях доминирования Люфтваффе. Надо будет поинтересоваться у отечественных авиаконструкторов и летчиков, особенно у тех, кто летал на итальянских самолётах в Германии…

Однако выяснилось, что с Боргезе познакомиться не получится: Черный князь оказался убежденным антикоммунистом и, после смены фашистского режима, даже попробовал поднять мятеж и угнать свою подводную лодку, на которой служил, в Гибралтар. Не вышло, и несостоявшегося «подводного диверсанта номер один» по приговору народного коммунистического трибунала удавили в подвале ODVERDA вместе с королем Виктором Эммануилом III и парой кардиналов из Ватикана…

Но флотилия боевых пловцов – десятая флотилия МАС уцелела, так что Сашка сделал себе в памяти пометку: поработать с этими отчаянными сорвиголовами. Подучить, подучиться и, возможно, организовать на базе этих гавриков настоящую школу «пираний»…

Муссолини тем временем размышлял о том, каким бы образом вызвать у Сталина-младшего интерес к Албании? Там очень пригодился бы его корпус. Конечно, албанцы – не абиссинцы, но – видит бог! – они недалеко ушли от этих диких негров! Их страна, которая последние несколько живет на иностранные подачки, и что особенно обидно – в основном на итальянские! – а при этом ещё имеет наглость заявлять о своей «независимости». Вон три сотни итальянских офицеров-инструкторов из армии турнули – дорого им, видите ли! Выклянчили у нас заем, за это обещали пакт c нами подписать, а сами?! Этот Зогу делает вид, что никаких договоренностей и не было! Жулики! Ворье!..

Дуче помотал головой, отгоняя от себя невеселые размышления, и тут заметил, что Александр тоже пребывает в раздумьях.

– О чем задумался, amicarsi? – Муссолини хлопнул Александра по плечу. – Уж не о подружке ли? Так ты только скажи: вызовем, привезем, а надо будет – так и украдем! И предоставим в лучшем виде!

Белов отрицательно мотнул головой и спросил в свою очередь:

– Скажите, товарищ первый секретарь, а вот положение Италии в Албании? Как там вообще дела обстоят?

Муссолини словно током ударило. Да уж не ясновидящий ли он?!

Он в нескольких словах обрисовал положение дел в Албании, кратко описал ход августовского восстания и вдруг звонко хлопнул себя по бритому лбу:

– Если ты давно не видел старого дурня, Алессандро, можешь посмотреть на меня! У нас же этот сидит… ихний оппозиционер… Чекрези Коста… Приказать, чтобы доставили?

Саша едва заметно напрягся:

– Было бы замечательно, товарищ первый секретарь. Не потому, что я не доверяю вашему рассказу, но информация из первых рук…

– Разумеется, amicarsi, разумеется.

Муссолини вызвал секретаря и приказал ему максимально быстро доставить Чекрези. После чего оба они вернулись к обсуждению перспектив итало-российского сотрудничества. Саша с интересом узнал, что ещё во время Первой мировой у итальянцев появились самые настоящие штурмовые подразделения, причем даже раньше, чем у немцев. Эти ардити были храбрыми и даже некоторым образом обученными ребятами. Правда, толку от них было не много: итальянские генералы не представляли себе, как правильно использовать такой шикарный инструмент, а потому… В общем: хотели, как лучше, а вышло, как всегда…

Белов не преминул изложить свою точку зрения итальянскому лидеру, и тот согласился, но тут же попросил помощи в подготовке новых ардити в Алабино или на любой другой базе штурмовых подразделений РККА. Пообещать полноценную подготовку всех итальянских спецназовцев Сашка не мог, но предложил провести подготовку будущих инструкторов, которые в дальнейшем обучат остальных. Они принялись обсуждать необходимое оружие и снаряжение итальянского спецназа, и так углубились в этот вопрос, что даже не заметили, как наступило время обеда…

…Коста Чекрези ехал к Муссолини в самом хорошем настроении. Как видно, льстивые письма к итальянскому лидеру сыграли свою роль, и теперь дуче наконец решился на настоящее военное вторжение в Албанию. И это прекрасно! Итальянцам очень скоро потребуется надежный человек, пользующийся доверием большинства местного населения. А с учетом того, что во время восстания левые практически уничтожены – кого же ещё поставят на такую ответственную должность? Хотя, конечно, то, что Муссолини вдруг повернул в социализм, не очень приятно, но это можно пережить: в конце концов, кто там будет разбираться, какой социализм они строят в Албании. Да и что можно построить в стране, в которой три четверти населения – безграмотные темные крестьяне?

Правда, есть ещё один, ну-у, скажем так, сложный момент. Рядом сидит. Муса Кранья. Как же, герой. Лично в генерала Гилярди, генерального инспектора албанской армии стрелял. Вроде как восстание начал… Ну и что?! Зато он – из семьи беев, и социалисты-коммунисты к таким очень плохо относятся. А он, Коста – из простой греческой семьи, вырос почти в бедности. Когда в юридической школе в Салониках учился, так хотел верховую лошадь! Но нет, не вышло. Не было у отца денег на верховую лошадь для третьего сына. Вот и пришлось на велосипеде ездить, хорошо, что хоть английский купить удалось…

Нет, эти левые никогда не примут Кранья к себе. Так что… Что? О, уже приехали! Прекрасно, прекрасно… Вот сейчас Муссолини все и решит так, как и должно быть…

– Я рад приветствовать вас, мой дуче!..

Вместо пышного обеда Муссолини предложил обойтись пиццей. Сашка и не подумал спорить: пицца – хорошая штука. Особенно – настоящая. А уж настоящая неаполитанская – м-м-м!.. Впрочем, от повара тоже немало зависит, а у первого секретаря народной компартии Италии повара выше всяких похвал!

– Алессандро, я смотрю, ты знаешь толк в пицце! И даже ешь ее именно так, как едят наши рыбаки – в трубочку свернул… – Муссолини даже языком прищелкнул. – Молодец! Я никак не предполагал, что в далекой России знают и любят нашу еду.

«Недаром говорят, что кулинарный патриотизм самый сильный! – подумал Сашка. – И мой гостеприимный хозяин лишний раз подтверждает это утверждение…» А вслух сказал:

– Ну, если честно, у нас много очень похожих блюд. Ваши равиоли, товарищ первый секретарь – это наши пельмени. Ну, или вареники. Наши ватрушки и шаньги похожи на пиццу, ну а паста вообще – русское народное блюдо! Макароны по-флотски!

Муссолини согласно кивнул и несколько минут они горячо обсуждали особенности национальных кухонь. И уже почти совсем договорились, что на следующий день попробуют русские блюда, когда в кабинет вошел Дольфин. Он слегка поклонился и сообщил, не поднимая головы:

– Дуче, привезли Чекрези и Кранья. Прикажете им подождать?

Итальянский лидер переглянулся с Александром и коротко приказал:

– Впустить!

Войдя в кабинет Муссолини, Коста Чекрези с удивлением обнаружил, что там присутствует ещё один человек. Вернее – совсем молодой юноша, в каком-то незнакомом мундире с красными петлицами и алой звездой с золотыми серпом и молотом на рукаве. «Советский, – понял Чекрези. – Значит, дело о вторжении практически решено. Русские прислали этого мальчишку просто для проформы: вроде как присутствовали при переговорах, но никто серьезный не захотел отвлекаться на уже решенное дело…»

Он мысленно похвалил себя за сообразительность, вежливо поздоровался с дуче, поприветствовал молодого советского и уже совсем собрался начать заранее подготовленную речь о необходимости итальянского вмешательства, как вдруг юноша на очень хорошем итальянском спросил:

– Господин Чекрези, попрошу вас объяснить: как случилось, что подготовленное вашей группой восстание не состоялось, но коммунистические отряды забыли предупредить о переносе сроков?

– Что? – растерялся Чекрези. – То есть как?..

Обращение «господин» повергло его в смятение. Все русские, немцы и итальянцы обращаются друг к другу «товарищ», и он рассчитывал на то же самое, а тут… Впрочем, он быстро собрался и насколько возможно кратко изложил причины переноса сроков восстания на осень тридцать пятого или даже на весну тридцать шестого года.

– Ну, а что касается проблем с извещением всех отрядов о принятом решении, то поймите, молодой человек, что связь в подполье – одно из самых сложных дел. Где-то что-то сорвалось, не сработало, и вот результат… – Чекрези сокрушенно покачал головой. – Мы, к сожалению, не успели известить всех…

– М-да, связь в подполье – вещь и в самом деле не из легких, – кивнул юноша. Албанец расслабился, но тут же ударом бича хлестнул новый вопрос: – Может быть, вы потрудитесь растолковать мне, как же так вышло, что коммунистические отряды не получали никакой поддержки от подпольщиков в других городах? Более того – в городах Берат и Гирокастр подполье получило недвусмысленный приказ: ни в коем случае не идти на контакт с коммунистами, не оказывать им никакой поддержки и помощи, дабы не раскрывать себя перед властями. И как это надо понимать?

Муса Кранья в изумлении воззрился на Коста Чекрези.

– Это правда? Скажите, Коста, неужели был отдан такой приказ?!

– Ну, собственно, я такого приказа не отдавал, – выдавил из себя Чекрези. – Я допускаю, что подобный приказ был продиктован военной необходимостью, и потому… Ведь я как раз хотел просить первого секретаря народной коммунистической партии Италии послать к нам корпус. Тот самый, который столь блестяще выиграл войну в Абиссинии… Собственно, мы с вами, молодой человек, очевидно, не имеем боевого опыта. Вот, товарищ Муссолини… он воевал, командовал людьми… Он как раз мог бы…

Кранья выпучил глаза: Муссолини вдруг оказался стоящим вплотную к Чекрези и с силой ударил албанца в челюсть. У Коста Чекрези остекленели глаза, и он мешком осел на паркет. Но итальянец ухватил его за ворот и вздернул вверх:

– Ты, figlio di putana, как ты смеешь?!! Алессандро командовал тем самым корпусом, который ты собираешься просить! И ты, штатская сволочь, будешь его учить?!

От нового удара Чекрези мотнулся, точно тряпичная кукла, но Муссолини не отпускал его. Теперь дуче отвешивал ему тяжелые пощечины, которые звонко разносились по кабинету.

– Стоит ли марать руки об эту падаль? – спросил Белов спокойно. – Товарищ первый секретарь, отправьте лучше это в Organizzazione di Vigilanza e Repressione dell’Anticommunismo. Там с ним вдумчиво побеседуют и вытряхнут из него все, что нам интересно.

– Там из него и все дерьмо выбьют! – усмехнулся Муссолини и громко приказал: – Эй! Убрать эту тварь! И допросить как следует!

Чекрези уволокли, а Кранья стоял ни жив ни мертв, ожидая решения своей участи. Неожиданно он услышал вопрос, заданный совсем другим тоном:

– Товарищ Кранья, меня интересует, как в албанской армии относятся к коммунистическому союзу вообще и к Красной Италии в частности? И если сможете – поподробнее, пожалуйста…

Муса Кранья сглотнул, удивленно посмотрел на юношу, отметил, что на груди у молодого (очень молодого) человека красуются ордена, и принялся рассказывать все, что знал. Юноша и Муссолини внимательно слушали, изредка задавая наводящие или уточняющие вопросы. Когда же албанец наконец иссяк, юноша обернулся к итальянскому лидеру:

– Насколько рассказ этого товарища соответствует вашим данным?

– В общем – вполне, – утвердительно кивнул Муссолини. – Я полагаю, что Ди Стефано мог бы кое-что добавить, но совсем немногое.

Белов помолчал, а затем спокойно произнес:

– Прекрасно. В таком случае, полагаю, что необходимо обсудить детали предстоящей операции…

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Москва, Иванову.

Прошу подтверждения разрешения использование частей экспедиционного корпуса операции Албании совместно частями Красной Армии Италии. Также прошу разрешения передачу приказа военным транспортам следовать порт Зара.

Подпись: Чернов

В 04³⁰ седьмого ноября сорокатысячная итальянская армия под командованием генерала Альфредо Гуццони начала высадку в портах Албании – Шенгин, Дуррес, Влёра и Саранда. Бруно Муссолини – второй сын итальянского лидера совершил в то утро полет над районом высадки у Дурреса, выполняя обязанности «особого инспектора ЦК народной компартии Италии».

– Море, как зеркало! Изумрудная долина окружена горами! – восторженно вопил Бруно в микрофон. – Горы высокие и величественные, увенчанные снеговыми тиарами…

– Сержант! – грозно оборвал сына Муссолини. – То, что ты не чужд прекрасному, похвально, но нас интересуют детали высадки!

– Вас понял, – несколько смутившись, сообщил Бруно. – Я снижаюсь… Вот дымки выстрелов из окон домов… Берсальеры залегли, явно видна их цепь… Это те берсальеры, что охраняют порт…. Распластались на земле, как лягушки… Похоже, ждут атаки со стороны города…

– Все это свидетельствует о сопротивлении, оказанном передовым частям, – заметил Муссолини. – Отдайте приказ кораблям поддержать орудийным огнем наше наступление. – И после – уже снова сыну: – Следи, сейчас начнут работать с кораблей.

Через пару минут легкий крейсер «Альберико да Барбиано» окутался дымом и изрыгнул длинные языки пламени из всех своих восьми шестидюймовок. И тут же к нему присоединился его систершип «Бартоломео Коллеони». Но сверху Бруно видел, что разрывы пришлись довольно далеко от передовых домов, где и засели обороняющиеся королевские войска. Новый залп – и снова промах. Третий вообще пришелся по наступающим берсальерам, и Бруно ясно видел, как в воздух взлетали, кувыркаясь, изломанные фигурки…

Он все сообщил отцу и слышал, как тот яростно орет на своих приближенных. Но его волновало сейчас другое: Алессандро – сын Сталина, не взял его с собой в рейд на Тирану…

…С Алессандро его познакомил отец. Бруно в блестящем авиационном мундире вбежал к нему в кабинет и с удивлением замер на пороге: кроме отца там сидел еще какой-то парень, на вид – его ровесник. Парень был одет в незнакомый мундир, а на груди у него горели золотом и алой эмалью ордена…

– Бруно! – строго окликнул его отец. – Ты почему врываешься без приглашения? Извините, товарищ Сталин. Разрешите представить: вот это недоразумение – мой второй сын Бруно. Пилот. Летал в Абиссинии…

– Приятно познакомиться, – юноша встал и окинул пристальным взглядом молодого Муссолини. Затем протянул руку: – Александр.

– Бруно. Сержант авиации… – Рукопожатие было крепким, но русский явно не собирался выяснять, чья ладонь сильнее. Итальянец также внимательно оглядел молодого Сталина и спросил: – А ты в каком звании?

– Корпусной комиссар.

– А это как? У нас это чему соответствует?

– Ну, примерно как генерал-лейтенант. А что? Не похож?

– Алессандро командовал частями добровольческого корпуса при прорыве к Адис-Абебе, – вставил Муссолини-старший. – Ты не смотри, сынок, что он – твоих лет. Он Гитлера вместе со всей сворой уничтожил. Сам. И еще кое-что успел…

И со свойственной всем жителям Апеннинского полуострова экспрессией дуче принялся живописать боевой путь гостя, но тут Алессандро чуть тронул Бруно за рукав:

– Не слушай его, – прошептал он, не совсем правильно, но вполне понятно. – А то сейчас выяснится, что я лично разгромил всю армию Ганнибала и съел его слонов…

Бруно посмотрел на совершенно серьезное лицо своего собеседника, разглядел прыгающих в синих глазах веселых чертиков и от души расхохотался.

– Если отец начнет рассказывать о моих подвигах, то получится, что у абиссинцев была самая многочисленная авиация в мире, а я ее уничтожил разве что не в одиночку, – смеясь, произнес он. – Но ты и в правду командовал корпусом?

– Нет, – Александр отрицательно мотнул белокурой головой. – Командовал этим корпусом маршал Буденный – легенда нашей армии.

– А ты?

– Комиссаром был, – Белов усмехнулся своим воспоминаниям. – Давай-ка, друг, мы с тобой попозже поговорим. Сейчас дела, извини.

Бруно понимающе кивнул, извинился перед отцом и вышел. Но уже этим же вечером носился вместе со своим новым другом на своем ярко-алом «Альфа-Ромео» 8С 2300. А потом были еще веселый вечер в компании активисток из «Молодых коммунисток Италии», на следующий день – гонки под парусом и спарринг на ринге… Последний, правда, закончился не очень – при воспоминании у Бруно начинал ныть бок, куда Алессандро попал пяткой. Да еще и объяснил, что бой – не спорт, и победителей не судят, а проигравших – хоронят… Жаль, что он не взял Бруно с собой. «Я бы не подвел, – грустно размышлял Муссолини-младший. – А если он считает мою подготовку недостаточной – что ж? На то и война, и на ней убивают…»

…Согласно приказам из Рима легкие крейсера задробили стрельбу, и в дело вмешался тяжелый «Больцано». Его восьмидюймовые снаряды ложились не в пример метче, так что сопротивлявшимся албанцам очень скоро стало жарко. Берсальеры поднялись в атаку.

Основное сопротивление итальянцам удалось сломить уже к девяти утра. Но отдельные его очаги зачищали еще целый час. Снова ревели орудия тяжелого крейсера «Больцано», снаряды которого сносили дома подчистую, а в промежутках между залпами яростно тявкали 65-мм полевые орудия, которые поддерживали ротные 45-мм минометы берсальеров. Албанские солдаты наконец бросились наутек из города, который тяжелые корабельные орудия превратили в мышеловку. Но итальянцы не собирались давать им такой возможности. С десяток танкеток рванулись вперед, обходя Дуррес по широкой дуге, выходя во фланг отступающим албанцам. Треснули пулеметы, и албанские солдаты начали бросать оружие и поднимать руки. К десяти часам утра город был окончательно занят частями Красной Армии Италии.

Первым делом итальянцы кинулись к вилле короля Зогу, но она оказалась пуста. Допрос перепуганной прислуги показал, что король в Дурресе не бывал уже очень давно.

– Ну, товарищи берсальеры, – майор Аретузи сдвинул на лоб вайру и почесал в затылке. – Выходит, что нам надо рвать в Тирану. И чем быстрее, тем лучше, а не то наших из десанта там в пасту с полипами перемешают…

Десантная группа захвата – двадцать восемь человек, высадилась ночью на окраине Тираны. Парашютисты приземлились возле одноименного с городом озера. Сашка подсветил фонариком на карту – все точно. Ухмыльнулся, прочитав пометку «lago», пробормотал себе под нос: «Какое тут, нахрен, lago? Laghetto…», и махнул рукой, подзывая бойцов. Через несколько минут коротенькая колонна бодрой трусцой двинулась к столице Албании.

В два часа семнадцать минут пополуночи группа вошла в город. По дороге им попался полицейский участок, в котором – вот удача! – оказались две автомашины. Транспортные средства были немедленно реквизированы на нужды мировой революции, а взамен полицейским предложили на выбор: расписки, с обязательством возмещения стоимости от революционного правительства, или набор гильз девятимиллиметрового калибра и аналогичный набор пуль. Причем пули – каждому полицейскому по одной, лично, а вот гильзы – россыпью на полу.

Несколько албанцев не поняли сути предложения. Пистолеты-пулеметы Симонова, разъясняя ситуацию, сухо кашлянули, и начальник отделения вместе с капралом рухнули на пол. Остальные полицейские, несмотря на некоторую заторможенность мышления, свойственную стражам порядка, помноженную на темность и дикость, свойственную албанцам, дружно подняли руки, сдали оружие и организованно проследовали в камеру. На стол покойного начальника Сашка положил бумагу следующего содержания:

Расписка

Два автомобиля (Форд-Е и Форд-Тимкен) взяты мной с баланса полицейского участка для нужд революции. Товарищи, не ругайте этих обормотов в камере. Заранее благодарен,

Сталин

Дальнейший путь до королевского дворца группа проделала на автомобилях. Тирана никогда не могла похвастаться большим числом автомобилей, да и извозчиков с пешеходами в этот час почти не встречалось, но это не слишком облегчало движение: кривые, плохо замощенные улицы отнюдь не способствовали скорости передвижения. Однако к трем часам утра группа не только добралась до королевской резиденции, но и вышла на заранее выбранные исходные позиции.

В три часа пять минут операция «Джокер» вступила в свою заключительную фазу. С трех сторон королевский дворец атаковали бойцы алабинского штурмового батальона. Часовых сняли из коровинских бесшумок, а затем быстро нейтрализовали караулку и помещения гвардейцев. Пока выделенная группа лейтенанта Горохова заканчивала разбираться с теми, кто мог оказать хоть какое-то сопротивление, вторая группа под командой самого Белова быстро добралась до королевской спальни…

Сашка пнул ногой дверь. С раззолоченной кровати приподнялся, сонно озираясь, человек со щегольскими усиками.

Александр толкнул в плечо Али Кельменди, и тот спросил:

– Ахмет Зогу?

– А… э-э-э… Кто вы такой?!

– Ну, вас это, положим, не касается, да и не играет никакой роли, – выслушав перевод, хмыкнул Белов. – Я повторяю вопрос: вы – Ахмет Зогу?

Король дернулся, затравленно оглянулся…

– Можете и не отвечать… – Сашка махнул рукой. – Товарищ Кельменди, зачитайте ему приговор.

Албанец расправил плечи и, четко разделяя слова, произнес:

– Ахмет Зогу, за ваши преступления против албанского народа Коминтерн приговорил вас к высшей мере социальной защиты. Приговор привести в исполнение.

– Я… я… – сдавленным голосом пискнул Зогу, которого крепкие руки швырнули к ближайшей стене. – Я не признаю ваш приговор…

Сашка дождался перевода и расхохотался:

– Можете не признавать, ей-ей! Можете даже расстрел не признать! Огонь!..

Беззвучно полыхнули огнем ПБС Коровина, ночная рубашка албанского короля окрасилась красным…

– Ну, и что стоим? Что смотрим? Тут где-то еще его сын должен быть. Ноги в руки и – бегом! Нам претенденты на трон без надобности!..

Захваченный дворец быстро и спокойно готовили к обороне. Причем не долгой. По графику прибытие итальянских частей в Тирану ожидалось не позднее двух часов пополудни, и хотя Сашка не очень верил в возможности потомков древних римлян выдерживать утвержденные сроки, все же он надеялся, что к концу дня итальянские берсальеры и краснорубашечники все-таки доберутся до албанской столицы. Кроме того, в самом городе, по сведениям Али Кельменди, имелась подпольная коммунистическая организация – пусть не многочисленная, но вполне надежная. И вполне боевая. Это позволяло рассчитывать еще на сотню-другую бойцов. Может быть, не слишком умелых, но храбрых и готовых умереть за свои идеалы. Контакты с местными коммунистами предоставил Исполком Коминтерна, и сомневаться в них не имелось никаких оснований. А потому Али Кельменди с рассветом засел за телефон и принялся обзванивать тех, у кого имелись номера.

Ровно в шесть часов утра в ворота королевского дворца вошел первый доброволец. Он не говорил по-русски и весьма слабо знал итальянский, но слова «Коминтерн», «революция» и «Сталин» в переводе не нуждались, а потому один из бойцов штурмбата проводил пришедшего в тронный зал. Там на троне, положив ноги на чешский станковый пулемет, в обнимку с симоновским пистолетом-пулеметом, дремал Сашка.

– Товарищ Белов, тут вот… – Боец слегка подтолкнул добровольца вперед, добавив: – Со своим маузером пришел. Во. – И он продемонстрировал громоздкий пистолет в деревянной колодке. – А говорит – ни черта не понятно. Вы его поспрошайте, а я товарища Али Кельменди поищу.

– Кто вы такой? – по-немецки спросил Сашка, а потом повторил свой вопрос на французском.

Услышав речь берегов Сены, доброволец – молодой кудрявый парень лет двадцати пяти, встрепенулся:

– Меня зовут Энвер. Фамилия – Ходжа, – быстро затараторил он. – Я – коммунист. Нам сообщали, что летом будет восстание, но я опоздал. Видите ли, товарищ Белов, я работаю секретарём консульства Албании в Брюсселе, и мы с товарищами слишком поздно узнали о провале восстания… – Он, извиняясь, чуть жалобно улыбнулся и слегка развел руками. – Вот мы здесь и остались… А тут вдруг звонок от товарища Кельменди… Мой друг пошел остальных известить, а я… Вот… – Тут он окончательно сбился, стушевался и замолк.

Александр почесал в затылке. Насколько он помнил, этот человек был в той, другой, прошлой будущей жизни лидером Албании и самым верным сталинцем. Да к тому же отличался абсолютным бесстрашием и какой-то холодной яростью ко всем изменникам делу Ленина-Сталина. Но сейчас перед ним стоял мальчик с еврейской или цыганской внешностью, которому только скрипочки в руках не хватает…

Силен дьявол соблазна! Сашка уселся поудобнее и спросил:

– На скрипке играешь?

– Да… – растерянно ответил Ходжа. – Правда, не очень хорошо… А что, надо сыграть?

Белов засмеялся и хлопнул его по плечу:

– Пока ничего не надо. Вот с этой скрипкой, – он указал на пулемет, – управляться умеешь?

Энвер Ходжа осторожно оглядел произведение чешских оружейников и честно сознался:

– Нет. С этой моделью я незнаком. Я «Гочкис» знаю… – Тут он тоже улыбнулся. – Хотя это не скрипка, а скорее – виолончель…

Сашка снова рассмеялся и отправился вместе с новоприбывшим в «арсенал» – одну из караулок, куда свалили трофейное оружие. Там он вручил Ходже маузеровскую винтовку и подсумок с патронами, попутно разъяснив, что пистолет Маузера – вещь хорошая, но и винтовку тоже иметь полезно.

– Парк большой, твой пистолет не добьет. А тут хоть по самолетам лупи…

Передав будущего лидера новой Албании подошедшему Кельменди, Сашка связался с Римом. Муссолини клятвенно заверил его, что наступление итальянской Красной Армии развивается и вот-вот передовые части войдут в Тирану. Успокоенный, он снова уселся на трон и задремал, руководствуясь мудрым правилом: «Солдат спит – служба идет…»

Однако наступления на Тирану в тот же день не последовало. Генерал Гуццони сперва долго ожидал парламентеров от албанского правительства, и потому отложил военные операции на шесть часов, с тем чтобы проконсультироваться с Муссолини. К тому же оказалось, что моторизованные части остались без горючего, по неизвестным причинам не работала связь, не вовремя подходили подкрепления. Некоторые воинские подразделения даже не были осведомлены о том, против кого и где им предстояло сражаться. Многие солдаты были уверены, что едут на завоевание колоний в Африке, и распевали антифранцузские песни, а другие, высаживаясь в Дурресе, справлялись, не Абиссиния ли это?

Бруно, с большим риском приземлившийся на ровной площадке рядом с городом, честно доложил отцу обо всем, что происходило в зоне высадки. Муссолини орал так, что буквально сотрясались динамики. Альфредо Гуццони был немедленно отстранен от командования и взят под стражу людьми из ODVERDA, но ситуацию это практически не изменило. Командовать высадившимися войсками дуче поручил комиссару корпуса Умберто Террачини, но это оказалось не самой удачной идеей: весь военный опыт Террачини ограничивался службой рядовым во время Мировой войны. И хотя комиссар Умберто пытался привлечь к руководству корпусом старших офицеров – командиров дивизий, бригад и отдельных полков, получалось только хуже, ибо армия не терпит демократии. Так что наступление на Тирану началось лишь в двадцать один час тридцать минут, когда на окрестности уже опустилась темнота…

– А, чтоб тебя! – Сашка чуть опустил ствол ручного пулемета и дал короткую очередь.

Трое албанских жандармов рухнули на изрытую взрывами землю парка. Один попытался отползти назад, а остальные двое уже не подавали признаков жизни. Откуда-то с первого этажа дворца ударил одиночный винтовочный выстрел, поставивший точку в короткой и явно неудачной жандармской карьере…

– Товарищ Белов, броневик!

– И что?! – рявкнул в ответ Александр, не оборачиваясь. – Я что, должен его зубами загрызть?!! Разобраться и доложить!

Во двор медленно вползал странный угловатый агрегат, который Сашка определил как французскую поделку «Лаффли-50». Бестолковая башня, из которой диаметрально противоположные друг другу торчали пулемет и короткоствольная пушка «Пюто», тонкая шестимиллиметровая броня – все это не делало броневик особо опасным противником, но у штурмовиков было не слишком хорошо с противотанковыми средствами – ДШК был слишком тяжел, чтобы сбрасывать его вместе с парашютистами, а работы по разработке безоткатных ручных гранатометов находились еще в начальной стадии. Так что…

Размышления его прервал тяжелый грохот разрыва. Лейтенант Горохов сорвал со стены кусок провода, быстро связал им четыре гранаты и метко забросил связку прямо под моторный отсек броневика. Теперь это чадо французского военного гения, чадя, горело метрах в пятнадцати от дворца…

Попытка штурма, уже четвертая по счету, прекратилась. И снова заговорила артиллерия. Хорошо хоть, что у албанцев не было приличных калибров и приличных расчетов, но и 75-мм снаряды шнейдеровских скорострелок, падающие в опасной близости от тебя – далеко не самое лучшее, особенно если отвечать просто нечем…

Штурмбатовцы и албанские добровольцы поспешили укрыться и отползли от окон прочь. Вероятность попадания снарядов именно в них, а тем более – пробития стен, конечно, минимальна, но от случайных осколков никто не застрахован…

Пушки грохотали едва ли не целый час, но опять не нанесли особого урона. Пока потери защитников дворца составляли лишь шесть «двухсотых» и пять «трехсотых», причем из штурмбатовцев ранен был лишь один, да и тот – легко.

Гремучая смесь из итальянского жизнелюбия, халатности и разгильдяйства способна превратить в фарс любое полезное начинание. Уже на марше выяснилось, что у половины командиров нет не то что карт местности, а даже кроков, пусть хотя бы самых примитивных. Кроме того, войска, подбодренные зажигательной речью комиссара Террачини и его же обещанием применить самые жесткие меры к отстающим, рванули по узкой дороге чуть ли не наперегонки.

В результате уже в начале пути на мосту через реку Эрзени случилась авария: столкнулись танкетка и грузовик с бензином, водитель которого пытался обогнать колонну бронетехники. Собирался ли этот итальянский парень идти в атаку на своем грузовике, или же он считал, что десантникам в Тиране более всего необходим бензин – осталось неизвестным. Но от столкновения грузовик взорвался, а танкетка загорелась, и ее экипаж еле успел выскочить из пылающей машины.

Впрочем, это было только начало. Итальянцы просто решили показать, на что они способны. И доказать, что скучно с ними не будет…

– …Санти! Санти!

– Чего тебе?

– Вон там! Видишь, возле куста? Двигался кто-то…

– Не видел…

– Да ты слепой, точно крот! А у меня – глаз сокола! Я тебе говорю: двигался кто-то…

Лязг пулеметного затвора.

– Ладно, как говорили в Абиссинии руссо: осторожного и Иисус бережет. Сейчас проверим…

Дробный перестук пулеметной очереди. В ответ гремят винтовочные выстрелы…

– Верно, Тони. А ну-ка, давай: чеши к лейтенанту и скажи, что тут засада албанцев. А я им сейчас еще добавлю…

Патруль берсальеров решительно вступил в бой…

– …Что там, Джованни?

– Пулемет чешет, товарищ старший легионер! Албанская засада!

Козимо Брази, получивший за немецкий поход медаль «За отвагу» – лично подорвал гранатами польский танк «Рено», сдвинул набекрень каску, потом подтянул подбородочный ремень и резко свистнул в четыре пальца.

– Ко мне! Люка, возьмешь четверых и обойдешь этих гадов с тыла. Остальные – со мной, вперед! Ребята, покажем этим королевским псам, что марксизм это – победа!

Передовой дозор дивизии краснорубашечников «Rossa Roma» мгновенно рассыпался, уходя от пулеметного огня, и ответил на обстрел слаженными винтовочными залпами. Одновременно с этим пятеро лучших гранатометчиков поползли в обход. Имеющие фронтовой опыт бойцы вжимались в землю и старались не шуметь. Сейчас они обойдут проклятых албанцев и покажут им, как умеют воевать настоящие коммунисты…

Атаки жандармов и албанской армии на королевский дворец в Тиране прекратились лишь с наступлением темноты. Наконец небольшой гарнизон перевел дух, и бойцы смогли немного отдохнуть, но Сашке такая роскошь была недоступна. Во главе десятка албанских коммунистов он принялся за инвентаризацию имевшихся во дворце запасов. Белов уже давно понял, что тщательно разработанный план албанской операции полетел к чертям, так что требовалось разобраться: сколько они смогут продержаться, с учетом наличного оружия, боеприпасов и продовольствия?

На кухнях и в кладовых нашлось достаточно самых разнообразных продуктов, но поваров не имелось, поэтому обошлись ветчиной, яблоками, сыром и сухими бисквитами. Кто-то из албанцев вызвался сварить на всех кофе, и это оказалось единственным горячим блюдом в их меню.

После кофе состоялся военный совет. Двое командиров-штурмбатовцев, двое албанских коммунистов и Сашка вырабатывали новый план действий…

– Так как на макаронников надежда плохая, прошу высказывать ваши предложения, – произнес Белов. – Начнем с самого младшего. Товарищ Мехмет Шеху, вам слово.

– Я думаю, что нам… – начал Шеху, медленно подбирая слова. – Нам следует ударить ночью самим. Занять штаб, расстрелять генералов. Тогда итальянцы войдут в столицу уже свободной, красной Албании…

Глаза Шеху горели яростным огнем, и Сашке было ясно: дай ему волю – рванется вперед, в атаку на превосходящие силы. Правда, скорее всего, в этом бою и погибнет…

Александр окинул быстрым взглядом остальных собравшихся. Али Кельменди чуть улыбался, а штурмбатовцы сидели с каменными лицами, на которых явственно читалось: «Хороший ты, албанец, парень. Жаль только, что дурак…»

– Понятно, товарищ Шеху. Что скажет лейтенант Горохов?

– Прорываться надо, – лейтенант сплюнул на паркет. – Попробовать прорваться навстречу итальянской Красной Армии. Дворец удержать мы, скорее всего, не сможем: пушками завтра они нас все-таки достанут.

– Понятно. Лейтенант Смирнов?

– Согласен. Сутки мы еще продержимся, но патронов у нас будет меньше, а трехсотых – больше. Прорываемся сейчас.

– Товарищ Кельменди?

– Хорошо бы, конечно, удержать дворец. Мы могли бы заявить о себе, получить больше автономии у Муссолини: он все-таки несколько излишне властен и переоценивает достоинства авторитарного метода управления. Хотя, конечно, в некоторых случаях это совершенно необходимо, но в данном, конкретном случае…

– Так что вы предлагаете? – прервал его Александр. – Конкретно?

– Знаете, товарищ Сталин, я полагаю, что следует попробовать продержаться еще сутки. Во-первых, итальянцы все-таки движутся к нам, да и снарядов у албанской армии не так много…

– Принято, – произнес Белов. – Я тоже против прорыва: мы плохо знаем местность, а в чистом поле наши потери от стрелкового оружия будут значительно выше. Но если итальянские войска не подойдут и завтра, то – прорыв. – Он потер переносицу, помолчал… – Товарищи, прошу довести до сведения ваших подчиненных принятые решения. Все свободны.

Когда командиры разошлись, Сашка отправился к радистам.

– Ну, что? – спросил он, входя в подвал, из которого тянулся провод антенны. – Что говорят из Рима?

– Очень просят продержаться и клянутся, что отважные берсальеры и красные рубашки вот-вот войдут в Тирану… – Радист закурил и продолжал: – Только врут они, по-моему, товарищ корпусной комиссар. Если бы у них хоть что-то получалось, нам бы точные сроки сообщили. А так… – Он с чувством харкнул на пол и неожиданно закончил: – Им бы наших командиров – порядок бы навели. Ну, нельзя воевать так, словно на танцы пришел и с парнями из соседнего колхоза схватился…

…За счет фронтового опыта краснорубашечники отбросили берсальеров, и те запросили подкреплений. Всем очень повезло, что Террачини, плохо представляя себе возможности «танковых» батальонов, вооруженных танкетками «Фиат-Ансальдо», отправил одну роту танкеток на поддержку берсальеров, а вторую почти сразу же – на поддержку краснорубашечников. Экипажи обнаружили, что сражаются точно с такими же машинами, и прекратили ночную резню. Результатом боя стали две поврежденные танкетки и полсотни убитых и раненых. И тогда Террачини, уже понимая, что никаким образом не успевает к утру в Тирану, обратился к Муссолини и попросил послать на помощь десанту авиацию…

– …Твою мать! – За шиворот Сашке посыпались штукатурка и кирпичное крошево. – Да твою же мать!!!

«Капрони» зашли на второй круг, и на Тирану снова посыпались бомбы. Александр поднес к губам фляжку и прополоскал рот, который забила тонкая алебастровая пыль. После чего снова посмотрел вверх. Дворец уже лишился крыши, которая не пережила попадания пяти стакилограммовых бомб, поэтому было прекрасно видно то, что творилось в небе.

Неторопливые итальянские бипланы кружили над городом, разгружая свой смертоносный груз на головы королевских войск и жандармов. Как надеялись итальянские летчики и бомбардиры. В реальности бомбы летели как бог на душу положит. Доставалось всем: и правительственным войскам, изготовившимся к новому штурму, и защитникам дворца, и мирным жителям.

– Слава богу! – выдохнул Сашка, увидев, что итальянцы наконец разворачиваются домой. И тут же взвыл: – Да чтоб вы передохли, макароны тупые!

С запада надвигалась новая волна бомбардировщиков, во главе которой солидно и неторопливо шел громадный биплан.

– Ерш твою за ногу! Еще и этого девяностого послали! Да чтоб вас всех!..

Конец пожелания перекрыл тяжелый грохот. Сверхтяжелый бомбардировщик «Капрони» Са.90 – чудовищное порождение безумного гения, вывалил все свои восемь тонн бомб на несчастную Тирану. А за ним отбомбились и все остальные самолеты. И не успела еще осесть пыль, как вниз ринулись фиатовские истребители, расстреливая из пулеметов все, что только могли разглядеть…

Когда к вечеру второго дня итальянским войскам наконец удалось преодолеть шестьдесят километров от Дурреса до Тираны, их встретили руины, напоминавшие последний день Помпеи. Террачини радостно обнял Сашку, отправил в госпиталь раненного в ногу Кельменди, посокрушался о погибших четырех штурмбатовцах и пятидесяти шести албанских добровольцах, после чего попросил передать товарищам Сталину, Димитрову и Муссолини, что приказ Коминтерна выполнен. Александр пообещал, но отойдя в сторонку, тряхнул гудящей головой и проорал в небо, потрясая рассаженным кулаком:

– Да чтоб я!.. Да еще раз!.. С итальяшками, которых не сам готовил!.. Да пидором буду!!!