2

Ничто не вредит здоровью так, как курение на пороховом складе.

Подполковник медслужбы Капустин, зав ожоговым отделением окружного госпиталя

В новый, 18-й год революции – с новыми трудовыми свершениями!

К новому, 1935 году рабочие Балтийского завода закончили ремонт крейсеров Германской Советской Федеративной Социалистической Республики «Ленинсберг»и «Красный Лейпциг», прибывшие на Ленинградские верфи для ремонта после авианалета польских фашистских бандитов. Немецкие корабли были отремонтированы в два месяца со значительным опережением графика.

Рабочие города Октября горячо откликнулись на просьбу братского немецкого пролетариата о помощи. Партийная организация Балтийского завода обратилась к трудящимся с призывом обеспечить ремонт немецких кораблей в наикратчайшие сроки. И рабочие Ленинграда не подвели! Работы на кораблях Ротемарине велись днем и ночью, без выходных. И вот 2 января нового, 1935 года немецкие команды, отдыхавшие в Кронштадте, приняли свое грозное оружие. Ледокол «Малыгин» обеспечил проводку, германские товарищи снова идут в бой за дело Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина! Они увозят с собой подарки рабочих города Ленина.

Да здравствует Мировая Революция!

«Ленинградская правда», 5 января 1935 года

Оружейники представили первый вариант нового стрелкового комплекса тридцатого декабря уходящего года. Дегтярёв, Симонов и Фёдоров постарались сделать всё побыстрее, но максимально качественно. Единый пулемет, не мудрствуя лукаво, переделали из ДП, снабдив его приёмником под ленточное питание, креплением для установки на треногу и быстросменным стволом. Фёдоров с Симоновым изменили расположение газоотводной системы у того же ДП и получили не самую плохую самозарядную винтовку, несколько тяжеловатую, но прикладистую и с отменной кучностью боя.

Сталин с удовольствием осмотрел самозарядку, приложился, повертел в руках и вдруг отставил её за ширму, которая снова отгораживала часть кабинета. Фёдоров прислушался: за ширмой явственно послышалось щёлканье затвора, затем залязгали части разбираемого оружия. Иосиф Виссарионович в это время делал вид, что слушает Дегтярёва, показывавшего усовершенствованный пистолет-пулемёт, а сам, скосив глаза, наблюдал за происходящим на «закрытой территории». Вдруг – Владимир Григорьевич готов был поклясться! – раздалось ругательство, которое некто невидимый прошипел сдавленным шёпотом. Сталин, однако, никак на это не отреагировал, только скулы заледенели, да в глазах появился мороз. Тут же из-за ширмы на короткий миг появилась тонкая, должно быть – женская, рука, перепачканная в ружейной смазке, положила на стол записку и тут же исчезла. Все произошло так быстро, что ни Владимир Алексеевич, ни Сергей Гаврилович не успели ничего заметить.

Сталин точно так же отложил пистолет-пулемёт за ширму, а сам поднял записку, пригляделся:

– Товарищ Симонов, – он пристально взглянул на Сергея Гавриловича, – есть мнение, что винтовка получилась очень удачной. Однако возникает вопрос: не слишком ли сложной является система отвода газов, рассчитанная скорее на пулемёт, нежели на винтовку? И, соответственно, возникает следующий вопрос: не станет ли такая система автоматики источником возможных проблем в условиях реального боя?

Симонов принялся объяснять, Сталин кивал в такт его словам, а Фёдоров всё никак не мог отделаться от ощущения, что того, кто на самом деле принимает решения, он не видит. Хотя нет: решения принимает товарищ Сталин, а вот тот… та, что спряталась за ширмой… она лишь влияет на решение. Подсказывает положительный или отрицательный результат. Но советы, которые она подсказывает… Слишком уж профессионально для человека, который просто хорошо владеет оружием. Эта спрятанная советчица… она – оружейница? А разве такие бывают?..

Тем временем за ширмой принялись изучать новый пистолет-пулемёт. Рубленых очертаний, со складным прикладом, хотя и ухватистый, сидевший в руках стрелка словно влитой, он был оружием близкого огневого контакта. Хорош для лётчиков, танкистов, связистов, артиллеристов и старших командиров. Владимир Григорьевич напрягся, но никаких звуков, кроме лязганья металла, слышно не было. Затем из-за ширмы снова вылетела записка. Сталин мельком глянул на нее и улыбнулся в усы.

– Вот это – очень хорошее оружие, – произнес Вождь, снова взяв в руки пистолет-пулемёт, – простой, эффективный, технологичный. А что у вас с автоматическим карабином, товарищи?

Симонов встал и подал Иосифу Виссарионовичу свой автомат. Странного вида – ствол и приклад составляли одну прямую линию, он был ещё откровенно сыроват. Хотя на полигоне показал себя совсем неплохо…

Сталин придирчиво оглядел странное оружие со всех сторон, приложился, словно собираясь стрелять. Затем снова отложил автомат за ширму и принялся расспрашивать о крупнокалиберном пулемете. Фёдоров встал, одернул гимнастерку и принялся докладывать, но краем глаза всё же следил за удивительной ширмой.

Вождь просмотрел чертежи, выслушал пояснения, затем пообещал съездить на полигон, а в конце, прочитав очередную записку, хмыкнул и сказал:

– Ну что же, товарищи. Работа проведена серьёзная, результаты – удовлетворительные. Хотя есть мнение, что у автоматического карабина приёмистость – не вполне… Но, подчеркну: в целом результаты удовлетворительные. Хорошие результаты…

Фёдоров сидел словно доской ударенный. Откуда Вождь знает такие термины?! А Сталин тем временем продолжал:

– Сейчас, товарищи, пройдите в канцелярию. Вам следует получить приглашения на новогодний банкет в Кремль: вы все приглашены.

Оружейники вышли из кабинета, переводя дух и вытирая со лбов выступивший пот: не так уж легко общаться с Первым человеком государства.

Минут через двадцать они уже шли из канцелярии, получив пригласительные билеты на себя и членов своих семей. Дегтярёв, оживленно жестикулируя, доказывал Симонову, что в конструкцию автоматического карабина необходимо внести некоторые изменения и дополнения, но Сергей Гаврилович слушал своего коллегу с видом отрешённым и задумчивым – переваривал замечания Сталина по самозарядной винтовке. Внезапно прямо навстречу им вышли Иосиф Виссарионович с каким-то пареньком-подростком.

– Вот, Саша, а это, – Иосиф Виссарионович указал на оружейников, – наши Левши. Блоху не подковывают, но оружие создают самое лучшее. Познакомьтесь, товарищи, мой сын – Александр Сталин.

Оружейники назвали себя и пожали протянутую юношескую руку. Фёдорова точно молнией ударило, когда его ладонь стиснули тонкие, но неожиданно сильные пальцы, перепачканные оружейной смазкой…

Отгремели январские праздники и снова потекли трудовые будни.

Семнадцатого января в переполненном Кремлевском зале царила напряжённая тишина. Давно здесь не было такой аудитории: маститые Григорович, Поликарпов, Туполев, молодые Лавочкин, Сухой, Яковлев, Четверухин, Гудков и ещё многие другие, словом – весь наличный состав советской авиаконструкторской мысли. Отдельной группой расположились приглашенные итальянцы: Джузеппе Габриелли, Джованни Пенья, Алессандро Маркетти, Челестино Розателли и ещё несколько человек. Вместе с ними сидели и «красные бароны» – Роберт Бартини, Вильгельм Мессершмитт, Эрнст Циндель и Эрнст Хейнкель. Ещё чуть в сторонке обосновались двигателисты: Люлька, Климов, Шевцов, Микулин, Стечкин, Чаромский и Ханс-Иохан фон Охайн. А кроме ведущих конструкторов и их замов, в зале сидели начальники конструкторских отделов и бригад.

Из совещания выпали лишь конструкторы вертолётной техники – их уже объединили приказом СНК в одно конструкторское бюро и выдали техническое задание.

А над собравшимися витала атмосфера нервозности, медленно, но верно приближавшаяся к тихой панике. Главный вопрос – «Зачем нас здесь собрали?» – пока оставался без ответа. Но это бы ещё полбеды: собрать могут, к примеру, чтобы поздравить с успехами, поставить новые задачи, наконец, просто для обсуждения развития самолётостроения с учётом объединения двух социалистических стран в один союз. Всякое может быть, вот только одно «но». Одно, но очень веское и солидное: Микоян, работавший с Поликарповым, поведал в курилке, что последние восемь месяцев Николай Николаевич во время рабочих обсуждений всё чаще и чаще вдруг замирает на полуслове, молчит, а потом машет рукой и бурчит что-то вроде: «Ну, это всё не так важно…» А после в его кабинете находят обрывки чертежей и эскизов каких-то невероятных аппаратов и листки, исчерканные непонятными формулами. То есть формулы-то как раз понятные – непонятно только, к чему они могут относиться…

– И на что эти аппараты похожи? – поинтересовался Александр Яковлев. – Истребители или бомбардировщики?

– Я тебе сейчас набросаю, Саша, а ты уж сам решай, что это такое, – ответил Микоян, и, вырвав листок из блокнота, несколькими штрихами изобразил нечто стремительное. – Вот. Если ты сможешь ответить, истребитель это или бомбовоз – мы тебе всем КаБэ в ножки поклонимся.

Яковлев недоуменно повертел в руках рисунок, а потом с апломбом заявил:

– Ни то и ни другое. Оно вообще не полетит!

– Правда? – ехидно поинтересовался Томашевич. – Совсем-совсем? Ни при каких условиях? – он уже видел эскизный проект реактивного «Дорнье», и хотя говорить об этом ему категорически запретили, это не мешало в открытую потешаться над менее информированными товарищами.

Яковлев не любил Дмитрия Людвиговича, и тот платил ему взаимностью. Томашевич был из конструкторов «старой школы» и с некоторым пренебрежением относился к «молодым да ранним», полагая их «безграмотными авантюристами». Александр же Сергеевич, как представитель тех самых «молодых да ранних», утверждал, что «старая школа» – это сборище троглодитов от авиации, которым уже ничего нового не выдумать.

– Ни при каких реальных условиях, – жестко заявил Яковлев, нажав на слово «реальных». – А если у вас, товарищ Томашевич, есть возражения, то готов поспорить… – и он ещё раз посмотрел на рисунок, теперь уже более внимательно. – При таком профиле крыла скорости должны быть такие… такие…

– А разве они в принципе недостижимы? – поинтересовался Михаил Михайлович Пашинин, заместитель Поликарпова. – Я слышал, что недостижимы только скорости, превышающие скорость света. Но этот красавец вроде как и не должен летать быстрее света, а?

Пашинин, несмотря на молодой возраст, был сторонником «старой школы» и «короля истребителей», так что ничего иного, кроме ехидства, Яковлев от него и не ожидал. Хотя в этом зале только итальянцы были не в курсе того, что Яковлеву симпатизирует САМ. Хозяин…

– Очень интересно, – хмыкнул сидевший рядом с Яковлевым совсем ещё юный зять Михаила Кагановича Сильванский. – А вы, уважаемый товарищ, вслед за товарищем Томашевичем готовы народные деньги переводить на странные эксперименты? По достижению самолётами скорости звука, так, что ли? – скорчил он презрительную гримасу. – Ничего у вас не получится, дорогие товарищи: концы лопастей винта войдут во флаттер – и пиши пропало. Я это ещё на втором курсе выяснил, а у вас, вероятно, как у Сантос-Дюмона: «Самолёты не поддаются расчетам, так же как музыка или живопись»?

– А где вы здесь разглядели винт, молодой человек? – едко спросил Томашевич. – Покажите, сделайте одолжение, а то я, по старости и слабости зрения, и не разгляжу…

Пикировка могла бы затянуться, но в это время распахнулись двери, и в зал вошли семеро. Весь зал в едином порыве поднялся: вошедшими были Сталин, Муссолини, Эрнст Тельман, а следом за ними шёл человек в штатском костюме, с близорукими глазами на умном, тонком лице. И замыкали группу трое офицеров-авиаторов в форме майоров РККВФ, «Росса Аэронаутика» и Люфтваффе соответственно.

Против ожидания, Сталин, Муссолини и Тельман сели с самого края стола президиума, а в центре устроились три лётчика. Многие советские авиаконструкторы хорошо знали лобастого, упрямого майора Чкалова, их итальянским коллегам был хорошо знаком майор Франческо Брак-Папа – лётчик-испытатель, прославившийся на весь Апеннинский полуостров своими рекордами и отчаянным воздушным хулиганством, а немецкие специалисты были знакомы с вернувшимся из США Эрнстом Удетом – асом Первой мировой войны.

Пилоты почти синхронно оглянулись на лидеров, и те также синхронно чуть кивнули. Чкалов встал и подошел к краю сцены:

– Вот что, товарищи. Мы здесь все собрались ради одного, на первый взгляд, очень простого дела. Дело самое простое: нашей авиации – как у нас, так и в Италии и Германии – нужны новые самолёты. Истребитель-перехватчик, пригодный, кстати, и для ночного боя. Истребители поля боя двух типов: истребитель-бомбардировщик и многоцелевой истребитель. А кроме того, нам нужны бомбардировщики: пикирующий лёгкий, с бомбовой нагрузкой около тонны; лёгкий фронтовой с такой же нагрузкой, но с увеличенной дальностью и возможностью действия не только в тактическом, но и в оперативном тылу противника; средний бомбардировщик с бомбовой нагрузкой в три тонны для работы по оперативным и стратегическим тылам; тяжёлый бомбардировщик дальнего действия с нагрузкой до шести тонн бомб.

В зале началось некоторое шевеление, а Чкалов меж тем продолжал:

– Кроме того, нашей авиации требуются бронированные штурмовики для действий непосредственно на поле боя, тактический и стратегический разведчики, а для морской авиации – легкие и средние торпедоносцы, могущие нести одну или две авиационные торпеды соответственно. Задача ясна, товарищи?

– Это, простите, конкурс? – помолчав, спросил с места Григорович и закашлялся. Патриарх русского авиаконструирования последнее время чувствовал себя неважно. – А какие же, простите, нам даются сроки? И когда состоится обсуждение технического задания? И потом хотелось бы уточнить: в этом конкурсе участвуют все присутствующие?

Тут же загомонили все. Старики и молодые тут же кинулись обсуждать характеристики будущих машин, дружно наседая на мотористов с требованиями дать им то, а лучше – это, а уж в идеале – и то, и это, и ещё другого «восемь штук заверните»…

Брак-Папа подошел к Чкалову и хлопнул его по плечу. На груди итальянца неброско сверкнул новенький орден Красного Знамени – за десять побед в германском небе. Тщательно подбирая слова, майор Росса Аэронаутика медленно заговорил:

– Товарищи… они тебя неправильно… понимать, Валери. Они… решать, что ты… рассказать им про… конкуренция. Они не понимать… конкуренция – не надо…Совсем.

– Франческо прав! – Чкалов резко взмахнул рукой, призывая к тишине. – Это – не конкурс! Хватит с нас ваших турниров-соревнований и подковёрных интриг! Нам на этих самолётах летать, и выбирать из десяти образцов наименее плохой мы больше не хотим!

Он перевел дух и продолжил:

– Решением Советов Народных Комиссаров СССР, ИССР и Германской советской республики меня, товарища Брак-Папу и товарища Удета назначили кураторами военной авиационной промышленности от правительств наших стран. И мы доводим до вас решение министерских и комиссарских комиссий. Отныне создаются два объединенных КБ истребителей, три – бомбардировщиков и штурмовиков, одно – разведчиков и два – морских самолётов. И ещё одно КБ – двигателей. Сейчас вам будет предоставлена возможность решить: кто в каком бюро будет трудиться.

Фон Удет демонстративно поднял свои наградные золотые часы с автографом Сталина, обвёл присутствующих тяжёлым взглядом и негромко произнес:

– Одна половина часа. Решать. Потом… – и он многозначительно замолчал.

Половина присутствующих зябко поежилась, вторая – облилась жарким потом. «Потом…» могло означать все что угодно: от свинцовых рудников Римини до гарроты в тайных застенках Organizzazione di Vigilanza e Repressione dell’Anticommunismo, и от золотых приисков ледяного Магадана до пули в затылок в подвалах Лубянки…

Валерий Чкалов уловил настроение собравшихся и счел необходимым успокоить:

– Через полчаса, товарищи, тех, кто не определится, распределим по КБ в приказном порядке.

Этого не хотелось никому, и разделение по группам пошло намного быстрее. Уже через четверть часа Бартини, Болховитинов, Ермолаев, прибрав к себе Челестино Розателли, сообщили о создании объединенного конструкторского бюро скоростных средних бомбардировщиков. Ещё через пять минут вокруг солидного Туполева собрались Мясищев, Архангельский, Петляков и, к удивлению многих, Яковлев с Томашевичем, образовав КБ стратегической авиации. Сухой, переговорив о чем-то с Поликарповым и Туполевым, вместе с Илюшиным ушел к Джованни Пенья и Алессандро Маркетти. Так образовалось объединенное интернациональное конструкторское бюро легких бомбардировщиков и самолётов поля боя. Неман и Четверухин соединились с Джузеппе Панцери и Антонио Парано в КБ разведчиков, Григорович вытянул на себя морскую авиацию, а Поликарпов, Микоян, Гуревич, Мессершмитт, Пашинин, Лавочкин и Джузеппе Габриелли – оба истребительных КБ.

По окончании разделения Чкалов добавил, что наработки по непрофильным самолётам следует отдать тем, кто станет этим заниматься. Это вызвало легкое недовольство, но тут от стола президиума поднялся человек в штатском.

– Меня зовут Берия Лаврентий Павлович, – сообщил он мягким, но звучным голосом. – С сегодняшнего дня я и мои коллеги – товарищи Мюллер и Бентано – назначены координаторами по деятельности органов безопасности Советского Союза, Италии и Германии. По всем вопросам, товарищи, прошу без стеснения к нам. Если вы сочтёте, что товарищи Чкалов, Брак-Папа или товарищ Удет ошибаются или недопонимают – прошу. Попробуем разобраться вместе.

К декабрю, невзирая на активное сопротивление промышленности, часть новинок уже удалось внедрить в производство, и мины направленного взрыва уже поступили на вооружение диверсионных подразделений. Хуже было с радиосвязью, и хотя специалисты Радиоинститута вместе с «Сименс-Хальске» строили в Казани новый завод для выпуска радиокомпонентов и оборудования связи, до приличных радиостанций было всё ещё далеко. Имевшиеся в войсках образцы, по мнению Александра, внешним видом и параметрами скорее напоминали пыточные приспособления. При солидном весе они обеспечивали весьма посредственную связь на очень небольших расстояниях. И если для техники это не имело большого значения, то для пехоты – превращалось в проблему. Таскать под огнём тяжёлый ненадёжный агрегат с высокой, почти два метра антенной, привлекая внимание вражеских снайперов – сомнительное удовольствие.

Радиоинститут по привычке несколько раз пытался рапортовать об успехах, но в ответ получал из ЦК указание на то, что параметры, заложенные в техзадании, не достигнуты.

Лучше всего дела продвигались у Клейменова и Королёва, которые после животворящего пинка смогли довести РС82 и РС132 до стадии испытаний и создали вполне пристойную систему залпового огня. Сам Сергей Павлович планировал к маю следующего года передать снаряды на войсковые испытания, а в его КБ продолжали долбить гранит под названием «управляемая ракета».

Александр посмотрел в окно машины, где за стеклом проплывали тоскливые зимние пейзажи, и снова уткнулся в свою тетрадку. Его личный охранник – Михаил Елистратов, комсомолец с Рязанщины, сидел рядом и уже клевал носом, убаюканный ровным гудением мотора «бьюика» и покачиванием на мощных рессорах.

Перевернув страницу, Саша снова задумался. Непонятно, что делать с проектом КБМ – колёсной боевой машины, над которой билось КБ завода «Красный Путиловец» и специалисты компании «Даймлер-Бенц». Первоначальные успехи сменились застоем, и сейчас они вместе с немецкими инженерами изобретали систему рулевого управления для двух приводных осей, а помочь им было совершенно нечем. Выпускаемые заводом шарниры равных угловых скоростей не выдерживали нагрузки тяжёлой машины и рассыпались после нескольких десятков часов пробега. Оставалось надеяться на русско-германскую изобретательность и новые сплавы, выпуск которых налаживали на Сталинском металлургическом заводе.

Лучше всего обстояло дело в нефтехимической промышленности, и то только потому, что там присутствовал могучий ускоритель любых процессов – академик Губкин.

А ещё Александру удалось добиться передачи устаревших танков для переделки в сельхозтехнику. С них снимали вооружение, срезали верхнюю броню, ставили кабину и в таком виде направляли в МТС по всей стране, что уже весной должно было сказаться на темпе полевых работ.

Но в целом у Саши было ощущение, что он бьётся в глухую стену. Засиживаясь допоздна в своём кабинете, он пытался отжать из своей памяти что-то такое, что ускорит процесс, но ничего кроме систем автоматического проектирования, до которых было сто вёрст и все лесом, в голову не приходило.

В один из таких дней к нему заглянул приёмный отец, и, разговорившись, Александр пожаловался ему на невозможность что-то изменить. Сталин долго молчал, как-то по-особенному глядя на Сашу, а после сказал:

– Ты действительно из другого времени. Сколько ты здесь? Полгода не прошло? А смотри, как многое сдвинулось. И новую установку для горячего крекинга делаем, и оружейники вон бегают словно ошпаренные. Да, результаты будут не скоро. Но мы не тратим народные деньги на выпуск заведомо ненужной продукции, да хотя бы тех же лёгких танков и прочей техники. Заводы занимаются выпуском грузовиков, а это уже сказалось на народном хозяйстве. Машинотракторные станции впервые за всё время существования укомплектованы по штату. А значит, следующей осенью будет много еды. Это очень, очень важно. А тратим мы сейчас только время конструкторов и нескольких опытных производств. Понимаешь, ты затеял перетащить нашу промышленность в завтрашний день, пусть и не всю, но всё же. Где-то в завтрашний, а где-то в послезавтрашний. У Люльки вот вчера его реактивный двигатель отработал почти сто часов. Бронекокон штурмовика обстреляли на полигоне. Ни одного пробития! И это при том, что он весит вдвое легче, чем стальной. Вдвое легче и вдвое прочнее. – Сталин улыбнулся. – Королёв тут недавно выдал. Говорит, что нужно посоветоваться с тем, кто рисовал эскизные проекты и разрезы ракет. А что я ему скажу? Что автор этого всего ещё в школе учится? – Иосиф Виссарионович покачал головой. – Что тебе сказать? Работай. Время само решит, что будет.

– Время само решит, – повторил Александр вслух, и сидевший рядом Михаил встрепенулся. – Спи, спи, – Саша улыбнулся, – нам ещё долго ехать.

– Сейчас Апрелевка будет, потом поворот на полигон, и мы на месте, – отозвался водитель – светловолосый, как и Александр, Коля Тихонравов, широкоплечий и надёжный словно танк парень из Сталино. – А вы, товарищ Белов, надолго?

– Да кто его знает, – ответил Саша. – А что?

– Да хочу заехать к механикам. Стучит что-то, а что – не пойму. А у алабинцев такие механики, что даже нашим из гаража фору дадут.

– Конечно, заезжай, – Александр кивнул. – Только не теряйся, если что.

– Как это можно? – Коля пошевелил головой, разминая шею. – Там телефон в мастерских есть, меня, если что, сразу позовут.

Тормознувшись на шлагбауме, кавалькада из четырёх машин, перемалывая гравий и грязный снег, въехала на территорию Алабинской учебки, где их уже ждал предупреждённый заранее командир части.

– Здравия желаю, товарищ маршал, – полковник Исаковский вскинул руку к фуражке, приветствуя старшего по званию. – Командир тридцать четвёртого учебного полка полковник Исаковский.

Ворошилов приветливо кивнул:

– Показывайте своё хозяйство, товарищ полковник.

Тем временем Александр нашёл глазами того, кто ему был нужен, и подошёл ближе:

– Товарищ майор госбезопасности? – Саша улыбнулся, видя знакомое лицо, и достал из кармана шинели удостоверение сотрудника ЦК и письмо из Наркомата внутренних дел.

– Ну здравствуй, здравствуй, товарищ Белов, – Кунь Ляо в новенькой шинели с петлицами майора госбезопасности с улыбкой пожал руку Саше и хлопнул по плечу. – А мне тут позвонили из наркомата, навели туману… мол, приедет с комиссией человек, ты его знаешь… да всякое прочее. А ты вон как… – он мельком просмотрел документы, поданные ему Сашей, – Центральный комитет. – Китаец уважительно покачал головой. – Ну, что показывать?

– А я, товарищ майор, просто хочу прогуляться по полигону и достаточно незаметно понаблюдать за процессом обучения. Это возможно?

– Конечно, – Ляо кивнул и вернул документ. – Можем пройти на полигон, там сейчас стрельбы, или в учебные классы, где проходят занятия по тактике.

– Сначала на полигон.

– Туда лучше ехать на нашем, – майор кивнул на стоявший рядом полугусеничный НАТИ-2, созданный специально для пограничников на основе «Форд-А». – Или можно просто посмотреть сверху с командной вышки.

– А хорошо видно? – уточнил Белов и, увидев уверенный кивок Ляо, согласился: – Тогда, наверное, лучше с вышки. А то и людям мешать будем, и вообще суету нездоровую наведём.

На высокой двадцатиметровой вышке, капитально построенной из металлических труб и обшитой стальным листом, было полно народу, но Ляо повёл его ещё выше, туда, где во время больших учений располагались радисты со своим оборудованием. Сейчас там было пусто, а у панорамных стёкол стояла отличная цейсовская стереотруба. Но и без оптики было видно, как работали несколько групп бойцов. Одна штурмовала двухэтажное здание, двигаясь по небольшому участку городской застройки, вторая возилась у короткого, примерно в сто метров отрезка железнодорожного полотна, и третья работала непосредственно у мишеней, стреляя с дистанции в сто пятьдесят метров.

– А общая длина стрельбища?

– Да километр целый нарезали, – пояснил майор, расчехляя свой бинокль. – Снайпера занимаются. Хотя на километр стрельнуть – это ещё сильно постараться нужно.

– Через пару месяцев вам должны поступить новые прицелы с фабрики «Красный Цейс», – ответил Александр, не отрываясь от стереотрубы. – Прицелы и тульские винтовки с новыми стволами. Посмотрим, что они там сделали. По идее, километр должны бить легко. Динамика патрона позволяет, – он развернул стереотрубу и стал наблюдать за действием очередной группы в условиях городской застройки. – А из чего штурмовики стреляют?

– Штатное вооружение. Пистолет-пулемёт Дегтярёва модернизированный. Удобная штука, кстати. Патроны, естественно, холостые.

– Ага, – Александр оторвался от стереотрубы и, вытащив из кармана толстый блокнот, записал: «сделать пневматику». И, закрыв книжечку, пояснил: – Нужно будет сделать учебное оружие. Такое же, как настоящее, только не убивающее и не калечащее. Ничто так не мотивирует солдата, как попадание пули в тело. А пневматика или ослабленный патрон позволят сделать этот процесс относительно безболезненным. Конечно, нужно будет надевать очки, но, думаю, будет очень полезно. И да – имитаторы гранат. Не просто взрывпакет, но с горохом, чтобы стегануло по самым тормознутым.

– Насчёт взрывпакета это ты хорошо придумал, – Ляо кивнул. – Только без очков попробовать всё равно не сможем.

– Будут очки. Я через пару дней еду на Воскресенский комбинат, думаю, там у них выбью килограммов триста нового оргстекла. А там передадим на фабрику, которая делает очки для авиаторов. Я думаю, тысячи штук будет достаточно?

– Да, с тобой не заржавеешь, – Ляо рассмеялся. – Как всё быстро. Ты, кстати, в курсе, что после тебя в Калинине уже полгода тишина и благодать? Весь криминал разбежался кто куда. Ничего не хочешь рассказать?

– Так уже и без меня всё знаете, – Александр нейтрально пожал плечами. – Да и куда бедному сироте было податься за матпомощью?

Ляо в ответ заразительно рассмеялся:

– Ладно, сирота, насмотрелся?

– Да. Потом обговорим. А сейчас можно посмотреть ваш спортзал?

Через два часа, когда они зашли в кабинет Ляо, Александр достал свой блокнот.

– Ну значит так, – он поднял глаза на хозяина кабинета. – А вы записывать не будете? Память – оно, конечно, хорошо, но…

– Хм, – Ляо вытащил из ящика стола толстую, прошитую нитками тетрадь и раскрыл её. – Ну, диктуй.

– Так. По штурмовой подготовке. Группы не прижимаются к стенам зданий. Прут толпой, хотя и прикрывают друг друга, но наблюдателей за верхними этажами нет. Хотя в Наставлении всё это подробно разжёвано. Один человек, пяток гранат и привет родным, – Александр внимательно посмотрел в глаза майору. – Или пара. Пулемётчик и снайпер. Ещё бойцы бьют из окон, чуть не вываливаясь из окна. А нужно по возможности стрелять из глубины здания. По стрельбищу. Очень хорошо, что отрабатывают стрельбу в передвижении. Не должно быть никакой статики. Остановился, значит, умер. Но я не увидел на стрельбище подвижных мишеней. А должны быть, – Александр поднял взгляд на майора.

– Не успеваем, товарищ Саша, – Кунь Ляо развёл руками. – Всё на бегу и всё нужно ещё вчера. Но сделаем, – он серьёзно посмотрел на Сашу. – Парни, которые после «обкатки» возвращаются в центр, делятся опытом, так что мы примерно знаем, с чем придётся столкнуться.

– Боюсь, нет, – Александр вздохнул и помолчал, подбирая слова. – Будет как во время восстания Ай Лушаня, только намного, намного кровавее.

– Я понял, – Ляо кивнул. – А сколько времени хоть осталось?

– Сколько ни осталось, всё равно не успеем, – Сашка хмыкнул. – Подготовка к войне – это не результат, это процесс. Его невозможно закончить, его можно только прервать. – Он обернулся на шаги рядом с дверью и увидел, как в кабинет входит незнакомый капитан госбезопасности.

– А, студент, – Ляо встал из-за стола и протянул руку вошедшему. – Вот, познакомься, это товарищ Белов из спецотдела ЦК, а это капитан Старинов. В настоящее время – учащийся Военно-транспортной академии.

– Илья Григорьевич? – Александр, слегка ошарашенный явлением легенды, встал, неловко отодвинув стул.

Несколько секунд Старинов вглядывался в Александра, затем покачал головой:

– Нет, не припомню никак. А где мы пересекались?

– Да не встречались мы, – Александр вздохнул.

Илья Григорьевич вопросительно посмотрел на Ляо, а тот в ответ в голос расхохотался:

– Ты, товарищ Старинов, не удивляйся и помалкивай. Странностей вокруг товарища Белова столько, что не на один некролог хватит. Кстати, мины ММ – это его проект.

– Ух! – Старинов крепко пожал руку Белову. – Такое дело, да… Очень нужная вещь, товарищ Белов. Мы под это дело даже программы обучения переписываем.

– А ударное ядро уже пробовали?

– Какое ударное ядро? – брови Старинова недоумённо взлетели вверх.

– А было ведь в документах, – Саша покачал головой, достал блокнот с ручкой и полистал, ища свободную страницу. – Хотя нет, лучше дайте-ка мне листок бумаги. У меня все страницы пронумерованы и опечатаны.

На листке простой, чуть желтоватой бумаги Александр быстро набросал схему мины с ядром, формируемым взрывом:

– Смотрите, очень важно, что внешняя оболочка слегка выгнута внутрь. Радиус искривления небольшой, хотя есть точная формула зависимости диаметра мины от кривизны лицевой пластины. Материал – медь или что-то близкое по пластичности. Взрывчатка – гексоген. Взрыватель – любой. Тут самое главное, что из вот этого вот диска после взрыва формируется такая вот штука, вроде пули для пневматики, и летит довольно далеко – метров триста. И способно пробить бортовую броню танка с расстояния в сотню метров. Но есть мертвая зона.

Пока Александр подробно рисовал схемы и объяснял принцип применения мины, Старинов внимательно смотрел на лист бумаги, словно впитывая всё, что появлялось на нём, а Кунь Ляо с улыбкой и странным выражением на лице наблюдал за Ильёй Григорьевичем.

– А если распределить заряд вот так, то пластина сложится, словно книжка, и разрежет всё на своём пути, – продолжал Александр. – Скорость ядра, формируемого взрывом, от трёх до пяти километров в секунду. Там энергии хватит, чтобы некоторые танки в лоб пробить.

– Ну, танки не танки, а вот паровоз… – задумчиво произнёс Илья Григорьевич и почесал в затылке.

– Паровозу крышка, это точно, – Саша улыбнулся. – Но кроме паровоза, есть и другие цели. Например, уличная урна и проезжающий мимо автомобиль. Да многое можно придумать, – он внимательно посмотрел на Старинова и спросил: – Всё запомнили? – И достал из кармана зажигалку, собираясь сжечь лист.

– Это ты придумал? – Илья Григорьевич остановил руку Александра и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Нет, товарищ Старинов. Это вы придумали. Придумали и воплотили. Мне на каждую идею столько документов оформлять, что хоть вешайся. А у вас, я уверен, всё проще будет. – И, видя, что будущий дедушка советского спецназа уже собирается отказаться, добавил: – Давайте не будем чиниться и рядиться – кто, чего и кому. Одно ведь дело делаем: сделать так, чтобы наши парни быстро и без потерь убивали врагов СССР. А остальное – дым.