Книга: Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила
Назад: Часть 3.Из искры возгорится пламя
На главную: Предисловие

Часть 4. Возвращение государя

31 (18) марта 1904 года, 08:15. Северное море, у входа в пролив Скаггерак

Густо дымя двумя трубами, эскадренный броненосец «Император Александр III» экономическим ходом крейсировал у входа в пролив Скаггерак. Низкое серое небо, с которого временами сеял мелкий холодный дождь, полоска норвежского побережья на севере и порывистый ветер только подчеркивали суровый пейзаж этих мест. Временами ветер крепчал, и на гребнях волн появлялись шапки белой пены.

Южнее, на расстоянии прямой видимости, рыскал в море германский крейсер «Тетис». Севернее, ближе к норвежскому берегу, вспахивал морские волны русский крейсер 1-го ранга «Аврора».

Погода была, что называется, не ахти, но «Император Александр III» здесь ждал встречу, время и место которой были назначены заранее. И потому командир броненосца, капитан 1-го ранга Николай Михайлович Бухвостов, стоя на открытом мостике, внимательно вглядывался в волны. Струйки воды сбегали по гуттаперчевому дождевику, капли дождя серебрились в его усах и бороде.

Бухвостов был одним из тех командиров, которые до конца будут стоять на открытом мостике своего корабля, хоть под мелким дождиком, хоть под ураганным вражеским огнем. Кроме русских офицеров на такое стоическое самопожертвование были способны разве что японские самураи. В нашей истории адмирал Того во время всех своих сражений находился на открытом мостике флагманского броненосца «Микаса», не получив ни царапины. Но это уже совсем другая история.

Прямой потомок первого солдата русской регулярной армии, стряпчего Сергея Леонтьева Бухвостова, в 1683 году первым записавшегося в потешный Преображенский полк, Николай Михайлович был прям и верен долгу. В нашей истории известны слова, которые он произнес при выходе броненосца «Император Александр III» вместе со 2-й Тихоокеанской эскадрой: «Мы все умрем… но никто из нас не сдастся». В трагическом Цусимском сражении броненосец «Император Александр III» погиб со всем своим экипажем. Из 857 матросов, кондукторов и офицеров не спасся никто.

В этой реальности таких жертв, как гибель эскадр в гавани Порт-Артура и в сражении у острова Цусима, уже не произойдет. Правда, и высшее руководство Российской империей, и командование флота уже знает, что пройдет год-два, и весь корабельный состав русского флота безнадежно устареет. В том числе и броненосец «Император Александр III», а также его еще недостроенные братья-близнецы: «Князь Суворов», «Бородино», «Орел» и «Слава». Придет время совсем других кораблей, несоизмеримо более мощных, быстрых и защищенных, вооруженных совершенным оружием. Но это будет потом, а пока «Император Александр III» считался самым сильным и новым кораблем Русского императорского флота.

На мостике рядом с капитаном 1-го ранга Бухвостовым стоял еще один человек, чье имя навсегда было связано со славой русского флота. Вице-адмирал Степан Осипович Макаров, командующий Балтийским флотом. Он тоже время от времени бросал взгляд на зажатые в руке часы и всматривался в серые волны.

– Командуйте к левому развороту, Николай Михайлович, – сказал он, повернувшись к капитану 1-го ранга Бухвостову, – сделаем еще один круг.

Командир броненосца скомандовал, и «Император Александр III», чуть кренясь на левый борт, стал совершать циркуляцию, рисуя на серой воде четкий полукруг белого кильватерного следа. И вот, когда тяжелый боевой корабль уже почти лег на курс, ведущий в Копенгаген, тут оно все и свершилось…

Обернувшись на выкрик матроса с боевого марса, капитан 1-го ранга и вице-адмирал увидели, как по правому борту, кабельтовых в пяти от броненосца, на поверхности моря вдруг появился бурун, за которым по волнам потянулась белая полоса. Прямо у них на глазах, двигаясь параллельным курсом и с той же скоростью, что и «Император Александр III», из воды стало подниматься нечто черное, гладкое и блестящее, больше всего смахивающее на касатку – кита-убийцу, но только огромную, в полтора раза длиннее броненосца.

Сходство дополняла сдвинутая к носовой части рубка-плавник и торчащее вверх, наподобие рыбьего хвоста, верхнее перо руля. Не хватало только оскаленной пасти и маленьких злых глазок.

– Фу ты, ну ты, – выдохнул изумленный капитан 1-го ранга Бухвостов, перекрестившись. – Прямо и чудище морское какое-то! Так и заикой можно стать, прости меня Господи!

– Ничего, Николай Михайлович, привыкнете, – флегматично проговорил вице-адмирал Макаров, поднимая к глазам бинокль, – подводным флотом мы тоже собираемся обзавестись, причем в самое ближайшее время. Пусть наши первые лодки будут не очень похожими на этого красавца, но Москва ведь тоже не сразу строилась…

– Действительно красавец, – подтвердил капитан 1-го ранга Бухвостов и добавил с легким скепсисом: – Степан Осипович, скажите, пожалуйста, и как же на таком вот корабле воевать-то? Пушек нет, брони, как я вижу, тоже… Не понимаю.

– Потом поймете, Николай Михайлович, – загадочно ответил вице-адмирал Макаров, глядя на поднятые на флагштоке подводной лодки и заполоскавшиеся на ветру Андреевский флаг и императорский штандарт. Потом вздохнул и сказал: – Меня сейчас другое волнует – как государь к нам на борт в такую погоду перейдет, да еще и с невестой…

– Да, Степан Осипович, – кивнул Бухвостов, – катер на воду спускать опасно даже с подветренного борта, волной может запросто разбить…

– Ну, что же, – кивнул вице-адмирал Макаров, – командуйте курс норд-ост, ход шестнадцать узлов. Николай Михайлович, идем к Каттегату. Там и ветер потише, и волна поменьше… Заодно проверим, каков ваш броненосец на почти полных ходах. И прикажите отсигналить на «Северодвинск», чтобы он был у нас мателотом…

Странную картину наблюдали в этот день в Датских проливах местные рыбаки и моряки каботажных судов. Впереди стремительно и бесшумно рассекал бурные воды изящный черный корабль, очень похожий на акулу. Трудно было понять – с помощью какой такой чудесной силы движется он по воде, не имея ни парусов, ни извергая черный густой дым из труб. Вслед за этим странным кораблем, дымя двумя трубами, двигался русский броненосец, уверенно вспарывающий воду пролива своим шпироном. Там, где подводная лодка просто ныряла под набегающую волну, он разваливал ту же волну своим массивным корпусом.

Они шли в Копенгаген, а императорский штандарт на мачте подводной лодки говорил всем, что Михаил II возвращается домой, чтобы в столице Российской империи сесть на трон своих предков. Для кого-то в скором времени все должно было кончиться, а для кого-то – только начиналось.

31 (18) марта 1904 года, полдень. Внешний рейд Копенгагена, кают-компания эскадренного броненосца «Император Александр III»

– Добрый день, Степан Осипович, – император Михаил II поздоровался с адмиралом Макаровым и кивнул присутствующим в кают-компании, в основном командирам кораблей первого и второго рангов: – Добрый день и вам, господа офицеры. Я рад увидеть вас, и хочу поблагодарить за быстрый и своевременный приход в Копенгаген. Вы сумели предотвратить нападение британцев на датскую столицу и, возможно, начало большой европейской войны.

Позвольте вам представить капитана 1-го ранга Верещагина Владимира Анатольевича, командира подводного крейсера 1-го ранга «Северодвинск». Владимир Анатольевич и его товарищи волею Всевышнего были заброшены к нам из будущего.

Об их славных делах во время японской кампании вы все уже, наверное, наслышаны. Вам даже трудно представить – на что способны корабли эскадры контр-адмирала Ларионова. Ну, а о боевых возможностях «Северодвинска» вам может сказать один только факт – за две недели этот подводный крейсер смог проделать путь подо льдами Северного Ледовитого океана от Токио до Копенгагена, попутно побывав на Северном полюсе. Но об этом позже.

Сейчас же, приняв на борт запас продовольствия и дав команде кратковременный отдых, «Северодвинск» снова направится в море для выполнения одного крайне важного и секретного задания. Об этом все.

Император еще раз обвел взглядом присутствующих.

– Теперь, господа, перейдем к делам нашим грешным. Так уж получилось, что возвращаться мне приходится совсем не в ту Россию, которую я оставил всего полтора месяца назад. Мы выиграли войну, но мой брат был убит в результате покушения, а поднявшие мятеж гвардейские офицеры в обход всех человеческих и божеских законов попытались посадить на престол моего дядю Владимира Александровича. – Император вздохнул: – Как командир корабля, находящегося в море, имеет все права в отношении любого члена команды и несет ответственность за его жизнь и здоровье, так и государь обязан так же относиться ко всем своим подданным. А корабль по имени Россия в настоящий момент входит в один из величайших штормов своей истории, и лишь твердость и решительность командира и дружная работа его команды смогут спасти этот корабль от гибели. Я сделаю все от меня зависящее для того, чтобы превратить Российскую империю в самую могущественную державу в мире. Я не могу обещать вам легкой службы, скажу только, что ваши корабли будут чаще находиться в море, чем стоять в порту, а слова «вооруженный резерв» следует забыть навсегда.

Император подошел к висящей на стене карте и отдернул занавеску.

– Теперь, господа, поговорим о наших текущих задачах. Здесь, в проливах, вы защищаете не Данию и не Германию, здесь вы защищаете Петербург, Ревель, Ригу, Гельсингфорс и Либаву. Именно тут, в Датских проливах, теперь проходит передовой рубеж обороны русской Балтики. Британцы уже не раз дотла сжигали датскую столицу, и все датчане об этом хорошо помнят. Согласно имеющимся у нас донесениям разведки, вполне вероятна угроза очередного карательного набега британского флота на Данию.

При этом надо понимать, что Копенгаген для британских адмиралов не самоцель, а лишь один из барьеров, который им надо преодолеть для того, чтобы в конечном итоге оказаться под окнами Зимнего дворца. Маленькое европейское государство, как бы отчаянно оно ни защищалось, не в состоянии выдержать противоборства с мировой империей. Запомните – Дания для нас передовой рубеж обороны Петербурга, и сражаться за Датские проливы надо так же, как вы сражались бы за форты Кронштадта. Будем, конечно, надеяться, что войны не будет, но как говорится, Si vis pacem, para bellum – «хочешь мира – готовься к войне».

Император еще раз внимательно посмотрел на присутствующих.

– По возвращении на свои корабли, вы должны будете донести все сказанное здесь – разумеется, кроме совершенно секретных сведений о происхождении эскадры адмирала Ларионова – как до своих кают-компаний, так и до матросских кубриков. Каждый офицер, каждый «мокрый прапор», каждый матрос должны знать свой маневр. Позади нас Россия, и отступать некуда. Все, господа офицеры, вы свободны. Вице-адмирала Макарова и капитана 1-го ранга Верещагина попрошу задержаться.

– Ну-с, Владимир Анатольевич, как вам моя первая речь в качестве императора? – спросил Михаил, когда негромко перешептывающиеся офицеры покинули кают-компанию.

– Неплохо, Михаил Александрович, неплохо, – ответил капитан 1-го ранга Верещагин. – Господа офицеры не видели ничего подобного со славных времен государя Петра Алексеевича. Но вы, наверное, задержали нас со Степаном Осиповичем не только для того, чтобы узнать наше мнение о ваших ораторских способностях.

– Задержал я вас, господа, действительно не из-за этого. Безопасность Российской империи требует того, чтобы раз и навсегда обезопасить наше государство от агрессии со стороны Британской империи и ее союзников. Повторяю, раз и навсегда. Могущество бриттов покоится не на большой и сильной армии, как у нас, а на морской торговле и могучем военном флоте, который обеспечивает безопасность этой торговли. Если британцы пытаются поразить Россию, раздувая в ней социальную революцию, то и мы должны в первую очередь ударить по их торговле, которая является самой сутью Империи, над которой никогда не заходит солнце.

Знаю, знаю, Владимир Анатольевич, что вы мне сейчас скажете. Действительно, и мой брат, и мой отец, и мой дед очень рассчитывали на долготерпение русского мужика и все время откладывали на завтра то, что надо было сделать еще вчера. Смерть моего брата стала сигналом о том, что Российская империя требует реформ, причем неотложных и радикальных. Но об этом я буду говорить позже, в другом месте и с другими персонами…

– И это верно, – кивнул своей роскошной бородой вице-адмирал Макаров, – разговоры о политике в кают-компаниях и в офицерских собраниях не приветствуются. К тому же, как показали недавние события в Петербурге, они могут завести господ офицеров очень далеко. Как говорится, Богу – богово, а кесарю – кесарево.

– Хорошо, Степан Осипович, – с улыбкой ответил император, – давайте вернемся к нашим британским баранам. Вам, Владимир Анатольевич, должно, наверное, хватить трех дней на прием с берега свежих продуктов, воды и для отдыха экипажа. Но на берег им сходить нельзя – я уверен, что британские агенты не упустят шанса захватить одного или нескольких ваших матросов и допросить их с пристрастием. Секреты надо беречь.

По истечении трех дней вы должны выйти в море и направиться к побережью Британии. Побольше рекламы – время от времени показывайтесь каботажникам или рыбакам, но избегайте контакта с кораблями Ройял Нэви. Нам нужно как можно слухов и паники, и в то же время, чтобы у британского Адмиралтейства было как можно меньше конкретных данных.

Но помните, что под видом тех же безобидных рыбаков к вам попытаются приблизиться и напасть на вас британские солдаты. Мне уже пришлось видеть нечто подобное на Дальнем Востоке. И даже поучаствовать в отражении такого подлого нападения. Надо соблюдать осторожность. Но, как мне кажется, против морпехов – а у вас есть отделение на борту «Северодвинска» – им не устоять.

Ну, а в случае начала британцами боевых действий против России и ее союзников, я полагаю, вы нанесете по ним такой удар, что они на всю оставшуюся жизнь зарекутся связываться с русскими и портить с нами отношения.

– Приказ ясен, Михаил Александрович, – кивнул капитан 1-го ранга Верещагин, – все будет исполнено в точности.

– Отлично. – Император перевел взгляд на адмирала Макарова: – Вы, Степан Осипович, как я вижу, уже подготовили Датские проливы к обороне. И это замечательно. Проводите побольше совместных учений с германцами и датчанами: совместное маневрирование, стрельба по щитам и прочее.

С одной стороны, нужно как можно больше тренировать команды, а с другой стороны, вам необходимо поднять как можно больше шума. Будем надеяться, что англичане увидят, что мы готовы к вооруженному отпору, и не рискнут начать эту авантюру.

Император перевел дух.

– Теперь, Степан Осипович, немного о том, что нам предстоит сделать. Я уже знаю, что значительную часть нашего флота в самом ближайшем времени, к сожалению, придется или отправлять на слом, или переделывать в учебные корабли. Что будут делать в бою наши бронепалубные крейсера, дающие ход в двадцать узлов, если у противника на вооружении появятся броненосные крейсера со скоростью тридцать узлов и двадцатиузловые линкоры?

Нам нужен совершенно новый флот, поскольку все, что мы сейчас спускаем на воду, фатально устарело еще во время постройки. Степан Осипович, за эти три дня поговорите с Владимиром Анатольевичем. Все-таки, он первый морской офицер оттуда, с которым вы будете непосредственно общаться.

Как только я прибуду в Петербург, в помощь вам с Тихоокеанской эскадры будет направлен контр-адмирал Григорович. В тот раз он очень неплохо справился с кораблестроительной программой. Кроме Ивана Константиновича оттуда приедут еще специалисты вашего профиля. И не забудьте пригласить в комиссию, которая начнет думать о новом русском флоте, заведующего опытовым бассейном Алексея Николаевича Крылова – вы его хорошо знаете. Готовьтесь. Новой военной доктриной перед флотом ставится три основных задачи. Первая – оборона собственных побережий, в том числе и от вражеских десантов, а также защита наших экономических интересов в морях, непосредственно прилегающих к России. При этом советую вам обратить особое внимание на аэропланы, малые подводные лодки, а также быстроходные минные катера.

Вторая задача – это крейсерские операции на морских коммуникациях противника и прерывание его торговли и перевозки войск. Надводные крейсерские силы должны иметь возможность атаковать и хорошо защищенные морские конвои. Нечто вроде «Рюрика», «Громобоя» и «России», но только на новом уровне развития. Быстрые и хорошо защищенные корабли с большой огневой мощью, способные навести ужас на вражеских «купцов». Также необходимо работать над созданием подводного флота, способного оперировать на значительном удалении от своих баз.

Третья задача – это создание мощных эскадр, способных защищать наши интересы в любой точке Мирового океана. Но! К этой третьей задаче вы должны будете приступить не ранее, чем решите первые две. По-настоящему такой инструмент нам понадобится не ранее, чем нашим главным противником вместо Британии станут Северо-Американские Соединенные Штаты.

Император Михаил II вздохнул:

– Степан Осипович, Российская империя не очень богатая страна, поэтому в нашем корабельном составе не должно быть ничего лишнего, собранного со всего мира по принципу «с бора по сосенке». Только необходимо-достаточные силы, постоянно находящиеся на самом высоком уровне боеготовности. Вам это понятно?

– Так точно, ваше императорское величество, – отчеканил вице-адмирал Макаров, – я все отлично понял!

– Ну, вот и замечательно. – Царь посмотрел на часы. – Я вынужден с вами проститься – дела, господа, дела. Отчасти дипломатического толка, отчасти семейные…

31 (18) марта 1904 год, вечер. Копенгаген, королевский дворец Амалиенборг. Особняк Шак – резиденция короля Дании Кристиана IX

Полковник Антонова Нина Викторовна

Сегодня утром я прибыла в столицу Дании и успела как раз к прибытию в Копенгаген АПЛ «Северодвинск» с молодым императором Михаилом II на борту. Появление нашей подводной лодки в проливах вызвало небывалый фурор. Датчане толпами валили в порт, чтобы своими глазами увидеть чудо – корабль, способный сутками не всплывая двигаться под водой. Я не сомневалась, что среди любопытных было немало британских и французских шпионов, которые сообщат о появлении «Северодвинска» в Париж и Лондон.

А датская пресса разразилась статьями на общую тему: «Теперь Данию защищает знаменитый русский подводный корабль, прозванный убийцей броненосных эскадр». Думаю, что теперь наши заклятые друзья будут вынуждены прикрывать свой зад обоими руками.

Ну и пусть – наличие в нашей эскадре подводной лодки уже не было секретом. Как я надеюсь, эта информация остудит многие горячие головы. Политики могут метать громы и молнии, но военные доступно разъяснят им, что может устроить такой корабль с любой, даже самой сильной эскадрой.

Появление нашей подлодки в Копенгагене сильно удивило датского короля Кристиана IX. Но еще сильнее его потрясло то, что на ней прибыл его внук, который еще совсем недавно был на Дальнем Востоке. Король лично примчался в порт, чтобы поприветствовать нового российского императора. Но внутрь «Северодвинска» его не пустили, и два венценосца обнялись на палубе. Дедушка Кристиан, по прозвищу Европейский тесть, выразил внуку Михаилу соболезнование по поводу гибели его брата от рук террористов и пригласил посетить свой дворец Амалиенборг. Приглашение было с благодарностью принято.

Вслед за датским королем на борт подводной лодки поднялась и я. Встретил меня Михаил довольно приветливо. Видимо, он не забыл памятное всем рандеву на берегу Байкала. А еще он помнил, что именно я была направлена в качестве полномочного представителя пришельцев из будущего в Санкт-Петербург.

– Я очень рад видеть вас, Нина Викторовна, – с теплотой в голосе сказал мне Михаил. – Видите ли, у меня сегодня вечером предстоят довольно трудные переговоры с моим дедушкой Кристианом. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы согласились отправиться вместе со мной в королевский дворец. Там мне очень пригодились бы ваши советы.

– Ваше величество, – ответила я, – я буду только рада оказать вам любое содействие. У меня уже был разговор с уважаемым Петром Николаевичем Дурново. Он недавно сделал великое дело – подписал с кайзером Вильгельмом и датским королем Кристианом договор о создании Балтийского союза. Это огромная победа нашей дипломатии. Но надо ковать железо, пока оно горячо. И потому у него и у меня есть новые предложения к вашему деду. Их неплохо было бы обсудить во время вашей сегодняшней встречи.

– Я уже осведомлен о подписании договора, который готовил мой покойный брат, – ответил Михаил. – Я считаю, что это сделано своевременно, и полностью разделяю ваше мнение об успехе российской дипломатии. Но о чем вы хотите побеседовать с датчанами?

– Видите ли, ваше величество, – сказала я, – участие Датского королевства в созданном нами союзе могло бы быть более значительным. Пора думать не только об обороне, но и о наступлении. А вести его можно только с выдвинутых вперед рубежей.

– Вы имеете в виду военно-морские базы, которые могла бы предоставить нам Дания? – спросил Михаил. – Вы правы, новые пункты базирования наших кораблей смогли бы сдержать наших противников. А в случае, если они начали бы боевые действия против членов Континентального альянса, наши эскадры смогли бы нанести немалый ущерб вражеской торговле.

Нина Викторовна, я буду очень благодарен вам, если вы пообедаете со мной и заодно расскажете о ваших предложениях. Кстати, на обеде я познакомлю вас со своей будущей супругой… И если вас не затруднит – возьмите ее под свою опеку.

И вот, после позднего обеда в обществе императора и его невесты, мы прибыли во дворец Амалиенборг для встречи со старым королем Кристианом и его наследником Фредериком. Вместе с нами на аудиенцию прибыл и российский министр иностранных дел Петр Николаевич Дурново.

После традиционных приветствий, Михаил сразу же перешел непосредственно к делу. Он еще раз поблагодарил своего деда за мудрое решение присоединиться к Балтийскому союзу. И довольно прозрачно намекнул, что и остальные корабли эскадры адмирала Ларионова не менее технически совершенны, чем подводный корабль, на котором он прибыл в Копенгаген, пройдя тысяч милей подо льдом Северного Ледовитого океана.

– Дорогой дедушка, – сказал Михаил, – вы убедились, что мы можем теперь гарантировать полную безопасность вашему королевству. Ни один адмирал, если он, конечно, не выжил из ума, не посмеет напасть на берега страны, которая находится под защитой союзников Дании.

– Да, я убедился в этом, – ответил король Кристиан. – И я счастлив, что мои родственники – ты и Вилли, будете оборонять берега страны, которая не раз подвергалась варварским нападениям коварных британцев.

Михаил улыбнулся:

– Дедушка, – сказал он, – родина моей любимой матушки, вашей дочери, была бы в еще большей безопасности, если бы наш флот имел возможность встречать врага не у берегов Дании, а далеко в океане. Но к сожалению, Россия имеет свободный выход лишь в Северный Ледовитый и Тихий океаны. У нас нет баз в Атлантическом океане, то есть именно там, откуда всем нам может грозить опасность.

– Это так, – ответил король и с улыбкой посмотрел на своего внука, – но ведь русский флот может воспользоваться военно-морскими базами своего германского союзника. У кайзера Вилли есть базы в Африке и в Тихом океане…

– А что, если Дания подпишет с нами договор о предоставлении российскому флоту аренды портов в заморских владениях королевства? – неожиданно вступил в разговор двух коронованных особ Петр Николаевич Дурново. – Я имею в виду Исландию, Гренландию, Фарерские острова и датские владения в Вест-Индии.

Я улыбнулась. Разговор пошел по оговоренному нами ранее сценарию. Датчане должны были клюнуть на наши предложения. Надо было только не торопиться и дать им поглубже заглотить наживку.

Король Кристиан, до этих слов российского министра иностранных дел с улыбкой поглядывавший на своего внука, неожиданно стал серьезным.

– Видите ли, господин министр, – сказал он Дурново, – ваше предложение столь неожиданно для меня, что я не могу сразу же дать на него ответ. Надо его как следует обдумать и посоветоваться с представителями фолькетинга. Ведь в отличие от моего любимого внука, я монарх, чья воля ограничена конституцией. Но само предложение мне нравится.

– Да, дедушка, – сказал Михаил, – как только в датских заморских владениях появятся наши базы, эти владения окажутся под защитой объединенных сил Балтийского союза, и тогда никто не посмеет на них напасть. Особенно это касается островов Санта-Крус, Сент-Джон и Сент-Томас. Если вы помните, всего два года назад эти острова едва не были проданы САСШ за пять миллионов долларов. Даже был подписан трактат о продаже этих островов, но он не был ратифицирован фолькетингом…

– Именно так и было! – воскликнул изумленный король Кристиан. – Но откуда тебе известны такие подробности? Ведь ты, как я помню… – Тут король неожиданно замолчал, видимо, спохватившись, что едва не сказал лишнего. Он помнил Михаила молодым человеком, которого интересовали только скачки, кутежи с сослуживцами и красивые актриски. А сейчас перед ним сидел его неожиданно повзрослевший внук, опытный политик, владыка огромной империи, и человек, с мнением которого вынуждены считаться главы самых могущественных стран мира.

– Да, дедушка, – словно читая его мысли, ответил Михаил, – ваш внук за последние недели сильно изменился. Но я вернусь к предложению господина Дурново – американцы не оставят свои попытки заполучить эти датские острова в Вест-Индии. Ведь они очень удачно расположены и фактически контролируют вход в Панамский канал, строительство которого начато еще в прошлом веке. И если им не удастся купить эти острова, они отберут их у Дании силой.

– Я догадываюсь, что так, скорее всего, и произойдет, – задумчиво сказал король, – но я не могу понять – зачем тебе понадобились Исландия и Гренландия. Разве в России мало мест, где так же, как на этих островах, круглый год лежат льды и снега?

– Таких мест в России, действительно, предостаточно, – с усмешкой ответил Михаил, – но эти огромные острова в Атлантике уж очень удобно расположены. С размещенных на них морских баз можно контролировать все торговые пути, идущие из САСШ в Европу.

В свою очередь Фарерские острова контролируют воды, прилегающие к Британии с севера. В общем, дедушка, как вы видите, нам эти базы на датских заморских территориях очень пригодятся, а Дания может получить немалые выгоды от сдачи их нам в аренду. Тут и ваша безопасность, и деньги, которые мы будем платить за аренду. Кстати, дедушка, не забудьте сказать лидерам фолькетинга и о том, что деньги эти будут немалые. Мы умеем быть благодарными… – и император Михаил, хитро улыбнувшись, внимательно посмотрел на старого короля.

– Знаешь, мой мальчик, – задумчиво проговорил король Кристиан, – я рад за свою любимую дочь. Рад и счастлив потому, что у нее вырос такой умный сын, которым я, твой дед, горжусь и восхищаюсь. Я постараюсь приложить все усилия для того, чтобы то соглашение, которое предложил нам твой министр иностранных дел, было одобрено датским Фолькетингом.

И в нарушение всех придворных правил и церемоний датский король подошел и крепко обнял своего внука-императора…

1 апреля (19 марта) 1904 года, утро. Гавань Копенгагена, борт крейсера «Светлана»

Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич

Мои очередные сухопутные приключения, похоже, закончились. И вполне вероятно, скоро начнутся приключения морские. Во всяком случае, подобные выводы я сделал из состоявшейся сегодня беседы с новым русским императором Михаилом.

Меня и Ирину пригласили к нему на аудиенцию уже после того, как мои спутники окончательно отошли от полученных во время нашего путешествия впечатлений. Коба активно крутил роман с Ириной, а та, как я понял, была совсем не против его ухаживаний. Ильич после беседы с Дурново засел в гостинице в своем номере и корпел там над бумагами, отрываясь лишь на еду и сон. Надежда Константиновна недовольно ворчала, но в дела своего супруга не вмешивалась. Вместо этого она отправилась на прогулку по Копенгагену и, наткнувшись на одной из улиц города на магазинчик знаменитой Датской королевской фарфоровой мануфактуры, накупила там кучу статуэток разных смешных собачек, кошечек и лягушек. Истратив все имевшиеся у нее в наличии деньги, она вернулась в гостиницу и стала хвастаться перед Ириной своими покупками. Я послушал их ахи и охи и пришел к выводу, что внутренне женщины за прошедшие сто лет практически не изменились.

Ну, а я как «старый солдат, не знающий слов любви» для начала хорошенечко отоспался, потом посидел вечерок с Кобой в одном кабачке, просто так, выпил с ним, спел пару грузинских песен, после чего мы стали закадычными друзьями. А потом я заскучал…

Впрочем, продолжалась моя хандра недолго. Вчера в Копенгаген вошла наша АПЛ «Северодвинск» с императором Михаилом на борту. Потом из Питера со специальной миссией прибыла Нина Викторовна Антонова, и все вокруг завертелось.

А сегодня утром мы с Ириной получили приглашение одной венценосной особы на аудиенцию. Отказываться в подобных случаях было не принято. Да я и не стал бы этого делать. Вчера вечером я встретился с мореманами с «Северодвинска», и мы с ними хорошенько «посидели». После задушевного и откровенного разговора я проникся к новому русскому императору искренним уважением. Оказывается, побывав в бою и у смерти на краю, паренек резко переломался и стал вполне вменяемым человеком. Даже любопытно стало, и захотелось самому взглянуть на него поближе. Ирина же как журналистка просто верещала от восторга, ожидая из первых уст узнать новые подробности о делах, которые происходят сейчас на Дальнем Востоке.

Их императорское величество Михаил II ждал нас на крейсере «Светлана». Я хорошо помнил, что этот корабль в нашей истории геройски погиб в Цусимском сражении, и поэтому подчеркнуто уважительно поздоровался с вахтенным офицером крейсера и пришедшем меня встретить командиром «Светланы» капитаном 1-го ранга Сергеем Павловичем Шеиным. Он, в свою очередь, с почтением посмотрел на орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени у меня на груди, и вежливо предложил проводить «господина поручика» и очаровательную мадемуазель Ирину к его величеству.

Михаил встретил нас просто, без особых церемоний. Даже немного удивил своим внешним видом. Император был одет не в золоченый мундир, и даже не в форму лейб-гвардии Кирасирского полка, а в камуфляжку с морпеховскими эмблемами. Он с усмешкой полюбовался на наши изумленные физиономии, а потом сказал:

– Что, не ожидали, господа? Я теперь числюсь по другому ведомству. Был торжественно посвящен в морпехи, ношу тельник и считаю, что черный берет для военного – самый лучший головной убор в мире.

Выдержав паузу, чтобы мы с Ириной смогли подобрать упавшие до палубы челюсти, новый император продолжил:

– Однако поговорим о вас, Николай Арсеньевич. Мне уже доложили о вашем увлекательном путешествии в Швейцарию, а также и о том, что во время оного путешествия вы вели себя вполне геройски. А посему считаю, что вы вполне заслужили и следующий чин, и Золотое оружие за храбрость. Поздравляю вас штабс-капитаном, господин Бесоев.

Я было открыл рот, чтобы сказать, что не состою официально на службе Российской империи, а следовательно, царь-батюшка не вправе присваивать мне звания. Но Михаил тут же сообщил мне, что все уже решено, и вопрос о моем награждении и повышении в чине согласован с адмиралом Ларионовым. Так что с точки зрения закона тут все в порядке.

А потом Михаил начал говорить комплименты Ирине, которая раскраснелась от удовольствия и даже стала постреливать глазками в сторону монарха.

– Мадемуазель, – говорил он, – вы меня удивили. Кто бы мог подумать, что такая очаровательная и хрупкая девушка поведет себя так находчиво и храбро во время схватки с вооруженными до зубов убийцами-бомбистами. Следующего чина я вам присвоить не могу, но вот наградить вас, мадемуазель Ирина, орденом Святого Станислава 3-й степени вполне в моих правах. Вы его заслужили.

После обрушенного на наши головы водопада наград, Михаил предложил присесть и начал светскую беседу. Его интересовали подробности путешествия, а также личности наших спутников. Кое-что Михаил о них уже знал. И ему они тоже были очень интересны. Особенно Коба, который, как узнал из наших учебников истории новый российский император, после революции стал «Красным монархом», превратившим Россию в великую державу.

– Николай Арсеньевич, а вы не познакомите меня с этим самым Кобой? Или как его зовут в миру?

– Иосифом Виссарионовичем Джугашвили. Сын сапожника из маленького грузинского городка Гори. Семинарист, который ушел в революцию. Личность, которой восхищались и восхищаются миллионы людей в нашем мире. Словом, человек, оказавшийся в нужное время в нужном месте, – ответил я. – Между прочим, ваше величество, вы с ним почти ровесники, Иосиф Джугашвили старше вас всего на десять дней.

– Да, – задумчиво сказал Михаил, – я стал правителем России по факту своего рождения, а он… Нет, Николай Арсеньевич, я должен обязательно его увидеть. Как и господина Ульянова, который известен в вашей истории как «товарищ Ленин». Щедра земля русская на таланты, щедра. Мне очень нужны люди, способные на поступки, решительные и с убеждениями… Особенно в свете того, сколько всего надо будет еще поменять на нашей богоспасаемой державе. Ну, а то, что у нас могут быть с ними разные взгляды на одни и те же события и проблемы… Так, может, это и к лучшему. Я уже понял, что «подморозка» общественного строя в России по рецепту господину Победоносцеву в конечном итоге завела нас в болото. Теперь, когда случится оттепель и лед растает, все мы окажемся в грязной зловонной луже.

А вы, мадемуазель, – Михаил снова обратил свое внимание на Ирину, – кем бы хотели быть в нашем мире? С Николаем Арсеньевичем все ясно – он прирожденный воин, и служба Родине для него – смысл жизни. А вот вы?

– Ваше величество, – сказала Ирина, – я выросла в семье военного. И сама в некотором смысле имею отношение к армии. Но в нашем мире я работала журналистом. Ну, в вашем мире таких как я называют репортерами, только материалы свои не я публиковала в газетах, а готовила их для показа по телевидению. В этом мире сие средство массовой информации еще не изобретено. Но писать материалы для печатных изданий я еще не разучилась. Так что займусь своим делом и здесь.

– Я знаю, что такое телевидение, – кивнул Михаил, – адмирал Ларионов познакомил меня с вашими техническими новинками. И я обещаю, что буду читать все ваши публикации, тем более что они наверняка будут такими же прекрасными, как та, что их написала.

Ирина опять зарумянилась и потупила глазки. Михаил стал подкручивать было свои рыжеватые усики и «звенеть шпорами», но, видимо, вспомнив о чем-то, притух и сказал нам:

– Господа, если вы не против, то я представлю вам свою невесту Масако, дочь императора Японии Муцухито. Только учтите, что она еще плохо знает русский язык и немного смущается в компании посторонних людей.

Михаил вышел из каюты и вскоре вернулся с юной очаровательной японочкой, одетой в женский так называемый матросский костюм, весьма популярный в начале века у европейской знати. Было видно, что будущая супруга русского императора при виде нас растерялась, и невольно прижалась к Михаилу.

– Охаёо гозаимасу («Доброе утро»), – с улыбкой обратилась к принцессе Ирина, которая когда-то учила японский язык, готовясь к длительной командировке в Страну восходящего солнца.

– Доброе утро, – по-русски, причем достаточно чисто, ответила Масако и тоже приветливо улыбнулась Ирине. – Как вы поживаете?

– Гэнки дэс («Спасибо, хорошо»), – с улыбкой ответила Ирина. И повернувшись к Михаилу, сказала: – А ваша невеста, государь, делает большие успехи в русском языке. Думаю, что через год она уже будет свободно говорить на нем.

– Это все стараниями епископа Николая, который долго жил в Японии и хорошо знает обычаи и язык жителей Японии. Большое ему за это спасибо.

А вы, Ирина Владимировна, не могли бы помочь моей будущей супруге побыстрее научиться всему тому, что надо знать русской женщине? Епископ Николай, конечно, знает японский язык лучше вас, но он не может научить принцессу Масако тому, чему ее может научить только представительница прекрасного пола. Чем быстрее она освоится в нашем обществе, тем лучше. Я был бы вам очень благодарен…

– С удовольствием, ваше величество, – ответила Ирина. Она подошла к Масако и что-то шепнула в ее маленькое розовое ушко. Та закивала и, обратившись к Михаилу, спросила: – Идти я могу?

– Да, дорогая, – сказал Михаил, – идите.

Дамы вышли из каюты, а Михаил повернулся ко мне, улыбнулся и сказал:

– Ну, Николай Арсеньевич, теперь давайте поговорим о наших, чисто мужских делах…

1 апреля (19 марта) 1904 года, полдень. Гавань Копенгагена, борт крейсера российского флота «Светлана»

Полковник Антонова Нина Викторовна

Я решила лично представить вождя мирового пролетариата под светлые очи нового императора. Почему именно я? Да просто Коля Бесоев сказал, что одна аудиенция у него уже была, и что он замучился со всеми этими церемониями и этикетами. А потом он добавил, что, дескать, доставил к месту назначения ценный груз в целостности и сохранности, а посему хотел бы наконец-то погрузиться в мир волшебного ничегонеделания, пьянства и разврата.

Ну и ладно. Мне самой стало интересно увидеть, как будут общаться два непримиримых антагониста: абсолютный монарх и незаурядный политик и революционер, главной целью которого было свержение российского самодержавия.

Встреча состоялось в адмиральской каюте крейсера, просторной и изысканно украшенной. Я вспомнила вдруг, что «Светлана» изначально была построена как крейсер-яхта шефа российского флота, великого князя Алексея Александровича. Отсюда и роскошь в отделке каюты.

Сказать по правде, само начало этого общения меня сильно удивило. Обе высоких переговаривающихся стороны, и Михаил, и Владимир Ильич, для начала какое-то время с любопытством разглядывали друг друга, не выказывая никаких признаков взаимной враждебности. Потом император, на правах хозяина, пригласил Ленина присесть на диван, обитый красным бархатом.

– Господин Ульянов, – сказал Михаил, – мне довелось познакомиться с историей тех событий, которые произошли, или должны были произойти в 1917 году. Естественно, в той версии истории, которая была у наших гостей из будущего. Я уже знаю, что не ваша партия свергла с престола моего брата и ввергла страну в пучину хаоса. Ну, о виновниках всего того, что произошло в том черном Феврале 1917 года, мы поговорим отдельно.

Но мне известно, что именно партия большевиков через восемь месяцев после свержения самодержавия взяла в свои руки власть и не отдавала ее семьдесят четыре года. Я знаю, что именно вы после того, что вы сами назвали Октябрьским переворотом, стали правителем того государственного образования, позднее получившего название Советская Россия.

– Да, в той версии истории все было именно так, – ответил Ильич царю, – а вот, что случится на этот раз… – и вождь мирового пролетариата развел руками, показывая, что все еще не предрешено…

– Одно могу сказать точно, – жестко сказал Михаил, и лицо его вдруг стало злым и суровым, – брата моего уже нет в живых, и свергнуть себя, как это произошло там в феврале 1917 года, я никому не позволю.

– Да, – ответил задумчиво Ленин, – когда знаешь о будущем многое, если не все, то можно избежать многих роковых ошибок. Как я уже понял, ваше величество, – я заметила, что Ильич впервые обратился к Михаилу с упоминанием его титула, – вы решили сами начать революцию сверху, не ожидая того момента, когда она закономерно произойдет снизу. Как там говорится, «Верхи не могут, а низы – не хотят».

– Именно так, господин Ульянов, – сказал Михаил, улыбнувшись. – Капитальный ремонт и перепланировка здания государства Российского обойдется куда дешевле, чем его полный снос и строительство на его фундаменте нового сооружения по старому проекту. И я, испытывая искреннюю симпатию ко многим вашим идеям, кроме «до основанья, а затем», рассчитываю в этом деле на вашу искреннюю помощь…

– Но я уже дал свое предварительное согласие господину Дурново, – прищурившись сказал Ленин, – и скорее всего, не стану брать его назад. Архиинтереснейшая и архисложнейшая задача…

– Ну, вот и отлично, господин Ульянов, – кивнул Михаил, – я думаю, что мы с вами вместе сумеем сделать много полезного для нашего народа и государства. Скажите, с чего бы вы хотели начать?

– Начинать нужно с самого главного – с того, без чего не может существовать ни одно государство! – без запинки ответил Ленин. Похоже, что он уже продумал все, и теперь был готов четко отрапортовать императору о своих мыслях и планах.

– И что же это самое главное? – с любопытством спросил Михаил. – Если не секрет, конечно…

– Нет, не секрет, – лукаво улыбнулся Ильич. – Но почему-то об этих очень важных вещах люди чаще всего не задумываются. А это очень важно. Я имею в виду идеологию, которая должна поставить перед людьми и государством определенную цель. То есть то, ради чего и для чего в дальнейшем все будет делаться. Вот вы, ваше величество, можете это мне объяснить самыми общими словами?

– Ну… – неуверенно сказал Михаил, – наверное, для того, чтобы всем было лучше…

Похоже, что он до сих пор как-то не задумывался о таких высоких материях, и вопрос Ленина застал его врасплох.

– Лучше, ваше величество, это понятие весьма относительное, – нравоучительно сказал Ильич. Он вскочил с дивана и стоял сейчас перед своим высоким собеседником, поглядывая на него снизу вверх, заложив руки за борта расстегнутого пиджака.

– До последнего времени в России существовал универсальный триединый лозунг: «Самодержавие, православие и народность», – сказал Ленин. – Действительно, граф Уваров довольно удачно сформулировал суть внутренней политики императора Николая Первого. Самодержавие – это основа власти в империи. Царь – народный вождь, отец нации. Православие – это духовные скрепы, соединяющие большинство населения России, независимо от чинов и богатства. Правда, при этом за бортом остаются люди других конфессий. Но их, в сравнении с православными, немного. Ну, и народность – чувство своей сопричастности к русскому народу. Причем под русскими подразумевались все люди и народы, принадлежащие к русскому государству и его традициям и истории.

Но сейчас настали совсем другие времена. И слова эти уже не вызывают былого трепета души. К самодержавию со времен императора Александра Второго стали относиться… Ну, в общем, вы знаете, как стали относиться. Николай Первый гулял по набережной Невы, не опасаясь покушений. А вашего деда несколько раз пытались убить, и в конце концов убили. Религия постепенно теряет свою силу в массах. Ну, а народность… Вот тут пока все еще обстоит относительно неплохо. Хотя Федор Михайлович Достоевский уже придумал господина Смердякова, и его последователи люто ненавидят страну, в которой они живут.

– Кажется, я вас понимаю, – кивнул император и процитировал: – «Знамя – это всего лишь красиво разрисованная тряпка, прибитая к палке. Но за него солдаты идут на смерть…»

– Вот-вот! – обрадовался Ильич и поинтересовался: – Какой лозунг будет у той революции сверху, которую вы хотите провести в России? Ведь любая революция хоть сверху, хоть снизу, как ни крути, это слом привычного уклада жизни в обществе. А для некоторых, наверное, крушение всех их идеалов и вообще – смысла жизни. И надо как-то объяснить людям – что, собственно, мы хотим и чего добиваемся, ради чего приносятся в жертву. Сопротивление вашим идеям будет идти и сверху и снизу…

– Да? – озадаченно произнес Михаил. – Я как-то об этом и не подумал. И что же вы предлагаете, господин Ульянов?

– Я предлагаю отнестись к моим словам с полным вниманием и серьезностью, – сказал Ленин. – Лишь в этом случае можно избежать смуты и брожения в умах. Надо найти лозунги, доступные как представителю правящего класса, так и самому неграмотному крестьянину, которые донесли бы до всех них суть происходящего в России. И главный упор надо сделать на следующем. Что благодаря всему тому, что начинает происходить в стране, жизнь всех, независимо от происхождения и чинов, реально улучшится. А главное, что теперь все будет по правде и по справедливости.

Помните, ваше величество – люди могут вытерпеть многое: голод и жажду, и даже боль и смерть, – но для них нестерпимо видеть и чувствовать унижение, неправду, глумление над их человеческим достоинством. Вспомните, как многие храбрые русские офицеры, спасая свою честь и достоинство, пускали себе пулю в лоб. А сколько жизней было сломано из-за того, что люди низкие и подлые становились вершителями судеб других.

А потому надо беспощадно бороться с теми, кто вершит несправедливость и беззаконие. Русский человек должен видеть, что все то, о чем говорят и пишут правители его государства, не пустой звук, а самая что ни на есть правда.

Вспомните одного из наиболее чтимых народом самодержца – царя Петра Великого. Крутехонек он был и жесток порой. Но народ видел, что требуя что-то от других, он и себя не жалеет. Не богатства земные он стяжал, не в праздности жил, а работал, как простой мужик. Помните, как пелось в солдатской песне? «Сам ружьем солдатским правил, сам и пушки заряжал…»

Чем у правящей элиты больше отрыв от народа, тем слабее государство. И наоборот. Речь идет не о панибратстве – народ наш умный, и он сам поймет, когда царь равен с ним в делах, а когда он – самодержец, то есть самый главный и ответственный за все происходящее.

Слушавший внимательно Ильича Михаил кивал. Потом он задумчиво сказал:

– Знаете, господин Ульянов, я теперь начинаю понимать, чего нам, Романовым, не хватало, чтобы чувствовать себя настоящими самодержцами. Не хватало понимания народа, его нужд, его чувств… Мы оторвались от него, от своих корней. И это нас погубило.

Вот у моего покойного батюшки это понимание вроде было. Матушка моя, несмотря на то что она родилась не в России, а в Дании, тоже умеет понимать народ. А вот Ники, Царствие ему Небесное… Он этого понимания был лишен. Хотя он и не был злым человеком, но все же…

Михаил тяжело вздохнул и перекрестился. Вслед за ним это сделала и я. Ильич, после некоторых колебаний, тоже сложил правую ладонь щепотью и поднес ее ко лбу, но потом, видимо, вспомнив о своих принципах, опустил руку, так и не перекрестившись.

– Да, господин Ульянов, чувствую, что нам с вами будет интересно, и в то же время нелегко работать, – сказал Михаил, подходя к Ильичу. – Но, как говорит уважаемая Нина Викторовна, дальше будет еще труднее. Нас ждут великие дела и великие потрясения. Но без них не будет великой России. Всего вам доброго. Жду встречи с вами в Петербурге. До свидания.

1 апреля (19 марта) 1904 года, вечер. Балтийское море, борт крейсера российского флота «Светлана»

Покинув после полудня гавань Копенгагена, крейсер «Светлана» шел в Ревель. Вместе с императором Михаилом, его невестой и епископом Николаем Японским, с глубоким чувством исполненного долга в Россию возвращались министр Дурново, полковник Антонова, а также прибывшая из Швейцарии группа товарищей.

Владимир Ильич сразу же после окончания аудиенции у монарха заперся в отведенной ему каюте и принялся быстро и много писать, обложившись листами бумаги и карандашами. Пользоваться пером и чернилами ему не позволяла легкая качка.

К вечеру погода улучшилась, в разрывах облаков стало проглядывать бледно-голубое небо, а ровный умеренный юго-западный ветер сносил черный дым из труб на левый борт, что придавало «Светлане» несколько легкомысленный вид, как у брюнетки в белом, распустившей по ветру свою длинную косу. Корабль резал балтийскую волну, оставляя за собой взбаламученный кильватерный след. Скорость в пятнадцать-шестнадцать узлов не превращала путешествие в насилующую механизмы гонку, и в то же время позволяла достичь Ревеля где-то через сутки с половиной. Перед закатом в разрывах облаков на горизонте выглянуло солнце, и путешественники выползли на палубу «Светланы», чтобы насладиться морской прогулкой, пока еще не прозвучала команда к ужину.

Первой из жилых помещений корабля на палубу поднялась компания, в числе которой был статный кавказец в военном мундире с погонами штабс-капитана и с орденом Святого Георгия Победоносца 4-й степени на груди. Его за локоток придерживала высокая красавица-брюнетка в белом платье, на котором алел красный крест в обрамлении золотых орлов – орден Святого Станислава 3-й степени.

С другой стороны возле девушки вился горным орлом еще один кавказец, одетый не столь блестяще. На нем был серый штатский костюм в клетку, шляпа с широкими полями и прорезиненный макинтош. Слегка небритое, чуть рябоватое лицо – все это придавало ему вид то ли благородного разбойника с Корсики, то ли абрека из горного аула.

Чуть позже на палубе появились Петр Николаевич Дурново и Нина Викторовна Антонова. Ведя неспешную беседу, они держались в стороне от молодежи. Петр Николаевич время от времени посматривал на человека, который родился в доме простого сапожника, но в той истории ставшего подлинным властителем шестой части земного шара.

Дурново невольно подумал о новом императоре, который за считаные недели сумел из шалопая-баловня стать настоящим государем. Возможно, что так на него подействовало участие в первом для него бою, ранение, душевная боль, причиненная трагической смертью брата. Став императором, Михаил Александрович, самый младший из трех сыновей императора Александра III, изменился почти до неузнаваемости.

Послужило ли этому общение с пришельцами из будущего, а может, что-то другое – Петр Николаевич не знал.

На первой аудиенции у молодого императора он увидел не мальчика, но мужа. На российский престол всходил хозяин, вождь, способный не только сидеть на троне, но и стоять во главе великой державы. Проблема была лишь в том, что внутри того, усатого и чуть рябого грузина, тоже уже живет хозяин, сумевший в самые отчаянные для страны дни взять в руки штурвал и направить государственный корабль навстречу бурям и штормам. Умом Петр Николаевич понимал, что работая вместе на благо империи, эти два человека действительно могут сделать так, что слово «невозможно» исчезнет из российского политического лексикона. Но если эти два хозяина не поладят между собой, то последствия для России могут быть ужасными. В таком конфликте пришельцы из будущего, несомненно, поддержат сына сапожника. Ведь для них, что ни говори, император Михаил – это пока еще «вещь в себе», а Иосиф Джугашвили – товарищ Сталин, человек № 1 в России ХХ века.

Размышления Петра Николаевича были прерваны появлением на палубе самого императора под руку с невестой. Кстати, этот необычный альянс уже вызвал немало шума в европейских королевских домах и герцогских и княжеских домиках.

С одной стороны, возмутились отцы и матери многочисленных знатных, но до сих пор еще не замужних девиц, чья родословная восходила к Карлу Великому, Гуго Капету и прочим потомкам коронованных особ. А с другой стороны, призадумались отцы и матери таких же знатных женихов. Ведь у принцессы Масако остались две младших сестры. Русский же император в разговоре со своим датским дедом сказал, что европейские династии постепенно вырождаются, и для того чтобы воспрепятствовать этому, им нужна свежая кровь воинов и завоевателей. Кто-то из присутствовавших при этой беседе проболтался, и неутомимые журналисты, как мухи, мгновенно разнесли эти слова русского царя по всем уголкам «цивилизованного мира».

Среди европейской аристократии, разделившейся на две партии, началось смятение умов. В общем, разговоров и обсуждений теперь будет как минимум до Рождества.

Сейчас император, нежно придерживающий ручку юной принцессы, перебросился парой слов с командиром «Светланы», капитаном 1-го ранга Шеиным, потом благосклонно кивнул Петру Николаевичу Дурново и полковнику Антоновой. Сочтя, что он исполнил долг вежливости перед старшим поколением, Михаил направился в сторону стоящей на корме компании молодежи.

– Добрый вечер, господа! – на правах хозяина поздоровался он с присутствующими. – Мадмуазель Ирина, в этом платье с таким красивым орденом вы выглядите просто очаровательно.

– И вам добрый вечер, ваше величество, – присела в легком книксене Ирина Андреева, – спасибо вам за комплимент. В ответ скажу, что камуфляж, тельняшка и черный берет неплохо гармонируют с вашим мужественным лицом. Знаете, я как будто снова чувствую себя дома.

– Туше! – тихо сказал император. – Как говорил мой учитель фехтования – счет по одному. Мадмуазель Ирина и господин штабс-капитан. Не побудете ли вы немного с моей невестой, чтобы ей не было скучно одной? Я хотел бы поговорить немного с глазу на глаз с господином Джугашвили.

Оба пришельца из будущего синхронно кивнули, а штабс-капитан Бесоев, улучив момент, незаметно пожал Кобе руку в знак поддержки.

– Ну, вот и отлично, – сказал Михаил. – Дорогая, – обратился он к принцессе Масако, – побеседуй со штабс-капитаном Бесоевым и мадмуазелью Ириной. А вы, господин Джугашвили, если вам так будет угодно, пройдите со мной вон туда, к подветренному борту.

– Господин Джугашвили, – сказал император, когда они отошли от компании и оказались подальше от посторонних ушей, – о вас я знаю почти все, да и вы обо мне, наверное, тоже. Поэтому считаю, что нам пора поговорить прямо и открыто. Вы согласны со мной?

– Да, ваше величество, согласен, – так же твердо ответил Коба. – Пусть я еще не тот товарищ Сталин, каким стал в будущем, но мне хотелось бы, чтобы моя жизнь в этом мире была такой же честной и полезной для нашего народа, как и у моего двойника. Мы можем говорить с вами, как мужчина с мужчиной. Я верю вам, поскольку мне известно, что в той истории Михаил Александрович Романов не совершил ни одного подлого поступка.

– Очень хорошо, – кивнул Михаил и облизал языком вдруг пересохшие губы, – господин Джугашвили, скажу вам прямо, вы, как и господин Ульянов, – не совсем обычные люди. С вашим талантом организатора, вашей силой и убежденностью, вашим стремлением к правде и справедливости, вы можете стать для России как величайшим благом, так и величайшим злом.

Как российский император я просто не имею права разбрасываться такими талантами, как вы. Но я также не имею права подвергать вверенную мне Богом страну риску начала большой смуты. Господин Ульянов, например, уже согласился сотрудничать с нашим правительством в деле исправления трудового законодательства и контроля за его исполнением.

Дадите ли вы свое согласие на сотрудничество? Кстати, чтобы вам было легче со мной общаться, в отсутствии посторонних можете обращаться ко мне по имени. Ведь мы с вами ровесники…

Коба немного напрягся.

– Как вы, ваше… Извините, как вы, Михаил, видите мое сотрудничество с вами?

Император усмехнулся:

– Я думаю, для начала вам, вместе с прелестной мадмуазель Ириной, стоит заняться газетами. Я хочу иметь в России печатный орган, который рассказывал бы читателям о состоянии дел в стране. Причем говорил правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды. Ну, вы меня поняли? Когда собираешься чистить Авгиевы конюшни, полезно представлять себе объем предстоящей работы.

Коба серьезно кивнул:

– Если вы, Михаил, действительно хотите знать о России настоящую правду, и сделать ее доступной для миллионов, то я согласен. Но как быть с цензурой? И кто даст деньги на ее издание?

– О цензуре, Иосиф, не беспокойтесь, – усмехнулся император, – это я возьму на себя. Только учтите, что по каждому вашему острому материалу на местах будет проводиться обязательное следствие, так что необходима абсолютная достоверность информации. Ну, а на какие средства будет выходить эта газета – это не должно вас волновать. Кроме тех средств, которые вы будете получать в качестве прибыли, некие состоятельные частные лица будут регулярно делать щедрые пожертвования. Ну что, Иосиф, вы готовы к этому Гераклову подвигу? – и император протянул Кобе руку.

– Возьмусь, – ответил тот, пожимая Михаилу ладонь, – только потом, чур, не жаловаться, ваше императорское величество!

2 апреля (20 марта) 1904 года, утро. Балтийское море, 60 миль южнее острова Готланд, борт крейсера «Светлана»

Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич

На полных парах мы идем домой. Домой – это в смысле в империю, в Санкт-Петербург. Другого дома у нас теперь нет, и скорее всего, никогда уже не будет. Я не стал спрашивать Кобу – о чем именно с ним говорил Михаил. Проявлять излишнее любопытство по отношению к товарищу – невместно боевому офицеру. А ведь мы с будущим товарищем Сталиным пережили такое, что по всем канонам делает нас боевыми товарищами и соратниками.

Ильич же до сих пор относится ко мне с некоторой настороженностью и опаской. Не то чтобы ему было жалко этих эсеровских уродов, но все же… Для тонкой и ранимой души Ильича это слишком. Коба же, напротив, как говорится, проникся и осознал. Так что если будет надо, то он сам обо всем мне расскажет. Надо только немного подождать.

И я дождался. Со вчерашнего вечера Коба лишился общества своей симпатии, Ирочки Андреевой, которая занималась теперь огранкой японского «алмаза». Императорскими просьбами не манкируют. Да и вообще, глядя со стороны, я понял, что наша Ирочка сама загорелась желанием сделать из застенчивой и перепуганной резкими переменами в ее судьбе девушки истинную леди, пусть и в понимании начала двадцать первого века. И времени-то оставалось всего ничего – уже пятого числа император вместе со своей невестой рассчитывал быть в Питере. Хочешь не хочешь, а надо успеть научить японочку не чувствовать себя чужой в высшем свете и непривычное ей европейское женское платье носить так, чтобы оно не сидело на дочери микадо как на корове седло. Показуха, подумаете вы. Не совсем так, отвечу я, скорее привычный в нашем понимании пиар. Император, вступая в весьма необычный и экстравагантный для европейских монархов брак, должен показать, что называется, товар лицом. В какой-то мере мадемуазель Масако – это трофей странной и быстротечной войны. И въезд императора в свою столицу будет еще и триумфом победителя, перевернувшего очередную страницу в русско-японских отношениях.

Но это все, так сказать, лирика. А суровой прозой жизни оказалось то, что лишившись общества Ирины, Коба волей-неволей был вынужден чаще видеться со мной.

И вот сегодня утром, сразу после завтрака в кают-компании, мы с ним, как два закадычных приятеля, вышли прогуляться на палубу крейсера. Погода стояла почти весенняя, неяркое солнце пробивалось через высокие перистые облака, а теплый юго-западный ветер обещал скорое наступление весны. В Питере сейчас, наверное, уже заплакали сосульки и начали оседать сугробы в парках и скверах.

Коба, выйдя на палубу, сразу же отправился на бак, где у специально оборудованной курилки засмолил свою дешевую папиросу, с наслаждением втягивая вонючий табачный дым. Я же как человек, приобщенный к здоровому образу жизни, встал от него с наветренной стороны, чтобы сизые клубы дыма сносило ветром в сторону. Курящий спецназовец неоправданно сокращает себе жизнь. Никотин сбивает дыхалку, а табачный дым ухудшает обоняние. У моих коллег бывали случаи, когда надо было не только махать руками и ногами, но и в прямом смысле унюхать опасность. Но, к счастью, экологический вред от пагубной привычки Кобы был несравненно меньшим, чем черные облака угольного дыма, извергаемые в небо трубами крейсера «Светлана». Не наступил еще век мазута, век турбин и дизелей. Но чувствую, что он не за горами. Не зря в Копенгагене у адмирала Макарова так горели глаза, когда командир «Северодвинска» рассказывал ему о наших боевых кораблях.

Но сейчас все это побоку. Главное то, что Коба, немного помявшись, тихо, почти шепотом спросил у меня:

– Товарищ Бесоев, скажите, что вы думаете о нашем новом императоре?

– О Михаиле Александровиче? – так же тихо переспросил я.

– Да, о нем, – кивнул Коба, – мне он показался, как бы это сказать, несколько возбужденным и настороженным.

Я немного задумался, а потом ответил:

– Понимаешь, Сосо, новый правитель России находится сейчас в положении, которое хуже губернаторского. Если он ничего не будет предпринимать и ограничится только косметическим ремонтом, то через десять, максимум через пятнадцать лет Российская империя придет туда, куда она пришла в нашем прошлом…

– Товарищ Бесоев, – поинтересовался Коба, – а что вы понимаете под косметическим ремонтом?

Мысленно чертыхнувшись, я ответил:

– Это такой ремонт, когда все красят двери и рамы, белят потолки, а трещины в стенах замазывают известкой, чтобы они не бросались в глаза. И те, кто проводит этот ремонт, не хотят понять, что в один прекрасный момент штукатурка упадет им на голову, стены треснут и развалятся, а само строение может похоронить их под обломками.

– Теперь мне понятно ваше сравнение, – немного подумав, сказал Коба. – Вы, люди будущего, мыслите очень яркими образами, и мне стоит этому у вас поучиться. Выходит, что в семнадцатом году господа Романовы погибли под обломками их насквозь прогнившего дома?

– Да, – ответил я, – дворянство, когда-то бывшее опорой Российской империи, показало свою полную несостоятельность. Попытка же опереться на буржуазию и интеллигенцию, предпринятая после первой русской революции, и вовсе привела к катастрофе. Ибо невозможно опираться на нечто аморфное, бесформенное. Это та порода людей, о которой писал Салтыков-Щедрин: «хотелось не то конституций, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать».

Эти господа решили, что они самые умные, и тоже захотели «порулить страной». Смута получилась ничуть не меньшая, чем при обоих Лжедмитриях. И если бы не вы с товарищем Лениным, то, наверное, в конце концов Россия превратилась бы в скопище марионеточных государств, где правили бы бал иностранные правители, а туземцы все время воевали между собой.

– Понятно, – кивнул Коба, – товарищ Ленин предвидел именно такой вариант крушения самодержавия. Но вы, товарищ Бесоев, сказали, что так будет, если Михаил не попытается все в корне изменить. Так в чем же тогда проблема, пусть меняет – царь он или не царь!

Я задумался.

– Видишь ли, Сосо, старший брат Михаила уже пытался ввести некоторые, необходимые с его точки зрения, изменения в устройство Российской империи. Эти изменения носили в основном тоже, скорее, косметический характер, и были способны лишь оттянуть, но не предотвратить революционный взрыв в будущем. Но даже эти робкие попытки закончились цареубийством. Как нам удалось выяснить, за спиной эсеровской боевки стояло не только британское посольство, но еще и весьма многочисленная часть российской аристократии, сделавшей ставку на дядю царя, великого князя Владимира Александровича и его сына Кирилла Владимировича. Но получилось так, что при удавшемся покушении заговор все же провалился, во многом благодаря действиям моих товарищей.

И теперь, как пишут в исторических книгах, «мясорубка сыскного приказа неустанно крутится день и ночь», вылавливая уже не ваших с Ильичом товарищей, а всех причастных к гвардейскому заговору.

Коба задумался, а потом спросил:

– Товарищ Бесоев, вот вы сказали, что заговор обезврежен. Тогда выходит, что новому императору уже нечего опасаться?

– Да, Сосо, – кивнул я, – площадка для реформ Михаилу уже в значительной степени расчищена. Но где был один заговор, при появлении недовольных возникнет другой заговор, а потом еще и еще один. Ликвидация одного заговора еще ничего не значит. Я уже говорил, что сгнил сам становой столб государства Российского. Императору Михаилу остался только путь Петра Великого, реформы с топором в одной руке и пряником в другой.

Но тут важно не перегнуть палку. Слишком резкие изменения спровоцируют чиновничество и интеллигенцию на массовую фронду, саботаж. И тогда беды не избежать. Все должно идти своим чередом, изменения могут быть фундаментальными, но для неопытного взгляда они должны выглядеть как чистая косметика.

При этом значительная часть незаметной и тихой работы должна быть сделана не теми, кто сидит в Зимнем дворце, а снизу, от народных масс. И опираться не на тех, кто превратил свои должности и чины в кормушку и место, где можно без труда и забот набивать карманы, а на простой народ. Как говорили в наше время, «Товарищ, сделай лицо попроще, и люди к тебе потянутся…» Задача, скажу я тебе, крайне сложная и не имеет простых решений.

– Теперь мне все понятно, товарищ Бесоев, – кивнул Коба. – Если верить вашей истории, то большевикам и возглавлявшему их товарищу Сталину пришлось решать задачи, которые до них вообще никто не решал. И ничего, справились. Если у «товарища Михаила» достаточно воли, ума и таланта, то он тоже с этим справится. К тому же если он покажет себя достойным правителем, то у него найдутся тысячи, если не миллионы помощников из простого народа. Да и мы с вами не будем сидеть сложа руки в стороне и тоже поможем. Непременно поможем.

2 апреля (20 марта) 1904 года, вечер. Балтийское море, 20 миль южнее острова Готланд, борт яхты германского императора «Гогенцоллерн»

Полковник Антонова Нина Викторовна

На подходе к шведскому острову Готланд закончились милые светские беседы, и завязались более тесные знакомства между императором, господами революционерами и моими коллегами. Наш крейсер уже поджидала яхта «Гогенцоллерн», на борту которой находился германский кайзер Вильгельм II. Изящный белоснежный корабль, больше похожий на легкий крейсер, чем на императорскую яхту, подошел к «Светлане» на расстояние двух кабельтовых. Оттуда семафором передали: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана».

Гм… Кайзер, как всегда, весьма самонадеян и неоригинален. Примерно то же самое, но чуть раньше он велел передать при прощании и предыдущему русскому императору. Впрочем, препираться с ним по поводу титулов не стоило. Пусть, если ему так нравится, считает себя владыкой Атлантики. Хотя пока еще существует Ройял Нэви, до реального воплощения в жизнь этого пожелания – как до Китая пешком.

Затем с борта «Гогенцоллерна» просигналили, что: «Его величество с нетерпением ждет в гости своего царственного кузена с невестой». После недолгого совещания, Михаил решил отправиться на встречу с Вильгельмом один. Зная о расистских замашках кайзера и его грубых шутках, а также несдержанность в поведении, император решил не травмировать принцессу Масако и избавить ее от общения с кузеном. Вместо невесты в качестве представительницы прекрасной половины рода человеческого на «Гогенцоллерн» отправилась я.

Для встречи с германским императором Михаил надел специально изготовленную – построенную, как говорили здесь – форму номер четыре офицера морской пехоты России. Черные брюки, черный китель, белая рубашка с галстуком, белое кашне, короткая черная шинель, золотой пояс с кортиком и черная фуражка. На «Северодвинске» были альбомы с образцами формы одежды военнослужащих Российской армии и флота, и по этим рисункам копенгагенские портные сшили обмундирование для императора. Ну, а погоны, звездочки, пуговицы и кокарды наши моряки выделили Михаилу из своих запасов.

Выглядел новый русский царь блестяще. Пожалуй, форма морпеха была ему больше к лицу, чем мундир «желтого» кирасира. Даже принцесса Масако, увидев своего жениха в этой новой форме, не сумела скрыть своего восхищения.

Вместе со мной и Михаилом в разъездной катер спустился и Коля Бесоев, одетый в парадный мундир штабс-капитана русской императорской армии. Ему тоже было любопытно поглазеть, хоть и со стороны, на то, как пройдет встреча двух монархов. А вот Ирочка осталась на борту «Светланы» вместе с японской принцессой. Они уже подружились, и наша телезвезда стала неофициальной фрейлиной будущей российской императрицы. Впрочем, Михаил, то ли в шутку, то ли всерьез, сказал Ирине, что после его бракосочетания он вручит ей алмазный шифр. Ну, это мы еще посмотрим. Вряд ли нашей неугомонной понравится эта довольно скучная придворная должность.

Мы быстро добрались до парадного трапа императорской яхты, где нас встретили рослые фалрепные. Они с почтением помогли прибывшим выйти из катера и подняться по ступенькам трапа. А на палубе нас уже встречал сам «адмирал Атлантического океана» кайзер Вильгельм II.

Он был одет в морскую форму и фуражку с белым верхом. Кузены вежливо поздоровались друг с другом. Вильгельм посматривал на Михаила с некоторым превосходством. Но русский император держался с ним уверенно, как равный с равным. Видимо, он хорошо запомнил данный ему накануне этой встречи совет – как поставишь себя с самого начала, именно так в дальнейшем к тебе и будут относиться.

– Мой дорогой друг, – сказал кайзер, – ты очень сильно изменился. Тяжелый груз ответственности за судьбу державы, свалившийся на твои плечи после страшной смерти моего бедного кузена Ники… – тут Вильгельм картинно достал из кармана белоснежный платок и приложил его к сухим глазам, – …очень тяжел, тем более что ты в этот момент находился далеко от дома. Губернатор Циндао фон Труппель в своих донесениях сообщил мне о твоем геройстве во время пиратского нападения этих подлых британцев на российский боевой корабль. Молодец, побывав в бою, ты стал настоящим солдатом.

Тут кайзер картинно задрал вверх голову и подкрутил свои знаменитые усы. Михаил с любопытством смотрел на августейшего кузена. Ему, похоже, было смешно наблюдать за тем, как ведет себя Вильгельм. Но он не подавал виду, и в некоторые, наиболее патетические моменты речи кайзера синхронно с ним хмурил брови и кивал.

Потом Михаил представил меня и Николая Бесоева. Видимо, уже получивший информацию об удивительном «полковнике в юбке», Вильгельм рассыпался передо мною в комплиментах, заявив, что никогда бы в жизни не подумал, что такая молодая (гм…) и красивая (льстец!) дама может иметь столь высокий воинский чин.

О Бесоеве у кайзера, по всей видимости, тоже имелась соответствующая информация. Он похвалил штабс-капитана за геройство во время схватки с «ужасными разбойниками, которые без ножа за поясом и без бомбы в кармане не выйдут на улицу». Вильгельм дружески похлопал Николая по плечу, сказав, что был бы очень рад иметь у себя в подчинении «таких прекрасных и храбрых воинов, как герр Бесоев».

Ну, а после такой трогательной встречи мы были приглашены в салон яхты, где, собственно, и начались текущие блиц-переговоры. Перед их началом Михаил сказал Вильгельму, что я и Бесоев считаемся его доверенными лицами, и в их – то есть нашем – присутствии можно говорить обо всем без утайки.

Разговор между двумя монархами в основном шел о заключенном недавно союзе двух империй – «Союзе двух орлов», – пошутил кайзер. Было отмечено, что перед нашими странами открываются огромные, можно сказать, головокружительные перспективы, которыми нужно воспользоваться как можно быстрее.

Речь также пошла о позиции, которую дипломаты России и Германии займут в отношении Британии и Франции. Вильгельм оказался настроен очень решительно и готов был чуть ли не сию минуту начать дележку британского колониального наследства. Насчет Франции он, как ни странно, был настроен не столь брутально. По его словам, было бы достаточно, чтобы французы разоружили и уничтожили все свои приграничные крепости и установили двадцатикилометровую демилитаризованную зону вдоль франко-германской границы. Появление в этой зоне хотя бы роты французских солдат тут же стало бы «казусом белли».

Михаил внимательно слушал кайзера, но от комментариев по поводу его дипломатических фантазий пока воздерживался. Он лишь один раз сухо заметил, что все варианты должны быть сперва обсуждены дипломатами и военными, и лишь потом свое веское слово выскажут монархи.

Далее кайзер перешел к личным делам. Он пожалел вдову убитого императора Николая II, которая до сих пор не может прийти в себя после случившегося, и пожалел ее дочерей – племянниц нового русского самодержца. Михаил сказал, что все они не будут обижены, всем будет обеспечено соответствующее их сану содержание, а племянниц, когда те достигнут совершеннолетия, он выдаст замуж за достойных людей.

А потом, когда кайзер уже начал выдыхаться и фонтан красноречия стал иссякать, Михаил завел разговор о насущных проблемах. Он четко сформулировал пункты, по которым должны сотрудничать российские и германские дипломаты, и о присоединении к «Союзу двух орлов» Швеции. С благодарностью отозвавшись о губернаторе Циндао фон Труппеле, Михаил попросил кайзера отметить и поощрить этого умного и дальновидного политика, который в настоящее время активно помогает русскому Тихоокеанскому флоту и эскадре адмирала Ларионова.

– Мы должны совместно действовать на Тихом океане, – сказал Михаил, – лишь тогда мы сможем стать подлинными хозяевами этой богатейшей части земного шара и вытеснить оттуда нахальных англичан, которые безо всяких на то оснований считают себя хозяевами мира. Необходимо наглядно продемонстрировать им, что они неправы.

В общем, встреча русского и германского императоров прошла с большой пользой для всех. Я обратила внимание на то, какими глазами смотрел кайзер на нашего молодого монарха. Похоже, что Вильгельм, наконец, понял – сидящий перед ним парень рано повзрослел, многое пережил, и теперь он не будет таким же робким и нерешительным правителем, каким был его покойный старший брат. Чего-чего, а храбрости, выдержки и самообладания Михаилу хватало и в нашем прошлом. Я совсем не уверена, что его брат Николай так же мог командовать Дикой дивизией, как командовал Михаил своими лихими джигитами во время Первой мировой войны. Наши знания и полученный в бою кураж окончательно закалили его, словно дамасский клинок в потоке набегающего вихря. И теперь на нового русского императора никто уже не сможет посмотреть сверху вниз, как в прямом, так и в переносном смысле.

Перед расставанием его императорское величество Михаил II пригласил германского кайзера в Петербург на свою свадьбу, которая должна была состояться после того, как будет снят траур по убитому брату. А это не менее, чем через сорок дней. То есть не ранее 14 апреля, или 27 апреля по привычному нам новому стилю.

3 апреля (21 марта) 1904 года, утро. Заголовки мировых газет

Французская «Пти Паризьен»: Мир потрясен! Новый русский император, словно капитан Немо, появился из морской пучины у берегов Дании!

Американская «Вашингтон пост»: Этого не может быть, но это есть. Русские построили подводное чудовище, несущее смерть вражеским кораблям!

Английская «Дейли телеграф»: Никто в мире теперь не может быть спокоен. Адский подводный крейсер нового русского царя готов выйти на охоту за мирными торговыми судами!

Итальянская «Стампа»: Дания радуется, Британия в ужасе. Открыта новая страница войны на море – самое совершенное орудие убийства готово к действию!

Германская «Норддойче Альгемайне»: Триумф русского кораблестроения: подводный крейсер «Северодвинск» под Андреевским флагом готов вместе с германскими союзниками защитить Балтийское море от вражеского вторжения!

Австрийская «Винер цейтнунг»: Русский царь вынырнул из-под воды у Копенгагена. Он прошел подо льдом половину земного шара и жаждет отомстить за своего убитого брата!

Шведская «Свенска Дагбладет»: На Балтике появились новые хозяева. Царь Михаил довершит то, что собирался сделать его предок император Петр I. Не пора ли Швеции подумать о присоединении к германо-российскому союзу?

Японская «Ници-Ници»: Япония даже не подозревала о страшной опасности, которая ей грозила. Новый император России со своей невестой Масако-сама вернулись домой на удивительном подводном корабле!

Греческая «Акрополис»: Дания и Германия ликуют, Англия в ужасе: русский император Михаил II готов нанести смертельный удар Британской империи!

Датская «Юланд постен»: Дания гордится тем, что ей первой посчастливилось увидеть это чудо: русский флот, с его самым совершенным боевым кораблем, готов противостоять любому противнику!

3 апреля 1904 года, полдень. Лондон, Даунинг-стрит, 10. Резиденция премьер-министра Великобритании

Премьер-министр Артур Джеймс Бальфур, первый лорд Адмиралтейства Уильям Уолдгрейв и министр иностранных дел Британии Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис, маркиз Лансдаун

– Итак, джентльмены, – начал британский премьер, обводя взглядом присутствующих, – что вы можете сказать по поводу последних событий? Говорят, что русский флот пополнился новой боевой единицей. Да такой, что старик Жюль Верн умер бы от зависти, увидев этот удивительный подводный корабль. Сэр Уильям, я хочу выслушать ваше мнение как специалиста.

– Морское могущество Британии находится под угрозой, – сказал первый лорд Адмиралтейства. – Джентльмены, операция «Нельсон» была отменена нами очень своевременно. Если бы в бой вступило это чудовище, то Ройял Нэви потерпел бы позорное поражение. Нет, это даже нельзя было бы назвать поражением, это был бы полный разгром. Такой же, какой корабли эскадры адмирала Ларионова устроили японскому флоту под Порт-Артуром. Русские топили японцев, словно перед ними были бамбуковые джонки, а не первоклассные броненосцы, построенные, между прочим, на наших верфях и на наши, джентльмены, деньги. Вспомните донесения наших агентов, которые мы здесь недавно обсуждали. Самодвижущиеся мины на кораблях адмирала Ларионова обладают просто фантастической дальностью, скоростью, точностью наведения и мощью заряда.

Вдумайтесь, джентльмены, одна такая мина, выпущенная с дистанции пятьдесят или семьдесят кабельтовых, гарантированно отправляет на дно новейший броненосец. Такое оружие для наших кораблей – да и не только наших – это гарантированная смерть. Я еще раз повторю, сэр Артур, информация наших тайных агентов о вневременном происхождении эскадры адмирала Ларионова полностью подтвердилась.

Джентльмены, любой из кораблей эскадры Ларионова смотрится в составе нынешнего русского флота так же, как наш броненосец класса «Канопус» выглядел бы сто лет назад, находясь в составе эскадры великого Нельсона. Один залп его орудий главного калибра гарантированно уничтожал бы самый мощный французский или испанский парусный линкор…

– Мы поняли вашу мысль, сэр Уильям, – кивнул британский премьер, – действительно, наличие в начале девятнадцатого века в составе британского флота такого совершенного корабля не только сделало бы Британию непобедимой на море, но еще и резко подтолкнуло бы вперед ее технический и научный прогресс. И если это так, то тогда Российская империя, наш извечный враг и конкурент, в ближайшее время может снова совершить рывок в экономическом и военном развитии, как это было во времена их первого императора Петра Великого.

Только вот на этот раз учителями для русских будут не голландцы и немцы, а русские из будущего, которые нагоняют на нас страх, даже находясь на другом конце земного шара. Нам неизвестно, чему они могут научить своих соплеменников. Но даже отрывочная информация о степени их осведомленности не только в тайнах политики и в военном деле, но и в науке и искусстве приводит меня в ужас. Размеры России, наличие на ее территории практически всех видов природных ресурсов и многочисленного, все ж я вынужден признать это, белого в большей части своей населения, делает угрозу для нас вполне реальной. Союз же России и Германии, который они заключили на днях, усилил оба этих государства. Скажу больше, к этому союзу скоро примкнут многие европейские страны, и тогда Британской империи придет конец. Пока этого не произошло, надо принимать самые экстренные меры. Каково ваше мнение, сэр Генри?

– С моей точки зрения, ситуация напоминает ту, которая сложилась три века назад, когда из испанских портов вышла Непобедимая армада, угрожавшая самому существованию Британии. Но нас спас Господь, наславший на папистов ураган, и доблесть наших моряков, изрядно потрепавших в бою этих наглых испанцев. Примерно так же Британия чувствовала себя и во времена Наполеона, когда выскочка-корсиканец вместе с взбалмошным русским императором Павлом готовился отобрать у нас самую ценную нашу колонию – Индию. Но опять нас спас Господь, а также алчность и эгоизм русских бояр, которые за деньги, которые щедро раздавал наш посол в Петербурге сэр Чарльз Уитворт, убили своего монарха и расстроили столь опасный для нас русско-французский союз. – Глава британской дипломатии на мгновение задумался, а потом продолжил своим скрипучим голосом: – Все в этом мире решаемо. Там, где нельзя что-то сделать обещаниями и щедрыми посулами, в ход идет золото, яд и кинжал. Но в нынешней ситуации дела обстоят для нас скверно. На этом подводном крейсере в Копенгаген прибыл новый русский император. И это расстроило все наши планы.

Мы не смогли перехватить его во время поездки по Транссибирской магистрали. А силы для этого были задействованы немалые. Теперь нам уже ясно, что из города Дальний выехала в Петербург, говоря военным языком, ложная, отвлекающая группа. И хотя в ней были великий князь Александр Михайлович, адмиралы Алексеев и Ларионов, в ней не было того, кто считался главной дичью в нашей охоте – русского императора.

Ну, а помимо прочего, был брошен вызов не только нашему военному могуществу, но и нашему политическому влиянию. Вы уже слышали про то, как эти датские хамы забросали здание нашей миссии в Копенгагене гнилыми бананами и тухлой рыбой. Полиция при этом странно бездействовала, следя лишь за тем, чтобы в окна миссии не бросали камни. Это величайшее унижение для нашей Империи, над которой никогда не заходит солнце.

Но я все же согласен с сэром Уильямом в том, что разгром нашего флота, или даже его отступление с ничейным результатом было бы для нас большим унижением.

Находясь на грани войны с русскими, а может быть, и с германцами, мы должны признаться себе в том, что один единственный неудачный выстрел может привести к катастрофичному исходу, поскольку сражаться на равных с Континентальным альянсом мы не можем. Кайзер Вильгельм уже плотоядно потирает руки. От такого неожиданного подвернувшегося ему счастливого случая он же сам не свой. Ему, наверное, снятся по ночам наши колонии в Азии и Африке, над которыми развевается германский флаг. Вы уже знаете, что он не так давно приветствовал ныне покойного русского императора, назвав его «Адмиралом Тихого океана», а себя – «Адмиралом Атлантического океана».

– Каков наглец! – воскликнул возмущенный первый лорд Адмиралтейства. – Атлантический океан – это, можно сказать, наше внутреннее море…

– Тихо, джентльмены, вы не в Парламенте, – прервал разбушевавшихся подчиненных британский премьер, – здесь криком делу не поможешь. Совершенно очевидно, что масштаб угрозы был ранее нами явно недооценен. Сэр Генри прав, прямое военное столкновение с «континенталами» сейчас для нас смерти подобно. Они в любом случае превосходят нас, особенно на суше. Мы должны как можно быстрее создать контрсоюз, не менее могучий, чем Континентальный альянс. Сэр Генри, мы уже с вами говорили об этом. Австрия, Турция, Италия, САСШ, по возможности Франция…

Мы должны стать мудрыми, как змеи, и хитрыми, как лисы, выведывая секреты наших врагов и внося в их умы смуту и раздор. Поддерживая в России и Германии разного рода нигилистов и революционеров, мы должны учесть, что в результате нашей грубой и неаккуратной работы – я имею в виду покушение на императора Николая, – в Российской империи фактически возродили Приказ Тайных дел, существовавший при царе Алексее Михайловиче.

Сэр Генри может подтвердить вам, что Главное управление государственной безопасности России уже лишило нас нескольких весьма способных и тщательно законспирированных агентов. Стоит ожидать, что в ближайшее время аналогичная служба появится и у кайзера Вильгельма, и так уже имеющего весьма опытную и профессионально подготовленную полицию.

В дальнейшем следы мятежей на окраинах, взрывов и убийств ни в коем случае не должны вести сюда, на Даунинг Стрит. Для всех этих грязных дел должна быть создана отдельная служба, задачей которой будет тщательное заметание следов. Я бы назвал ее SIS – Secret Intelligence Service. Наше правительство и наши дипломаты, как жена Цезаря, в любом случае должны оставаться выше всех подозрений. В ближайшее время мы должны всемерно способствовать усилению собственного Союза, который я предлагаю назвать Северо-Атлантическим, и также основательно способствовать внутреннему ослаблению и разрушению Континентального альянса. Это работа для нас с сэром Генри.

Вы же, сэр Уильям, должны будете получить как можно более достоверные данные о возможностях кораблей из будущего, и с их учетом пересмотреть планы строительства нашего флота. Учтите, речь идет о самом существовании метрополии. Одна ошибка, и Британская империя разделит судьбу Римской, а мы с вами, джентльмены, войдем в учебники истории как люди, которые проиграли битву врагам Британии, подобно последнему англосаксонскому королю Гаральду Годвинсону, проигравшему битву при Гастингсе герцогу Вильгельму Нормандскому. Помните об этом, джентльмены.

3 апреля (21 марта) 1904 года, вечер. Крейсер российского императорского флота «Светлана», 40 миль к югу от города Турку

Штабс-капитан Бесоев Николай Арсеньевич

Эх, как красивы вечера на Балтике! Все словно вокруг нарисовано акварелью серо-синих цветов. Серое море, серые скалы на горизонте, лишь небо еще синее, но уже начинающее сереть в приближающихся сумерках. Кто-то скажет – мрачно, но лично мне это очень нравится.

Вот, потянуло меня на лирику. А чем мне сейчас еще заняться? Все вроде при делах, а я один получаюсь – не пришей, не пристегни… Ирина возится со своей подопечной, Сосо, переговорив со мной, теперь о чем-то горячо спорит с Ниной Викторовной, а я пока просто неспешно прогуливаюсь по палубе и дышу соленым морским воздухом.

А вот идет мне навстречу еще один, такой же одинокий и неприкаянный, как и я. Государь-император собственной персоной. Похоже, что его что-то мучает. Вон, как он ходит туда-сюда по баку, от шестидюймовой пушки до боевой рубки и назад. И лицо у него какое-то озабоченное. Догадываюсь, почему он так волнуется – переживает, бедный – как пройдет встреча его в новом качестве в Петербурге. И как поступить с мятежными родственниками?

По идее, надо судить их строго и отправить туда, куда Макар телят не гонял. Но лица императорской фамилии суду не подлежат. Хотя прецедент был. Петр I приказал судить своего сына и наследника царевича Алексея Петровича. И тот был приговорен к лишению живота. После чего отдал Богу душу в Петропавловской крепости при весьма странных обстоятельствах. То ли придушили его, то ли сам помер.

Сможет ли император Михаил Александрович поступить так же, как его великий предок? Тем более что выбора-то у него и нет. Прощать такое просто невозможно. Простишь – жди очередного мятежа и покушения на священную особу государя-императора…

Похоже, что я угадал. Михаил, заметив меня, вдруг сломал свой накатанный маршрут, решительно повернул в мою сторону и, подойдя, приветливо поздоровался со мной.

– Вышли подышать воздухом, Николай Арсеньевич? – спросил он. – А ведь действительно, в каютах немного душновато.

– И это тоже, – ответил я. – Но вижу, Михаил Александрович, что вас гнетет что-то. Если это в моих силах, то буду рад помочь вашему величеству – хоть советом, хоть делом.

– Ох, – то ли пробормотал, то ли простонал император. – Видите ли, Николай Арсеньевич, я хочу надеяться на то, что ваши профессиональные, как вы изволили выразиться, качества, о которых я уже слыхал, вряд ли будут востребованы в этот раз. А вот совет ваш мне бы не помешал.

Да, действительно, меня заботит наше возвращение в Петербург. Видно, не все ладно в Датском королевстве, раз уж среди бела дня произошло покушение на моего брата и следом за этим начался мятеж гвардейцев. Что же все-таки произошло?

Я немного задумался, а потом ответил:

– Насколько мне известно, сейчас в Петербурге этими делами довольно плотно занимается Александр Васильевич Тамбовцев. Вы должны помнить его по встрече на Байкале. Старый конь, как говорится, борозды не испортит. Да и генерал Ширинкин свое дело знает. Думаю, что к вашему прибытию в столице будет наведен должный порядок, а вся эсеровская зараза уничтожена. Кроме того, их совместными стараниями уже создана новая организация, которая теперь всем террористам-бомбистам и прочим гешефтмахерам не даст даже головы поднять.

Они же теперь будут неусыпно наблюдать и за намерениями некоторых представителей высшей российской аристократии. А то вдруг еще кому-то из ваших родственничков захочется примерить царскую корону. Все же остальное, Михаил Александрович, в руце Божьей и в вашей царской воле. Прикажете закрутить гайки до скрипа, до стружки металлической – закрутят, прикажете отпустить – отпустят…

– Да, все это действительно так, – задумчиво сказал Михаил. – Только правильно у Пушкина в «Борисе Годунове» говорится: «Тяжела ты, шапка Мономаха…»

Вот смотрю я на вас, Николай Арсеньевич, и думаю – почему вы так спокойны и уверены в себе? Неужели только потому, что знаете все о том, что должно произойти в будущем?

Я улыбнулся. Догадывался бы этот молодой человек, волею судеб внезапно ставший русским монархом, что порой творится у нас в душе. Только мы в нашем времени приучены спокойно реагировать на все пертурбации во властных структурах. Одна перестройка и крушение СССР чего стоит! А вот насчет будущего…

– Что касается наших знаний о будущем, – сказал я, – так они с момента появления нас в вашем времени стремительно обесцениваются. У американского фантаста Рея Брэдбери есть рассказ о путешественниках во времени. Оттого что в прошлом, в незапамятные времена один из них случайно затоптал бабочку, в том мире, из которого были эти путешественники, история пошла совсем другим путем. А Японская империя, на которую мы наступили – это далеко не бабочка.

Вот и сейчас наше вмешательство резко изменило всю вашу историю. И что будет дальше – один Бог ведает. Ну, а насчет нашей уверенности в себе…

Понимаете, жизнь приучила нас надеяться лишь на самих себя и на тех людей, которые тебя окружают. Наверное, вам это пока трудно понять, но то небольшое время, которое вы провели в составе морских пехотинцев адмирала Ларионова, должно было вам показать – на что способны люди, спаянные друг с другом общими интересами, общими мыслями, общими идеалами, общей судьбой.

– Да, Николай Арсеньевич, – улыбнулся Михаил, – именно там я понял – что такое настоящая служба. То же, что было в Гвардейском Кирасирском полку – это просто детское баловство…

И Михаил неожиданно покраснел, должно быть, вспомнив, свои прежние хмельные загулы с сослуживцами, пьяные пари и похождения с дамами полусвета. Я тактично промолчал, а потом сказал:

– Морские пехотинцы, конечно, ребята бравые, но вы не видели, как работают настоящие штучные «спецы». Ну, это мои коллеги, «воины племени летучих мышей».

Видя недоумение на лице Михаила, я показал свой «командирские» часы, на циферблате которых был изображен черный силуэт летучей мыши на синем фоне и надпись: «Войска специального назначения». Правда, я не сказал своему собеседнику, что эмблема эта неофициальная, никем не утвержденная. Но настоящие «спецы» как раз считают ее своей.

– Да, я что-то слышал о спецназе ГРУ, – сказал задумчиво Михаил. – Только вот для чего нужны такие части?

Гм, подумал я, как объяснить ему о задачах и назначении спецподразделений, подчиненных Главному разведывательному управлению? В этом мире само Разведочное управление Главного штаба Российской императорской армии создано всего лишь в прошлом году.

– Бывают задачи, – начал я, – которые не могут выполнить обычные войсковые соединения. Например, вести глубокую разведку в тылу противника, уничтожать его командные пункты и захватывать особо важные объекты. Ну, в общем, для таких специальных войск есть еще много задач, когда действия малых групп могут быть приравнены по силе воздействия к операциям армейского или даже фронтового масштаба… – тут я остановился, дабы не смущать непривычный к нашим суровым реалиям ум молодого императора. Неизвестно, как он воспримет сообщение о том, что спецам приходилось физически уничтожать командный состав войск противника, проводить диверсии и прочие операции, которые здесь считаются пока «не джентльменскими». Хотя настоящие «джентльмены» особо не переживают насчет моральных принципов и легко идут на нарушение общепринятых правил ведения войны. Вспомним ту же «Марокканку»…

Бойцы спецназа должны в совершенстве владеть всеми видами огнестрельного и холодного оружия, приемами рукопашного боя, средствами связи, уметь оказать первую медицинскую помощь, – продолжил я, – владеть методикой допроса, знать несколько языков, уметь управлять автотранспортом и боевой техникой. Они должны пройти парашютную подготовку, знать акваланг и уметь пользоваться им. Словом, это элита вооруженных сил. Им не страшно ничего, а вот их враги боятся, как огня.

Михаил с горящими глазами слушал мой рассказ. Все, что я говорил, казалось ему сказкой о чудо-богатырях, которые могли в одиночку сражаться с несметными полчищами врагов, пролезать через игольное ушко и мыться огнем.

– Николай Арсеньевич, а вы сами тоже из этих… Ну, как вы говорите, «летучих мышей»?

– Имею честь принадлежать к сему славному племени, – ответил я.

Император посмотрел на меня с уважением и даже с некоторой робостью.

– Николай Арсеньевич, – сказал он, – я хочу вас попросить по прибытии в Петербург, не откладывая это дело в долгий ящик, заняться созданием и подготовкой спецназа. У России должны быть лучшие бойцы в мире! Ведь врагов у нее всегда будет в достатке. Пусть они знают, что наши чудо-богатыри найдут их на краю света.

– Михаил Александрович, – сказал я, – вот тут вы совершенно правы. Как раз по этой причине России такие подразделения крайне необходимы. И я сделаю все, что смогу, для того, чтобы они появились в нашей армии. Правда, дело это не простое и не быстрое, но…

– Но российскому спецназу быть! – воскликнул Михаил. – Можете просить у меня все, что угодно – любое ваше требование будет принято к исполнению… Ведь я же, в конце концов, самодержец! – и тут он лукаво подмигнул мне.

4 апреля (22 марта) 1904 года, утро. Крейсер российского императорского флота «Светлана», 20 миль северо-западнее Ревеля

Перед рассветом «Светлана» сначала сбавила ход, а потом совсем остановилась. В свете боевого прожектора были видны плавающие прямо по курсу льдины. Обычно Финский залив остается скованным льдом до середины апреля – начала мая, и этот год тоже не стал исключением. Радиотелеграфист «Светланы» отстучал на своей допотопной радиостанции системы Маркони короткое сообщение, и вскоре из Ревеля был получен ответ. Навстречу крейсеру вышел стоявший там наготове под парами ледокол «Ермак», который подойдет к тому месту, где «Светлана» легла в дрейф, через три-четыре часа.

Император Михаил, когда ему доложили о непредвиденной задержке, хмыкнул, высказавшись примерно в том духе, что он весь Ледовитый океан прошел без сучка и задоринки, остановившись лишь разок для того, чтобы «отлить на Северном полюсе»… Но никаких распоряжений командиру «Светланы» капитану 1-го ранга Шеину он отдавать не стал.

Выслушав доклад и одобрив действия командира, император Михаил снова лег спать, а «Светлана» встала на якорь, дожидаясь утра и подхода «Ермака». Рано утром, перед рассветом, команду поднял на ноги хриплый пароходный гудок. Приближаясь в легком предутреннем тумане, «Ермак» давал о себе знать, светя прожектором и включая время от времени ревун. Пять минут спустя на фор-марсе «Светланы» также вспыхнул прожектор, а затем проревела сирена. «Ермак» приближался почти наощупь, опасаясь нечаянного столкновения.

Но все обошлось. Туман был уже не такой плотный, а прожектора светили, словно маленькие рукотворные солнца. Вскоре вахтенные офицеры кораблей смогли даже переговариваться с помощью жестяных рупоров. Примерно через полчаса после подхода «Ермака», уже на рассвете, «Светлана», подняв пары в котлах до нормы, выбрала якорь и дала малый ход. Начался последний этап путешествия русского императора из Копенгагена в Ревель.

Хруст и шорох ломающегося льда проникал даже в нутро крейсера, и вскоре и сам император, и его невеста с новой подругой, уже стояли на носу и завороженно смотрели, как могучий шпирон «Светланы» раздвигает мелкое ледяное крошево, оставшееся после прохождения «Ермака». Весенний лед, уже подточенный первым теплом, а потому хрупкий, легко рассыпался в шуршащую снегоподобную массу. Хотя «Светлане» в одиночку, без «Ермака», не стоило бы и соваться в его грязно-белые объятья. Ибо она все же крейсер, а не ледокол.

Двадцатимильный переход во льдах Финского залива занял пять часов. «Светлана» прибыла в Ревель только к полудню, когда туман окончательно рассеялся, а на низком сером небе сквозь тонкие облака появился, словно вырезанный из бумаги, ровный круг неяркого весеннего солнца. Михаил заметил на горизонте знакомый ему силуэт собора святого Олафа, башни «Длинный Герман» и собора Святого Александра Невского, построенного несколько лет назад в память чудесного спасения его отца и всей их семьи в железнодорожной катастрофе под Борками в 1888 году.

Почетный караул на причале, состоящий из матросов Гвардейского флотского экипажа, и оркестр, играющий «Боже царя храни», потом орудийный салют – все было, как положено.

И вот наступил момент, когда крейсер «Светлана» ошвартовалась у причала, и император всероссийский Михаил II сошел на землю, принадлежащую ему как русскому монарху. На берегу кроме почетного караула и коменданта над портом, молодого царя с невестой встречали эстляндский губернатор статский советник Бельгард Алексей Валерианович, вице-губернатор коллежский советник Гирс Александр Николаевич, предводитель эстляндского дворянства барон Деллинсгаузен Эдмунд Николаевич и прочие официальные лица. Это была здешняя элита – остзейское дворянство, ведущее свое происхождение еще от первых рыцарей-крестоносцев, пришедших в эти края, чтобы покорить диких язычников-эстов. Здесь же присутствовала депутация состоятельных горожан и купечества. Все они верноподданно приветствовали нового русского царя.

Но у Михаила не было времени принимать поздравления от жителей Ревеля. Его уже ждал стоящий под парами царский поезд, который должен был доставить монарха в Петербург. Поэтому он вежливо раскланялся со встречавшими его жителями Ревеля, после чего сел в разукрашенную карету и поехал по кривым и узким улицам Старого города в сопровождении почетного конвоя.

Сидевшая рядом с ним принцесса Масако с изумлением смотрела на серые крепостные стены, окружавшие город, мрачные средневековые домики крытые когда-то красной, почерневшей от угольной пыли и копоти черепицы. Все ей было незнакомо, а потому интересно.

Вот и здание вокзала, носящего такое же название, как и тот вокзал, на который они прибудут в Петербурге – Балтийский. Он был плотно оцеплен солдатами гарнизона и жандармами. Меры, которые по приказу генерала Ширинкина были приняты для охраны священной особы монарха, можно назвать беспрецедентными. Но все прекрасно понимали, что на то были веские причины. Гибель императора Николая в Петербурге от бомбы террориста явилась лучшим тому доказательством.

Михаил и его свита разместились в синих вагонах императорского поезда. Все в нем было прочно, надежно и солидно. Для изготовления каркасов вагона кроме металла использовались разные породы дерева: тик, ясень, красное дерево и дуб. Над верхней частью окон были укреплены бронзовые золоченые художественной ковки государственные гербы. Крыша вагонов была изготовлена из красной меди, выкрашенной светло-серой краской. Гармошки между вагонами изготовлены из черной натуральной кожи.

Взревел гудок поезда, и царский состав тронулся в путь. Хотя к тому времени уже был построен специальный «Царский павильон» в Царском селе, куда обычно прибывал «Литерный А», было решено, что на этот раз финиш его будет на Балтийском вокзале российской столицы. В карете новый русский император собирался проследовать по улицам Петербурга в Аничков дворец, для того чтобы народ своими глазами увидел нового русского царя и понял, что период безвластия прошел. Домой прибыл хозяин, который был готов железной рукой навести порядок в своей стране.

4 апреля (22 марта) 1904 года, полдень. Санкт-Петербург, Зимний дворец

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич

Ну вот, похоже, что приходит к концу «бесцарственное» время. Фактически царь у нас, конечно, имеется – самодержец Всероссийский, Божью милостью Михаил II. Но он находится где-то далеко, за глубокими морями, за дремучими лесами. А в столице Российской империи от его имени правит вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая, конечно, на это полномочия имеет, но все же…

И вот радиограмма – крейсер «Светлана» у берегов Эзеля, то есть уже в российских территориальных водах. Еще день-два, и к перрону Балтийского вокзала подкатит поезд с новым императором и его невестой. Как говорится, прошу любить и жаловать.

Мы с генералом Ширинкиным сбились с ног, обеспечивая безопасность прибывающих. В Ревель, куда вскорости должен прийти крейсер «Светлана», были направлены лучшие сотрудники охранного отделения и команда 1-го Железнодорожного батальона. Не должно быть никаких случайностей. А то вот, не приведи Господь, конечно, снова кувырнется царский поезд под откос, как это было в Борках… Что тогда будет!

Я и сам хотел рвануть в Ревель, встречать Михаила. Ведь вместе с ним, как я узнал из радиограммы, следуют в Питер и Николай Бесоев с Ириной. Я по ним очень соскучился, как и по Нине Викторовне, которая тоже была на борту «Светланы». Но меня не пустили. Сама вдовствующая императрица Мария Федоровна неожиданно проявила упрямство и категорически запретила мне покидать Петербург.

– Александр Васильевич, – сказала она, строго глядя на меня, – вы нужны мне здесь и сейчас. А за Михаилом и его невестой в Ревеле есть кому присмотреть. Здесь, в этом городе, где были убиты мой свекор и мой сын, я уже никогда не буду спокойной до конца, если вас не будет рядом со мной.

Фраза получилась несколько двусмысленной, и, почувствовав это, Мария Федоровна покраснела и потупилась. А я прокашлялся и по привычке стал приглаживать свою бородку.

Немного погодя вдовствующая императрица продолжила разговор тихим и печальным голосом:

– Я уже потеряла мужа и двух старших сыновей. И теперь не хочу потерять третьего, последнего, самого моего любимого. Вы уж, Александр Васильевич, сделайте все, чтобы с Михаилом ничего не произошло. Я знаю, вы все можете…

Мне стало жаль эту женщину, на которую за последнее время свалилось столько несчастий. И я пообещал ей вывернуться наизнанку, но не дать даже волосу упасть с головы ее любимого Мишкина. Ну, и на всякий случай, отправил в Ревель встречать императора двоих самых толковых парней из моей команды, с рациями, брониками и прочими прибамбасами.

Помимо обеспечения безопасности мне пришлось вести долгие разговоры с министром императорского двора и уделов бароном Владимиром Борисовичем Фредериксом и его помощником Александром Александровичем Мосоловым. Необходимо было проверить благонадежность дворцовых слуг и подготовить царские покои в Зимнем дворце к приезду нового императора.

А сделать это было не так-то просто. Вдова убитого Николая, Александра Федоровна, категорически не хотела покидать свои покои во дворце, заявляя, что она останется в них жить навсегда. Дескать, она не хочет уезжать оттуда, где ей было так хорошо с ее любимым Ники. Выселять ее силой не хотелось. Тем более что ни у кого рука не поднялась бы сделать это. В общем, тоже проблема.

Посовещавшись с Марией Федоровной и бароном Фредериксом, мы пришли к выводу, что пусть пока Михаил и его невеста поживут в Аничковом дворце. Жил же там его отец, император Александр III, причем жил неплохо, со всеми удобствами. Да и меньшее по размерам здание легче будет охранять. А с Александрой Федоровной мы решим вопрос позднее, так сказать, в рабочем порядке.

Мария Федоровна почему-то сильно опасалась некоторых людей из свиты невесты ее сына. Она посмотрела на меня испуганными глазами и своим чуть хрипловатым голосом сказала:

– Александр Васильевич, голубчик, как же нам быть с этими японцами-то, когда они приедут? Бог знает, что им взбредет в голову! Ведь один из таких вот чуть было не зарубил саблей Ники, когда он, еще цесаревичем, посетил Японию. Как вспомню об этом – просто сердце кровью обливается. А вдруг на какого-нибудь самурая снова найдет блажь, и он набросится на Михаила? Я этого не переживу!

Я успокаивал императрицу, сказав ей, что такого не повторится, и что в свите принцессы Масако люди тщательно проверенные и давшие клятву лично японскому императору в том, что они до последнего вздоха будут верны его дочери и ее мужу. Конечно, ручаться ни за кого на все сто процентов нельзя, но вероятность покушения на Михаила была мизерна. К тому же за свитой японской невесты царя мы будем тщательно следить, и в случае малейших подозрений примем все меры предосторожности.

Не знаю, удалось ли мне окончательно успокоить Марию Федоровну, но она больше не заводила со мной разговор на эту тему. Правда, мои люди доложили, что она о чем-то долго беседовала с генералом Ширинкиным. Ну, и ладно, ну и пусть. Я ее понимал – как мать она переживала за своего любимого сына и старалась всячески уберечь его от всех опасностей.

Готовились к встрече императора и мои хлопцы. Мы решили помимо собственного его императорского величества конвоя припахать и наших орлов. Слухи о «пятнистых» по городу ходили разные, один страшнее другого. Пусть люди посмотрят на нас, что называется воочию. Ну, а мы покажем товар лицом.

Я велел привести в порядок и, если нужно, подкрасить два наших «Тигра» и один бэтээр. Пусть будет все, как на параде. То, что должно блестеть – пусть блестит, что должно сверкать – пусть сверкает. На встрече должны присутствовать представители зарубежного дипломатического корпуса, так что надо и на них произвести впечатление. Пусть смотрят и мотают на ус – с кем придется иметь дело, если, не дай Бог, у кого-то зачешутся руки подраться с русскими.

Жаль, конечно, что у нас тут нет под боком вертолета. Прибытие нового русского императора на вертушке и приземление его, скажем, на Дворцовой площади – это стало бы настоящим фурором, и разговоров потом было бы на год.

Но, к сожалению, вся наша авиация осталась на Дальнем Востоке. Была, впрочем, мысль – перевезти по железной дороге пару Ка-27. Технически это вполне возможно, но пока сие дело решено не форсировать. Надо в полной целости и сохранности доставить в Петербург всю большую свиту госпожи Масако-сама, оставшуюся пока на Дальнем Востоке. На охрану их спецпоезда задействовано много народа. Стража КВЖД шерстит вдоль полотна, уничтожая и разгоняя шайки хунхузов, которые в последнее время что-то стали очень уж активными. Кстати, если верить донесениям, среди убитых бандитов попадаются люди с явно не восточными чертами лица.

А жандармы на российской территории, в городах и станциях вдоль Транссиба тоже не сидят без работы. Идет грандиозная зачистка от эсеров-террористов, анархистов-бомбистов и просто бандитов. Установлена связь лиц, готовивших теракты по пути следования спецпоезда с британской агентурой. По этим связям ведется активная оперативная работа. А мы в Питере с нетерпением ждем результатов этой бурной деятельности. Возможно, используя информацию коллег, мы сможем крепко прижать некоторых дипломатов, которые сейчас вдруг стали на удивление тихими и покладистыми. Это явно не к добру.

В общем, все кипит, все двигается, дела идут, контора пишет. Я лично надеюсь, что прибытие императора Михаила в Питер пройдет без каких-либо происшествий. Народ же и, так сказать, высшее общество впечатляется по самое не грусти. Ну, а те, кому следует, сделают из этого должные выводы. Потом начнется долгая и кропотливая работа. Скучать нам не придется, да и отдыхать, пожалуй, тоже…

5 апреля (23 марта) 1904 года, утро. Санкт-Петербург, Балтийский вокзал

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич

Ну, вот и приехали. Не мы, конечно, а новый русский царь, которого так заждались его верноподданные. Но пришествие монарха на Русь прошло чинно и благородно.

Поезд из Ревеля прибыл точно по расписанию. Правда, о его прибытии мы знали заранее – наши ребята, следовавшие в царском составе, сообщали нам по рации об обстановке по пути следования и о том, какие станции они проехали. Неприятностей и происшествий не было. Хотя их и не могло быть, учитывая то количество войск и жандармских команд, охранявших железнодорожное полотно и станции, мимо которых проезжал «Литерный А».

А теперь по порядку. На перрон Балтийского вокзала были допущены самые проверенные и избранные. Я оказался в их числе. В компании генерала Ширинкина и барона Фредерикса я наблюдал, как в левый двухэтажный флигель – «царский» – медленно вползает тяжело пыхтящий паровоз, тянущий за собой синие вагоны императорского состава. Стоявшая неподалеку от меня вдовствующая императрица Мария Федоровна от волнения теребила черные перчатки и машинально облизывала языком пересохшие губы.

Царский поезд остановился точно на предписанном ему месте. На расстеленную на перроне красную дорожку из императорского вагона ловко выпрыгнули два рослых казака из личного конвоя его императорского величества. Встав по обе стороны вагонной двери, они вытянулись во фрунт, выкатили вперед грудь и взяли шашки «на плечо». Вслед за казаками, не спеша, из вагона вышел и сам государь-император Михаил Александрович, одетый в парадную форму полковника морской пехоты. По рядам стоявших рядом со мной генералов и сановников пронесся легкий шум. Все присутствующие на церемонии встречи монарха шепотом стали спрашивать друг друга о том, почему государь одет не в свой любимый мундир «желтых» кирасир.

А тем временем в дверях вагона показалась немного смущенная принцесса Масако. Михаил галантно подал ей руку и помог сойти по ступенькам на перрон. Дочь японского императора была одета в строгое европейское платье, а на ее худые плечики был накинут роскошный соболий палантин. Голову Масако украшала изящная шляпка с большим павлиньим пером. Похоже, что старания Ирочки Андреевой не были напрасными – принцесса вела себя по-восточному скромно, но достаточно уверенно. Ранее непривычная для нее одежда сейчас не смотрелась уже на восточной красавице как седло на корове. По рядам сановников опять пронесся легкий шумок. Светские шаркуны и бонвиваны с видом знатоков обсуждали между собой достоинства государевой невесты. Как мне удалось понять, общее впечатление было положительным.

Едва заметно прихрамывая, Михаил с невестой подошел к матери. Принцесса Масако согнулась в низком поклоне перед своей будущей свекровью. Все же въевшиеся в кровь и плоть правила поведения женщины из Страны восходящего солнца не скоро забудутся. Мария Федоровна дружески кивнула своей будущей невестке, сказала ей пару слов, отчего девушка выпрямилась и, немного покраснев, улыбнулась. А потом, не выдержав, вдовствующая императрица бросилась обнимать и целовать своего любимого Мишкина. Забавная получилась сценка – маленькая худощавая женщина, что называется, метр с кепкой, и здоровенный, метр восемьдесят, детина в мундире полковника морской пехоты. Похоже, что он, в отличие от покойного Ники, навсегда останется для своей матери ребенком, которого она будет жалеть и оберегать от всех бед и несчастий.

Ну, а потом, после неофициальной, так сказать, семейной части началась официальная встреча. Оркестры, рапорты высших сановников империи, крики ура и всеобщее ликование. А те, кому положено, начали потихоньку командовать, дабы горячая встреча на вокзале не затянулась надолго.

Пока гремели марши и официальные лица зачитывали скучные и не менее официальные речи, я, стараясь никому не мешать, пробрался поближе к хвосту поезда. Там я сердечно приветствовать наших путешественников – Ирочку, Колю Бесоева, Нину Викторовну и смущенного таким обилием золотых погон, аксельбантов и дам, украшенных бриллиантами, Кобу. Ильич и Крупская тоже чувствовали себя весьма неуютно на этом празднике жизни, и потому старательно держались на заднем плане.

Я пожал руку поручику, пардон – уже штабс-капитану Бесоеву, Нине Викторовне и Сосо, который уже, как мне показалось, начал потихоньку становиться товарищем Сталиным. Потом я поздоровался с Ильичом и его супругой. Мне запомнился острый взгляд Ленина, брошенный на меня, и его легкая картавость, выдававшая волнение «вождя пролетариата». Надежда Константиновна была немного растерянна и поприветствовала меня, похоже, так и не расслышав, кто я, и чем заведую. И в завершение всего я чмокнул в румяную щечку Ирочку. При этом Сосо слегка нахмурился, из чего был сделан соответствующий вывод об их взаимоотношениях.

На площади перед вокзалом уже были выстроены машины и кареты для кортежа императора. Он должен был проследовать в Аничков дворец. Михаил с Масако и вдовствующей императрицей уселись в открытую карету придворного ведомства. За ней следовал «Тигр», в котором ехали наши путешественники, а потом уже все остальные кареты, согласно рангу и чинам. Я двигался впереди императорского кортежа, сидя в другом «Тигре». А замыкал процессию БТР, тихо урчащий мотором и постреливающий сизым соляровым перегаром.

Пока мы дожидались от группы обеспечения сигнала о том, что уже можно начинать движение, многочисленные дипломаты из самых разных стран мира обступили нашу технику и внимательно ее рассматривали, тихо переговариваясь между собой. Особенно в этом деле усердствовали военные агенты – так тогда называли военных атташе. На их лицах я видел выражение восхищения и удивления, смешанные со жгучей завистью и обидой. Люди умные – а дураков на таких должностях не держали – быстро поняли – на что способны эти боевые машины, и прониклись.

Я осторожно прикинул – что они напишут в донесениях своему начальству. Думаю, что информации для размышления нашим потенциальным союзникам и противникам будет предостаточно. И это при том, что у нас в запасе еще остается много-много всякой всячины, начиная от палубных Сушек «Адмирала Кузнецова» и заканчивая танками Т-72. Впрочем, время выкладывать эти козыри на стол еще не пришло.

Тут же, возле машин, крутились и фотографы со своим огромными ящиками – фотокамерами и лихорадочно снимали нашу технику. Я усмехнулся – пусть фотографируют, все равно при нынешнем состоянии техники построить что-то, хоть отдаленно напоминающее наши боевые машины, просто невозможно. Самое-то главное у них внутри. Не стоит забывать, что нас разделяет больше ста лет.

По Ново-Петергофскому проспекту – так сейчас называется здесь Лермонтовский, мы доехали до Египетского моста через Фонтанку – он еще не успел обрушиться, – и по набережной двинулись в сторону Невского. Я внимательно смотрел по сторонам. Все было тихо и спокойно. Народ стоял, переговариваясь, и громко высказывал свое мнение о новом императоре и его невесте.

«Тигр» притормозил на углу Гороховой, поджидая немного отставший от нас кортеж, и я услышал, как какой-то, судя по одежде и внешнему виду, мастеровой, говорил своему приятелю, скорее всего, приказчику:

– А государь-то наш – орел, хоть и молод еще. В бою, вон, был, Георгия заработал. Японцев побил и мир заключил. Глянь – какую невесту за себя взял. Говорят, тамошнего царя дочку! На татарочку похожа, а так на лицо ничего, приятная.

– Вот и я говорю, – ответил мастеровому его собеседник, – наш государь-император Михаил Александрович, дай Бог ему здоровья, всех своих ворогов ущучил, и теперь начнет в державе порядок наводить. Я сам слышал – он многих богатеев, которые неправду простому народу творят, собирается крепко прижать.

А насчет невесты его – ну и что, что на татарочку похожа. Вон, мой брательник двоюродный, Егор, так он из-под Казани сосватал жену – звать ее было по-ихнему Галия. Крестилась, стала Галиной, да и вышла за него замуж. Живут хорошо, баба она справная, хозяйственная, в доме всегда чистота и порядок. И Егору не дает шелапутничать. Так что если и у государя нашего будет жена такая же, то значит, повезло ему.

Тут двигатель «Тигра» взревел, и машина поехала дальше по набережной. Вскоре мы увидели клодтовских коней на Аничковом мосту и сам дворец. Через ворота со стороны Фонтанки мы заехали во внутренний дворик. Карета с Михаилом, Масако и Марией Федоровной остановилась у парадного входа во дворец.

– Ну что ж, дети мои, – сказала вдовствующая императрица, незаметно смахнув перчаткой слезу со щеки, – вот ваш дом, здесь вы будете жить. Желаю вам счастья.

– Борьшое спасибо, – ответила ей по-русски Масако и низко поклонилась – уже по-японски. – Я вам очень брагодарна.

Масако еще не научилась произносить русское «л», и слова, в которых была эта буква, звучали у нее немного смешно.

Михаил с нежностью погладил свою будущую жену по плечу, а потом наклонился и поцеловал в мать.

– Я верю, что мы с Масако-сама будем так же счастливы в этом дворце, как ты в нем была счастлива с нашим папа́, – сказал он. – Впрочем, все в руце Божьей. Ну, и наши друзья из будущего нам помогут. Господа, – обратился император Михаил ко мне и моим спутникам, – прошу вас быть моими гостями. Проходите во дворец.

Вслед за императором, его матерью и невестой, в Аничков дворец вошли три сотрудника российский спецслужб из XXI века, вождь мирового пролетариата со своей супругой и будущий генеральный секретарь ВКП(б), генералиссимус и Верховный Главнокомандующий советскими вооруженными силами.

Назад: Часть 3.Из искры возгорится пламя
На главную: Предисловие