Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Присутствуют: премьер-министр Артур Джеймс Бальфур, первый лорд Адмиралтейства Уильям Уолдгрейв и министр иностранных дел Британии Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис, маркиз Лансдаун
Лондон утопал в проливном дожде, который совершенно некстати принес циклон из Атлантики. Потоки воды заливали мощеные тротуары британской столицы, сточные канавы переполнились до краев, унося в Темзу накопившуюся в них дрянь. Порой небольшая запруда могла подсказать инспекторам Скотланд-Ярда, где спрятан труп бездомного бродяги. Но инспектора сидят сейчас в пабах и тянут подогретое пиво с медом – лучшее лекарство от простуды, потому что в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Что тогда говорить о британском полисмене!
Розоватый свет газовых фонарей едва пробивается через дождевую муть. В Москве, Петербурге, Берлине уже наступил новый день, но Лондону до полуночи оставалось еще четверть часа. У подъезда резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10 стояли две кареты с гербами на дверцах. Аристократам такого уровня неприлично ездить на кэбах – это вам не сыщик-любитель Шерлок Холмс. Ну, а новомодные авто с вонючими бензиновыми двигателями здесь еще не прижились.
Пока же крепкая, удобная, затейливо изукрашенная карета да породистые кони отличают благородного аристократа от простого лондонского клерка. А господа, собравшиеся сейчас в резиденции премьер-министра, были аристократами еще старого замеса. Министр иностранных дел и первый лорд Адмиралтейства – это два человека, определяющие внешнюю политику Британской империи. Один из них заведует дипломатией, а второй обеспечивает силовую поддержку, ибо сила Британии не в армии, сила Британии во флоте.
Атмосфера в комнате с жарко горящим камином, в которой собрались эти уважаемые джентльмены, была такой же мрачной, как и погода за окном. Не помогал ни огонь ярко горящих поленьев, ни греющиеся на каминной полке кружки с ароматным глинтвейном. Причиной скверного настроения были грозовые тучи, сгустившиеся над Британией. Под угрозой оказалось само существование «империи, над которой никогда не заходит солнце».
Уже издавна, чуть ли не со времен Фрэнсиса Дрейка и Великой Армады, Англия не была так близка к краху. Пусть на сей день флот под флагом с крестом Святого Георга самый большой в мире, колонии во всех частях света самые обширные, а позиции фунта стерлингов на финансовых рынках самые неколебимые… Но всему приходит конец.
– Джентльмены, – сэр Артур обвел собравшихся угрюмым взором, – что вы можете сказать по поводу обстановки, сложившейся вокруг Японии? Кажется, месяц назад, давая японцам добро на начало войны против России, мы планировали нечто другое? Что вы скажете по этому поводу, сэр Уильям?
– Японский флот на дне, Япония разгромлена, – первый лорд Адмиралтейства мрачно смотрел на огонь, будто гадалка, старающаяся среди языков пламени узреть некие тайные знаки. – Блокада, установленная русскими кораблями, настолько плотная, насколько это вообще возможно.
Но хуже всего то, что моральный дух нашей эскадры в Вэйхавэе окончательно подорван. Русские вернули туда наших наблюдателей, которые находились на кораблях эскадры адмирала Того. Конечно, тех, кто выжил. Они рассказали, что многие корабли были уничтожены каким-то страшным оружием вместе с их командами. Это напугало всех: от командующего эскадрой вице-адмирала Джерарда Ноэла до последнего кочегара. Если мы попробуем послать эту эскадру против русских, то не исключен матросский бунт. Наши доблестные моряки не хотят разделить судьбу японцев и стать чем-то вроде боксерской груши для русских кораблей-демонов.
Министр иностранных дел Великобритании тяжко вздохнул:
– Джентльмены, если бы все наши неприятности ограничивались только Русско-японской войной… Все связанные с ней неудачи можно было бы списать в убытки и продолжать спокойно жить дальше. Со временем японцы выплатили бы долги нашим банкам, и всё вернулось бы на круги своя. Но к сожалению, это далеко не так.
Ситуация на Тихом океане крайне неприятно для нас отозвалась и на большой европейской политике. Русский царь, ощутив вкус «маленькой победоносной войны», стал чрезвычайно дерзок. Хуже всего, что мы не можем рассчитывать на применение против него силы. Мобилизация, объявленная из-за нападения японцев, не отменена и не приостановлена. Как удалось выяснить нашим агентам, теперь царские войска идут не в Маньчжурию или Корею, а в Туркестан, усиливая и так уже немаленький Туркестанский корпус. В любой момент русская армия, сосредоточенная у границы в районе Ашгабата, готова вторгнуться в Афганистан или Персию.
По нашим сведениям, каждый день в Туркестан по железной дороге прибывает артиллерия, кавалерия и пехота. Мы абсолютно бессильны что-либо противопоставить им. Есть сведения, что афганский эмир готов выставить в помощь русским пятьдесят тысяч всадников. В самой Индии сикхи и пуштуны ведут себя очень подозрительно, а колониальные войска, набранные из индусов, крайне ненадежны. Чисто английских частей там так мало, что их гибель в случае войны – это только вопрос времени.
Но хуже всего даже не это. Индия – это важно, но это еще не вся Британская империя. В конце концов, в дальнейшем, при нашей умелой и удачной политике, Индию можно будет вернуть обратно. В конце концов, можно, уходя, стравить тамошние народы в религиозной или межнациональной сваре, так что русские, пришедшие на наше место, просто захлебнутся в крови… – Лорды слушали руководителя Форин-офиса в гробовом молчании. – Но на горизонте объявилась угроза, которая превышает все остальные, вместе взятые. Царь Николай не просто дерзок с нами, он не просто в грубой и оскорбительной форме отверг нашу ноту о дальневосточных делах. Расходясь с Францией, Россия не собирается быть одинокой. Речь идет о Российско-Германском союзе – мы даже знаем название, которое русские и немцы планируют дать своему договору – Континентальный альянс. Джентльмены, помните Континентальную блокаду? Чтобы хоть частично уравновесить мощь стран на континенте, мы начали консультации в Вене, Стамбуле, Риме и Мадриде с предложениями о вступлении их в Антанту.
Лорд Бальфур яростно хлопнул по подлокотнику кресла:
– Джентльмены, когда сэр Генри сказал «Континентальная блокада», я тут вспомнил один поучительный случай из тех времен. Я говорю о скоропостижной кончине императора Павла Первого и воцарении его сына Александра. Как вовремя для Британии тогда всё произошло! Нет императора – и нет союза русских с Бонапартом… А потом те же самые русские своими собственными штыками раз и навсегда избавили нас от императора Франции и от самой Франции как нашего европейского конкурента.
– Сэр, – процедил сквозь зубы Генри Чарльз Лансдаун, – повторение той, весьма своевременной кончины русского царя сегодня просто невозможно. Император Николай Второй окружил себя преданными людьми. Сейчас, когда русская армия и флот, весь народ, от темных и забитых крестьян до сиятельных аристократов, все они обожают царя-батюшку и стоят за него горой. Кроме того, он крайне популярен из-за своих неожиданных и резких внешнеполитических шагов. Из-за наметившегося курса на сближение с Германией ярыми сторонниками царя Николая стали все русские немцы. А это ни много ни мало до четверти офицерского корпуса и примерно пятая часть гражданских чиновников.
– Немалая сила, – задумчиво пробормотал сэр Артур Бальфур. – Очень жаль, что наши соотечественники не изъявляли желания обосноваться в этой ужасной России, чтобы потом их потомки могли верой и правдой служить Британской короне. Кстати, – он посмотрел на первого лорда Адмиралтейства, – сэр Уильям, скажите, а как наши дела с той военной хитростью, которую мы собирались использовать против эскадры адмирала Ларионова? Ну, для того чтобы захватить один из их кораблей и пленных, которые могли рассказать нам много интересного. Мы ведь ничего не можем предпринять, не обладая точными сведениями. Даже та группа их людей, выехавшая из Порт-Артура на поезде, где-то в районе Екатеринбурга бесследно растворилась в русских просторах.
– Сэр Артур, – первый лорд Адмиралтейства кивнул премьер-министру, – ваше указание выполнено в точности. Пароход «Марокканка» и крейсер «Тэлбот» сегодня утром покинули Гонконг. На борту «Марокканки» батальон морской пехоты – отъявленные головорезы, сэр. «Марокканка» тихоходна, поэтому к зоне действия русской блокады они подойдут через четыре-пять дней. Чтобы лучше усыпить подозрительность русских, мы поднимем над пароходом флаг Красного Креста. Кроме того, мы оформили коносаменты на перевозку медикаментов для бедных, страдающих от нехватки лекарств японских раненых.
– Только не оставляйте живых свидетелей, – проворчал премьер-министр и вдруг спросил: – А что, японские раненые действительно страдают?
– Не думаю, – ответил сэр Уильям. – Если судить по действию оружия, которое применяют русские, японцы сразу же отправляются в храм Ясукуни, к своим предкам.
– Хорошо, – кивнул премьер, – пусть так оно и будет. О результатах докладывайте немедленно, это очень важно. Если вся эта история станет известна, то… Всем нам так просто не отделаться, поэтому…
Сэр Артур посмотрел на министра иностранных дел.
– Теперь вы, сэр Генри. Пусть ваши люди, там, в России, четко и недвусмысленно доведут до наших друзей, что Николай Второй должен умереть. Также крайне нежелательно воцарение его брата. Он солдафон, и сейчас находится среди офицеров победоносной армии на Дальнем Востоке. Там так легко заразиться идеями имперского величия! В случае если он всё же решится принять престол, то не должен доехать до Петербурга. Престол обязан достаться третьему в очереди престолонаследия, великому князю Владимиру Александровичу, или его сыну – Кириллу Владимировичу. В таком случае весьма опасная для нас императрица Мария Федоровна потеряет свое влияние и окажется на обочине придворной и политической жизни. Кирилл Владимирович воспитан в английском духе. Кроме того, он слаб волей, истеричен и склонен к выпивке. Просто идеальный царь для русских…
– Да, но как нам устранить Николая и Михаила? – пожал плечами сэр Генри. – Я, честно говоря, недопонял ваши намеки.
– А что тут понимать – со времен Петра Третьего русские цари, как правило, не умирают в своей постели. Тот же Петр Третий умер от удара вилкой, Павел Первый получил апоплексический удар табакеркой, Николая Первого отравили, Александра Второго взорвали, Александр Третий скончался вследствие контузии при взрыве царского поезда… Чем Николай Второй лучше своих предков? Русские так обожают убивать царей, что надо им просто в этом немного помочь.
Нам известно, что в России есть боевая организация – партия социалистов-революционеров, которая убивает царских министров и чиновников. Мы через наших русских друзей снабжаем ее документами, взрывчаткой, а главное – деньгами. Поэтому имеем возможность повлиять на выбор цели для теракта.
Наша разведка никоим образом не может быть замешана в этом деле, поскольку, если мы принесем эту дурную привычку убивать своих монархов в наш дом, то завтра могут взорвать и нашего короля. Люди почему-то плохому учатся значительно быстрее, чем хорошему. Кроме того, наше прямое участие в цареубийстве может вызвать крайне негативные внешнеполитические результаты. Ведь нам нужны русские, которые воюют для нас против немцев, а не русские, пусть и имеющие другого царя, но для которых Британия – злейший враг.
Поэтому-то, сэр Генри, я и не предлагаю вам самому бросить бомбу в царя Николая. Его должны убить сами русские, ну или почти русские – евреи или поляки – в конечном итоге это не так важно.
Джентльмены, время уже позднее, вам следует отправиться к себе и заняться вашими прямыми обязанностями. И пусть Боже хранит короля и нашу старую добрую Англию…
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Генерал Ширинкин вежливо откланялся. По всей видимости, он спешил в Зимний дворец, чтобы побыстрее доложить царю о нашем прибытии и о первых впечатлениях от общения с нами. Генерал сел в свой возок и, сопровождаемый двумя конными жандармами, умчался в ночную тьму.
Ну, а нам пока надо было разместить во дворце всю нашу технику и людей. Хотя, как обещал великий князь Александр Михайлович, он передал по телеграфу супруге о скором прибытии не совсем обычных гостей. Да и мы из Малой Вишеры дали контрольную телеграмму. Но подготовился ли к встрече управляющий – этого мы пока не знали.
Матросам с «Паллады» в этом отношении будет проще – по указанию генерала Ширинкина они отправились в расположенные неподалеку от дворца Крюковы казармы на Большой Морской, у знаменитого Поцелуева моста. Там располагались 14-й и 19-й флотские экипажи. Их там уже ждали. Прапорщик Морозов повел туда своих орлов, оставив нам отделение, которое должно было в эту ночь нести караульную службу, охраняя периметр дворца.
Заспанный человек, спустившийся навстречу нам по высокой парадной лестнице в сад, оказался управляющим. Поняв, что приехали долгожданные гости, он с ходу стал бойко раздавать приказания служителям дворца, которые спросонья с трудом понимали, что они должны сделать. Но похоже, обязанности свои он знал неплохо, и наши «Тигры», пофыркивая двигателями, отправились в сторону дворцовых конюшен и каретных сараев, которые были заранее очищены и стали для машин чем-то вроде гаражных боксов. Бронетранспортеры, «Уралы» и автоцистерны с горючим загнали во внутренний дворик особняка, подальше от любопытных глаз, и зачехлили.
Ну а мы с Ниной Викторовной, майором Османовым и старшим лейтенантом Бесоевым вслед за управляющим отправились во дворец. Поднявшись по мраморной лестнице, мы вошли в просторный вестибюль. Управляющий принес план дворца и прилегающей к нему территории. Османов и Бесоев стали колдовать над ним, определяя – где и какие посты и секреты надо выставить. Кроме того, они разузнали у управляющего насчет мест, куда можно перенести наши грузы и багаж, а также разместить бойцов специального взвода.
Узнав, что во дворце имеются прекрасные сухие подвалы, которые сейчас как раз пустуют, Османов удовлетворенно кивнул и нарисовал на схеме кружок – эти помещения нужно будет взять под надежную охрану, а со временем оборудовать их системой охранной сигнализации. Там же, в отапливаемых помещениях, можно разместить и наших гвардейцев.
А я тем временем крутил головой, осматривая помещения дворца. Всё вокруг было знакомо и незнакомо. Мне приходилось в моем времени бывать в Институте физической культуры имени П. Ф. Лесгафта. Скажу прямо, нынешний вид дворца во много раз был приятней и симпатичней, чем тот, который мне довелось лицезреть в начале XXI века. Всё же казенный дом есть казенный дом. Нет в нем домашнего тепла и уюта.
Нина Викторовна, немного утомленная ночным путешествием, присела на мягкий диван и, кажется, задремала. Османов и Бесоев, закончив свою работу, попросили дать им сопровождающего и пошли расставлять посты. А я попросил управляющего предоставить нам комнаты для отдыха. Он сказал, что всё уже готово и господа могут отправиться почивать.
Я вошел в небольшую комнату с окнами, выходящими в сад, отдернул штору и посмотрел в окно. В саду было темно и безлюдно. Лишь время от времени по расчищенным от снега аллеям неспешно проходила фигура с винтовкой за спиной, в черной флотской шинели и с башлыком. Это был матрос с «Паллады», который нес караульную службу. Наши бойцы расположились в секретах на крышах дворца и осматривали территорию с помощью приборов ночного видения. Постояв немного у окна и полюбовавшись на сад, я почувствовал, что глаза слипаются. Я подошел к кровати, разделся, лег, точнее погрузился, как в ванну, в толстенную пуховую перину, выключил свет и через мгновение провалился в глубокий сон без сновидений.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Проснулся я от звука шагов и деликатного покашливания. С трудом оторвав голову от подушки, вылез из-под одеяла и прислушался. За дверью кто-то переминался с ноги на ногу. Быстро одевшись и сполоснув лицо в тазу с чистой водой, стоявшем на табурете в углу комнаты (ночью его не было!), я подошел к двери и рывком открыл ее. За дверью стоял человек в ливрее лакея, похожей на фрак, и с пышными бакенбардами.
– Господин Тамбовцев, – сказал он мне, – ее императорское высочество великая княгиня Ксения Александровна приглашает вас к завтраку. Я провожу вас в столовую.
Я попросил обождать меня немного и, вернувшись в комнату, достал из внутреннего кармана шинели конверт с письмом ее супруга. После чего отправился вслед за лакеем.
В столовой я увидел сидящих рядом за столом Нину Викторовну и женщину лет тридцати. Я сразу же узнал Ксению, сестру Николая II. Внешне она была очень похожа на свою мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Впрочем, в ее лице можно было увидеть и черты лица отца, императора Александра III. Может быть, именно поэтому она и была любимицей семьи. Женщины оживленно разговаривали о чем-то своем, о чем могут говорить лишь женщины. Много слов, и все о пустяках. В этом представительницы слабого пола начала ХХ века ничем не отличались от женщин века двадцать первого.
– Доброе утро, Александр Васильевич, – с очаровательной улыбкой поздоровалась со мной Ксения. – Как вам спалось на новом месте?
– Доброе утро, ваше императорское высочество, – ответил я, – спалось прекрасно. Я вижу, что вы уже успели познакомиться с Ниной Викторовной и нашли с ней общий язык?
– Мы, женщины, всегда поймем друг друга, – кокетливо улыбнулась Ксения. – Вы, наверное, проголодались? Я сейчас прикажу, чтобы подали на стол.
Завтрак был чисто английский: яичница с беконом, тосты и черный чай с джемом. За едой легкий, ни к чему не обязывающий разговор продолжился. Ксения интересовалась тем, как мы путешествовали, какая была погода, и жаловалась на неудобства, которые людям доставляет эта проклятая война.
Когда же завтрак закончился, прислуга убрала со стола и закрыла дверь столовой, Ксения замолчала и вопросительно посмотрела на меня. Я понял ее и, привстав, передал послание супруга. Извинившись, Ксения вскрыла конверт и стала внимательно читать. Прочитав первые несколько строчек, она удивленно посмотрела на меня с Ниной Викторовной, хотела что-то у нас спросить, но, видимо, передумав, продолжила чтение…
Несколько минут в столовой царила мертвая тишина. Наконец, дочитав письмо до конца, Ксения, положила его на стол и закрыла глаза. По ее щеке скатилась слеза. Великая княгиня всхлипнула… Потом, наверное, устыдившись своих чувств, она отвернулась в сторону, достала из кармана кружевной платочек и вытерла слезы. Собравшись, она снова повернулась к нам.
– Господа, я верю, что то, о чем пишет мой муж, полная правда. Но от этого она не кажется мне менее ужасной. Неужели через тринадцать лет монархия падет, семья моего брата будет зверски убита, а в России начнется смута и террор, который затмит кровавые деяния якобинцев?
– Именно так и было в нашей истории, ваше императорское высочество, – ответил я. – Но в вашей истории всё может быть иначе. Ничто еще не предрешено. Мы, пришельцы из будущего, сделаем всё, чтобы подобного не произошло. Я скажу вам так: пусть Господь даст нам сил изменить то, что изменить возможно, мужества – перенести то, что изменить нельзя, и мудрости – отличить первое от второго…
Ксения всхлипнула.
– Сила, мужество и мудрость… Этого так не хватает России. Ники, ой, простите, мой брат Николай начал проявлять эти качества лишь в последнее время, но мне всё равно страшно. Александр Васильевич, если это вам удастся, то я и мои дети будем благодарны вам всю оставшуюся жизнь. Да и брат мой, моя мать… Я постараюсь в самое ближайшее время дать вам возможность встретиться с ними. То, о чем вы им сможете рассказать, спасет не только наши, но еще и миллионы жизней.
Я склонил голову.
– Ваше императорское высочество, собственно говоря, именно для этого мы ехали сюда через всю Россию. Наши знания происходящего помогут государю избежать многих ошибок, – сказав это, я подумал, что избегая старых ошибок, император Николай Александрович умудрился наделать новых, угодив в самый эпицентр бури. Когда джентльмены начинают проигрывать, они забывают про правила игры, и только хороший удар подсвечником способен привести их в чувство.
В самый разгар нашей беседы дверь в столовую отворилась, и в нее вошел наш старый знакомый, управляющий. Он передал Ксении небольшой конверт. Она извинилась перед нами и вынула из него листок бумаги. Пробежав принесенную записку, Ксения сказала:
– Господа, курьер из Министерства иностранных дел принес послание от господина Дурново. Петр Николаевич хотел бы встретиться с вами сегодня в полдень. Вы не против?
Мы с Ниной Викторовной переглянулись и почти одновременно кивнули.
– Разумеется, не против. Петр Николаевич – один из тех людей, содействие которых будет очень важно для исправления сложившейся ситуации. Только пусть это будет оформлено как частный визит.
– Вот и отлично, – улыбнулась Ксения. – Я сейчас напишу господину Дурново, чтобы он в полдень подъехал ко мне. Я думаю, эта встреча будет полезна всем…
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Перед встречей с Петром Николаевичем Дурново наша команда собралась, чтобы, так сказать, сверить часы. Было решено, что на встречу с министром иностранных дел империи пойдем мы с Ниной Викторовной. Были определены узловые моменты российской внешней политики, на которые следовало бы обратить особое внимание нашего собеседника. Ну, и степень его допуска к информации о будущем. Я порылся в своем ноутбуке, сделал кое-какие выписки в блокнот. С нашего общего согласия было решено, что солировать в беседе будет Нина Викторовна, а я буду ей подыгрывать.
В полдень часовой со стороны Мойки сообщил, что к воротам подъехал возок. Из него вылез мужчина лет шестидесяти. Дворник, расчищавший в саду дорожки, увидев гостя, низко поклонился ему. Стало ясно, что прибыл именно тот, кого мы ждали.
Вскоре от великой княгини пришел посыльный с сообщением, что его превосходительство Петр Николаевич Дурново ждет в библиотеке великого князя. Лакей проводил нас туда.
У окна с Ксенией оживленно беседовал высокий седой мужчина в строгом костюме-тройке. Это был руководитель внешнеполитического ведомства Российской империи. Заметив, что мы вошли, он прервал беседу и с любопытством посмотрел на нас. Еще бы – не каждый день увидишь тех, для кого будущее – открытая книга. Гостеприимная хозяйка дома представила нас друг другу, после чего, сославшись на неотложные семейные дела, оставила втроем.
Петр Николаевич первым нарушил молчание:
– Господа, – сказал он, склонив голову в полупоклоне, – я хотел бы поблагодарить вас за ту информацию о тайных переговорах, которые наша союзница Франция вела за спиной России с враждебной ей и союзной Японии Великобританией. Еще немного, и мы бы оказались в политической ловушке. Нам пришлось бы в случае начала войны между Францией и Германией сражаться за абсолютно чуждые России интересы парижских ротшильдов. Какая мерзость! К счастью, своевременно получив эту информацию, государь сделал нужные выводы, и нам удалось избежать этого франко-британского капкана, попутно прищемив кое-кому вороватые пальцы.
Я понял, что Дурново имел в виду Витте.
– Ваше превосходительство, – очаровательно улыбнувшись министру, сказала Нина Викторовна, – к нашему большому сожалению, это была не единственная ловушка, приготовленная России ее «заклятыми друзьями». Британцы имеют большой опыт ведения тайных войн, где победа добывается не в открытом бою, а с помощью интриг, подлости и тайных убийств. Парадокс, но Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к ослаблению монархического начала. Во все времена так называемые борцы с тиранией постоянно находили в Лондоне самый теплый прием… – Мы с Ниной Викторовной переглянулись, на ум как-то сразу пришли такие фамилии, как Закаев, Березовский и Литвиненко, и его чай с полонием.
– Очень верно подмечено! – воскликнул Дурново. – Именно так эти островитяне и поступают, интригуя против правительств государств, являющихся для них соперниками, и укрывая у себя отъявленных смутьянов и закоренелых убийц.
– Между тем, уважаемый Петр Николаевич – позвольте мне вас так называть, – эти слова принадлежат вам. Точнее, это цитата из вашей памятной записки, которую вы написали в феврале 1914 года, незадолго до начала Первой мировой войны.
Нина Викторовна протянула текст записки ее будущему автору. Дурново, еще не придя в себя от удивления, взял несколько листков, отпечатанных на принтере, и стал их внимательно читать, напрягаясь и морщась от непривычной орфографии. Дочитав, вздохнул и вернул записку полковнику Антоновой.
– Значит, я все-таки предупреждал государя, но к моему предупреждению не прислушались? – удрученно спросил Дурново. – Французские кредиты оказались важнее, и русские послушно пошли умирать за французские и британские интересы?
– Именно так, Петр Николаевич, именно так, – сказала Нина Викторовна. – Армии Самсонова и Ранненкампфа спешно были брошены в Восточную Пруссию, чтобы спасти Париж. Они были разбиты, зато французы радовались «чуду на Марне», забыв, что это «чудо» было оплачено русской кровью. В то же время русские войска, которые в приграничном сражении наголову разбили австрийцев и уже двигались на Будапешт, были спешно отозваны по требованию французского генштаба. И всё для того, чтобы через три месяца полечь, штурмуя Силезский вал. А когда весной-летом 1915 года германцы прорвали фронт и нам потребовалась помощь союзников, они лишь разводили руками и сетовали, что, дескать, мы вам сочувствуем, месье, но мы еще не готовы… Мерзкая история. С такими союзниками и врагов не надо!
– Господа, разумеется, на этот раз подобное не должно повториться! – воскликнул Дурново. – Никакой Антанты, никаких жертв во спасение французских банкиров! Что там говорили британцы насчет постоянных друзей и врагов и постоянных интересов? То же самое должны помнить и мы. Как и слова покойного государя Александра Александровича о единственных союзниках России… У вас его помнят?
– Помнят, Петр Николаевич, даже очень хорошо, – вступил в разговор я. – Но у нас, русских, есть такая старинная привычка – мы каждый раз наступаем на одни и те же грабли.
– Наступать на грабли? – восхитился Дурново. – Я совсем забыл это прекрасное выражение из притчи графа Толстого. Надо почаще его вспоминать.
– Петр Николаевич, – сказал я тихо, – давайте сперва поговорим не о дальних рубежах, а о текущих делах. У нас как-никак война с Японией, и в любой момент может начаться война с Англией.
Так вот, на Дальнем Востоке наши дела идут неплохо. Япония практически разбита на море и на суше, полузадушена петлей блокады. Если будет еще одно крупное поражение, то микадо и совет Гэнро окончательно падут духом и станут морально готовы к началу мирных переговоров. Россия в ходе этих переговоров должна получить всё то, что ей необходимо, и сделать из Японии союзника.
О наших предложениях мы сообщили наследнику престола, великому князю Михаилу Александровичу, и великому князю Александру Михайловичу. Вот план мирного урегулирования с Японией после победы, – я протянул Дурново несколько листков. – Внимательно изучите наш план. В принципе, он тесно связан и с европейскими делами. Только мирные переговоры нужно вести безо всяких посредников и конференций с конгрессами. Вспомните наш конфуз в Берлине в 1878 году, когда русская дипломатия потерпела позорное поражение, и плоды нашей победы пожали другие…
– Нет, я никогда не повторю позора канцлера Горчакова! – воскликнул Дурново. – Я скорее пущу себе пулю в лоб! Вы правы, Александр Васильевич, всех этих «честных маклеров» нельзя и на пушечный выстрел подпускать к мирным переговорам!
Я переглянулся с Ниной Викторовной. Настала пора приступить к самой деликатной, но одновременно и самой важной теме нашей беседы. Первой ее коснуться должна была, по нашему мнению, полковник Антонова.
– Петр Николаевич, – начала она, – мы видим, что император Николай Александрович резко переложил руль корабля по имени «Россия» и изменил его внешнеполитический курс. Теперь он ведет более-менее правильную внешнюю политику. Но всё это вызвало, мягко говоря, бурное негодование Франции, а главное – Британии.
Вы спросите, почему я особо выделила Британию? Да потому, что слишком многое стоит на карте, а империя сия имеет скверную привычку избавляться от тех монархов, которые пытаются проводить самостоятельный, отличный от интересов Британии внешнеполитический курс. А русско-германский союз – это смертельная опасность для Британии, и на Даунинг-стрит это прекрасно знают.
Вспомните судьбу императора Павла Первого. У нас есть предположения, что англичане собираются повторить события марта 1801 года. Уж больно подозрительное затишье наступило в официальной дипломатии. Мы не знаем пока, как именно, но то, что такие попытки будут, нам точно известно. Вы как бывший директор Департамента полиции должны хорошо знать, на какие преступления пойдут господа-товарищи революционеры. Ну, а если к тому же за это будет хорошо заплачено их главарям…
– Уважаемая Нина Викторовна, – сказал внимательно слушавший ее Дурново, – я прекрасно понимаю, о чем идет речь. В бытность мою директором Департамента полиции, была обезврежена террористическая группа, готовившая в 1887 году покушение на государя Александра Третьего. Этих несостоявшихся цареубийц позднее судили и главарей их повесили. Вы, наверное, знаете – это дело «Второго первого марта»?
– Конечно, знаем, – снова вступил в разговор я. – Среди казненных был некий Александр Ильич Ульянов, старший брат Владимира Ульянова, который в наше время стал лидером революционной большевистской партии и первым главой Советского правительства. Только учтите, что тогда, Петр Николаевич, вы столкнулись с дилетантами, которые не имели навыков конспирации и имели смутное представление о том, как совершаются покушения на высших особ империи. К сожалению, нынешние террористы, и особенно боевики партии социалистов-революционеров, уже имеют и навыки, и опыт, и достаточное финансирование. По нашим данным, у них есть связи в департаменте полиции и в охранном отделении. К тому же к подготовке теракта, скорее всего, могут быть подключены и иностранные специалисты.
Так что хотелось бы, чтобы господин Плеве серьезнейшим образом отнесся к нашему предупреждению. Тем более что в нашей истории уже к восемнадцатому марта сего года у эсеров может быть всё готово к покушению на самого Плеве. Мы опасаемся, что услугами этой группы британцы воспользуются и для устранения государя.
Дурново хмуро кивнул и сделал какую-то пометку в своей записной книжке, лежавшей перед ним во время нашей беседы.
Итог нашей встречи подвела Нина Викторовна:
– Петр Николаевич, мы считаем, что наше знакомство и эта беседа были плодотворны и полезны для всех нас. Вам и нам есть о чем подумать. Мы будем рады вам помочь и готовы ответить на любой интересующий вас вопрос. В пределах возможного, разумеется. Многое уже изменилось, и более того – ситуация меняется каждый час и каждую минуту. Самая главная наша забота – не сделать хуже.
Министр поднялся из-за стола, галантно поцеловал ручку полковнику Антоновой и пожал мою.
– Господа, – сказал он, – не буду скрывать, что после нашей встречи я поеду не в министерство, а в Зимний дворец. Государь уже получил первую информацию о вас от генерала Ширинкина. И он с нетерпением ждет моего доклада. Скажу честно – он будет весьма благоприятным для вас. А пока позвольте откланяться.
С этими словами Дурново вышел из библиотеки. Мы с Ниной Викторовной переглянулись. Кажется, всё прошло именно так, как мы и планировали. Если и дальше всё будет идти по нашему сценарию, то к вечеру нас ждет встреча с самим царем Николаем…
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
После ухода Дурново мы с майором Османовым обошли дворец, чтобы своими глазами увидеть, как устроили наших людей и как налажена охрана территории, примыкающей к дворцу.
В общем, устроились все нормально. Наши бойцы обживали подвальные помещения, выделенные им для ночлега. Хозяйственный управляющий даже где-то раздобыл железные кровати с панцирными сетками, матрасы, подушки и одеяла. Не хочу сказать, что кубрик спецназовцев выглядел, как номер в пятизвездочном отеле на Канарах. Но наши бойцы не были особо избалованы, и подобная обстановка их вполне устраивала. Питались они в другом помещении, где тот же управляющий приказал соорудить большой стол и лавки.
Бойцы вполне освоились, выглядели бодро. Свободные от караулов даже заигрывали с горничными и прислугой. Девицы кокетливо хихикали в ответ на их комплименты и стреляли глазками в сторону бравых молодцов в необычной форме.
Периметр охраняли моряки с «Паллады». Ночной караул сменился еще утром, и сейчас службу несли новые часовые. Я дал указание прапорщику Морозову, чтобы он ни в коем случае не включал в число караульных новых людей, даже если этого будут требовать вышестоящие начальники. И чтобы он сразу же связывался с нами в подобных случаях. Благо от Крюковых казарм до дворца было рукой подать. И вообще мы с майором всерьез подумывали о том, чтобы попросить здешнее начальство переподчинить команду «мокрого прапора» нам. Во избежание, так сказать…
За охрану самого здания отвечал старший лейтенант Бесоев. Они вместе с управляющим обошли все чердаки, даже забрались на крышу. Старлей прикидывал – где можно установить видеокамеры для обзора, а где стационарные посты для наблюдения из окон верхних этажей. На случай обороны были намечены позиции для снайперов и пулеметчиков. Не забыли и средства охранной сигнализации. Надо было сделать всё, чтобы ни один посторонний человек, даже случайно, не смог попасть во дворец. Особенно случайно, ибо сие есть наглядное доказательство некомпетентности охраны.
С управляющим, которого, как я узнал, звали Дмитрий Семенович, мы составили списки всех, кто работал во дворце: слуг, поваров, дворников. Я попросил управляющего кратко охарактеризовать каждого из них, на предмет благонадежности. Вроде бы потенциальных «кротов», по его словам, быть не должно, но ведь и желающих знать о том, что творится за стенами дворца великого князя, предостаточно. Поэтому я попросил Дмитрия Семеновича присматривать за своими подопечными и в случае, если их поведение начнет вызывать подозрение, немедленно сообщать об этом поручику Бесоеву. В дальнейшем я собирался установить жучки в помещении для прислуги. Как говорится, береженого и Бог бережет…
Потом настало время обеда, о чем нам напомнила служанка, посланная хозяйкой дома. Как прилежные школьники, мы отправились мыть руки, а потом послушно прошли в столовую. За обедом Ксения Александровна вела себя непринужденно, рассказывала разные смешные истории и слухи о жизни столичного бомонда. Правда, сама супруга великого князя Александра Михайловича в свет выезжала редко – все-таки она была многодетной матерью. Родила мужу пятерых детей, сейчас они мал-мала меньше: старшей, Ирине, было девять, а младшему, Ростиславу, всего два годика. Я знал, что в нашей истории через три года она родит еще одного сына – Василия, но говорить об этом Ксении я не стал. Зачем? Неизвестно, как еще жизнь повернется.
Когда обед закончился, и прислуга, убрав со стола, вышла и закрыла за собой дверь, Ксения, видимо, устав бороться со своим любопытством, засыпала нас с Ниной Викторовной вопросами об их будущем, а о нашем прошлом. Мы, как могли, отвечали. Больше всего ее интересовала – и это вполне естественно – судьба мужа и детей. Зная о том, что семейная жизнь их вскоре даст трещину и превратится во что-то кошмарное – дочь царя с любовником и ее законный муж с любовницей вчетвером весело проводят время на курорте, бр-р-р-р! – мы старались не касаться таких пикантных моментов и отделывались общими словами.
Мы рассказывали о грядущей мировой войне, о революциях – Февральской и Октябрьской, о последовавшей за ними Гражданской войне, интервенции, разрухе, НЭПе, индустриализации и о многом-многом еще. Ксения жадно слушала наш рассказ, охала, закрывала лицо руками – словом, весьма живо реагировала на события, которые еще не произошли и, даст бог, не произойдут.
Нашу оживленную беседу прервал управляющий, тихо вошедший в столовую. Он подошел к Ксении и, склонившись, что-то прошептал ей на ушко. Наша хозяйка вздрогнула, вскочила с места и, извинившись, вышла вместе с ним. Мы с Ниной Викторовной переглянулись. У нее в сумочке тихонько запищала рация.
– Похоже, что сейчас нам предстоит главный и самый важный разговор, – тихо сказала полковник Антонова.
И она оказалась права. Сообщение, переданное по рации, гласило, что во дворец приехал Николай II.
Дверь открылась, и в столовую вошел сам император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский… Словом, царь Николай II собственной персоной. Сзади шла смущенная Ксения. Мы с Ниной Викторовной встали, приветствуя Хозяина земли русской…
– Добрый вечер, господин капитан и госпожа полковник, – приветствовал нас Николай, – я очень рад видеть вас в столице Российской империи. Мне известно, что вы проделали огромный путь, чтобы увидеться с нами.
Во-первых, хочу поблагодарить вас и ваших собратьев за то, что вы уже сделали для России. Не буду скрывать, я был поражен тому, как вы легко и быстро разгромили эскадры адмирала Того, а также японские сухопутные части, которые пытались захватить Корею. Во-вторых, те сведения об англо-французском сговоре за спиной России, которые вы передали через наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева, помогли раскрыть глаза на коварный обман, творившийся за нашей спиной. Мы вовремя предприняли необходимые меры и разрушили интриги врагов. Пока же дела идут самым лучшим образом.
Император вздохнул и сел на то место за столом, где совсем недавно сидела Ксения.
– Сестра, разговор, который сейчас состоится – не для женских ушей. Прошу тебя, оставь нас наедине.
Ксения не стала спорить и, скромно кивнув, вышла. Наступила гробовая тишина.
– Садитесь, господа, – сказал Николай II. – Похоже, что наш разговор будет долгим и, я надеюсь, откровенным. Мне уже известно, что все вы пришли в наш мир из будущего, отдаленного от нас почти на сотню лет. Но очень хотелось бы понять – зачем и с какой целью вы появились в нашем времени?
– Мы и сами хотели бы это знать, ваше величество, – сказала Нина Викторовна. – Но мы можем только предположить, что неким высшим силам захотелось помочь нашей державе избежать тех воистину ужасных крестных мук, которые выпали ей в двадцатом веке. Пути Господни неисповедимы…
Николай вздохнул и машинально стал поглаживать усы и бороду. Я вспомнил, что подобным образом он поступал, когда сильно волновался. В принципе, я понимал его. Интересно, как бы я сам чувствовал себя, когда передо мной предстали посланцы из нашего будущего?
– Значит, не знаете… – задумчиво сказал Николай. – Действительно, это, скорее всего, Промысел Господень, которое нам, грешным, знать не дано.
Господа, великий князь Александр Михайлович в общих чертах сообщил мне о тех муках и страданиях, которые ждут в самое ближайшее время Россию. Нельзя ли об этом узнать подробнее?
– Можно, ваше величество, – ответил я. – Сейчас принесут прибор, который мы обычно используем для просмотра полученной информации, и мы всё вам покажем.
Я достал из кармана портативную радиостанцию, вызвал старшего лейтенанта Бесоева и попросил Николая Арсеньевича принести мой ноутбук. Царь с любопытством наблюдал за моими манипуляциями. Когда я закончил разговор, он попросил посмотреть радиостанцию. Николай долго разглядывал ее, а потом, возвращая мне, спросил:
– Господин Тамбовцев, на каком расстоянии с помощью этого прибора вы можете связываться друг с другом?
– Это радиостанция небольшой мощности, ваше величество, – ответил я, – и радиус ее действия тоже сравнительно небольшой – всего несколько верст. Но мы привезли с собой более мощную радиостанцию, с помощью которой можно будет переговариваться с Порт-Артуром.
– Удивительно, – сказал император, – в самом деле можно будет из Петербурга переговариваться с Порт-Артуром, словно по телефону?
– Да, ваше величество, причем качество приема будет во много раз лучше, чем качество телефонного разговора. И другие радиостанции не смогут прослушать этот разговор.
В это время в дверь постучали. Получив разрешение, в столовую вошел Бесоев с ноутбуком под мышкой. Он с любопытством посмотрел на Николая II. Все-таки не каждый день можно увидеть живую легенду – последнего российского самодержца. Хотя последним он был у нас. А здесь еще ничего не предрешено, и монархия вполне может сохраниться в течение более длительного срока. Вручив мне ноутбук, он откозырял императору и, четко повернувшись через левое плечо, вышел из столовой.
Установив ноутбук на столе, я включил питание. Николай, с изумлением, словно ребенок, наблюдающий за выступлением фокусника-иллюзиониста, смотрел на загрузку ноутбука. Мы с Ниной Викторовной решили показать царю фильм, рассказывающий о трагической судьбе династии Романовых.
Николай уже был знаком с кинематографом. В Александровском дворце Царского Села даже был оборудован кинозал, где Николай со всей семьей смотрел незамысловатые сценки, снятые просто так, чтобы позабавить зрителей. Но то, что он увидел на мониторе ноутбука…
Фильм был смонтирован нашими умельцами с телеканала «Звезда». Ведущая, наша прекрасная Ирочка, профессионально поставленным голосом телерепортера рассказывала о том, как вызревала революция в России, как многие из высшего света Санкт-Петербурга буквально из штанов выпрыгивали, чтобы опорочить царскую власть, мечтая о свержении самодержавия. Вот пошли кадры (документальные и постановочные) о Февральской революции.
Ирочка голосом жрицы из древнегреческой трагедии вещала о предательстве командующих фронтами (в числе их был и великий князь Николай Николаевич) и о великом князе Кирилле Владимировиче, который с алым бантом на груди привел к Таврическому дворцу свой Гвардейский флотский экипаж, для того чтобы «встать на защиту революции».
Я посмотрел на Николая, который впился глазами в экран и, не отрываясь, смотрел на страшные для него кадры. Увидев, как торжествующие красногвардейцы прикладами сбивают с вывески одного из «поставщиков двора его императорского величества» двуглавого орла, он скрипнул зубами и что-то пробормотал под нос. Мне показалось, выругался. Такое случалось с ним нечасто.
Потом пошли кадры с Керенским, солдатами, братающимися с немцами и толпами дезертиров, бросивших фронт и разъезжающихся по домам. Тут же была вставочка с киношным Бумбарашем, который ехал на паровозе домой, напевая: «Наплявать, наплявать – надоело ваявать…»
Ирочка бесстрастным голосом рассказывала о ссылке царской семьи в Тобольск, о попытках Бонапарта российского розлива – генерала Корнилова – установить военную диктатуру, о Главноуговаривающем Керенском, который приложил все силы, чтобы окончательно развалить страну. В Киеве бесновались самостийники, в Гельсингфорсе – финские националисты, призывавшие выгнать русских со священной земли Суоми и резавшие глотки детям и женам русских офицеров.
Сказано было и о решении союзников по Антанте, которые втайне решили в случае победы не отдавать России Проливы и вообще за долги ввести что-то вроде «внешнего управления».
И как кульминация – Октябрь 1917 года, приход к власти большевиков. Смольный, Ленин, заявляющий о том, что «революция, о которой мечтал пролетариат, свершилась». В прокуренном зале Смольного всеобщее ликование.
Этими кадрами и закончилась первая часть фильма. Николай повернулся ко мне всем туловищем.
– Скажите, господин Тамбовцев, – хриплым голосом сказал он, доставая откуда-то из внутреннего кармана своего полковничьего мундира кривую пенковую трубку, – всё, что я сейчас увидел – правда?
– Истинная правда, ваше величество, – ответила царю Нина Викторовна. – Всё именно так и было в нашей истории. Крах государства, крах династии, полный распад когда-то единой державы.
– А что у вас во второй части? – поинтересовался Николай, вставляя в мундштук папиросу и прикуривая дрожащими руками.
– Ваше величество, – ответил ему я, – прежде чем мы покажем вам вторую часть, я хотел бы спросить – хватит ли у вас мужества и сил увидеть страшные для вас кадры?
Услышав это, император побледнел.
– А что, господа, было в нашей истории еще что-то более ужасное, чем то, что я уже увидел?
Мы с Ниной Викторовной переглянулись.
– Да, ваше величество, вы увидите самые страшные для вас кадры. Возможно, я буду слишком жесток, но должен напомнить вам ту истину, которой пренебрег злосчастный Людовик Шестнадцатый: корона самодержца, в отличие от шляпы, снимается только вместе с головой.
Николай побледнел, сделал глубокую затяжку, а потом сказал обреченно:
– Будь что будет… Господа, покажите мне вторую часть вашего фильма…
Немногие видели плачущего царя. Мы с Ниной Викторовной были среди этих немногих. Николай воспаленным взором впился в экран ноутбука, где эпизод за эпизодом разворачивалась трагедия царской семьи. Когда дело дошло до ее расстрела в подвале Ипатьевского дома, император схватился за голову и даже не сказал, а прорычал:
– Ради бога, прошу вас, остановите это!
Я щелкнул мышкой, залитый кровью подвал исчез, и на экране появилось изображение крейсера «Москва», идущего полным ходом. Аут, занавес!
Видимо, устыдившись проявления своих чувств, царь резко поднялся со стула, отошел к окну и долго смотрел в ночную тьму. Потом он вытер лицо платком, закурил папиросу и сосредоточено наблюдал за струйками табачного дыма. В черном стекле окна было видно яркое, как фальшфейер, отражение огонька тлеющей папиросы. По-видимому, успокоившись, Николай повернулся к нам.
– Господа, – сказал он, – этот день был самым страшным днем в моей жизни. Семья – это самое дорогое, что есть у меня. И вот такой конец… – он то ли вздохнул, то ли всхлипнул.
Нина Викторовна пошарила в своей сумочке и достала стеклянную баночку с таблетками валерианы. Она налила стакан воды из стоявшего на буфете графина и подошла к Николаю.
– Ваше императорское величество, – ласковым, почти материнским тоном сказала она, – вам нужно выпить успокоительное, тогда вам станет легче.
Николай не стал с ней спорить и послушно проглотил лекарство, запив его водой. Потом он с благодарностью посмотрел на Нину Викторовну:
– Благодарю вас, мадам. Даже монархи имеют право хоть немного побыть просто людьми. Вы женщина достойная, надо познакомить вас с Аликс. Она сейчас непраздна, и ей очень тяжело… Может, вы сумеете облегчить ее страдания, как духовные, так и телесные.
Мы догадались, что наместник уже успел сообщить о будущем недуге еще не родившегося ребенка, и это весьма огорчает царскую чету.
– Ваше императорское величество, – сказал я, – то, что вы сейчас увидели, это наше прошлое. Но это совсем не значит, что это ваше будущее. Ведь Господь не зря наделил нас свободой выбора. А это значит, что будущее можно изменить. Мы как раз и присланы к вам в ваше время для того, чтобы помочь вам избежать всего этого.
– Господа, – сказал Николай, – я готов выслушать вас. Понимаю, что вам, с расстояния в сотню лет, видны все наши ошибки и заблуждения. Да, царь – это помазанник Божий, но не Господь Бог. «Errare humanum est» – «Человеку свойственно ошибаться».
– Ваше императорское величество, – сказала Нина Викторовна, – вам досталось очень тяжелое наследство. Отставание в промышленном развитии, крестьянский вопрос, когда самое многочисленное сословие империи страдает от малоземелья и голода. Чиновничий аппарат погряз в мздоимстве и казнокрадстве. Словом, нерешенных проблем в государстве множество, и их необходимо срочно решать. Один человек не может взвалить на себя всю тяжесть управления таким огромным государством, как Россия.
– Вы считаете, что Российская империя должна обзавестись парламентом по европейскому образцу? – быстро спросил монарх.
– Нет, – я покачал головой. – Сословно-представительский орган России, конечно же, не помешал бы. Но он понадобится ей лишь тогда, когда государственная власть твердо будет держать в руках бразды правления. В наше же время парламент, или что-то ему подобное, станет рассадником смуты и местом, где ведется борьба с существующей властью…
Николай кивнул головой, а я тем временем продолжил:
– Вы видели в фильме, как в трудную для вас минуту вас предадут близкие вам люди. Ваш кузен, великий князь Кирилл Владимирович, который, как вы помните, год назад дал вам слово, что не пойдет против вашей воли и не женится на своей двоюродной сестре Виктории-Мелите… – Николай машинально кивнул, а потом, сообразив, с изумлением посмотрел на меня – такие подробности из жизни семейства Романовых знали немногие. – Так вот, – продолжил я, – ваш кузен через год нарушит данное вам слово и тайком, без вашего ведома и согласия, обвенчается с Викторией-Мелитой в маленькой православной церкви неподалеку от Мюнхена. Тем самым он нарушит не только ваш запрет, но и законы церковные, запрещающие браки между двоюродными братьями и сестрами. За что его потом изгонят из России, исключат со службы и лишат великокняжеского содержания. Государь, вы его великодушно простите, за что он отплатит вам черной неблагодарностью – первого марта 1917 года, еще до того, как вы подпишите отречение от престола, он приведет свой Гвардейский экипаж к Таврическому дворцу и заявит о верности новой власти.
А потом, уже после революции, оказавшись в эмиграции во Франции, Кирилл Владимирович в августе 1924 года провозгласит себя императором Всероссийским Кириллом Первым. Правда, ваш дядя, великий князь Николай Николаевич, так отзовется о новом «императоре»: «Кирюха есть всего-навсего предводитель банды пьяниц и дураков».
Император, услышав это сочное выражение своего дядюшки, старого кавалериста, улыбнулся. Потом он нахмурился и о чем-то задумался. Я понял, что Кириллу в этой истории уже ничего не светит. Такое Николай никому не простит.
– Господа, я понимаю, что даже среди царской фамилии есть недостойные люди, – сказал Николай. – Но где же, где же были верные слуги Отечества, которые должны были сделать всё, чтобы наша держава устояла под напором внешних и внутренних врагов?
– Ваше императорское величество, – сказала Нина Викторовна, – смею вам напомнить, что за ваше отречение выступили все командующие фронтами и флотами. Лишь двое из полных генералов попробовали уговорить вас не оставлять престол. Печально, что оба они не были русскими. Это командующий Гвардейским кавалерийским корпусом генерал Гусейн Хан Нахичеванский и командующий третьим конным корпусом генерал граф Федор Келлер.
Не последнюю роль во всем случившемся сыграло неблаговидное поведение некоторых членов императорской фамилии, высших чиновников и богатейших людей России. В нашем времени мы называли таких олигархами… Жажда прибылей и власти заставляла этих людей совершать преступления, граничащие с государственной изменой. Революция потом не пощадила и их. Многие из «хозяев жизни» лишились не только своего состояния, но и жизни.
– Да, только в такие трагические минуты можно узнать, кто верный слуга Отечества, а кто нет, – задумчиво сказал Николай, глядя в окно. – Господа, как же узнать, на кого можно положиться, кто не изменит Родине и присяге в трудную минуту?
– Государь, – сказал я, – прежде всего надо отделить зерна от плевел. Нужно избавиться от тех, кому доверять нельзя. В вашем распоряжении будут все знания о том, что происходило в нашем прошлом. Ну а потом, когда мусор отсеется, следует из тех, кто не запятнал себя изменой и сотрудничеством с врагами государства, выбрать достойных людей и дать им возможность проявить себя. При этом не нужно обращать внимания на происхождение и знатность. Ваш предок, император Петр Великий находил себе сподвижников не только в боярских теремах, но и в мужицких избах.
– Да, господа, – сказал Николай, – я сегодня узнал столько, сколько не узнавал за многие годы моей жизни. Я полагаю, что эта встреча у нас с вами не последняя. Думаю, что в самое ближайшее время я буду рад увидеть вас в Зимнем дворце. Пока же я бы хотел, чтобы вы поделились некоторыми своими знаниями о нашем будущем с теми, кто стоит на страже безопасности государства и трона: с министром внутренних дел Вячеславом Константиновичем Плеве и вашим знакомым – генералом Евгением Никифоровичем Ширинкиным. Я думаю, что им будет о чем поговорить с вами, господа. А теперь я вынужден покинуть вас.
С этими словами Николай кивнул нам и вышел из столовой. Мы с Ниной Викторовной переглянулись. Кажется, первый контакт с высшей властью Российской империи прошел удачно.
Ну, а завтра к нам наверняка нагрянут представители, как бы в будущем их назвали, силовых структур государства. С ними можно будет говорить напрямую – по своему опыту знаю, что во всех странах во все времена представители органов – люди деловые и в меру циничные.
Великий князь Александр Михайлович
За двое суток, несмотря на наш неспешный ход, мы дошли до пролива между островами Росс и Корейским берегом. Погода стала почти нормальная, ветер успокоился до умеренного. По крайней мере не штормило. «Сметливый» легко режет невысокую волну, качка почти не чувствуется. Эскадра под флагом адмирала Алексеева идет в точку рандеву с эскадрой контр-адмирала Ларионова. Густой дым из труб застилает горизонт. Дымят все: и броненосцы, и крейсера 2-го ранга, и канонерки. К нашему счастью, мы идем немного впереди и с наветренной стороны от извергающих дым кораблей. Скорей бы наш флот перешел на нефть и турбины! Я вспомнил броненосец «Ростислав», которым командовал на Черном море несколько лет назад. Половина котлов на нем работала на мазуте. Правда, устройство для распыления жидкого топлива всё время капризничало, и скептики поговаривали, что уголь в качестве топлива всё же лучше.
Находясь второй день на «Сметливом», я не перестаю удивляться этому кораблю. Вот сейчас я стою у второй дымовой трубы. Она втрое шире, чем у наших крейсеров, но и втрое короче. Этой трубе не нужно создавать тягу в топке, на всех кораблях эскадры из будущего применяется принудительный наддув. Труба отчетливо вибрирует, а если поднять голову, то видно марево раскаленного воздуха, вырывающегося из нее наружу. Эта машина дымит, а точнее парит, только когда не прогрета или проворачивается на малых оборотах. В крейсерском режиме она практически бездымна, за что японцы и прозвали эти корабли «морскими демонами». Из-за серой окраски вражеские сигнальщики замечают их лишь тогда, когда «корабли-демоны» открывают огонь. И тогда, как выражается капитан 2-го ранга Гостев, можно тушить свет.
Стою на полуюте и смотрю, как ниже меня на кормовой палубе происходит действо, завораживающее, подобно своего рода армейскому балету. Это поручик морской пехоты Никитин занимается гимнастикой со своими орлами. Рядом со мной, держась нежными руками за леера, за развертывающимся зрелищем наблюдают обе наши дамы. Ирина, как и положено компаньонке, всюду сопровождает Ольгу. Глаза у девушек блестят. Да, ни одна армейская гимнастика не способна произвести более сильное впечатление на нежные женские сердца, как эта.
Ольга откровенно влюблена, и почти не скрывает этого. Поручик же, напротив, ровен, выдержан и все силы отдает службе. Хотя видно, что Ольга ему тоже нравится. Но, очевидно, его несколько смущает происхождение Ольги и ее более чем двусмысленное семейное положение. Но поживем – увидим, всё у нас впереди. События скачут, как лошади на ипподроме, и трудно даже предположить – как и что будет дальше.
А пока, как я понимаю – специально для прекрасных дам, исполняется «смертельный» цирковой номер – ломание толстых досок руками и головой. Я проверял: в отличие от китайского цирка, тут всё без обмана, доски самые натуральные, не подпиленные и не гнилые. Цирк в разгаре – доски ломаются, девицы попискивают от удовольствия и страха – всё в порядке вещей.
А вот нашему Михаилу сейчас нелегко. Столкнувшись случайно со мной вчера вечером, он признался, что чувствует только две вещи – невероятную усталость и дикий голод. И это при том, что одной выдаваемой морским солдатам на обед порцией можно накормить до несварения желудка двух благовоспитанных аристократов. В частном порядке я переговорил с поручиком и корабельным доктором. Ведь все-таки Михаил пока еще наследник и младший брат царя, и потому его здоровье нам не безразлично. В ответ я получил заверения, что подобная картина вполне нормальна для новичка, и подобное будет продолжаться еще месяц-полтора. Потом молодой организм втянется – ведь Михаилу всего двадцать пять, – и он будет воспринимать как должное то, что сегодня считает невозможным. Будем надеяться, что если даже Михаилу и не бывать императором, то хороший командующий сухопутной армией из него получится. Человеку в его статусе должность командира Дикой дивизии жмет в плечах.
Но самое интересное бывает вечером, когда после ужина у солдат и матросов наступает свободное время. Тогда отец Иоанн приходит в один из матросских кубриков. Нет, проповедью это назвать нельзя, скорее беседой по душам. Народу тогда туда набивается до упора, поговорить с отцом Иоанном приходят и корабельные офицеры. Вчера, например, зашел сам командир «Сметливого».
Об Иоанне Кронштадтском у наших потомков осталась удивительно светлая и добрая память. Он тоже отзывается о своих собеседниках из будущего очень тепло. После первой такой вечерней беседы он сказал мне:
– Нет в них зла. Души чистые, но обожженные и закаленные в пламени адском. Козлищ нет, одни агнцы.
Тогда я спросил его:
– Отче, эти ужасные воины, по-вашему, агнцы? Или я что-то не понимаю в этой жизни?
Отец Иоанн вздохнул.
– Есть притча, в которой говорится о волках в овечьей шкуре. Здесь же наоборот – агнцы вынуждены стать волками, иначе в их страшном мире не прожить. Но в душе они остались теми же агнцами, не за чужим идут – свое защищают. Слабых не пожирают, но привечают. Силу черпают не в злобе, но в добре. Теперь понятно, почему агнцы? Не зря Господь избрал их для этого труда, ой, не зря. Осталось в них Слово Божье о том, что поступать надо по совести…
Я кивнул, признавая правоту отца Иоанна, а он добавил, завершая свою мысль:
– Воистину, сын мой, если мы ничего не изменим в нашем грешном мире, то аду на земле быть.
А я вдруг подумал, что не только этих юношей избрал Господь для свершения великих дел, но и всех нас. Меня, Ники, Михаила, Ольгу, отца Иоанна, адмирала Алексеева. Каждый, кто помогает отвести Россию от края пропасти, будет благ. Иные же, вроде господина Витте и некоторых моих собратьев великих князей, будут прокляты на веки вечные, ибо только их жажда власти и непомерная алчность ввергли в тот раз Россию в пучину бед и страданий.
А вчера с превеликим удивлением среди слушателей отца Иоанна я узрел Михаила. Нельзя сказать, чтобы Мишкин был атеистом – в Бога он верил. Но поскольку был изрядным шалопаем и повесой, вера эта была какой-то поверхностной. А сейчас вдруг простые слова начали проникать ему в душу. Я остановился за комингсом, чтобы послушать разговор. Беседа шла о Библии, точнее о Ветхом Завете, и в частности – о Книге Бытия. И тут я впервые понял, что значит всеобщее образование. Простые солдаты и матросы из будущего оказались как бы не лучше образованы, чем мы с Михаилом. Хорошо, что я оставил Карла Ивановича с наместником на «Ангаре». Я человек широких взглядов и, надеюсь, способен правильно оценить увиденное и услышанное, а вот для Карла Ивановича всё происходящее здесь было бы крушением основ.
Больше всего меня поразил вопрос одного матроса:
– А разве умаляет величие Господне тот факт, что сотворенная им Вселенная не помещается в тесном ящике и не плавает на трех китах, а настолько огромна, что у человека просто не хватает воображения осознать ее истинные размеры? Разве то, что процесс творения не завершился в шесть дней, а длится уже миллиарды лет, с учетом громадья сотворенного, как-то унижает Творца и делает его менее значительным? Разве всё это как-то влияет на ценность вечных истин и таких воистину священных слов, как отец, мать, брат, сестра, друг, товарищ? Разве не сказал Христос своим ученикам: «Господь дал иудеям закон, так как они непослушны, а вам, братья и сестры, он дарует свою любовь».
И знаете, отец Иоанн не нашел что ответить, да и наверное, не нужно отвечать на такие слова. Может быть, когда-нибудь, если вместо ада на земле нам удастся построить рай, ну, не совсем рай, но где будет не стыдно жить и все будут друг другу, как братья и сестры…
Пока же до этого далеко. Мы лишь в начале пути, и многое еще надо сделать, многому научиться. Но, Господи, позволь мне до конца жизни пронести в себе это высокое чувство сопричастности к этому миру. Сейчас всё зависит от нас. Завтра, около полудня, мы встретимся с эскадрой контр-адмирала Ларионова, и в моей жизни наступит новый, очередной этап.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Утро выдалось доброе, солнечное. Во дворе лежали пушистые сугробы, деревья были засыпаны снегом, величественная арка Новой Голландии, расположенная напротив дворца великого князя Александра Михайловича, серебрилась инеем. И лишь фигуры часовых, время от времени обходящие периметр дворца, напоминали, что мы находимся «на осадном положении». Об этом, кстати, говорили и камеры видеонаблюдения, зафиксировавшие какие-то подозрительные фигуры на набережной Мойки. Впрочем, это могли быть и агенты полиции, которые следили за нашей безопасностью.
После завтрака к нам опять нагрянули гости. В этот раз приехали два самых влиятельных силовика империи. Первый – генерал Евгений Никифорович Ширинкин, в представлении не нуждался. А вот второй – Вячеслав Константинович фон Плеве, с нами еще не был знаком. Точнее, знаком, но заочно. С действительным тайным советником – чином 2-го класса Табели о рангах, министром внутренних дел и шефом жандармов я встретился впервые. Я знал, что на него уже готовит покушение боевая организация эсеров. И 15 июля 1904 года у Варшавского вокзала террорист Егор Сазонов брошенной бомбой вдребезги разнесет карету фон Плеве. Сам министр будет разорван взрывом на куски. Кстати, покушение планировалось изначально на 18 марта, но по разным причинам несколько попыток убить фон Плеве оказались неудачными.
Я с жалостью посмотрел на 58-летнего (мой ровесник – мелькнуло в голове) статного сановника с благородными залысинами и седыми усами. Заметив мой взгляд, фон Плеве насторожился и что-то шепнул на ухо генералу Ширинкину.
– Уважаемый Вячеслав Константинович, – сказал Ширинкин, – здесь находятся люди, которым доверяет сам государь. Вспомните, зачем мы здесь. Кстати, Александр Васильевич, – обратился ко мне Евгений Никифорович, – у меня для вас записка.
Ширинкин протянул мне конвертик с вензелем Николая II. В нем лежал лист бумаги, на котором рукою императора было написано следующее:
«Господа!
Я помню о нашей вчерашней встрече. Податели этой записки, генерал Ширинкин Евгений Никифорович и министр внутренних дел фон Плеве Вячеслав Константинович, пользуются у меня полным доверием, и я бы хотел, чтобы вы поделились с ними информацией, которая поможет им успешней бороться с врагами нашей державы.
Николай».
Всё ясно. Сейчас начнется «обмен опытом». Впрочем, опыта у наших гостей и так предостаточно. Вот только они не знают многого, что знаем только мы.
– Евгений Никифорович, – сказал я, – готов оказать любую посильную помощь и буду бесконечно рад, если мы будем для вас полезны. С чего начнем?
– Господин Тамбовцев, – первым заговорил фон Плеве, – прежде всего нас интересуют террористы, которое в последнее время оживились и, по нашим данным, готовят ряд убийств высших сановников государства.
– Именно так, господин фон Плеве, – ответил я, – и номер один в их списке – вы. Первое покушение на вас должно произойти не далее как через три недели.
Услышав мои слова, Вячеслав Константинович побледнел. Но, надо отдать ему должное, он быстро собрался и сразу взял быка за рога.
– Господин Тамбовцев, какой партии будут террористы и кто ими руководит? – спросил он. – И почему мои подчиненные остаются в неведении о готовящемся теракте?
– Уважаемый Вячеслав Константинович, начну по порядку. Покушение на вас готовит БО – Боевая организация партии социалистов-революционеров. Лично руководит БО некто Евно Фишелевич Азеф. Помимо руководителя БО он является платным агентом Департамента полиции. По картотеке Департамента он проходит под псевдонимом Раскин. После того как в 1903 году вышел в отставку курировавший его жандармский полковник Зубатов, Азеф решил перейти к открытому террору и начать с вас, господин министр. Смертный приговор вам вынесли за то, что вы якобы инспирировали еврейский погром в Кишиневе в 1903 году. На самом деле заказчиком вашего убийства в наше время считается господин Витте, с которым вы, Вячеслав Константинович, находитесь в весьма неприязненных отношениях.
– Вот, значит, как, – задумчиво произнес фон Плеве, – глава террористов и агент полиции в одном лице. Продолжайте, Александр Васильевич, я вас внимательно слушаю…
– Следующими в списке приговоренных БО идут московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, нынешний тамбовский губернатор и будущий санкт-петербургский градоначальник генерал Владимир Федорович фон дер Лауниц, нынешний прокурор Петербургского военно-окружного суда и будущий главный военный прокурор Российской империи Владимир Петрович Павлов. Все они будут убиты эсеровскими террористами, руководимыми агентом Департамента полиции Раскиным. Кстати, за его работу ему выплачивают немалое жалованье – 1500 рублей, столько, сколько платят министру.
– То, что вы говорите – ужасно! – воскликнул потрясенный фон Плеве. – Как же такое могло произойти?!
– Да, это ужасно, но самое ужасное заключается в том, что руку этого убийцы направляли высокопоставленные чины из Департамента полиции, руководимого Алексеем Александровичем Лопухиным. Своими реформами господин Лопухин фактически развалил структуру Департамента, из-за его «опоры на молодежь» ушли в отставку многие опытные сотрудники. К тому же Лопухин – и вы это прекрасно знаете, Вячеслав Константинович – всегда был завзятым либералом. А либерализм можно проявлять где-нибудь в закрытом клубе, но только не в таком учреждении, как Департамент полиции.
– Вы правы, Александр Васильевич, – с горечью подтвердил фон Плеве. – Не раз я одергивал господина Лопухина, услышав от него очередные прекраснодушные рассуждения, но как мы видим, на него мои замечания не действовали.
– Как позднее заявит один из политических деятелей России: «Что это – глупость или измена?» Я лично склоняюсь к последнему. Примечательный факт: накануне убийства великого князя Сергея Александровича господину Лопухину было прямо указано усилить охрану дяди царя, но он проигнорировал это указание. Кончилось всё тем, что после отставки господин Лопухин начал сотрудничать с теми же эсерами и разоблачил несколько агентов Департамента полиции, в том числе и Азефа-Раскина. За что был в 1909 году осужден на пять лет каторги.
– Да, Александр Васильевич! – воскликнул фон Плеве. – Вы меня просто ошарашили! Кто бы мог подумать – глава Департамента полиции якшается с террористами… Я полагаю, что вы нам поможете окончательно избавиться от предателей в нашем министерстве?
– Вячеслав Константинович, – продолжил я, – неладное творится и в Отдельном корпусе жандармов. И в Охранном отделении Департамента полиции тоже не всё благополучно. Словом, структуры, в чью обязанность входит охрана безопасности Российской империи, явно проигрывают в схватке с террористами всех мастей. Сейчас террор только начинается. Но когда он наберет обороты… – я достал приготовленную справку и зачитал ее своим гостям: – За три неполных года террора было убито 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора; 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений; 24 начальника тюрем, тюремных управлений, околоточных и тюремных надзирателей; 26 приставов, исправников и их помощников; 7 генералов и адмиралов; 15 полковников; 68 присяжных поверенных; 26 агентов охранного отделения. А сколько простого люда было убито – один Господь знает…
– Господа, – я внимательно посмотрел на моих собеседников, – перед Россией во весь рост встал классический вопрос, который задают сотрудникам служб госбезопасности: «Кто сторожит сторожей?» Система государственной безопасности России нуждается, во-первых, в серьезной чистке, в ходе которой из нее должны быть изгнаны все подозрительные и недобросовестные элементы, во-вторых, в реорганизации, чтобы она заработала эффективно и смогла бы противостоять натиску врагов государства.
Мы же, в свою очередь, готовы оказать вам помощь в этой работе. И информацией, и нашим опытом работы. Ведь и в нашем времени нам приходилось сталкиваться с подобными же проблемами.
Теперь должен заметить еще одну вещь. Поскольку и в корпус жандармов, и в структуры МВД проникли люди, использующие террористов в своих политических целях, то мы даже не можем арестовать тех преступников, чье местонахождение нам известно. Не можем мы и начать сбор сведений об изменниках, ибо тогда всё будет известно всем. Я бы осмелился предложить вам создать новую структуру, которая могла бы заняться вопросом борьбы с террором и очисткой органов власти от предателей всех мастей. У каждого из вас наверняка есть на примете честные и преданные государю сотрудники, а рядовые кадры можно привлечь из провинции. Также туда можно было бы снова призвать на службу и тех честных сотрудников, от которых избавился в свое господин Лопухин. Кстати, это хороший способ скрыть наши истинные намерения – не переводить сотрудников на новую службу, а сперва уволить их, а потом снова взять на работу. Наши противники будут только рады, что уходят люди, которые им мешают.
В качестве консультанта в этих вопросах могу предложить вам майора госбезопасности Мехмета Ибрагимовича Османова. Для успеха дела необходимо, чтобы об этой службе, кроме тех, кто в ней будет работать, ну и присутствующих здесь, знал лишь государь. Ему, господа, вы и будете лично отчитываться по проделанной работе.
– Занятно, – протянул генерал Ширинкин, – новая и абсолютно тайная служба, о которой знает только государь. У меня у самого есть несколько сотрудников, с которыми, несмотря на великую душевную боль, я смогу расстаться, – он посмотрел на Плеве: – А как вы, Вячеслав Константинович?
– Я тоже так думаю, – фон Плеве пожевал губами. – Александр Васильевич, а как вы предлагаете назвать эту новую службу?
– Могу предложить вам название одной из самых известных спецслужб мира в двадцатом веке. Это Комитет государственной безопасности, сокращенно КГБ.
– Хорошо, – кивнул фон Плеве. – Комитет – это, я понимаю, структура при МВД?
– Или при Службе охраны государя, – отпарировал генерал Ширинкин. – Не будем ссориться – Александр Васильевич прав, изначально эта служба должна оставаться тайной для всех. Что еще?
– Нам необходимо, Евгений Никифорович, помещение, точнее здание, в котором можно было бы поместить контору с невинной вывеской, к примеру: «Школа повышения квалификации полицейских чинов». Такая школа будет существовать официально, но кроме нее в здании должно быть место для содержания двух-трех десятков заключенных, помещения для допросов и размещения криминалистических лабораторий. Учтите, что всё происходящее должно происходить в полной тайне от посторонних.
– Александр Васильевич, есть такое место, совсем рядом. Новая Голландия как раз подходит под все ваши требования. Недельки через две мы очистим остров от его нынешних насельников – и можно приступать к работе. Вот только куда девать Опытовый бассейн, в котором господин Крылов занимается проблемами отечественного кораблестроения? Впрочем, мы что-нибудь придумаем. Людей мы тоже к тому времени собрать успеем, а вот до тех пор что вы предполагаете делать?
– Вячеслав Константинович, – обратился я к фон Плеве, – а вам бы я посоветовал усилить вашу личную охрану и почаще менять маршруты передвижений. Никто не должен знать, каким путем вы поедете и в какой карете. Если вы хотите, я могу откомандировать к вам на время нашего специалиста в этом вопросе, Николая Арсеньевича Бесоева.
Фон Плеве, внимательно слушавший меня, кивнул.
– Вам же, Евгений Никифорович, мой крик души: усильте охрану государя, насколько это возможно. В связи с победоносным началом войны с Японией и разрывом франко-русского союза, у некоторых европейских держав появилось сильнейшее желание увидеть государя мертвым. Банкирские кланы каждый день теряют миллионы фунтов и франков, военный союз России с Германией способен поставить крест на британских амбициях. Да и внутри государства, среди сильных мира сего, появилось немало обиженных и жаждущих смены монарха. Все эти силы сейчас не видят иного выхода, кроме как в смерти русского царя. А если учесть, что они и так находятся между собой в сговоре… – я сделал паузу, – то я думаю, что Евно Азеф уже получил новый заказ. Положение очень опасное, и усиливать охрану государя необходимо независимо от всех иных дел.
После моих последних слов наступила гробовая тишина. А я тем временем продолжил:
– В принципе, возможно, что мы и так уже безнадежно опаздываем, и в любой момент может произойти непоправимое. Слишком долго мы ехали через всю Россию, а ситуация тем временем стремительно осложнялась. Насильственная смерть царя может стать сигналом к дворцовому перевороту, и тогда…
Видимо, мои собеседники тоже озаботились всем мною сказанным, потому что, попрощавшись, быстро покинули дворец.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
После ухода генералов я еще раз обошел посты, проверил работу нашей видеоаппаратуры, установленной на мансарде, выслушал рапорты. Потом вышел в парк и с удовольствием прогулялся по его территории. «Тигры» стояли в каретных сараях, превращенных в импровизированные боксы, а «Уралы» и бэтээры, укрытые брезентом, после ночного снегопада стали похожи на снежные горки.
Напротив дворца великого князя Александра Михайловича краснела глыба Новой Голландии. Комплекс, построенный в конце XVIII века по проекту архитектора Саввы Чевакинского, раскинулся на двух островах в дельте Невы и занимал площадь около восьми гектаров. Сейчас его территория использовалась Морским ведомством. На западной стрелке острова располагалось здание морской тюрьмы – круглой формы, за которую острословы прозвали эту каталажку «бутылкой». Отсюда, между прочим, и пошло известное всем выражение загнать в бутылку.
Тюрьма имела около двух с половиной тысяч «посадочных мест». Я прикинул, что после передачи нам территории Новой Голландии обитателей «бутылки» надо отправить в другие остроги, а освободившееся помещение использовать для нужд новой спецслужбы. В общем, превратить во что-то вроде Лубянки. Надо будет обсудить это при новой встрече с фон Плеве. Я заметил, что Вячеслав Константинович уловил суть предлагаемой нами реформы и загорелся идеей побыстрее ее осуществить.
За оградой дворцового сада мелькали редкие прохожие. Я был уверен, что кое-кто из них является евстраткиными детками – филерами Службы наружного наблюдения Департамента полиции. Возглавлял ее Евстратий Павлович Медников – личность легендарная. По свидетельству современников, медниковские филеры отличались высоким профессионализмом, и по способности к конспирации не уступали профессиональным революционерам. Надо будет поближе познакомиться с этим человеком.
Нагулявшись, я возвратился во дворец. Там меня уже ждала служанка великой княгини Ксении Александровны с приглашением нас с госпожой Антоновой на утренний чай. Как все женщины, ее императорское высочество была любопытна, и, задавая мне вроде бы невинные вопросы, попыталась выведать – о чем мы разговаривали с нашими утренними гостями.
Мы с Ниной Викторовной решили говорить с Ксенией совершенно откровенно – ну, за исключением некоторых специальных вопросов, рассчитывая, что всё, сказанное нами, будет вскоре известно ее матушке, вдовствующей императрице Марии Федоровне. Умнейшая женщина, обладающая значительным влиянием в кругах высшей аристократии – если она поучаствует в нашем комплоте, это только добавит ему силы и влияния.
– Ваше императорское высочество, – начал я, – побывавшие здесь сегодня утром господа фон Плеве и Ширинкин пришли спросить нашего совета об улучшении работы их служб, дабы более тщательно охранять особу государя и его семью. Существует опасность, что террористы попытаются совершить на них покушение.
– Насколько серьезны ваши сведения? – спросила у меня побледневшая Ксения. – Ведь то, что вы говорите – это ужасно. Злодеи покушаются на жизнь брата! Неужели он может погибнуть, как мой дедушка?!
– Ваше императорское высочество, – попытался успокоить я запаниковавшую Ксению, – мы сделаем всё, чтобы этого не произошло. Но вы знаете, как трудно убедить вашего царственного брата, чтобы он был осторожен и слушался своих охранников. Я знаю только одного человека, который может хотя бы попытаться убедить государя прислушаться к нашим советам – это ваша матушка.
Ксения задумчиво теребила кружева на своих манжетах. Потом она взглянула на меня глазами, полными слез, и сказала:
– Я поговорю об этом с мама́. Ники слушает ее, хотя и не всегда.
Потом она, поняв, что сказала лишнее, покраснела.
Я сделал вид, что не заметил ее смущения, и завел разговор на вполне нейтральные темы. Ксения интересовалась судьбой ее родных и знакомых. Я старался отвечать на ее вопросы лаконично и неопределенно. В общем, я был своего рода пифией, которая вещала жутко, таинственно и непонятно.
Вскоре появилась наша уважаемая Нина Викторовна. Не знаю, почему, но Ксения немного побаивалась Антонову. Может, она чувствовала в полковнике командную жилку, и чисто женским взглядом за внешностью прекрасной дамы разглядела строгого начальника.
Но в этот день Нина Викторовна была в хорошем настроении. Она легко и непринужденно вошла в наш разговор, рассмешила загрустившую Ксению, рассказав несколько забавных случаев из своей богатой приключениями жизни. Антонова была хорошим психологом и легко умела управлять настроением людей, с которыми вступала в контакт. Работа у нее такая…
Ксения рассказала нам о железнодорожной катастрофе в Борках в 1888 году, когда царский поезд на полном ходу слетел под откос. Удар был такой силы, что проломило вагонную стенку, и в пролом выбросило на откос земляной насыпи малолетнюю великую княжну Ольгу. А маленького великого князя Михаила из-под вагонных обломков доставал сам император Александр III с помощью солдат. Во всем поезде уцелело только пять вагонов. Всего же при крушении поезда погиб 21 человек и 37 были ранены.
Мы с Ниной Викторовной сочувственно повздыхали, и «утешили» Ксению тем, что и в нашем XXI веке случаются подобные трагедии. Ну, а потом наступило время обеда, хозяйка дома отправилась к своему большому семейству, а мы с Антоновой стали прикидывать, что нам делать в самое ближайшее время. Как воздух нам нужна была связь с Дальним Востоком. Мы отправляли зашифрованные телеграммы во Владивосток и Порт-Артур, но этого было мало. С Ниной Викторовной мы решили, что нужно развернуть стационарную радиостанцию, а точнее полноценный радиоузел, чтобы поддерживать канал связи с эскадрой Ларионова. По моему мнению, лучшего места, чем Новая Голландия, не найти. Во-первых, рукой подать до дворца великого князя Александра Михайловича; во-вторых, место изолированное, и попасть на остров для посторонних будет затруднительно. Ну и в-третьих, первая мощная радиостанция в Петербурге была развернута именно в Новой Голландии. Произошло это событие накануне Первой мировой войны. Я решил, не откладывая дела в долгий ящик, и заняться решением проблемы связи.
Переговорил я и с управляющим дворцом Дмитрием Семеновичем, у которого поинтересовался насчет прислуги. Он сказал, что хотя кое-кто и ворчит от того, что с приездом гостей и введением некоторых строгостей и ограничений жизнь у них стала не такая вольготная, но в целом народ всё понял правильно. Новых контактов с людьми вне дворца не появилось, подозрительного в поведении кого-либо из прислуги не замечено. Я не стал говорить нашему милейшему Дмитрию Семеновичу, что в некоторых помещениях мы установили жучки и прослушиваем разговоры слуг великого князя. Ничего криминального в их разговорах мы не обнаружили, кроме факта кражи истопником двух бутылок вина из великокняжеского винного погреба.
А потом снова появилась Ксения и торжествующе заявила мне, что она связалась по телефону с Аничковым дворцом и попросила свою мать навестить ее. Мария Федоровна, уловив в голосе дочери тревогу, быстро согласилась и сегодня вечером обещала быть на Мойке. Я немедленно поставил в известность о предстоящем визите Нину Викторовну.
Разговор с вдовствующей императрицей мог быть для нас сложным. Дело в том, что, со слов Ксении, она отрицательно отнеслась к смене внешнеполитического курса своего коронованного сына. К Франции Мария Федоровна издавна относилась с симпатией. А вот к Германии – наоборот. Она не могла простить Пруссии унижение ее родной Дании. Кроме того, она покровительствовала Витте, которого Николай II отправил в отставку.
Так что беседу с Марией Федоровной надо вести тонко, найти чувствительную струнку в ее душе, чтобы она приняла нашу сторону. В противном случае вместо союзника мы можем получить недоброжелателя, к тому же обладающего немалыми возможностями сильно осложнить наше пребывание в Санкт-Петербурге.
Мы приняли единственно правильное в данном случае решение – давить на ее материнские чувства, рассказав о печальной судьбе ее детей, которые в нашей истории погибли из-за сделанных ими ошибок. Мы с Ниной Викторовной стали подбирать материалы и документы, которые могли бы нам пригодиться во время беседы. Естественно, был приготовлен и ноутбук – наш главный козырь.
Великий князь Александр Михайлович
Всё, завтра утром наше плавание подойдет к концу. Эскадра хоть и плетется со скоростью черепахи, но каждое плавание когда-нибудь кончается.
Сегодня вечером, после ужина, мы с Ольгой и Михаилом вышли на палубу подышать свежим воздухом, где столкнулись с командиром «Сметливого» Алексеем Викторовичем Гостевым. Погода стояла просто замечательная, как сказала Ольга, «c предчувствием весны». Было не особо холодно, скорее свежо, и ветер не резал лицо, а ласкал его своими прохладными пальцами. Высокие перистые облака четко вырисовывались на фоне багрового заката, и вздымающиеся к ним угольно-черные столбы дымов следующей за нами эскадры напоминали стволы огромных деревьев. Насколько грозной силой кажутся нам пять броненосцев и броненосный крейсер в едином строю, насколько, наверное, убога эта картина для наших потомков.
Было видно, что каждый шаг давался Михаилу с трудом. Он уже шепнул мне, что у него болит всё тело. Но он понимает, что если так муштровать всю армию, от главнокомандующего до последнего кадета, то с Россией просто никто не решится воевать. А сейчас он немного отдохнет, подержится за леер и подышит свежим воздухом.
Кстати, я заметил, что в последнее время Михаил ест чуть ли не вдвое против обычного и, несмотря на пост, жареное и вареное мясо. Отец Иоанн на мой вопрос ответил, что разрешил его от поста как воина, находящегося в походе и выбравшего тяжкое служение, изнуряющее тело, но возвышающее дух. Ну а поскольку мы с Ольгой не в походе, а на прогулке, то извольте терпеть, дамы и господа.
Кстати, не только мы заметили прелести сегодняшней погоды. На корме отец Иоанн собрал вокруг себя морских пехотинцев и моряков со «Сметливого» на очередную вечернюю беседу. Были там не только рядовые бойцы и матросы, но и офицеры с мичманами. Туда-то и направился наш Михаил «подышать воздухом». А вслед за ним, бочком, бочком и Ольга с Ириной. Понятно, поручик Никитин тоже там, его трудно не узнать. Но Ирина, неужели и у нее тоже завелся предмет сердца? Не знаю, здесь все молодцы как на подбор, все красавцы удалые, все силачи, которые голыми руками ломают доски и крушат кирпичи. Все образованы минимум в объеме реального училища, а то и поболее того, и хорошо воспитаны. Все отмечены Господом и отважны. Что еще бедной девушке надо для счастья? Принцев мало, и на всех их не хватает.
«Как там без меня Ксения и дети? – подумал я. – Не успел муж и отец приехать из Франции, как снова улетел аж на другой конец света. Интересно, как там госпожа Антонова и компания, доехали ли они благополучно до Петербурга?» Я начал загибать пальцы, подсчитывая. Вроде должны были приехать еще вчера. Теперь все свои телеграммы я получу уже в Фузане или на эскадре адмирала Ларионова. Наберемся терпения и подождем до завтрашнего утра.
Пока Михаил и Ольга с Ириной слушают беседу отца Иоанна о высоком и духовном, я решил подойти к офицерам «Сметливого», которые собрались с подветренного борта ближе к носу. Видны дымки папирос, доносятся обрывки разговоров.
– Добрый вечер, господа офицеры, – поздоровался я. – Разрешите присоединиться?
– Добрый вечер, ваше императорское высочество, – за всех и безо всякого подобострастия ответил мне старший офицер, капитан 3-го ранга Ивлев Игорь Леонидович. – Присоединяйтесь, будем рады.
– Спасибо, – я взялся руками за леер рядом со старшим офицером. – Господа офицеры, только, пожалуйста, без титулов, вне строя я просто Александр Михайлович.
– Хорошо, – кивнул господин Ивлев. – Будем иметь в виду. Позвольте, так сказать, официально неофициально представить вам наших офицеров?
Я кивнул, и старший офицер продолжил:
– Командир боевой части номер один (штурманской) капитан третьего ранга Сергейцев Тимофей Петрович. Скажу вам, господин контр-адмирал, как военный моряк военному моряку, что напрасно вы так пренебрегаете штурманами. У нас командир штурманской части – третье лицо на корабле после командира и старшего офицера, ибо вне прямой видимости берега без него корабль обречен стать «Летучим Голландцем». Или, как в «Пятнадцатилетнем капитане» у господина Жюль Верна – плывем по компасу строго на восток, а уж Южная Америка от нас не увернется. Как все мы помним, пусть с посторонней помощью, но мимо Южной Америки они всё же промахнулись…
Я кивнул, признавая его правоту. Действительно, позор, когда сплошь и рядом штурманским делом у нас занимаются аж полковники по Адмиралтейству. А это значит, что под Шпицем их не признают за полноценных моряков, и относятся к штурманам как к бесплатному приложению к компасу.
Действительно, если ходить по Балтике и Черному морю вдоль берега, – как выражается господин Гостев, «аки пьяный вдоль стеночки» – то заблудиться трудно, и штурман не особо нужен, были бы карты с указанием мелей и банок. Но коль флот выходит в океан, тут Игорь Леонидович прав, в руках штурмана и корабль, и жизнь его команды. Недаром в британском и американском флотах, издавна бороздящих моря и океаны, командиром корабля может стать только офицер, имеющий штурманскую подготовку и выслуживший на этой должности определенный ценз. Да, заимствуем в Европе всякую дрянь вроде табака и парламентов, а про умные вещи как-то забываем.
Тем временем господин Ивлев представил мне командира ракетно-артиллерийской боевой части капитан-лейтенанта Андрея Алексеевича Карпова. О снайперской стрельбе скорострельных трехдюймовок «Сметливого» я наслушался еще в первый свой вечер, на яхте наместника. Конечно, и прицелы у него не чета нашим, и пушки получше орудий системы Канэ, но всё равно удивительно.
– Ничего удивительного, – смеется скуластый и невысокий старарт, – просто снаряды должны быть по весу одинаковые, и навеска зарядов тоже. Какая может быть точность стрельбы, если допуски по весу на десять процентов туда-сюда гуляют! Эдак и в стенку с трех метров не попадешь, а не только в корабль. Прицелы прицелами, но еще чутье иметь надо и тренировку, что прекрасно понимали японцы. В течение полутора лет готовясь к войне, они занимались на флоте только эскадренным маневрированием и артиллерийскими стрельбами. Ну, и результат до самого нашего вмешательства был налицо.
Комендоры «Варяга» показали преотменную храбрость и мужество – и преотвратительную меткость. Господам Витте и Коковцеву микадо по ордену Восходящего солнца или Священного сокровища дать должен был – за «вооруженный резерв», который победил русский флот. Но пожалел, однако, не дал.
И опять он прав. Этот «вооруженный резерв» был сущим нашим наказанием, из-за такой экономии потом выходят большие растраты. Например, сейчас – ради ремонта двух новейших броненосцев и одного никому не нужного крейсера. Интересные собеседники господа офицеры из будущего! А ну-ка спрошу я у Андрея Алексеевича про будущее развитие корабельной артиллерии…
– Обычное развитие, – вздохнул он. – У главного калибра линкоров как на дрожжах будет расти, прошу прощение за тавтологию, калибр и длина ствола. Причем всё это буйство развернется буквально вот-вот, в следующее десятилетие. Совершенно обычными будут орудия калибром в четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать дюймов. Параллельно с калибром орудий будут совершенствоваться системы наводки и управления огнем. Возрастет и бронирование. Хорошим тоном будет считаться, если броня сможет защитить корабль от собственных снарядов.
Но потом появятся управляемые и самонаводящиеся ракеты, и пушки-монстры окажутся никому не нужными. Ракета и летит далеко, и бьет точно. Кроме того, уже родились злейшие враги линкора – субмарина и самолет. И гибли в сражениях нашего будущего линкоры не от огня себе подобных, а от торпед и бомб. Цена такой бронированной игрушки непрерывно росла, а ценность, наоборот, падала…
Потому-то мы с товарищами и любуемся вашими броненосцами. Грозные и блистательные, они еще способны породить следующее поколение огромных и ужасных монстров, но внуков, фигурально говоря, у них уже не будет – тупик.
– Кроме того, уважаемый Александр Михайлович, – вступил в разговор офицер, представленный мне как Василий Александрович Березин, главмех «Сметливого», – это последнее поколении боевых кораблей с паровой машиной тройного расширения. Мистер Парсон в Англии уже довел до ума свою трехступенчатую паровую турбину и вывел некоторые закономерности, позволяющие рационализировать мощность силовой установки. Паровая турбина, потом дизель, потом газовая турбина, как на нашем корабле, окончательно изменят облик флота. Могу сказать только одно – в гражданском судоходстве на Атлантике применение паровой турбины всего через несколько лет даст резкий рывок средней скорости с двадцати до тридцати двух узлов. Паротурбоходы в двадцать-тридцать тысяч тонн водоизмещением станут королями дальних пассажирских маршрутов.
Я аж присвистнул от удивления: тридцать узлов – это ведь скорость, за которую борются, и всё равно никак пока не могут достигнуть мелкие и шустрые, как блохи, малютки-миноносцы! А тут стремительно несущийся по волнам целый город, перевозящий несколько тысяч пассажиров. Удивительно!
С другой стороны, у России нет потребности поддерживать дальние пассажирские маршруты, и такие корабли для нашего Доброфлота были бы немыслимой роскошью. Разве что в военное время сии лайнеры могли быть переделаны в вспомогательные крейсеры… Нет, цена их слишком велика, и риск потери резко возрастает из-за размеров. Нам бы что-нибудь не такое большое и быстрое, зато экономичное и прагматичное, чтобы в мирное время перевозить грузы, а в военное перехватывать вражеские коммуникации и возить войска.
Немного подумав, господин Березин сказал:
– Тогда вам нужен дизель. Но у него есть два, точнее два с половиной, минуса. Во-первых, дизелю необходимо жидкое топливо. Годятся соляр, сырая нефть или мазут. Но беда в том, что во всем мире еще не существует заправочных станций – аналогов угольных станций – для таких кораблей. Они массово появятся позже, когда на жидкое топливо начнут переводить корабли с паротурбинными установками. Минус этот, как видите, устраним, но на это потребуется время. Но в наше время грузовой флот был почти на сто процентов оборудован дизельными двигателями. Между прочим, корабли водоизмещением по двести-пятьсот тысяч регистровых тонн, супертанкеры и суперконтейнеровозы…
Нет, господа, они окончательно хотят свести меня с ума! Пятьсот тысяч тонн – это как?! Это какая же махина должна быть, с какой осадкой? Понятно, что такая громадина ни в один Суэцкий канал не влезет, да и не через каждый пролив протиснется. Нет, такое для нас – это перебор. Хотя судя по всему, грузовой флот был самых разных размеров… О чем я и спросил своего собеседника.
– Да, – ответил Василий Александрович, – в наше время дизельные двигатели ставили на корабли всех классов, от аналогов ваших миноносцев водоизмещением в пятьсот тонн до кораблей, как я уже говорил, в тысячу раз крупнее. Но тут должен напомнить вам о втором минусе дизеля – это сильная вибрация. На артиллерийском корабле с дизельной силовой установкой вы сможете напрочь позабыть про точную стрельбу на больших оборотах. Всё дело в этой чертовой вибрации. Снаряды полетят куда угодно, только не в цель. Для уменьшения этой проблемы вам придется придумывать амортизирующие платформы для установки двигателей. А это стоит денег, и кроме того, отнимает у машинного отделения немалый рабочий объем.
Но и это еще не всё. Дизель, патентом на который сейчас владеет фирма Нобеля, совсем не похож на то, что мы называем этим словом. Скорее, ему соответствует патент на двигатель русского инженера Тринклера… С некоторыми пикантными дополнениями. Немцы пожадничали и не стали выкупать патент Тринклера. Просто они пригласили изобретателя к себе на службу. Самое главное, что дизель при равной мощности примерно вдвое легче, чем паровая машина, и в восемь раз экономичней.
Представьте себе, сколько в России судоходных рек, озер и прибрежных водоемов. Сколько грузов и пассажиров перевозится у нас по воде. Какой общий выигрыш может быть, если прожорливые паровые двигатели заменить экономичными дизельными. На железной дороге локомотив с дизельным двигателем – тепловоз – вполне может вытеснить нынешние паровозы…
Я представил. Голова закружилась сначала от затрат, а потом и от возможной прибыли. Это же Клондайк! О дизелях я слышал и раньше, только говорили, что это капризные, часто ломающиеся и ненадежные двигатели. Если же пришельцы из будущего владеют секретом надежной конструкции, то в доле с ними можно браться за дело. Перекупим этого Тринклера, приобретем его патент, наймем кучу адвокатов и докажем, что наша конструкция никакого отношения не имеет к их изделию.
Помнится, капитан Тамбовцев говорил, что в их самоходных повозках стоят тоже дизели. Возьму в долю гостей из будущего, все-таки образцы работающих дизелей у них. Кто осмелится копать под нас, если в пайщиках будет сам зять императора Всероссийского? Ну, а потом мы развернемся так, что чертям будет тошно. Куда там лесным концессиям на этой проклятой Ялу! Великий князь Александр Михайлович не вор какой-то. В отличие от иных, свои миллионы я зарабатываю с помощью ума и деловой хватки.
Вежливо попрощавшись со своими собеседниками, я ушел к себе в каюту осененный великой идеей, которая вполне соответствовала моей нынешней должности начальника торговых портов и мореплавания. Надо было многое обдумать. Я полагаю, что завтра адмирал Ларионов не откажет мне в любезности отправить со своего корабля несколько приватных телеграмм нужным людям в Европе.
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич
Вдовствующая императрица прибыла во дворец своего зятя скромно, без особых церемоний. Лишь наш наблюдатель сообщил, что к воротам сада подъехал крытый возок, из которого в сопровождении мужчины и женщины – должно быть, слуг – вышла скромно одетая дама лет сорока-пятидесяти. На самом деле Марии Федоровне было уже 58 лет (опять моя ровесница!), но выглядела она моложе своих лет. Несмотря на небольшой рост, она выглядела величественно и в то же время женственно. В ней была какая-то пикантность, которую так ценили и ценят в женщинах мужчины.
– Добрый вечер, господа, – входя в столовую, сказала она своим мелодичным, несколько низковатым голосом. – Я рада видеть людей, которые не жалея себя заботятся о безопасности моих детей и внуков. Я готова выслушать вас и буду очень счастлива чем-нибудь вам помочь…
Мы с Ниной Викторовной переглянулись. Как мы и договорились, первая беседу со вдовствующей императрицей начала Антонова. Чисто психологически женщинам легче понять друг друга. Тем более что Нина Викторовна принадлежала к той породе людей, внешний вид которых с первого взгляда внушает доверие.
– Ваше императорское величество, – сказала Антонова, – вы правы, мы действительно хотим помочь сохранить жизнь вашим самым близким людям. Дело в том, что мы прибыли издалека… – Нина Викторовна вопросительно посмотрела на Ксению, и та, уловив ее взгляд, едва заметно покачала головой.
Я понял, что рассказав о нас, Ксения не сообщила своей матери о самом главном – о том, что мы пришли в этом мир из будущего. Я вздохнул – придется снова начинать попаданческий ликбез для хроноаборигенов.
– Ваше императорское величество, – сказал я, – уважаемая Нина Викторовна хотела сказать, что мы прибыли не с другого конца земного шара, а из другого века. Мы из вашего будущего. В год одна тысяча девятьсот четвертый мы перенеслись из года две тысячи двенадцатого…
– Не может быть! – воскликнула изумленная Мария Федоровна. – Господа, да вы в своем ли уме?!
– Мама, это действительно так, – вступила в разговор Ксения. – Эти господа говорят чистую правду. И ты скоро в этом убедишься.
Мария Федоровна с удивлением посмотрела на дочь, потом на нас. Видимо, она еще не поверила в то, что мы действительно те, за кого себя выдаем. Пора убедить вдовствующую императрицу в нашем иновременном происхождении.
Нина Викторовна подошла к лежащему на столе ноутбуку и включила его. Появившаяся на экране заставка с крейсером «Москва» вызвала у Марии Федоровны возглас изумления. Она с опаской посмотрела на нас и побледнела. Я предусмотрительно пододвинул ей стул, на который она села, не сводя глаз с экрана.
Мы снова показали ей фильм, который произвел такое сильное впечатление на Николая II. Эффект и в этот раз был примерно такой же, только с учетом женской эмоциональности слез было на порядок больше. К концу фильма предусмотрительная Нина Викторовна приготовила стакан с водой, в который накапала настойку валерианы, а Ксения – носовой платок.
Надо сказать, что вдовствующая императрица довольно быстро привела себя в порядок. Успокоившись, она посмотрела на нас опухшими от слез глазами и спросила:
– Господа, неужели никак нельзя предотвратить весь этот ужас, сделать так, чтобы трон моего мужа не пал и Ники, Алиса и их девочки остались живы?
– Мы для того и прибыли сюда: чтобы свернуть Россию с ее гибельного пути, – сказала Нина Викторовна. – Мы поможем вам, чем сможем, но мы здесь чужие люди, и поэтому без помощи с вашей стороны нам не удастся предотвратить надвигающуюся катастрофу. Только общими усилиями – и никак иначе!
Мария Федоровна поднялась со стула и подошла к нам. Ее прекрасные глаза были полны решимости сражаться за жизнь детей и внуков. Я вспомнил, что в высшем свете у вдовствующей императрицы было прозвище Гневная. Теперь я понял, почему ей дали это прозвище.
– Господа, клянусь вам, если вы сможете сделать хоть что-то, что сохранит мир и спокойствие в государстве, что спасет от гибели моих подданных и мою семью, то я готова помогать вам любыми способами. Можете во всем рассчитывать на мое содействие!
– И на мое тоже! – пискнула оказавшаяся рядом с матерью Ксения. Мария Федоровна одобрительно и с нежностью посмотрела на дочь. Я понял всю мудрость Нины Викторовны, которая посоветовала мне сделать ставку не на мужскую часть семейства Романовых, а на представительниц его прекрасной половины. Ведь именно женщины с их материнским инстинктом готовы биться не щадя себя за жизнь своих детей.
– Ваше императорское величество, – сказал я, – мы очень рады, что вы готовы всеми возможными способами помогать нам. Прежде всего, нам хотелось бы, чтобы вы донесли до государя всю серьезность и опасность происходящего. Мы знаем, что если он и послушает чьего-то совета, то только вашего. Своими последними решениями он нажил себе смертельных врагов, которые предпримут все усилия для того, чтобы Россия перестала вести самостоятельную политику и действовать без оглядки французских шейлоков, которые с помощью господина Витте загоняли нашу страну в кредитную кабалу. Да и британцы, натравившие на Россию японцев, сделают всё, чтобы не дать нам победить в этой войне. Для покушения на жизнь государя они используют все доступные им средства, если надо – заплатят убийцам любые деньги. Ведь в противном случае будет подорвано их могущество, и они понесут огромные убытки. Угроза этого для них страшнее смерти. Ради своих корыстных целей они пойдут на всё.
Марию Федоровну передернуло.
– Я понимаю вас, господа, – тихо сказала она. – И я обещаю, что приложу все усилия для того, чтобы мой сын предпринял необходимые меры безопасности, дабы не свершилось непоправимое.
Поверьте мне, многие сановники моего покойного мужа будут рады выполнить любую мою просьбу. Всё, что будет не по силам лично мне, я сделаю с их помощью.
Господа, я присутствовала при последних минутах жизни моего свекра, императора Александра Второго, убитого террористами первого марта 1881 года. Поэтому я понимаю, какую опасность представляют безумцы, которые с помощью бомб пытаются изменить судьбу огромной страны. И я не хочу, чтобы мой сын принял такую же мученическую смерть, как и его дед.
После этих слов Мария Федоровна стала собираться домой. Я вызвался проводить ее до возка, ожидавшего вдовствующую императрицу у ворот дворца. Именно здесь, в садике, я и рассказал ей о том, что не знали ни Ксения, ни Николай. А именно: о том, что наследник престола, который должен вскоре родиться у ее сына, будет неизлечимо болен.
– Господин Тамбовцев, – воскликнула Мария Федоровна, – неужели это правда?! Сегодня вы во второй раз поразили меня прямо в сердце! Я слышала о так называемой болезни кесарей. От нее умер в 1884 году младший сын королевы Виктории Леопольд, герцог Олбани. В Каннах во время прогулки он поскользнулся и повредил колено. На следующий день его не стало.
– Ваше императорское величество, – сказал я, – эту болезнь в семью вашего сына принесла его супруга, Алиса Гессенская. А она получила ее, в свою очередь, от бабки – королевы Виктории. Дело в том, что гемофилия – это болезнь мужчин. Но носители этой болезни – женщины. Даже в наше время она неизлечима. Человек, больной гемофилией, может умереть от самой незначительной раны, и жизнь его – сплошное мучение для него самого и его близких.
– Вот, значит, как… – задумчиво сказала Мария Федоровна. – Теперь я понимаю, почему мое сердце так противилось этому браку. Из этого следует…
– Из этого следует, ваше императорское величество, что ваш младший сын Михаил будет всё время на положении своего рода «дежурного наследника престола». Сейчас он находится в действующей армии и, как в свое время ваш покойный супруг, император Александр Третий, лично принимает участие в боевых действиях. Мои друзья и коллеги наблюдают за тем, чтобы он смог научиться действовать самостоятельно и закалить свой характер, и в то же время, чтобы с ним не случилось ничего непоправимого. Я думаю, что при встрече вы не узнаете своего младшего сына.
– Большое вам спасибо, Александр Васильевич, – сказала мне вдовствующая императрица. – Я буду рада видеть вас в любое время у себя в Аничковом дворце.
Сказав это, Мария Федоровна легко и грациозно запрыгнула в теплый возок, подав мне на прощание руку для поцелуя.
Великий князь Александр Михайлович
Никакой эскадры мы, конечно, не встретили. Это я говорю, потому что все корабли были в крейсерстве, и у точки рандеву возле западной оконечности острова Чеджу нас поджидали только флагманы соединенных крейсерских эскадр, крейсера «Москва» и «Аскольд». Бабахнули салютные пушки, по мачтам поползли вверх флаги расцвечивания. В ответ на «Петропавловске» тоже прогремела пушка, и корабли эскадры украсились флагами.
Даже трудно сказать, какой из кораблей красивее – «Аскольд» или «Москва». Для моего взгляда пока непривычны решетчатые мачты с антеннами и огромные трубы ракетных аппаратов вместо обычных орудий. На «Аскольде» же дымящая первая труба сразу портит всё впечатление. Дым жирными мазками пачкает жемчужно-белое небо, подсвеченное восходящим солнцем.
Мои размышления были прерваны деликатным покашливанием.
– Ваше императорское высочество, – обращение ко мне капитана 1-го ранга Алексея Викторовича Гостева было подчеркнуто официальным, – контр-адмирал Ларионов просит вас и ваших сопровождающих прибыть на гвардейский ракетный крейсер «Москва». Катер уже спускают на воду.
«Да, – подумал я, – вот и еще один этап нашего путешествия позади». По железной дороге от Петербурга до Байкала – это было одно путешествие, от Байкала до Порт-Артура – совсем другое, по морю от Порт-Артура сюда – третье. Теперь же начинается четвертый этап нашего похода. Надеюсь – последний, а пятый этап будет – наше возвращение в Питер. Именно сейчас для нас и начинается та работа, ради которой мы восемнадцать суток добирались сюда из столицы.
Пока я думал, матросы «Сметливого» спустили в катер мои чемоданы. Ни багажа Ольги, ни вещей Михаила не видно. Странно… С Михаилом как раз всё понятно. Он как лицо сопровождающее надеется подтвердить свой статус курсанта (вот еще одно новое слово) и остаться на «Сметливом», продолжая свои адские тренировки. Движется он уже почти нормально, не прихрамывая, правда продолжая жаловаться на боль во всем теле. Но, знаете, мне кажется, что это своеобразная игра, рассчитанная больше на любимую сестру, чем на других. Завтраки, обеды и ужины продолжают им поглощаться со страшной быстротой. Вот он идет под ручку с Ольгой. Это мне кажется, или его грудь обтянута шинелью, так что стесняет дыхание? Не знаю, не знаю…
А вот Ольга вполне заметно нервничает. Видно, каких усилий ей стоит наигранно-спокойное выражение лица. Ей так и хочется обернуться, поискать в группе провожающих кого-то взглядом, но – положение обязывает. Спина прямая, улыбка любезная, легкие кивки в ответ на приветствия. Весь наш путь через Желтое море она кружилась над своей жертвой, как пчелка над цветком. И никакого намека на то, что ее усилия приняты всерьез. Тишина.
Правда, я как бы случайно перекинулся парой слов с поручиком Никитиным. Не имея в виду Ольгу, а так, вообще. Ее наш разговор даже и не касался. Он мне показался вполне ответственным молодым человеком, с чувством собственного достоинства. После нескольких легких намеков я понял, что он очень уважает Ольгу и в чем-то даже жалеет ее. Но дальше этого его чувства не заходят. Такие люди, как он, не могут быть приложением к кому-то, они всегда сами по себе. И жениться он предпочтет на ровне, и в этом смысле Ирина – это совсем другое дело. Тем более что даже чисто внешне она для Сергея привлекательнее Ольги. Если дело дойдет до прямого скандала между девушками, то наша Ольга получит еще один шрам на сердце.
Надо бы поискать ей более подходящую партию, пусть даже снова среди пришельцев из будущего. Хотел было назвать их гостями, но понял, что они пришли к нам навсегда, и теперь это не только наш мир, но и их тоже. А потому и драться за него они будут по-настоящему. А насколько велики их силы, мне даже трудно представить. Во всяком случае, с Японской империей они справились довольно легко. Никто даже не может представить, каков будет размах их действий при конфликте, к примеру, с Британской империей. А вот это и есть один из важнейших вопросов. Ники своими неосторожными резкими действиями довел ситуацию до такого градуса кипения, что сейчас возможны даже совместные англо-французские действия против нас. И вообще, впервые за сто лет, прошедших со времен Наполеоновских войн, Англия выглядит растерянной. Рухнули все ее долгосрочные планы и в Европе, и в Азии. А постоянно усиливающийся Туркестанский корпус реально угрожает Индии. Надо ждать с их стороны какой-то пакости, но вот только пока непонятно, какой.
На палубе крейсера из будущего выстроен почетный караул. Сверкают начищенные бляхи, белые перчатки на фоне черных мундиров просто ослепительны. Короткие карабины, которые как я уже знал, назывались автоматами Калашникова, были непривычно для нас взяты на грудь.
Контр-адмирал Ларионов встречал нас у парадного трапа. Если это его парадный мундир, тогда по сравнению с нашими адмиралами их адмиралы могут служить образцом скромности и аскетизма. Наместник прибыл на «Москву» чуть раньше нас, и теперь, посмеиваясь, негромко переговаривался с Ларионовым. Ах да, они же знакомы! Уничтожать эскадру адмирала Того контр-адмирал Ларионов явился лично, тогда-то он и свел свое знакомство с наместником.
Еще на «Ангаре» я наслышался пропитанных щенячьим восторгом рассказов младших офицеров о том деле. Представляю, что расскажут своему начальству отпущенные восвояси выжившие британские советники… И кроме того, из услышанного на «Сметливом» можно было сделать вывод о том, что наместник оказывает пришельцам некоторые услуги и имеет за это долю в добыче с японского имущества, которое было захвачено в Корее, и с того, что добыто при крейсерстве.
А пришельцы, наводя на цель крейсера Тихоокеанской эскадры с помощью своих радаров, имеют долю уже с добытого ими. Потому-то так плотна и непроницаема блокада – джонка не проскочит, а грузы, отправленные в Японию, оказываются в Фузане или на морском дне. Но тсс…
Невидимый нам оркестр заиграл музыку, а такой же невидимый хор затянул «Боже, царя храни». Подтянулись все, даже наместник. Но Ларионов и его люди при звуках гимна Российской империи были вежливы, но не более того. Их эта музыка и эти слова не задевали. Интересно, каков же их гимн?
Стихли последние ноты имперского гимна, и наступила тишина. Все подтянулись. Вот над палубой поплыли первые ноты неизвестной музыки. «Союз нерушимый народов свободных сплотила навеки Великая Русь»… Я краем глаза успел заметить, как по щеке адмирала Ларионова скатилась слеза. И у меня тоже перехватило дух – и от слов, и от музыки. Умеют же потомки взять человека за душу. Надо у них этому поучиться.
Отзвучали последние ноты гимна, прозвучала команда «Вольно». Нам будто приоткрылась на мгновение дверь, за которой мы узрели нечто сокровенное. Я пожалел, что с нами не было отца Иоанна. Может быть, он и сумел бы разгадать эту загадку.
После торжественного приема мы не спеша проследовали в адмиральский салон, где уже всё было готово для долгого и серьезного разговора. Там нас ждал еще один офицер, на этот раз в пехотном мундире. Контр-адмирал представил нам его как полковника Главного разведывательного управления Бережного Вячеслава Николаевича. Это с его подчиненными мы встречались на Байкале.
Здесь полковник Бережной является главнокомандующим всеми наземными силами пришельцев. При малочисленности личного состава они сильны своей боевой техникой и вооружением. Дивизия же Кондратенко, предназначенная для десантной операции, как раз наоборот – велика числом, а вот по части техники и огневой мощи слабовата. Единственным средством артиллерийской поддержки для ее солдат являются сорок восемь трехдюймовых русских пушек образца 1902 года, «в девичестве» – французские трехдюймовые орудия Шнайдера. Это мой братец постарался, сосватал нашей армии такую уродину. Единственный снаряд, который имеется в ее боекомплекте, это шрапнель, тоже, кстати, французская выдумка. Фугасной гранаты не предусмотрено вообще. А если бы она и была, то ее мощи недостаточно даже для разрушения простейших полевых укреплений. Куда лучше в этом смысле выглядят наши 3,5 – и 4-дюймовые орудия образца 1877 года. Но у них уже явно недостаточная дальнобойность и скорострельность. Сейчас они уже сходят со сцены.
Но пока разговор не об этом. Вернусь в Петербург – выскажу братцу всё, что я думаю о нем и его французских друзьях. Правда, под ним и без того земля должна уже дымиться. С Францией мы теперь фактически больше не союзники.
– Господа, сегодня у нас на повестке дня два вопроса, – начал адмирал Ларионов, когда все расселись вокруг стола. – Первый из них – это десантная операция. С ведома Евгения Ивановича мы создали в морском штабе в Порт-Артуре утечку информации, согласно которой целью нашей десантной операции является остров Кюсю. Как вы знаете, Япония полностью отрезана от внешнего мира, и нам было интересно, каким образом англичане дадут знать японцам о том, что их ждет.
А оказалось всё довольно просто. Несколько дней назад в зоне внешней блокады вроде бы «заблудился» британский броненосец «Центурион». Подойдя к побережью Японии примерно на двести миль, он начал телеграфировать своей очень мощной станцией Маркони. Не знаю, что там услышали японцы, но на остров Кюсю уже стягиваются войска, и на всех пригодных для высадки местах строятся полевые укрепления. Таким образом, Кюсю превратился в еще один мешок, подобный Цусиме, куда влезла очередная японская армия. Теперь самое главное, – контр-адмирал обвел взглядом всех нас, – настало время сообщить цель десантной операции. Это крупнейший остров архипелага Рюкю Окинава.
Наместник Алексеев задумчиво пригладил свою бороду.
– А почему именно Окинава, позвольте вас спросить? – недовольно проворчал он. – Я-то думал…
– …о Токио? – подхватил его мысль контр-адмирал Ларионов. – Нет, Евгений Иванович, в Токио нам пока соваться рановато. Сил не хватает, да и опыта. Там у микадо гвардейские дивизии, лучшие из лучших. Нет, с Токио нам лучше не спешить. Вы же заказали в Дании по своим каналам пулеметы Мадсена с патронами? Заказали! Вот получим их, натренируем людей, откусим еще что-нибудь вроде Окинавы, например Курилы – для разминки, а потом можно будет и с гвардейцами императора Мацухито силами померяться.
Но я думаю, что до этого дело не дойдет. Японцы – люди здравомыслящие, пардону запросят раньше. У Окинавы же есть еще один плюс. Это, собственно, и не совсем Япония. Империя захватила независимое королевство Рюкю только в 1879 году, то есть четверть века назад, и даже этнически окинавцы не считают себя японцами. У нас есть все шансы прийти на остров как освободители и реставрировать древнюю династию. Это я говорю к тому, что освободителю требуется значительно меньше сил, чем оккупанту для удержания своего контроля над территорией.
Теперь о стратегическом положении Окинавы. Такая замечательная база позволит нам расширить крейсерские операции далеко на юг и юго-восток, на Филиппинское и Южно-Китайское моря.
– С положением всё понятно, – наместник сменил гнев на милость. – База для крейсерства, конечно, не сравнить с Порт-Артуром, или даже с Фузаном. Если бы там еще, как вы говорите, и после войны удалось бы зацепиться, то Англия с Францией желчью от злобы подавятся! Когда начнем?
Контр-адмирал кивнул:
– План такой: к полудню сюда подойдут угольщики – всё, что нам удалось отловить за последние десять дней плюс кое-что мы получили по бартеру в Циндао…
– Простите, – проворчал наместник, – получили по чему? Не понял я этого вашего словечка – бартер?!
– Бартер – это прямой обмен товарами без участия денег, – пояснил контр-адмирал. – Мы немцам арестованный по решению призового суда пароход с карболовой кислотой, сырьем для производства шимозы, а они нам – два парохода с кардифом и еще кое-какую мелочь… Шимоза немцам и вовсе не сдалась, они умные – тротилом пользуются, а вот дезинфицирующими средствами их колония обеспечена на десяток лет вперед, что, учитывая нездоровый тропический климат, крайне важно.
– Понятно, – кивнул наместник. – Хваткий вы, Виктор Сергеевич, завидую.
– Послужили бы вы в наши времена… В лейтенантские-то мои годы нам на флоте еще и не так крутиться приходилось, чтоб с голоду не помереть. Выжили, и даже силенок набрали… Но давайте продолжим… – контр-адмирал Ларионов расстелил на столе большую карту. Мы все склонились над ней. – Когда подойдут угольщики, начнем добункеровку, боевые корабли кардифом, пароходы с десантом – обычным углем. Как это водится на российском флоте, бункеровка у нас затянется ровно на сутки. Потом отпускаем угольщики – пусть катятся на все четыре стороны, и начинаем движение на восток в сторону острова Кюсю.
Не доходя до островов Гото, мы встретимся с группой из четырех десантных кораблей, а также эсминца «Адмирал Ушаков», сторожевика «Ярослав Мудрый» и авианесущего крейсера. С другой стороны туда подойдут «Рюрик», «Россия» и «Громобой», патрулирующие восточное побережье Японии. Расходимся из этой точки так: канонерские лодки и «Ярослав Мудрый» пойдут захлопывать мышеловку под Кюсю; корветы вместе с «Рюриком» пойдут на север вдоль тихоокеанского побережья Японии, заодно еще раз обнуляя тамошнее судоходство; а мы, то есть ваши броненосцы – крейсер «Москва», авианосец, «Адмирал Ушаков», пароходы с дивизией Кондратенко, наши десантные корабли, – мы поворачиваем на юг, и с максимально возможной скоростью движемся в сторону Окинавы. Какая там у вас эскадренная скорость получится, Евгений Иванович?
– Четырнадцать с половиной узлов, Виктор Сергеевич, – немного недовольно ответил наместник, – даже не пароходы с войсками подводят, а «Севастополь» – машины изношены, говорят.
Адмирал Ларионов пожал плечами:
– Я бы на вашем месте отстранил от командования Чернышева. «Севастополь» не единственный корабль этой серии в эскадре. Вот «Петропавловск», к примеру, сколько дает?
– Почти шестнадцать, – кивнул наместник. – Так на кого же его менять? Да и новый командир без капитального ремонта сразу не приведет броненосец в порядок…
– Поставьте Рейценштейна, – посоветовал Ларионов. – Евгений Иванович, если где будет нужно навести орднунг после безделия и расхлябанности, то туда нужно посылать немца. Отряду крейсеров сейчас командир нужен, как собаке – пятая нога. Во время войны они сами собой управляют, ибо ходят не эскадрой, а как волки-одиночки. Вы же Николая Карловича вместе со своим штабом привезли? Вот и назначайте – броненосец после бронепалубного крейсера – тоже ступень в карьере… – контр-адмирал вздохнул. – Но, в общем, это вам решать…
Наместник огладил бороду и кивнул.
– Виктор Сергеевич, я подумаю над вашими словами… – он оглянулся. – С походом на Окинаву нам всё понятно. А о каком втором деле вы собирались говорить?
Контр-адмирал Ларионов в раздумье провел рукой по подбородку, будто проверяя, хорошо ли он сегодня утром побрился.
– Понимаете, Евгений Иванович, несколько дней назад из Берлина через Циндао мы получили предупреждение от адмирала Тирпица. Да-да, немцы жаждут нашей дружбы и потому делают авансы. Германская военно-морская разведка получила достоверные сведения о том, что англичане готовят попытку силового захвата одного из наших кораблей. Способ, каким они собрались осуществить это авантюрное предприятие, указан не был, просто немецкому агенту удалось получить самые общие сведения… Место подготовки операции – Гонконг. Корабль-ловушка – трехмачтовая винтовая шхуна «Марокканка». Государство флага – Франция. Как нам удалось узнать уже самостоятельно, над шхуной дополнительно поднят флаг Красного Креста. Мне пока ничего не приходит в голову, но это дело пахнет какой-то мерзкой провокацией. Позавчера «Марокканка» вышла из Гонконга и взяла курс на север. Ее сопровождает наш старый знакомец, британский крейсер «Тэлбот».
Мы планировали использовать для проведения операции СКР «Сметливый» как сочетающий довольно безобидный вид и хорошее вооружение.
Адмирал Ларионов посмотрел на Михаила.
– Ваше императорское высочество, я знаю о вашем желании пройти подготовку морского пехотинца. Но в связи с возникшими обстоятельствами, не могли бы вы продолжить тренировки и обучение на каком-то другом корабле?
– Господин контр-адмирал, – вздохнул Михаил, – так дело не пойдет. У каких людей я начал учиться вашему боевому ремеслу, у тех и продолжу. А то ведь как получается: корабль в бой, а Михаил Романов – в кусты? Я сам себя после этого уважать не буду, – плотно сжав губы, он посмотрел на наместника: – Евгений Иванович, засвидетельствуйте перед моим братом, что это было мое, и только мое желание, – потом он перевел свой взгляд на меня: – И ты, Сандро, сделай то же самое… – Михаил было сел, но потом снова встал. – Где-то в моих вещах лежит брейд-вымпел наследника престола. Алексей Викторович Гостев просил не поднимать его над кораблем, поскольку не хотел афишировать наше присутствие. Но в данном случае будет полезно поступить как раз наоборот. Я думаю так, что их предприятие всё равно не удастся – я уже успел убедиться в силе и мужестве ваших людей и мощи вооружения. Но британцы об этом не ведают ни сном ни духом. Именно поэтому они и спланировали захват корабля.
Если они решатся напасть на корабль, на котором находится наследник российского престола, то, как говорят мои новые друзья, «у них сорвало башню и отъехала крыша», что означает крайнюю степень безумия на государственном уровне.
Тогда вы сможете дать знать Ники, что мы на грани войны, или, возможно, уже за этой гранью. Вот теперь действительно всё!
Пока Михаил говорил, стояла гробовая тишина. Потом контр-адмирал Ларионов и полковник Бережной молча кивнули, а побледневшая Ольга чмокнула его в щеку. По-моему, Мишкин даже засмущался, но что сделано, то сделано.
На выходе из адмиральского салона меня взял под опеку вахтенный лейтенант и показал мне мой, как он выразился, «президентский номер». Да, в те времена гвардейский крейсер «Москва» – флагманский корабль Черноморского флота, и на борту кто только не побывал. А еще меня обрадовали новостью, что уже после полудня ко мне сможет снова присоединиться мой адъютант Карл Иванович Лендстрем. Теперь моя следующая задача – как-нибудь невзначай переговорить с контр-адмиралом Ларионовым тет-а-тет.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
А утром после завтрака к нам заявилась пропащая душа – жандармский ротмистр Познанский. Пришел он не просто так и не потому, что соскучился по своим новым знакомым. Михаил Игнатьевич принес нам весточку от своего самого большого начальника – министра внутренних дел Вячеслава Константиновича фон Плеве. Еще во времена нашего путешествия с приключениями мы ориентировали Познанского на розыск беглого ссыльнопоселенца Иосифа Джугашвили. Это именно он, обогнав нас на неделю-полторы, через Иркутск отправился в Батуми, где и объявился в начале февраля. Мы подсказали господам жандармам, где его искать, и те сработали на этот раз на отлично – задержали Сосо, о чем и сообщили в Санкт-Петербург.
Теперь его надо этапировать с берегов теплого Черного моря в зимнюю Северную Пальмиру. Обычным порядком нам это делать не хотелось. Было жаль времени, да и в типичной кавказской неразберихе его опять могли потерять. Ведь было же в прошлом такое, что по одним спискам он числился уже отправленным в сибирскую ссылку, а на самом деле Коба сидел в кутаисской тюрьме, где о нем совсем забыли. Дело кончилось тем, что его взяли да и объявили в розыск как побегушника. Потом, правда, разобрались и отправили в ссылку в Иркутскую губернию, откуда он почти сразу же удрал.
Мы посовещались с Познанским и Ниной Викторовной, и решили, что лучше будет, если за Сталиным поедет спецгруппа. Начальником группы назначим майора Османова, его помощником – старшего лейтенанта Бесоева, ну, и двух-трех наших бойцов в придачу в качестве силового сопровождения. И вообще это менее всего должно походить на обычное этапирование. Наш клиент имеет хорошую кавказскую память и никогда не забудет ни добро, ни зло. Не хотел бы я быть тем человеком, на кого Коба затаил бы обиду… А поэтому тщательнее всё надо делать, тщательнее. От Отдельного корпуса жандармов с нашими орлами в Батум отправится господин ротмистр. Тем более что он и сам, по его словам, не прочь поближе познакомиться с будущим «красным монархом».
Нина Викторовна по телефону созвонилась с фон Плеве и получила от него добро на эту операцию. Познанский отправился на Фонтанку в МВД, откуда привез грозный документ, подписанный Вячеславом Константиновичем, где нашей спецгруппе давались самые широкие полномочия – «задание чрезвычайной важности» плюс обязывали все местные власти содействовать, всячески помогать и не препятствовать. А если учесть, что губернаторы в России находились в подчинении МВД, то майор Османов с этой бумагой мог строить кого угодно.
Познанский взял на себя обязанность организовать спецвагон для путешествия на юг (он всё же как-никак был железнодорожным жандармом), ну а я с Ниной Викторовной тщательнейшим образом проинструктировал Мехмеда Ибрагимовича и Николая Арсеньевича.
Ведь мы посылали их не ради того, чтобы они с ветерком прокатились до Батума. Эта поездка нужна была, чтобы, сопровождая Сосо, Бесоев и Османов попытались установить с ним контакт, вызвать интерес и показать, что с ним едут не обычные жандармы, для которых арестованный просто политический преступник, а люди необычные, знающие столько, сколько ни один сотрудник охранки знать не может в принципе.
И еще. Будущий товарищ Сталин должен почувствовать доброжелательность, исходящую от наших людей. Особенно от Бесоева. Ведь он осетин, а Джугашвили – фамилия по происхождению осетинская. Во всяком случае, в наше время представители рода Джугоевых заявляли это вполне определенно. Да и по менталитету своему Османов и Бесоев были людьми восточными. Конечно, они давно уже обрусели, но в них всё же осталось кое-что от их южных предков.
Сборы были недолгими. К установленному сроку к воротам дворца великого князя Александра Михайловича подъехало трое саней в сопровождении пяти конных жандармов. Наши путешественники попрощались с нами и, усевшись в сани, тронулись на встречу с товарищем Сталиным.
Старший лейтенант Николай Арсеньевич Бесоев
Он сказал: «Поехали!» – он взмахнул рукой…
Он – это наш Дед, Васильич, Тамбовцев который. А поехали мы в сторону моего родного дома – Кавказа. Конечно, Батум не Малгобек, но всё же находится чуток ближе, чем Питер. Правда, я уже и забыл, когда последний раз дома был.
Наш жандарм раздобыл нам классный вагон – как в прямом, так и в переносном смысле. Такие вагоны изготовляли в Америке на заводах братьев Пульман. Их эксплуатировали на всех важнейших пассажирских маршрутах. Ехать в таких вагонах было одно удовольствие. Тем более что сейчас у нас не было настоящей работы. Спи сколько влезет, ешь от пуза и по возможности не теряй бдительности. Ну, и естественно, разговаривай. А разговаривать нам было о чем.
Михаил Игнатьевич рассказал, чем он занимался без нас. Да, ему не позавидуешь! Для начала ротмистра заставили писать наиподробнейший отчет о нашем путешествии. Причем сразу в двух экземплярах – один для Плеве, другой для генерала Ширинкина. И если министра интересовала чисто формальная сторона дела, то начальник Дворцовой полиции оказался более дотошным. Он хотел узнать о наших взаимоотношениях, привычках, вкусах, причем каждого в отдельности. В общем, пытался создать наши психологические портреты. Умен, генерал, ох умен!
Заинтересовал меня и еще один момент из рассказа Познанского. Он сообщил о планах возвращения из опалы Сергея Викторовича Зубатова. Причем эту мысль высказал не Плеве, а Ширинкин. Того самого Зубатова, который опрометчиво вступил альянс с Витте и начал интриговать против Плеве, был уличен в этом, с позором отправлен в отставку и выслан под надзор полиции во Владимир.
Плеве, естественно, ничего о Зубатове и слушать не хотел, а вот Ширинкин посчитал, что негоже разбрасываться в наше сложное время такими профессионалами, как Зубатов. К тому же Ширинкина потряс рассказ Тамбовцева о том, как третьего марта 1917 года, во время обеда Зубатову сообщили об отречении Николая II и его брата Михаила: Зубатов молча выслушал это сообщение, вышел в соседнюю комнату и застрелился. Я спиной почувствовал, что нам в самое ближайшее время предстоит встретиться с Сергеем Викторовичем. И не только встретиться, но и вместе с ним работать.
Мы же рассказали – естественно, в пределах дозволенного – о визитах во дворец на Мойку фон Плеве, Ширинкина и царя. О визите Марии Федоровны мы говорить не стали, потому что, как я понял, у Тамбовцева и Антоновой в отношении вдовствующей императрицы были какие-то свои расчеты.
Так, за разговорами, мы проехали Тверь, Москву. На стоянках Познанский выскакивал из вагона и закупал разные вкусняшки у местных жителей, торговавших прямо на перроне. Ну, и передавал листочки с донесениями, которые он тайком от нас писал. Один из наших бойцов застукал милейшего Михаила Игнатьевича за этим занятием. Но мы не были в обиде на ротмистра за это. Работа у него такая.
Рассказали мы ему и о ситуации, в которой оказался фигурант, за которым мы ехали в Батум. Дело в том, что товарищи по партии беглеца встретили отнюдь не с духовым оркестром. Кто-то из них, должно быть, желая подгадить неуемному и несговорчивому Сосо, распустил о нем нехороший слух. Дескать, в ссылке он стал работать на охранку и посему надо держаться от него подальше. Сталин почувствовал себя словно в вакууме. Даже старые его приятели старались не замечать его и при встрече переходили на другую сторону улицы. В наше время кое-кто из перестроечных историков вытащил на свет божий сплетню насчет Сталина – агента охранки.
С моей точки зрения, имело место любимое занятие интеллигенции, играющей в политику, называемое «найди стукача». Эту забаву обожают и в наше время либерасты и прочие «болотные хомячки». Но возможно, дело не только в этом. Как потом уже выяснили историки, всю кашу заварил некто Рамишвили, новый руководитель батумских эсдеков и личный враг Сталина. Дело дошло до того, что сей «князь», не желавший делиться властью с Сосо, приказал ему крова не давать, а кто это всё же сделает – пригрозил исключением из партийной организации. Грузинские эсдеки позднее показали себя во всей красе.
Ну а пока товарищ Коба находится в камере батумской тюрьмы в полном расстройстве чувств, проклиная царских жандармов и своих товарищей по партии, которые верят каким-то дурацким сплетням, а не ему, совершившему героический побег из глубины сибирских руд.
Познанский от души посмеялся над нашим рассказом, пояснив, что чаще всего такие вот сплетни в среду революционеров запускают сами сотрудники охранки. Расчет был простой – внести разлад и подозрения в среду противников самодержавия и направить их энергию на поиски платных агентов проклятого самодержавия. Вполне вероятно, что нечто подобное произошло и со Сталиным. Он, возмущенный выказанным ему недоверием, потерял осторожность и легко был выслежен и арестован охранкой. А мы ему рассказали, что и среди сотрудников охранки хватало типов, готовых за сумму малую отпускать виновных и хватать непричастных. И что зачастую непонятно, где охранка, а где революционеры. Веселье Михаила Игнатьевича сразу куда-то пропало. Счет стал один – один. Едем дальше.
Великий князь Александр Михайлович
Интереснейшее зрелище – наша Ольга бунтует, не желая уходить со «Сметливого». В ход пошло и классическое топанье ножкой, и ослиное женское упрямство. Ее императорское высочество ничего не желает слушать. Почему Михаилу можно отправляться в это плаванье, а ей нет? Подозреваю, что дело не обошлось без Ирины, которая умело, тонкой струйкой подливает масла в огонь. В конце концов, даже контр-адмирал Ларионов устал от созерцания этой сцены. Как силой выселить с боевого корабля дочь императора Александра III, не нанеся ей при этом смертельного оскорбления? Слушать же разумные доводы наша капризная дама не желала совершенно.
Вспомнив восточную пословицу: «Кто спорит с женщиной – тот укорачивает свой век», – адмирал махнул рукой – пусть делает что хочет – и сказал мне в частном разговоре, что он разгромил японцев и, возможно, разгромит англичан, но справиться с женщиной, которая что-то вбила себе в голову, даже ему не по силам. Не зря же издавна считалось, что женщина на корабле – это к несчастью.
Теперь навстречу британской провокации отправляются сразу два члена Дома Романовых, любимые брат и сестра императора. И если с ними что-нибудь случится, то никто не сможет удержать Ники от объявления войны Британии. Тем более что Русско-японская война фактически завершена – Японию осталось только добить и заключить с ней выгодный для нас мир.
Вопрос, который продолжает меня непрерывно мучить – каким способом англичане собираются захватывать боевой корабль в открытом море. Как и под каким предлогом они думают проникнуть на борт, поскольку версия абордажа в стиле пиратских историй Дрейка и Моргана – это абсолютное безумие.
Германская военно-морская разведка или не сумела получить все подробности предстоящей провокации, или адмирал Тирпиц не счел необходимым нам их сообщать. Надеюсь, что капитану 2-го ранга Гостеву и поручику Никитину удастся переиграть англичан вчистую. В конце концов, авторы этой провокации не знают, что их замысел раскрыт, и на всем, что они придумали, стоит штамп «не верь глазам своим». А нам остается только молиться и сжимать кулаки на удачу, чтобы не случилось самого худшего. Что касается Михаила, то я знаю – он полезет в самый огонь и будет рисковать своей буйной головушкой.
На эту тему я решил срочно переговорить с контр-адмиралом Ларионовым. Мишкину жизнь нужно сохранить в целости и сохранности любой ценой.
Вахтенный офицер помог найти мне контр-адмирала. Они с полковником Бережным и отцом Иоанном беседовали о смысле жизни. Отец Иоанн выглядел как кот, который только что откушал миску сметаны. Как ни странно, предметом беседы было решение великого князя Михаила рискнуть своей головой. И Бережной, и Ларионов говорили то же, что нам уже сказал капитан Тамбовцев на Байкале.
Если Россия хочет сохраниться как империя, да еще преумножить свое могущество, то ее служивому сословию – дворянству – необходимо отказаться от завоеванных ими в борьбе с царизмом «вольностей дворянских». Не хочешь или не можешь служить – расставайся с сословными привилегиями и превращайся в обычного обывателя со всеми его атрибутами – налогами и повинностями. Родовой аристократии это касается вдвойне, а членов дома Романовых – втройне. Ушли в прошлое те времена, когда князья Юсуповы, Голицыны, Шереметевы, Ромодановские и прочие водили в бой полки и армии, возглавляли приказы и коллегии, строили города и побеждали в битвах. Нынче же всё измельчало. Господа аристократы презрели обязанности и предались безделью и сибаритству.
А многие, хуже того, нахватавшись отбросов с либеральных западных помоек, со старанием крыловской свиньи под дубом изо всех сил подтачивают корни российской государственности. Это же касается и дома Романовых. В нашей большой семье даже случилось такое немыслимое позорище, как пойманный за руку вор, укравший драгоценности из оклада фамильной иконы.
Но и это еще не самое страшное. Многие из нас служат России так, что лучше бы они этого не делали вообще. В их числе и мой брат Сергей, который на посту начальника ГАУ сосватал нам премерзкие образцы французской артиллерийской мысли. Но хуже всего оказался мой вечный недоброжелатель и старший кузен великий князь Алексей Александрович, до недавнего времени бывший генерал-адмиралом и регулярно запускавший руку во флотскую казну. Даже сейчас он не отставлен от дел, а всего лишь находится в бессрочном отпуске для поправки здоровья. Даже страшно подумать, что будет, если Ники взбредет в голову вернуть его обратно на этот пост. Мне ли не знать, что чинуши под Шпицем, присмиревшие при Макарове, опять начнут чудить и заниматься казнокрадством…
Все эти мысли молнией пронеслись в моей голове. Идеи с отменой дворянских вольностей были бы весьма полезными, если бы Ники возжелал бы их осуществить. Увы, бурно реагирующий на сиюминутные факторы император Всероссийский неспособен к ведению долговременной и последовательной политики. В этом я убеждался на протяжении всего его царствования. Идеальный второй, Николай Александрович Романов оказался никаким первым. Еще раз хочется сказать – увы. И тут мне пришла в голову мысль, от которой стало не по себе.
– Господа, – спросил я, – уж не планируете ли вы физическое устранение государя? На предлагаемые вами меры пошел бы скорее воскресший Петр Алексеевич, а не нынешний Хозяин земли Русской. Или вы рассчитываете, что бурно отреагировав на внешние факторы, император и дальше продолжит действовать в том же духе? Так нет, не продолжит.
Полковник Бережной посмотрел на меня, как на ребенка:
– Уважаемый Александр Михайлович, ну скажите мне, зачем нам устраивать в России цареубийство и тем самым толкнуть страну к Смуте и Гражданской войне, которой мы хотим избежать всеми средствами? Мы пришли спасать Россию, а не уничтожать ее.
Контр-адмирал Ларионов добавил:
– Ваше императорское высочество, должен заявить вам официально. По имеющимся у нас данным, в связи с резкими изменениями в европейской политике, британское правительство взяло курс на подготовку убийства императоров России и Германии. Данные об этом получены по каналам нашей миссии в Санкт-Петербурге, а также от наших немецких партнеров. Несмотря на то что русско-британские и германо-британские отношения дошли уже до точки кипения, отмечено резкое снижение активности по дипломатическим каналам.
В то же время не наблюдается переброски флота в метрополию, а также усиления его боевой подготовки. То есть Британия не собирается решать этот конфликт ни грубой силой, ни дипломатическими методами. Форин-офис как будто надеется, что в ближайшее время в Берлине и Петербурге сядут на трон новые монархи, которые отдадут им всё, что нужно Британии. Конкретные методы осуществления покушений нам пока не ясны, но то, что они готовятся – это точно. Если предупредить немцев, мы можем быть спокойны за жизнь Вильгельма. Мягкотелостью он никогда не страдал, а немецкая полиция славится своими опытными сыщиками. Так что немецкие заговорщики окажутся не в Потсдаме, а в Моабите.
Насчет вашего старого друга детства мы не можем сказать то же самое. Несмотря на многочисленность просьб наших посланцев усилить меры безопасности, император Николай Второй относится к ним, мягко говоря, легкомысленно. При наличии в стране разветвленной и имеющий опыт в совершении убийств высших сановников империи террористической организации, а также активной фронды среди жандармов, высших чиновников, аристократов и крупных буржуа, мы рискуем заполучить вполне успешный теракт против монарха.
Причем учтите, все эти категории противников нынешней власти способны координировать свои действия как между собой, так и с иностранными интересантами. Наш специалист в области безопасности майор Османов пишет, что у него волосы встают дыбом от той степени наэлектризованности, что чувствуется в Петербурге.
В этих условиях роль великого князя Михаила Александровича бесценна. Теперь он не только способен принять корону, чего не было еще тогда, когда вы выезжали в свой вояж. Теперь он многому научился и сильно повзрослел, стал каким-то упертым, что ли. Старший лейтенант Никитин сообщил мне о том, с каким остервенением его новый ученик вгрызается в нашу военную науку. Предполагалось, что ему всё это надоест уже на вторые сутки, но пока цесаревич недовольства не проявляет и продолжает свои занятия. Я думаю, что он не худший из возможных монархов, какие когда-либо были у России.
– И зная всё это, – взорвался я, – вы всё равно отправляете его на «Сметливом» навстречу явной угрозе его жизни и здоровью?!
– Он должен побывать там, – вместо Ларионова ответил мне Бережной, – чтобы закалиться духом и выйти из всего этого живым и невредимым. Во время миссии его будут страховать так же, как страхуют сейчас во время тренировок.
А контр-адмирал Ларионов добавил:
– Мы тайно посылаем за ними самый сильный корабль нашей эскадры – атомную подлодку «Северодвинск». Пусть даже англичане стянут туда Вэйхавэйскую, Гонконгскую и Сингапурскую эскадры, вместе взятые, против «Северодвинска» у них нет абсолютно никаких шансов уцелеть. Возможно, что всё обойдется, и Россия будет иметь хорошего Главнокомандующего сухопутными войсками. А если нет, то монарха, как и его отец, понюхавшего порох и видевшего своими глазами смерть, знающего, что такое война и почему солдаты льют кровь. Это был не наш выбор. Но если всё же Николай Второй будет убит, то за него надо будет отомстить. И кто сможет это сделать лучше, чем родной брат?
Покинув адмиральский салон, я в совершеннейшем расстройстве заперся в своей каюте. Возникло сильное желание напиться и забыться. А ведь контр-адмирал Ларионов прав – англичане и вправду готовят цареубийство. И никто не в силах помочь жертве, в силу того что сам Ники не желает, чтоб мы его спасали. Ах, Ники, Ники, и почему ты у нас такой глупый?
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Проводив «путешественников» на юга, я решил поплотнее заняться техническим оснащением дворца, который на время стал нашим штабом. С системой охранной сигнализации мы вроде бы разобрались. В специальной комнате, куда посторонним вход был категорически запрещен, у монитора сидел дежурный, наблюдавший с помощью видеокамер за подступами к дворцу и набережной. Туда же поступала информация от жучков, установленных в помещениях дворца.
Теперь можно было заняться установкой радиостанции для дальней связи с эскадрой адмирала Ларионова. В качестве узла связи мы решили использовать небольшую мансарду на крыше дворца. Ящики с радиоаппаратурой и комплектующими мы выгрузили из кузова «Урала» и с большим бережением подняли наверх. Наши «клоподавы» занялись монтажом и коммутацией. А я пошел к мастеру на все руки – Дмитрию Семеновичу, чтобы он помог нам развернуть антенну на крыше мансарды. Штыри, противовесы и изоляторы были у нас в комплекте, как и коаксиальный кабель. Нужно было найти растяжки нужной длины и грубую рабочую силу типа «круглое – катай, плоское – таскай». Семеныч всё это нам организовал в два счета.
Я не стал влезать с советами в работу специалистов, хотя сам в срочную был начальником радиостанции – КШМ с ЗАСом. Я пошел в нашу дежурку и стал наблюдать на мониторе, как прохожие реагируют на возню на крыше дома великого князя.
В общем-то, любопытные были, но чтоб особенного, как бы я назвал, квалифицированного любопытства замечено не было. Правда, с Новой Голландии полюбоваться на наших акробатов пришел заведующий Опытовым бассейном Алексей Николаевич Крылов. В нашей истории он стал академиком, известным кораблестроителем и Героем соцтруда.
Где-то к обеду наши «маркони» пришли уставшие, с исцарапанными руками, но довольные до невозможности. По их словам, еще пара часов – и можно будет выйти в эфир. Питание радиостанции будет осуществляться пока с помощью генератора, а потом наши умельцы обещали собрать трансформатор и работать от местной электросети.
Один из наших связистов сказал, что работать сейчас – одно удовольствие. Нет никакой сутолоки в эфире, помех от других мощных радиостанций, да и прослушать тебя никто не прослушает, потому что некому и нечем. Наспех пообедав, они снова умчались на мансарду – доводить дело до конца. Увлеченные ребята – ценю!
После обеда мы провели «производственное совещание» с Ниной Викторовной. Мы распределили с ней обязанности, и она вела «женскую линию» наших контактов с императорской фамилией. Полковник Антонова была не только очаровательной женщиной, но и хорошим психологом. Она уже стала лучшей подругой Ксении. Теперь на очереди была Мария Федоровна. Правда, насчет супруги царя Нина Викторовна гарантий дать не могла, уж очень своеобразным человеком была Аликс. Но попытка – не пытка, как говаривал Лаврентий Павлович. Посмотрим, может, что-нибудь и получится.
Пока мы с Антоновой вели умные беседы, наши связисты, наконец, закончили свою работу. Один из них, запыхавшись, прибежал к нам и с гордостью сообщил, что связь с «Адмиралом Кузнецовым» установлена. Причем качество вполне приемлемое. Твердая четверочка.
Мы с Ниной Викторовной поспешили обрадовать хозяйку дома. Ксения долго не могла нам поверить, что теперь она может, как по городскому телефону, поговорить со своим любимым мужем. Пришлось вести эту Фому неверующую в наш радиоузел. В дальнейшем связисты обещали протянуть провод в одну из гостиных и для удобства высокопоставленных персон установить там отдельный аппарат для переговоров. А пока всё есть как есть.
Радист связался с Дальним Востоком. С «Адмирала Кузнецова» нас перенаправили на крейсер «Москва», где нам подтвердили, что великий князь Александр Михайлович у них на борту. Еще минута томительного ожидания, и вот из динамика мы услышали сочный баритон хозяина дворца, того самого, из которого мы, наверное, впервые в этом мире проводили сверхдальний сеанс радиосвязи.
– Ксения, хэллоу, – на английский манер поприветствовал свою жену великий князь, – как ты меня слышишь, как дети? – потом, видимо услышав подсказку радиста «Москвы», добавил: – Прием…
Я показал изумленной и растерянной Ксении, куда говорить, как держать микрофон, после чего она дрожащим голосом ответила:
– Сандро, я слышу тебя хорошо, а как ты меня? Дети здоровы, слава богу, они очень по тебе скучают… – потом, вспомнив про наш инструктаж, сказала: – Прием…
Затем пошел разговор двух супругов, которые давно не виделись… Из деликатности я вышел из помещения радиостанции. Минут через десять оттуда же вышла совершенно обалделая и счастливая Ксения. Я намекнул ей, чтобы она не забыла сообщить о том, что связь с Дальним Востоком установлена, своему царственному брату. Ксения быстро-быстро, как китайский болванчик, закивала головой.
Потом мы с Ниной Викторовной побеседовали с адмиралом Ларионовым, вкратце рассказав обо всем, что произошло с нами за всё то время, пока мы добирались до Санкт-Петербурга. Развернуто доложили и о наших первых контактах и впечатлениях в столице Российской империи. Дело в том, что в короткие шифротелеграммы, которые мы посылали на Дальний Восток, невозможно впихнуть ничего, кроме самой необходимой информации. Ну а Виктор Сергеевич, в свою очередь, проинформировал о переговорах с великими князьями и о том, что он ведет объединенную эскадру к острову Окинава, чтобы высадить там дивизию генерала Кондратенко. Адмирал очень заинтересовался поездкой Османова и Бесоева в Батуми за арестованным Иосифом Сталиным. Похоже, что и ему очень бы хотелось побеседовать с товарищем Кобой. Первым лицом в государстве ему теперь не стать, но то, что этот человек не останется в безвестности, точно можно гарантировать.
Не успели мы закончить беседу с Ларионовым, как у меня в кармане запищал вызов портативной рации, и дежурный сообщил, что к дворцу подъехал возок, из которого выбрался сам Николай II. Похоже, что Ксения дозвонилась до брата, и государь, услышав об очередном нашем техническом чуде, примчался на Мойку, чтобы увидеть всё собственными глазами.
Я вышел из помещения радиостанции, чтобы встретить царя. Перехватил его я уже на лестнице. Он поднимался в сопровождении сестры и одного из наших бойцов. Зайдя в мансарду, Николай с любопытством посмотрел на приемник, передатчик, мигавший разноцветными лампочками, и хитросплетение проводов.
– Скажите, господин Тамбовцев, – спросил меня император, – я действительно могу прямо отсюда поговорить с великим князем Александром Михайловичем и своим братом?
– Можете, ваше величество, – ответил я. – Сейчас радист вызовет «Москву» и попросит, чтобы к микрофону – это вот та штука, куда нужно говорить – позвали великого князя и наследника.
– Ваше величество, – вступила в разговор Нина Викторовна, – адмирал Ларионов сообщил очень важную информацию. Его эскадра вместе с частью Порт-Артурской эскадры и десантом движется к японскому острову Окинава. Там адмирал собирается создать маневренную базу для продвижения крейсерских операций далеко на юг и юго-восток, на Филиппинское и Южно-Китайское моря.
– А как к этой идее отнесся адмирал Алексеев? – поинтересовался Николай.
– Положительно, – ответил я. – Впрочем, вы можете спросить об этом у самого наместника.
Тем временем радист связался с «Москвой» и попросил своего коллегу пригласить в радиорубку крейсера великого князя, цесаревича, наместника и адмирала Ларионова. Так начался импровизированный военный совет.
Великий князь кратко и четко обрисовал царю ситуацию, которая сложилась на данный момент на Дальнем Востоке. Я понял, что ему хотелось кое-что добавить и от себя, но присутствие наместника, а главное, адмирала Ларионова, помешало Александру Михайловичу быть более откровенным.
Наместник кратко отрапортовал императору о положении дел на эскадре и в Порт-Артуре, сообщив об интригах генерала Стесселя и попросив отозвать его в Россию. Я вспомнил, что мы в свое время рассказали Алексееву о роли Стесселя в сдаче крепости, и наместник решил избавиться от ненадежного генерала, пока тот не совершил очередной глупости (или предательства?).
Великий князь Михаил спокойно рассказал брату о том, что он теперь учится военной науке и тренируется вместе с морскими пехотинцами из будущего. Он надеется, что со временем, завершив подготовку, он будет полезен в деле перестройки русской армии по образцу этих умелых, грозных и бесстрашных воинов из будущего.
– Ники, – сказал он, видимо забывшись, – если мы будем так тренировать всю нашу армию, от кадетов и нижних чинов до генералов, то в мире снова вернутся времена Суворова и нашей с тобой праматушки Екатерины, когда ни одна пушка в Европе не могла выстрелить без нашего согласия. Не скажу за флот, но везде, куда наш солдат сможет дойти ногами, мы будем одерживать только победы.
Более предметным оказался разговор Николая II с адмиралом Ларионовым. Виктор Сергеевич кратко рассказал о своих намерениях в отношении Японии и о возможных провокациях со стороны англичан.
– Помните, ваше величество, – сказал адмирал, – что эти люди бывают джентльменами лишь у себя дома. За пределами же своего острова они способны на любую подлость, если она позволит этим лордам и сэрам получить для себя выгоду. Достаточно вспомнить 1801 год и судьбу вашего несчастного предка, императора Павла Первого. Его гибель полностью на совести британцев. Впрочем, совесть для них – это предмет, цены не имеющий, следовательно, не обязательный к употреблению.
Николай заверил адмирала, что охрана его усилена и многие опасные террористы уже арестованы. Не преминул он поблагодарить адмирала за те консультации, которые получил министр внутренних дел империи фон Плеве и начальник дворцовой полиции генерал Ширинкин от присланного им господина Тамбовцева.
Виктор Сергеевич заверил царя в том, что «господин Тамбовцев и далее приложит все силы для обеспечения безопасности вашего величества и Российской империи».
На этом радиопереговоры закончились. Царь подошел к окну и долго задумчиво поглаживал усы и бороду. Я уже знал, что это было знаком того, что Николай находится в раздумье и что-то очень сильно волнует его.
Потом, видимо что-то решив для себя, он повернулся ко мне:
Войти с помощью соц. сетей: