А когда выехали на нормальную дорогу и прибавили газа, я почувствовал, как мотавшийся до этого безвольной тряпкой Толик вдруг перестал заваливаться в сторону и обрел наконец-то чувство равновесия. Очнулся то бишь. Правда, глаза не открывал, продолжая изображать из себя бессознательное тело. Только рукой словно бы случайно скользнул к тому месту, где у него раньше пистолет был. Не нащупав оружия, «колхозник» еще какое-то время сидел с закрытыми глазами, а потом открыл их и огляделся. Сначала увидел Настю, которая находилась возле Витька, после чего глянул на меня.
Наверное, при виде моей физиономии на него навалились неприятные воспоминания, так как бывший автоматчик поморщился, ощупал голову и протянул:
– Та-а-ак…
Сказано было совершенно неинформативно, но вполне эмоционально. Я, чтобы поддержать разговор, кивнул:
– Ага, – а потом, отвлекая барышню от второго парня, объявил: – Эй, красавица, гляди – твой друг очнулся!
Анастасия этой новости очень обрадовалась и, попросив приглядеть за Виктором, поменялась со мной местами, после чего тут же начала активно шептаться со своим очухавшимся товарищем. Я особо не прислушивался, о чем они там болтали, вычленяя сквозь гул мотора лишь отдельные фразы, по которым было понятно, что девчонка просто пересказывает упущенные Анатолием события.
Тот слушал внимательно, а дослушав до конца, громко спросил:
– Значит, говоришь, помочь решили?
Так как при этом он глядел в мою сторону, я, поняв, кому задан вопрос, ответил:
– Решили. Не бросать же барышню одну, с двумя «трехсотыми», в лесу?
Толик, вычленив из ответа специфическое слово, тут же поинтересовался:
– Военный?
– Бывший.
Собеседник, получив информацию, кивнул, опять поморщился и продолжил прояснять обстановку:
– А там вы что делали?
Я ухмыльнулся:
– Не слишком ли много вопросов? Я ведь не спрашиваю, что ВЫ там делали? И с какого перепуга в нас автоматом тыкать начали?
Тут уже фыркнул Анатолий:
– Ну, насчет нас вы для себя уже все разъяснили, так что не надо… А вот вас на кой черт в лес понесло?
На секунду задумавшись, я решил не накалять обстановку и просто выдать ту «легенду», которую преподнес в свое время Лехе. Говорить все равно что-то нужно было, а эта «легенда» снимала возможную напряженность в отношениях. А то начни я крутить, вдруг этот партизан впадет в панику, поймав меня на несоответствиях, и задумает взять реванш, избавившись от крайне подозрительных спасителей. Конечно, фиг у него это получится, но устраивать новую драку мне не хотелось.
Вот я все и рассказал: и про заказчика, и про дефицитные детали, и про наем дьякона, в доказательство пнув тяжело громыхнувшую железом грязную сумку. Слушатели мне вроде поверили, или сделали вид, что поверили, но общаться стали более непринужденно. Точнее, о себе так ничего и не рассказали (хотя, честно говоря, я даже не спрашивал), лишь вдумчиво выяснили, что именно я видел на дороге. А после рассказа об ушедшем от погони «Хамви» даже заулыбались. Потом Толик, видно решив выяснить степень доверия, попросил:
– Может, оружие-то отдашь? Ну хотя бы пистолет?
Я в принципе был готов к подобной просьбе, поэтому пожал плечами:
– Почему бы не отдать, отдам. Только, земляк, ты уж извини, заряжать его будешь, когда мы уедем.
После чего, достав «грач», вынул из него магазин, проверил патронник и перебросил оружие на колени Анатолию. Тот опять поморщился, но качать права не стал, и они вместе с Настей переключились на бессознательного Витька. Глядя, как ребята, расстегнув ему куртку и задрав свитер, щупают ребра, я предостерег:
– Вы его поменьше мните. То, что кости поломаны, это и ежу понятно. Но шея цела. И легкие не задеты, а то бы он уже кровью булькал. Только вы сейчас придавите, и кто знает, куда ребро уйдет…
Настя кивнула:
– Я осторожно…
А Толик мрачно пробурчал:
– Чего же он в себя не приходит? Вроде одновременно стекло головами вынесли, но я на ногах уже…
В этот момент, словно в ответ на его слова, раненый открыл глаза, сказал «у-у-у» и, повернув голову, стошнил прямо на говорившего. Анатолий застыл облеванной статуей, а я, доставая из-под лавки ведро, бодро сказал:
– Вот ваш третий друг и очнулся. Но, видно, у него сильное сотрясение, так что сейчас рыгать будет дальше, чем вас видеть. Настена, подставь ведерко, а то он весь салон уделает.
Барышня понятливо кивнула и, выполнив требуемое, захлопотала возле фонтанирующего Витька, после чего разговор как-то сам собой свернулся. А пока они ухаживали за своим очухавшимся дружком, я нет-нет бросал взгляды на Анастасию. Там, в лесу, впотьмах ее толком не разглядел, зато сейчас при включенном плафоне можно было оценить если не фигуру, скрытую под курткой, то хотя бы лицо. Большеглазое, с чуть курносым носом и волнующей ямочкой на щеке, появляющейся в те моменты, когда она ободряюще улыбалась зеленокожему Витьке. М-да… Хороша деваха! Нет, вот вернусь домой – надо будет срочно с кем-нибудь замутить, а то долгое воздержание здоровью точно не способствует. Если даже в такой обстановке пялюсь на девушку с весьма недвусмысленными… э-э… или, наоборот, двусмысленными мыслями, то это, однако, показатель.
Настя же, несколько раз поймав мой взгляд, сначала нахмурилась, потом покраснела, а потом, поправив выбившуюся из-под шапки темно-русую челку, спросила:
– У вас вода есть?
Кивнув, протянул ей пятилитровую бутыль, до этого стоящую в углу. Она уточнила:
– Питьевая?
И после повторного кивка начала поить раненого. Толик сначала ей помогал, а потом, намочив платок, принялся оттирать испачканный бушлат. Более-менее справившись с задачей, он, глядя в начавший сереть пейзаж за окном, спросил:
– Это что, сейчас Долгухино проехали?
– Да нет, вроде на указателе «Листвянка» было написано. Так что минут пятнадцать осталось… Если ваши друзья не опоздают.
Собеседник ухмыльнулся:
– Не опоздают, – а потом, помолчав, поинтересовался: – Слушай, а как вы, догадываясь, кем мы являемся, решились влезть в это дело? Или вконец жизнь такая допекла?
Я пожал плечами:
– Да мне по фиг. Это вон он, – мотнул головой в сторону водителя, – альтруизм проявить вздумал. А у меня своя жизнь, с вами не пересекающаяся.
– То есть тебя все в ней устраивает?
– А ты меня что – вербануть решил? Не надо. Окружающая обстановка мне, конечно, категорически не нравится, но я с государством в азартные игры не играю, тем более в заведомо проигрышные.
Анатолий удивился:
– Почему это – проигрышные?
Криво ухмыльнувшись, я пояснил:
– Долго объяснять. Да и сам ты все понимаешь… Если бы мы были какой-нибудь мелкой и никому не нужной африканской страной, то шансов на переворот было бы немерено. Но ЗДЕСЬ… Даже если вы ненадолго захватите власть, моментально вмешается Запад, и на этом все быстро закончится. А играть без шансов на выигрыш меня совсем не прикалывает.
– Поня-ятно… Значит, предпочитаешь просто тихо подыхать?
– Скорее – выживать. Вот сейчас сдам эти штанги, получу свою штуку «зелени», и в ус дуть не буду!
Говорить подобное было противно, но что оставалось делать? С радостью соглашаться с собеседником? Смысл? Даже если не брать в расчет то, что через два дня я буду уже в своем мире и здешние кошмарики меня никаким боком касаться не будут, кривить душой не хотелось. Мне действительно не верилось хоть в какие-то перспективы здешней России. Захватить власть не проблема, даже имея довольно небольшое количество людей. Но вот потом… Я не говорю даже о том, что последователи демократов начнут какую-то гражданскую войну. Нет, гражданская война – это когда ввязывается население, а за этих кровососов выступят только полиция (да и то наверняка не вся) и жалкие огрызки оставшейся армии (в чем я тоже глубоко сомневаюсь). Так что здешние «колхозники» (блин, но почему все-таки такое странное название у местного Сопротивления?) власть смогут взять. Только сразу же после этого на территорию страны войдут иностранные «миротворческие» силы, и все станет по-прежнему. Даже хуже…
Правда, сказав, что думаю, один черт почувствовал себя довольно паршиво. А Толик еще и усугубил:
– Что же. Выживать оно, конечно, тоже дело хорошее. Правильное и, главное – безопасное. Но тебе самому такое настроение ничего не напоминает? Я вот историей интересовался и знаю, что когда Германия напала на СССР, некоторые тоже считали – чего тут брыкаться, когда такая силища прет? Шансов на победу никаких нет, и в этом случае самое главное – выжить. Вот и бросали оружие, поднимая руки. Хорошо, что таких «вы-живальщиков» мало было, поэтому мы и победили… Но вы, выходит, именно из таких…
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но не успел, так как «уазик» резко начал тормозить. Причем впереди вроде никаких видимых препятствий не было, и почему Алексей решил остановиться, было непонятно. Но этот вопрос разъяснился спустя буквально несколько секунд после того, как водитель, видно услышавший наш разговор, выскочил из кабины и, рванув дверь салона, громко произнес:
– Не из таких! Во всяком случае, я – не из таких! Я уже девушке говорил и сейчас повторю – мною вы можете располагать полностью. Вот здесь, – тут навязчивый дьякон начал тыкать какой-то листок Анатолию, – мой адрес. Возьмите. И если возникнет надобность – обращайтесь! Все сделаю для того, чтобы помочь!
«Колхозник» листок взял, а я, глядя на распаленного Ванина, только фыркнул и заметил:
– Так ты не трынди, а помогай. Тут, между прочим, раненый лежит. И чем быстрее мы его довезем, тем быстрее он помощь получит. Хотя, если у господина партизана, – я повернулся к Толику, – есть желание толкнуть благодарственную речь и торжественно принять тебя в ряды землепашцев, то кто я такой, чтобы этому мешать?
После моих слов оба смутились, и Анатолий лишь пожал дьякону руку, сказав при этом, что он, конечно, рад слышать подобные слова, но они действительно торопятся. Лешка, окинув меня уничижительным взглядом, кивнул и потопал обратно на свое место.
Еще десять минут прошли в молчании, а потом наша машина остановилась возле «мерседесовского» микроавтобуса с красными крестами на бортах, припаркованного на обочине. Тут же находились еще два мужика, которые сноровисто помогли перетащить опять потерявшего сознание Витька к себе. И тут Ванин проявил своевольство, взяв и отдав спасенным снаряженный автомат с гранатометом, от которых мы так и не избавились по дороге. Я было сильно напрягся, но те оружие приняли как должное и сразу сунули его в салон. После чего Толик опять пожал дьякону руку, поблагодарив и присовокупив, что, дескать, будет иметь его в виду. Я тоже был удостоен рукопожатия, правда, без аудиосопровож-дения. Зато Настя, сунув мне на прощание свою теплую ладошку, сказала:
– Спасибо вам. Надеюсь, ты когда-нибудь изменишь свое мнение…
После чего они загрузились в свою тачку и отъехали. А мы, закурив, глядели им вслед до тех пор, пока «мерседес» не скрылся за поворотом. И лишь только после этого я выдохнул и размашисто перекрестился. Алексей, увидев это действо, закашлялся дымом и, когда успокоился, заметил:
– Вообще-то, креститься надо правой рукой…
– По фигу. Главное – пронесло.
Ванин, подходя к своей дверце, удивился:
– В смысле?
– В прямом. Ладно, садись, поехали. А я тебе пока свое видение ситуации объясню.
Дьякон, трогаясь с места, насмешливо угукнул:
– Было бы очень интересно послушать… – А потом сразу спросил: – Послушай, Сергей, ты мне для начала другое скажи. Ведь, насколько я тебя успел узнать, ты достаточно смелый, шустрый и умный мужик. Почему сейчас ты повел себя так странно? Неужели ты действительно хочешь просто выживать? Ведь сам говорил – «мы не сделали скандала, нам вождя недоставало». То есть не было объединяющей силы. Но ведь сейчас она в твоей жизни появилась! Или как до дела дошло, так сразу в кусты? Только меня мог попрекать, что я лишь воздух сотрясать могу?
– Нет, не в кусты. Просто я реально смотрю на вещи. Вот сам прикинь, что будет после того, как победят «колхозники». В смысле – как на это те же отлученные от трубы америкосы отреагируют? Сразу с ковровых бомбардировок начнут, или для начала точечными ударами развлекаться станут? И кстати – объясни, почему именно «колхозники»? За что их так обозвали?
Ванин недоверчиво посмотрел на меня, и я поспешил добавить:
– Эй, эй, не забывай, что я с «незалэжной» и тутошних приколов не знаю.
– Вообще-то это все знают…
Я только вздохнул, и собеседник, поняв – объяснять все-таки придется, начал свой рассказ. И из него следовало, что когда начали разгонять армию, некоторые армейцы ушли не в города, где уже нечего было ловить, а решили заняться фермерством. Не все, конечно… Кто-то в ОПГ двинул, кто-то в частные охранные структуры, кто-то в челноки, кто-то вообще за бугор – в наемники. Прямо как у нас, когда Союз развалился и образовалась большая толпа никому не нужных мужиков, которые разбрелись кто куда. И, кстати, у нас многие тоже осели на земле…
Но вернемся к местным реалиям – здешние офицеры брали в аренду огромные куски земли и начинали там активно пахать. Какое-то время они были сами по себе, но как только пошли прибыли, так сразу же нарисовались крепенькие парнишки с предложением обширной и качественной «крыши». Только вот зря они это затеяли. Вояки и так были злы из-за крушения армейской карьеры, а тут еще такая хреновина образовалась. Короче, первых вымогателей просто били и выкидывали за пределы своих земель. А когда те решили побряцать оружием, то отряды новоявленных фуражиров стали просто исчезать. Причем – массово. То есть военные их просто уничтожали и тихо закапывали.
Но так как криминалитет был тесно связан с властью, то последняя решила вмешаться в процесс. После чего несколько крупных фермерских образований (которые в просторечье назывались просто – колхозы) были уничтожены в результате довольно сильных боев. Накал разборок получился высокий из-за того, что у вояк на руках оказалась масса оружия и просто так свои позиции они сдавать не собирались. Но частники против государства не потянули, и после разгрома наиболее строптивых (к слову – все преподносилось исключительно в рамках борьбы с терроризмом, экстремизмом, коммунизмом и прочими «измами») остальные начали платить. Пусть гораздо меньше, чем изначально предполагали их «крыши», но начали. Только вот попутно окончательно озверевшие армейцы консолидировались, наладили между «колхозами» крепкую связь и организовали на местах лагеря переподготовки, которые органично стали ядром движения Сопротивления. То есть все по классике – днем он мирный фермер, а как только противник отвернется, тут же становится страшным «колхозником».
Но это оказалось еще не все. После развала страны пришедшие к власти демократы с прискорбием доложили своим заокеанским хозяевам о пропаже достаточно большого количества единиц ядерного оружия. Как тактических фугасов, так и стратегических, включая мобильные баллистические ракеты. Шума и крика было много, но так как к исчезновению оружия приложили руки не одиночки, тупо желающие навариться, а действовала полноценная государственная программа (как я понял, что-то типа наших «Сумерек»), то пропажа была с концами. Ядрен-батоны активно ищут до сих пор, только все без толку. За это время смогли лишь вычислить одного человека, который, возможно, приложил руку к их исчезновению. Некто генерал-лейтенант Смирнов. По всем средствам массовой информации за указание его местонахождения была обещана награда, достигшая к сегодняшнему дню тридцати миллионов долларов, но Смирнов до сих пор неуловим. А так как этот генерал стал одним из основных известных широкой общественности символов Сопротивления, то «колхозников» в народе иногда называли «смирновцы».
Угу… Почесав затылок, я удовлетворенно улыбнулся. Теперь ясно, и почему «колхозники», и почему «смирновцы». Непонятно только, зачем этому генерал-лейтенанту нужно было прятать баллистические дуры? С фугасом все ясно – мина и мина, только что ядерная. Но ракета… Она ведь постоянного регламентного обслуживания требует. Без него изделие через несколько лет превращается просто в большой кусок железа. Неужели у местных партизан где-то есть законспирированные боксы, где подобное обслуживание возможно? Или они просто сняли с ракет БЧ и собираются их использовать как особо мощный фугас? Хотя… если действовала госпрограмма, то не исключено, что и замаскированные боксы, и техника, и оборудование к тем ракетам прилагается в полном комплекте.
А с другой стороны, ядерное оружие оно и в Африке – ядерное, даже без средств доставки.
При наличии ТАКОЙ дубинки дело местного Сопротивления не выглядит настолько уж безнадежным. До Америки они вряд ли достанут (хотя все зависит от суммы), но уж в Европу протащить и заложить где-нибудь возле пиндостанской базы подобный подарочек вполне реально. И в случае начала вторжения пригрозить его рвануть. А если он будет не один? Да тогда вся Европа на уши встанет и тут же выйдет из игры. Ведь одно дело – безопасно жировать за счет диких и вымерзающих за тысячи километров от тебя русских, и совсем другое – ощутить под задницей военный атом. Да… интересненько может получиться…
Увлекшийся Ванин тем временем рассказывал о наиболее резонансных деяниях «колхозников», но я его прервал, так как меня заинтересовал другой вопрос:
– А что такое БОКС?
– Э-э?
Дьякон, остановленный на полном скаку, недоумевающе посмотрел на меня, поэтому пришлось пояснить:
– Ну, Настя все опасалась, что я из БОКСА. Что она имела в виду? Каких-таких боксеров? И вот только не надо на меня так смотреть! Я тебе уже объяснял, что в наших палестинах мы живем тихо, в политику не лезем и новомодных слов не знаем.
Алексей лишь головой покрутил:
– Из какой же дыры ты вылез? Мне иногда кажется, что ты вообще – инопланетянин!
Я обиделся:
– Почему это?
– Да потому что ты спрашиваешь вещи, известные каждому ребенку. Знаешь, тебя даже за шпиона принять нельзя, так как даже самым глупым и нерадивым шпионам известно о стране пребывания больше, чем тебе!
– Так то – шпионы, а я местный, поэтому с меня взятки гладки. И что там насчет БОКСА?
– Не БОКС, а БОГС – Бюро Охраны Гражданских Свобод. Про КГБ ты хоть слышал?
– Вот только не нужно делать из меня идиота! А то я у тебя вообще спрашивать перестану! Ха, слышал ли я про Комитет! Ты еще спроси, слыхал ли я про НКВД!
Алексей улыбнулся:
– И незачем так нервничать. А БОГС был создан после того, как КГБ разогнали. То есть сначала вообще ничего кроме МВД не было, а два года назад власти спохватились и решили создать свою службу безопасности. Создали. И назвали ее истинно демократически. Вот вслушайся – БЮРО ОХРАНЫ ГРАЖДАНСКИХ СВОБОД. Звучит-то как толерантно! А в реале эти сволочи – хуже гестаповцев… М-да… Но даже хваленый БОГС Смирнова все равно найти не может!
Ванин какое-то время помолчал, а потом, видно, вспомнив начало нашего разговора, спросил:
– Кстати, Сергей, ты там что-то насчет своего видения ситуации хотел рассказать, а я тебя сбил. Что сказать-то хотел?
Меня сначала несколько обескуражила такая резкая перемена темы, поэтому я какое-то время собирался с мыслями и лишь потом выдал то, что мне показалось странным:
– Знаешь, что меня очень сильно напрягло в поведении «колхозников»?
– Что?
– Даже не то, что они вели себя как слабо обученные лопухи-партизаны образца самого начала войны. И не то, что вместо того, чтобы зачистить внезапно появившихся мутных свидетелей, они начали с нами разговоры вести. Что, кстати, и дало мне возможность их обезоружить. Меня сильно напряг их страх.
Дьякон удивленно посмотрел на меня:
– Какой еще страх? Я лично ничего не заметил…
Помявшись, я попытался сформулировать:
– Понимаешь, реакция на наше появление у них неправильная была. Нет, не тогда, когда они в дерево въехали, а в тот момент, когда свет твоих фар засекли. Они как будто бы засаду ждали. То есть не так… М-м-м… в общем, складывается такое впечатление, что они ДОПУСКАЛИ возможность появления засады. Почему – непонятно. Ведь если их не отловили сразу, то ни о какой засаде в дальнейшем и речи быть не могло. То есть – оторвались от преследователей и ушли. Все! Пиндосы бы просто не успели устроить ловушку возле машины. И почему они нас ТАК испугались, я никак не могу понять. А все непонятное – тревожит.
– Да ну, – Алексей махнул рукой, – по-моему, тут как раз все понятно. Нервы были напряжены, вот и сорвались ребята.
– Хм… думаешь, это были новички, первый раз вышедшие на задание? Хотя… если в группе отвлечения, утащившей за собой погоню, были опытные люди, а этих оставили выносить груз… Так… а салабоны бежали, каждого куста опасаясь, и увидев нас… А что – вполне может быть. Правда, этот Толик на новичка как-то не похож. Да и бабу зачем на такое дело было брать?
– Чего ты там бормочешь?
– Что? – я вскинулся и, отвлекаясь от построения логической цепочки, пояснил: – Да так, думаю, что ты, скорее всего, прав. Они просто сорвались, из-за этого и повели себя так странно.
– Конечно, прав! А что еще может быть?
– Наверное – ничего… А-у-в-р-ф!
Я смачно зевнул и, передернувшись, сказал:
– Блин, отпускать начало, и теперь спать хочу, как медведь бороться!
– Ну и спи. Нам еще ехать и ехать! До Воронежа как раз выспишься. А там – в баньку сходим, поедим, отдохнем и завтра снова в путь.
Уже засыпая, я пробормотал:
– Банька – это хорошо…
А потом провалился в сон без сновидений.
Дорога до Лехиного дома прошла совершенно спокойно. Никаких братков, а также прочих особо глубоких рытвин, колдобин и препятствий нам не встречалось. Не было даже близких знакомств со здешними дорожными полицейскими. Точнее, несколько раз они попадались, но нас не тормозили. И все было бы вообще замечательно, только я, пытаясь кемарить в крайне неудобной кабине «уазика», в процессе поиска наиболее комфортного положения для сна свернул себе шею. Ну, не совсем свернул – просто в ней что-то щелкнуло, и остаток пути пришлось провести со склоненной к плечу башкой, которую вообще невозможно было повернуть. Это привело меня в крайне раздраженное состояние, и даже слова Ванина о том, что подобные штуки его жена на раз исправляет, не заставили настроение улучшиться. Сами подумайте – кому понравится чувствовать себя заржавевшим Железным Дровосеком, поворачивающимся всем корпусом для того, чтобы глянуть в сторону? И голова еще ни с того ни с сего разболелась… В общем, за последний час езды я успел напитаться ядом по уши.
Правда, по приезде обещанная баня и золотые руки Марии, которая вправила выскочивший позвонок, вернули мне радость жизни. А уж предчувствие того, что менее чем через двое суток моя «параллельная» эпопея закончится, вызвало просто охрененный душевный подъем. Поэтому, когда Ванины отправили детей спать и глава семьи начал рассказывать жене о перипетиях нашей поездки, я, полный бодрости и веселья, прихлебывая чаек, сопровождал рассказ дьякона своими комментариями и пояснениями.
Правда, мой сарказм пришелся не ко двору. Хиханьки тоже. Ни Мария, ни Алексей не были склонны хоть сколько-то иронизировать относительно наших приключений. Поэтому после пары отпущенных шпилек я заткнулся и, еще немного посидев молча, сослался на усталость и отправился спать. Супруги мне не препятствовали, так что, упав на диван и поворочавшись минут десять, тихо уснул.
Но вот во сне покоя не нашел, так как снилась какая-то странная муть. То есть вначале все было замечательно – виделись девочки, море и масса прохладительных напитков. Только потом весь этот пляжный рай ни с того ни с сего вдруг начали бомбить «А-10». Девочки, само собой, сразу куда-то подевались, напитки вместе с ларьком тоже разнесло, а меня зацепили здоровенные пиндосовские морпехи и, невзирая на бурные возражения, посадили в концлагерь. Причем почему-то немецкий, времен войны. Самый настоящий – с вышками, колючкой и охранниками. Одно отличие – немцы были почему-то все как один вооружены американскими «кольтами» и козыряли друг другу на американский манер. А в остальном – фрицы как фрицы.
Но я этому уже не удивляюсь и вместе с остальными военнопленными бегу на построение. Вокруг собаки гавкают, подгоняют типа… А когда все построились, на плац въехала машина и стоящий в ней лощеного вида мужик в гестаповской форме объявил, что сейчас будет идти набор в предатели. Предателям обещались новые ботинки, изготовленная с применением нанотехнологий шикарная униформа и оплата в свободно конвертируемой валюте. А несогласных – в расход. Строй оборванцев, одетых в старые советские гимнастерки, понуро молчал и не рвался принять столь заманчивое предложение. Тогда немец толкнул речь, что, мол, дело наше все равно проиграно, так что просто так помирать – смысла нет. Говорил красиво, и вообще – его речь сильно напоминало виденное по телику выступление Емцова, когда тот свежесозданную партию презентовал. Он так же про возрождение и новую, истинно демократическую линию заливал.
А потом гестаповец замолк и стал прохаживаться вдоль строя, похлопывая стеком по голенищу начищенного до блеска сапога. Ну прямо как в кино. Ходил, ходил и вдруг, остановившись напротив меня, просиял и обрадованно воскликнул:
– Вот тебя-то я и искал! Ты же все равно не веришь, что это быдло сможет хоть когда-то победить! Да и вообще, ты не отсюда, поэтому какая тебе разница? Соглашайся! В люди выбьешься!
Я от подобного предложения офигел. Да и стыдно было – спасу нет! Перед остальными стоящими в строю стыдно. А вдруг они действительно подумают, что я готов принять предложение этого козла? И тоскливо тоже было, так как просто отказ меня не реабилитирует. В собственных глазах не реабилитирует, так как, чтобы остаться самим собой, нужно не блеять «нет, не согласная я», а валить фрица наглухо. Ну а потом, разумеется, охранники будут валить меня. Да и черт с ним, хоть помру человеком!
А так как улыбающийся немец в ожидании ответа стоял практически вплотную, то я его убил. Просто взял и убил, ударив в нос, вгоняя осколки носового хряща прямо в мозг. А потом бросился на стоящих неподалеку охранников, желая завладеть оружием и продать жизнь подороже. Но почему-то между мной и охраной вдруг образовалась целая свора здоровенных овчарок, которые с громким лаем бросились навстречу…
Из сна я вынырнул тяжело дышащий и мокрый, как мышь, даже не сразу поняв, что проснулся. Так как собаки действительно лаяли. Громко, истерично, с привизгом. Чертыхнувшись, глянул на часы – пять тридцать. Блин, еще полчаса можно было бы дрыхнуть. Хотя какой там сон после приснившейся хрени! Да и хозяева, похоже, встали… Вон, кто-то в прихожей ведром громыхнул и чуть позже мягко хлопнул дверью. До ветра, наверное, двинул… Так что и мне надо вставать. Быстро одевшись, я тоже было поперся на улицу, и тут выяснилось, что собаки гавкали не зря, так как буквально в дверях, на веранде, столкнулся с Алексеем, который тащил на плече какого-то человека. А сзади них виднелась еще одна фигура. Я даже спросить ничего не успел, как подошедшая с керосинкой Мария, которая была закутана в плед, осветила вошедших. Япона мама! Да это же наши старые знакомые! «Колхозники»! Те, которые Анатолий и Настя! Но Толик сутки назад выглядел гораздо бодрее и у него из бушлата не торчал клочок окровавленной ваты, который явно указывал место выхода пули. Лешка же, увидев меня, прошипел:
– Держи, а я пока их машину внутрь загоню и ворота закрою.
После чего, спихнув закатывающего глаза Анатолия, метнулся обратно в темноту двора, попутно прикрикнув на собак. Я, подхватив раненого, спросил у Насти:
– Куда его?
Та, сразу поняв, о чем вопрос, тут же ответила:
– В плечо. Кость вроде не задета, но крови много потерял. Я перевязала, только толку от этой перевязки… В аптечке бинт всего один был… И жгут не наложишь…
– Ясно, – кивнув, я обратился к жене Ванина: – Мария, глянь, чтобы дети из комнаты не выходили, а потом подходи к нам. Мы его сейчас на диван определим…
Шустрая Мария, пока мы тащили Толика в дом, успела метнуться к детям, потом вернуться и зажечь еще одну керосинку в большой комнате. Электричество тут давали только ночью и под утро вырубали, так что газовая или керосиновая лампа стала непременным атрибутом каждого дома. Но светил этот раритет достаточно ярко, поэтому вполне можно было заняться осмотром раненого.
Пока мы его осторожно вытряхивали из одежды, безбожно покромсав ножницами бушлат и свитер, я продолжал допрос Насти:
– Хвоста не было?
– Нет.
– Точно?
– Вроде да…
– Вроде… – раздраженно глянув на девчонку, уточнил: – Где вы попались?
Тут Анастасия несколько замялась, а потом глухо ответила:
– На квартире… Там нас уже ждали…
– Так, а теперь – четко, ясно, коротко – вы отъехали от нас, дальше что было?
Барышня вздохнула и принялась докладывать:
– Дальше мы доехали до Шатуры, где нас встретил еще один человек. Виктора повезли в больницу, а мы пересели в другую машину и поехали на «адрес». Ну, это такая точка, где можно отдохнуть, получить необходимую помощь, связаться…
Я ее перебил:
– Мне понятно, что такое «адрес». Дальше что было?
Настя опустила голову:
– Там была засада.
– Угу… а как вы ушли?
– Водитель пошел в дом, а мы остались в машине. Потом услышали крик… Толик сразу выскочил из «жигулей» и начал стрелять по выбегающим людям. Троих застрелил, после чего сел за руль, и мы оттуда уехали. И только когда из Коломны выехали, он сказал, что ранен.
– Он что – всех там положил?
– Нет, когда мы уезжали, нам вслед еще кто-то стрелял…
Странно… что-то в рассказе девчонки не стыковалось. Допустим, они попали в засаду. Допустим, засада такой прыти от Толика не ожидала, и он завалил большую ее часть. Но оставшийся в живых должен был сразу сообщить приметы машины, и их бы взяли на первом же посту.
– А как вы вообще смогли из города выехать?
– Анатолий отлично знает Коломну, поэтому выезжали не по трассе, а через поля. Да и потом в основном проселками ехали…
Тут меня отвлек Алексей, который вместе с женой уже освободил раненого от одежды и теперь, сунув мне в руки лампу, показал, как ее держать. Застыв с этой лампадой, словно статуя Свободы, я какое-то время смотрел на то, как Мария срезает бинты, но множество нестыковок в рассказе «колхозницы» не давали мне покоя, поэтому, опять подозвав Настю, продолжил допытываться:
– Ладно, из города вы свалили, но нас как нашли? Понятно, что адрес вам Леха дал, но ведь в частном секторе сам черт ногу сломит! Или твой напарник еще и Воронеж хорошо знает? Настолько хорошо, что впотьмах, в этих шанхаях, нужный дом нашел?
– Нет, у меня в наладоннике карты городов есть. Очень подробные. Но все равно мы почти два часа вас искали…
Блин, вот на все у нее отмазка есть! И вроде очень даже логичная. Только существует еще одна закавыка, которая ставит под сомнение весь этот рассказ. И я ее озвучил:
– Ладно, допустим, вы попали в засаду. Допустим, вам охренительно повезло и вы ушли от погони. Но какого черта вы не двинули по «цепочке»? Почему поехали не к своим соратникам, а сунулись к каким-то незнакомцам, живущим за черт знает сколько верст? Да еще и с пулей в плече?
Леха, который помогал жене, но при этом внимательно прислушивался к беседе, заметил:
– Вообще-то пуля навылет прошла…
Я хмыкнул:
– По барабану! – и, повернувшись к девчонке, добавил: – Тебе, красавица, вопрос был задан. Есть что ответить?
Та повздыхала и, глядя в пол, нехотя призналась:
– Нам не к кому больше было обратиться. Мы, кроме своих, никого не знали… А теперь и своих не осталось…
– Не понял? У вас что – связи с другими подразделениями Сопротивления не было? Ты это хочешь сказать? Ни связи, ни каких-то тайников или «почтовых ящиков» на непредвиденный случай не предусматривалось? В жизни не поверю!
Барышня замялась, а потом убила ответом:
– Понимаете, мы не совсем «колхозники». То есть «колхозники», но… в общем – новенькие. И это была наша первая операция.
Я присвистнул:
– Ого! А вот теперь с этого места поподробнее!
И Настя начала свой рассказ… Оказывается, она и Толик попали в Сопротивление недавно. А после череды проверок и перепроверок их решили задействовать в предстоящем деле. Анастасию взяли как человека, разбирающегося в компьютерах, а Ловягина (ха, вот и фамилия Толика всплыла) как знатока тех мест. Шло всего пять человек. Задание было совсем не сложным – доехав в район Руднево, оставить машину в лесу и пешим ходом выдвинуться к поселку. Со стороны болота постов охраны не было, поэтому, зная тропу, можно было дойти практически до «зеленой зоны». Там, в намеченной точке, человек из русской обслуги передаст «колхозникам» запароленный ноутбук, который Настя должна была вскрыть и слить информацию. После чего, вернув ноут, можно было возвращаться обратно.
Услышав это, я не удержался и прервал рассказ:
– А вообще, чей это комп был? И что за информация вам с него понадобилась?
Анастасия несколько секунд молча смотрела мне в глаза, видно, сомневаясь, и я подбодрил:
– Теперь-то чего тайны разводить? Ты вместе с ноутбуком уже здесь. Если я враг, то мне твои слова даже не понадобятся – сам все узнаю. Если друг – зачем финты вертеть? Да и вообще, решайся – или ты нам доверяешь и честно отвечаешь на вопросы, или не доверяешь, и тогда… Хм, тогда я, честно говоря, не очень понимаю, чего вы вообще сюда приперлись?
Тут Мария, оторвавшись от осмотра раны, недовольно сказала:
– Они пришли, потому что человеку помощь нужна.
И тут меня удивил Алексей. Он, тихо шикнув на жену, посоветовал ей заниматься своим делом и не мешать мне. Ну надо же! Видно, до человека дошло, что я если и задаю неудобные вопросы, то не просто так это делаю. Ободренный его поддержкой, я опять взглянул на Настю, и та решилась:
– Компьютер принадлежал Джорджу Эперсону, третьему помощнику начальника департамента «Blackwater K-9».
Я удивился:
– «К-9»? Это ведь что-то с собаками связанное? Правильно?
Девчонка кивнула:
– Да. Этот отдел в «Зи» занимается прикладным собаководством и обучением сторожевых и поисковых псов. В общем – кинологи.
– А зачем он вам понадобился? – я улыбнулся. – Или решили стырить передовые технологии дрессуры?
– Нет. Просто на этом компьютере могут быть данные о некоторых секретных тюрьмах, расположенных на территории России. С одной стороны, они относятся к ЦРУ, но с другой – охранниками там являются сотрудники фирмы «Зи». Так что…
Она многозначительно замолчала, а я поднял брови:
– О как!
После этого удивленного восклицания задумался. А что – вполне логично. И собачки здесь очень в тему. Во всяком случае, «колхозники» искали информацию в нужном направлении. Разумеется, в компе того амера вряд ли будет гугловская карта, на которой нарисованы крестики и подписано: «Здесь находятся незаконные узилища». Такого в принципе не бывает. А вот по заявкам и количеству запрошенных служебных собак с проводниками вполне можно сделать нужные выводы. Это называется – косвенные сведения, после анализа которых разведка, в подавляющем большинстве случаев, и получает нужный результат.
Да и агентурная работа у «колхозников», судя по всему, поставлена очень хорошо. Вычислили же они как-то этого Джорджа? Но спрашивать, как это было сделано, у девчонки смысла нет – откуда рядовому члену подпольной организации знать такие вещи? Вместо этого я поинтересовался другим:
– А почему ты сказала – «могут быть сведения»? Ты что – его еще не взломала? Там же, на месте?
Настя невесело усмехнулась:
– Если бы все прошло как задумывалось и я его там хакнула, то этот ноут сейчас бы лежал в коттедже у Эперсона, а информация с него – на моем наладоннике.
Она похлопала себя по карману куртки, в котором, видно, и лежал ее мини-комп. А я, заметив бисеринки пота на лбу девчонки, сказал:
– Кстати, чего ты одетая стоишь? Упаришься ведь. Вон, на стул одежду скидывай и рассказывай дальше, что же вам помешало вернуть комп на место.
Анастасия исполнила предложенное и продолжила рассказ. А я, глядя на нее, с удовольствием отметил для себя отличную фигурку рассказчицы и только железным усилием воли сумел отвести глаза от задорно торчащей груди, соблазнительно обтягиваемой водолазкой. Но дальнейшее повествование заставило резко отвлечься от приятного созерцания и целиком сосредоточиться на разговоре. И было от чего!
Поначалу у ребят все шло как по маслу. Группа выдвинулась к исходной точке и, рассредоточившись, стала ждать подхода агента. Только тот так и не появился, зато последовал телефонный звонок, в котором агент сообщил, что Эперсон, вместо того чтобы на всю ночь зависнуть у подруги, неожиданно вернулся и застал его у себя в кабинете. Возникла быстрая и тихая разборка, в результате которой образовался труп американца. А сам агент сейчас сидит в луже собственной крови и, глядя на нож, торчащий из печени, констатирует, что жить ему осталось от силы полчаса. Искомый компьютер лежит рядом с ним, и группе, чтобы забрать ноутбук, придется самой проникнуть в «зеленую зону». После чего агент начал говорить что-то про график движения мобильного патруля, но на полуслове замолк, потеряв сознание.
Командир «колхозников» думал недолго и, приказав новеньким ждать, ушел с остальными в поселок. А еще через полчаса до Насти с Толиком донесся звук выстрелов. Это их очень сильно напрягло, но, проявив выдержку, парочка осталась на месте. И правильно сделала, так как минут через десять появился запаленно дышащий Витек, который, продемонстрировав ноутбук, приказал быстро отходить и уже по пути рассказал, как и что получилось.
По его словам выходило, что до нужного дома они добрались без происшествий. Там обнаружили два мертвых тела и компьютер. Командир группы, воодушевленный легкостью проникновения, поначалу даже думал унести труп подпольщика с собой, но, трезво взвесив шансы, отказался от этой идеи. Поэтому забрали только ноут и стали уходить. Только во время отхода, практически на выходе из «зеленой зоны», напоролись на патруль. Америкосы не ожидали встретить кого-либо постороннего в этом месте, поэтому несколько секунд щелкали клювом, пытаясь сообразить, что делают их соплеменники ночью на границе периметра. Это дало возможность «колхозникам» первыми открыть огонь. Они сразу сняли пулеметчика и водителя, но еще один патрульный перед смертью сумел ранить командира в ногу.
Видя, что шум поднялся нешуточный, и понимая практическую невозможность отхода всей группы старым маршрутом, приняли решение, захватив стоящий на дороге «Хамви», испещренный пулевыми отметинами, утащить погоню за собой. А Витек должен был, забрав новеньких, тихо уйти через болотце.
Настя замолчала, переводя дух, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь глухими стонами бессознательного Анатолия. Мне рассказ показался вполне правдоподобным – в жизни и не такое случается. Единственно, что поначалу несколько смутили марка захваченного джипа и виденный на дороге БТР. Это ведь армейские машины. А насколько я знаю, в НАШЕМ мире частным американским охранным фирмам было запрещено использовать технику, стоявшую на вооружении армии. Но потом прикинул, что ЗДЕСЬ дела, скорее всего, обстоят совсем по-другому, и этим вопросом можно не заморачиваться…
А еще через несколько секунд Мария, закончившая перевязку и теперь поправлявшая присобаченную к трехногой вешалке бутылку физраствора, от которой к руке раненого тянулась трубка системы, спросила:
– И что дальше с вами было?
– А дальше мы встретились с ними, – девчонка кивнула на меня, – и в результате этой встречи пришлось звонить по «тревожному» телефону. После чего люди из группы поддержки забрали Витька. А мы поехали на «точку». Только там нас почему-то уже ждала засада…
Вздохнув, я сменил затекшую руку и, спросив у Марии, можно ли уже поставить лампу на стол, ответил «колхознице» то, что думал:
– Если вас БОГС не пас раньше, то объяснение этой засады я вижу только одно – мужики на «Хамви» далеко не уехали. И хоть одного из них да сумели взять живым…
Анастасия обожгла меня взглядом и сквозь зубы ответила на этот намек:
– Я в ребятах уверена! Из них никто бы не предал!
Примиряюще кивнув, я мягко сказал:
– Никто и не говорит о предательстве. Просто если идет экстренное потрошение, смолчать не получится… Поверь, я знаю, что говорю… Кем бы ты ни был – заговоришь. А если учесть возможное применение психоактивных медикаментозных препаратов, то и подавно…
– Все равно я не верю! Вы их не знаете, а я знаю!
Пока Настя, сжимая кулачки и не замечая злых слез, оправдывала своих товарищей, Алексей тихо поинтересовался:
– Это ты про «сыворотку правды» сейчас говорил?
– Ага. Какой-нибудь амитал или пентотал. Да и без них, если спрашивает знаток своего дела… – я махнул рукой, продолжив: – Просто по времени все очень четко укладывается. Сколько там от акции до приезда на «точку» прошло? Часа четыре? Вот сам и прикинь – ребят на «Хамви» взяли и начали колоть. Молчали они до последнего. А потом подтянулись те самые «знатоки». Но и им для работы не менее часа потребовалось. Кстати, – я повернулся к Насте, – тот водитель, который вас к дому привез, он от него отъезжал или откуда-то из другого места?
Девчонка, видя, что на доброе имя ее друзей никто не покушается, а идет просто конструктивный разбор вариантов, хмуро ответила:
– Игорь с «точки» ехал.
– О! – я поднял палец: – Значит, когда он за вами двинул, засады еще никакой не было. А когда вернулись, ты ведь сама говорила, что он первым зашел внутрь и сразу же там началась борьба с криками.
– Он только один раз крикнуть успел, а потом из дома стали выскакивать люди, которых Толик положил…
– Вот. И то, что вам удалось уйти, говорит о том, что засада была организована в спешке. Полиция ведь даже ближние подходы не контролировала. Это значит, что как только прошла информация, на «точку» выдвинулась тревожная группа. А остальные просто подтянуться не успели. Так что вам крупно повезло. И еще знай – ваши ребята, те, которые за собой погоню увели, они настоящие бойцы. Они молчали до последнего… Если бы не их молчание, то у «засадников» было бы время на подготовку. А дальше – сама понимаешь…
Настя кивнула и, закусив губу, уставилась в пол.
Воцарившееся молчание опять нарушила Мария. Глядя на меня, она спросила:
– Ты закончил свой допрос? – и после моего кивка продолжила: – А теперь слушайте, что я вам скажу. Рана у этого парня, – она показала на Толика, – очень плохая. Грязная. Я, насколько смогла, ее почистила и сняла угрозу гиповолемического шока, но я ведь не хирург. Да и обезболивающего у меня всего две ампулы было… В общем, его в больницу надо. И чем быстрее, тем лучше.
Алексей на слова жены задумчиво потеребил бородку, спросив:
– Сама точно не сможешь? Пуля ведь навылет прошла, так что рентгена не нужно. Там только саму дырку почистить. Кровь-то ты остановила.
– В том-то и дело, что навылет… А в ране полно ниток и кусочков ваты от бушлата. Их не видно. Вообще не видно. Долго его ковырять я тоже не могу, так как действие обезболивания заканчивается. И есть у меня сильное подозрение, что кость все-таки задета… Да и вообще, если все тщательно не вычистить, то сепсис практически гарантирован.
Вот блин, не было печали! Я, в раздражении цыкнув зубом, задумался, а потом хлопнул себя ладонью по лбу:
– Настя, вы ведь Витька своим людям передали, значит, у вас выход на больничку есть! И кстати – почему вы сразу не к ним пошли, а сюда приехали?
Девушка посмотрела на меня, как на неразумного:
– Я же говорила, что тот телефон «тревожный». Людей из группы поддержки. Которые вообще в наше городское подразделение не входят. У них другое подчинение. И номер этот – одноразовый! Вообще, первое, что я сделала, когда увидела плечо Толяна, попробовала наудачу связаться с ними. Вдруг они еще от трубки не избавились. Но – «телефон отключен или вне зоны обслуживания». А больше я просто никого не знаю. У нас ведь как принято – известны лишь члены пятерки, командир и сама «точка». Все! Поэтому нам и обратиться было не к кому. Домой нельзя было соваться, так как хозяин «точки» знал адреса, к знакомым – тоже опасно, вот мы к вам и поехали…
М-да… И что теперь делать? Если рассуждать по уму, то сейчас самое время быстренько зацепить свой баул, сделать ручкой и «колхозникам», и сочувствующим, после чего направиться на автовокзал, взять билет и забыть всех этих революционеров-подпольщиков, как страшный сон. Сами посудите, ну какое мне дело до местных разборок? Завтра вечером, если все сложится путем, я уже дома буду и этот вояж станет восприниматься исключительно как довольно отвратное кино. Но интересно, почему же я тогда все еще стою на месте?..
Тут внутренние самокопания были нарушены Марией, которая, наклонившись над раненым, ласковым голосом спросила:
– Анатолий, как ваше самочувствие?
Оба-на! Очухался, страдалец! Мы сразу все подвинулись ближе к дивану, а очнувшийся Толян, покосившись на свое перетянутое плечо и трубку, уходящую к системе, осторожно кивнул:
– Нормально. Во всяком случае, гораздо лучше, чем было. Голова не кружится, не тошнит и плечо почти не болит.
Ванина вздохнула:
– Не болит, потому что обезболивающее действует. А вот как его действие закончится… – Она вздохнула еще раз и, повернувшись к мужу, добавила: – Так что насчет хирурга и больницы я вполне серьезно говорила. Давайте думать, как же нам быть.
Думы вылились в получасовое перебирание всех знакомых, а также знакомых знакомых, у которых могут быть нужные завязки. Разумеется, говорили только Ванины, потому что я вообще был ни при делах, а «колхозники» все свои варианты перебрали еще в дороге. В конце концов выяснилось, что кроме похода в платную лечебницу, выхода нет. Только все упиралось в деньги. Дьякон, задумчиво почесывая затылок, сказал, что у него есть заначка в двести евро. Если учесть еще мои триста долларов, обещанные ему в качестве оплаты, то должно хватить.
Но я, зная, как обычно поступают врачи в подобных случаях в МОЕМ мире, высказал опасение:
– Слушай, стремно как-то. Ведь вполне может быть, что доктор со страху согласится, а как только ты выйдешь за дверь, тут же звякнет полицейским. Дело-то, как ни крути – подсудное…
Дьякон только рукой махнул:
– Брось! Ты как будто только вчера родился! Я ведь не зря про такие большие суммы говорю. Этого ему и с остальными докторами хватит поделиться, и за риск навар поиметь. Да и вообще – этим многие живут!
Меня терзали сильные сомнения, что как раз этим живут исключительно разные «черные хирурги», которые пользуют братву, но Алексей на мои слова лишь многозначительно ухмыльнулся, и я, чтобы не выглядеть «вчера рожденным», замолчал. Просто подумал, что Ванин все-таки местный и в здешних реалиях разбирается куда лучше меня. Может быть, ЗДЕСЬ с этим вопросом дела обстоят несколько иначе, чем у нас… Единственное, что уже без особых эмоций предложил:
– Может, заранее не ходить? Может, сразу Толика к хирургу привезти и просто поставить того перед фактом? Чтобы он растерялся, испугался и никуда сообщить не успел. А я ему эдак ненавязчиво еще и ствол продемонстрирую. Да намекну, что у нас длинные руки. Врач и дергаться не станет. А если ему хорошую оплату пообещать и обещание выполнить, так вообще молчать будет…
– Ну ты… даже слов нет! – дьякон слегка задохнулся, продолжив: – А остальной медперсонал в это время в другую сторону смотреть будет? Или, может, ты и в операционную с пистолетом попрешься? Бред! Зачем все настолько усложнять? Нет, будем делать, как решили!
Я в ответ лишь пожал плечами, а Алексей, поняв, что консенсус найден, деловито стал дербанить свою заначку. Но потом вдруг взбледнул фейсом и, ударив себя ладонью в лоб, пробормотал:
– Как же я мог забыть? Я ведь на уголь отсюда деньги брал…
Стоящая рядом с ним Мария покачала головой и, вздохнув, сказала, что еще сто евро может занять у своей подруги. Только чуть позже, когда люди проснутся.
Дьякон, благодарно улыбнувшись, погладил жену по руке, но я невольно нарушил эту идиллию, легкомысленно махнув рукой и сказав, что деньги не проблема. И только поймав удивленно-изучающий взгляд хозяев, прикусил язык. Но потом, плюнув и на условности, и на свою «легенду», повторил, чтобы финансовыми вопросами никто не парился. Запросят пятьсот – дадим пятьсот. Запросят тысячу – дадим тысячу. Заломят еще больше, разберемся на месте. А специально для Алексея пояснил:
– Или ты думал, что я совсем на бобах сижу и без соли последний ху… э-э… – запнувшись, стрельнул глазами в сторону барышень и поправился: – В общем, деньги у меня есть. Теперь самое главное, чтобы доктор подписался на это дело.
На том и порешили. После чего с трудом заткнули пытавшегося благодарить и извиняться за беспокойство Толяна. А вскоре Мария занялась проснувшимися детьми, которые так и норовили, прошмыгнув в комнату, поглядеть на новых гостей. Позже, когда детский переполох утих, все позавтракали, а часов в девять дьякон двинул вести переговоры со здешними врачами и подбивать их на должностные преступления.
Настя с Ловягиным, измотанные бессонной ночью, уснули, а я, пользуясь тем, что Ванина повела детей к подруге, испросил у нее перед уходом какую-нибудь ветошь, проволочку и немного машинного масла из масленки, которую видел возле швейной машинки. А потом, чинно расположившись за кухонным столом, принялся за чистку и изучение трофейного оружия.
Разбирая и протирая трофейные стволы (кстати, на удивление весьма чистые и ухоженные), попутно обдумывал случившуюся ситуацию. Просто самому стало интересно, что за порыв мною руководил, когда я, вместо того чтобы чинно удалиться в сторону автовокзала, остался здесь? Да еще и насчет денег ляпнул… Лешка на меня после этого так пялился, что теперь не может быть и речи о его вере в «штанги для буровой установки». Ужо он мне все теперь припомнит. И незнание тутошних реалий, и несостоятельную «легенду» спекулянта-добытчика, и общую шустрость. Хотя какая теперь разница?
Начнет сильно приставать с вопросами, просто пошлю куда подальше, и все. Или вот так грубо и в лоб не стоит?
Прикидывая варианты поведения, я закончил с ПМ и «вальтером», после чего протянул руку за пистолетом Анатолия, который даже сейчас, по прошествии нескольких часов после стрельбы, источал вполне уловимую пороховую гарь. Покрутив оружие, я удивленно хмыкнул. Да, вроде «грач» обыкновенный, но не совсем. Хотя… Быстро разобрав пистолет, убедился, что от нашего ярыгинского ствола он отличается лишь чуть более высокой мушкой и несколько сильнее изогнутым спусковым крючком. А в остальном все то же, отлично мне знакомое еще по службе, оружие. И с ним придется повозиться – вон, в магазине всего три патрона осталось. Значит, пятнадцать Толик по засаде выпустил, поэтому нагара – выше крыши.
Мурлыкая под нос, я раскидал «грача» неполной разборкой и, пока руки работали, снова занялся самоанализом. Все-таки почему же я не уехал? Ведь еще позавчера у меня сомнений бы не появилось в правильности данного решения. Тут, скорее всего, есть два аспекта. Первый – это то, что возникший практически из небытия группник Волк внес в устоявшееся мироощущение менеджера Корнева свои коррективы. И мне нравится это состояние! Наверное, поэтому я не хочу опять себя ломать, превращаясь в офисную овечку.
А второе… Хм, второе… С этим все гораздо сложнее. Нет, вы только не подумайте, что тут сыграли какую-то роль высокогуманные соображения. И не потому, что внезапно, как более опытный человек, почувствовал ответственность за ребят. И даже не из-за фигуристой синеглазки Настены, которая почему-то смотрела на меня так, как будто я сейчас из одного кармана достану хирурга со стационарным госпиталем, а из другого – длинный список явок и паролей «смирновцев». Нет, не из-за этого! А как это ни глупо звучит – из-за зависти и недопонимания.
Причем это даже не про «колхозников» сказано, а про Ванина. Этот дьякон с журналистским образованием, которого я держал за обычного желчного болтуна, вдруг повел себя так, что я потерялся. Как он искренне обрадовался, встретив людей из Сопротивления! И тут же делом, а не на словах, начал доказывать свои намерения. А ведь у человека жена и двое детей. И дураком, который очертя голову может кинуться в авантюру, его вовсе не назовешь. С одной стороны, Лешку можно понять – жизнь тут такая, что и не так раскорячишься. Но с другой – миллионы таких же, как он, живут и не жужжат! Значит, у этого человека есть стержень. Тот самый стержень, что и у меня когда-то был, но который от одного удара судьбы, принявшей облик хамоватого подполковника, согнулся в дугу. Поэтому я ему завидовал. И хотел доказать, что и мы не лыком шиты. Не знаю только, ему или себе…
А недопонимание… Хм, просто мое поколение как-то не привыкло жертвовать хоть чем-то ради того, что не имеет четко выраженного финансового эквивалента. А тут я первый раз в жизни встретил людей, которые рисковали жизнью не из-за денег, не из-за карьеры и не из-за «хорошего бизнеса». Нет, они рисковали из-за чего-то абстрактного, того, что сами считали правильным и единственно верным. Да что там говорить – даже гордые нохчи и прочие «повстанцы» всегда боролись за свою «свободу и независимость» исключительно за СКВ. А эти… эти ребята какие-то СОВЕРШЕННО ДРУГИЕ.
М-да, вот «проф» их бы, наверное, понял. Из рассказов Игоря Михайловича, больше похожих на мифы (ну прямо как будто не про наших дедов и отцов разговор шел, а про героев какой-то утопии), я вынес одно – во времена СССР такие совершенно абстрактные понятия, как «долг» и «Родина», были вовсе не абстрактными, а являлись основополагающими.
Это сейчас, когда какое-то мурло с большой должностью произносит из телевизора подобные слова, значит, оно хочет тебя объегорить. А тогда люди шли на жертвы и точно знали, что их усилия идут не на пополнение чьего-то счета, а действительно на благо всей страны. Наверное, поэтому и страна крепла, и граждане ее жили нормально. Но потом целую страну «кинули», вот и стала вера в эти понятия признаком крайнего лоховства.
А в ЭТОМ мире, в котором Россию нагнули так, что не снилось и в самом страшном сне, еще остались личности, словно пришедшие из рассказов Сосновского. И главное – это не замшелые старички, а мои ровесники!
Хлопнувшая дверь заставила оторваться от странных мыслей, и я, подхватив «вальтер» и заведя руку с оружием за спину, вышел в коридор. Но тревожился зря. Это вернулась Мария, которая, снимая пальто, оповестила:
– Я ребятишек у Зои оставила. Так, думаю, правильней будет. И лекарств у нее кое-каких перехватила, – после чего, пройдя в комнату, поинтересовалась: – А как Анатолий?
– Спит. И Настя – тоже.
Ванина кивнула и, подойдя к сопящему на диване Толику, пощупала ему лоб. Удовлетворенно улыбнувшись, сказала:
– Очень хорошо! Температуры нет. Будем надеяться, что все обойдется.
Я обрадованно спросил:
– Так что, госпиталь отменяется?
– Ни в коем случае! Обойдется – это в смысле – без осложнений. Но в больницу надо обязательно!
После чего достала какие-то ампулы и, осторожно заголив обиженно бурчащего во сне Ловягина, вколола ему два укола. Тот даже и ухом не повел, лишь только перешел с сопения на храп.
Я восхитился:
– Во дает!
Мария вздохнула:
– А чего ты хотел? Человек ранен, измотан, да и крови потерял… Ну да ничего, хирург рану почистит, и мы его за недельку на ноги поставим!
Я только хмыкнул, но ничего не сказал. Ванина же на мой хмык не обратила никакого внимания и, поправив одежду на Толике, сходила посмотрела, как там Анастасия, а потом уже с кухни позвала меня пить чай.
Пока мы чаевничали, Мария попыталась выведать у меня дальнейшие планы. Только какие можно строить планы, если все зависит от результатов похода ее мужа? Озвучив эту мысль, в свою очередь поинтересовался, есть ли у Ваниных родственники в других городах? Мария вопросу удивилась, но ответила, что ее мать с отцом живут в Тихорецке и больше родственников нет, так как родители Алексея и его старший брат погибли в 2009 году. Из ее рассказа я с удивлением узнал, что Ванины до начала распада страны обитали в Каспийске. А когда там начались крутые разборки и на «некоренных» перестали просто косо смотреть, а начали резать, они собрались и переехали в Тихорецк, к ее маме.
Но в этом маленьком городке Алексей работу найти не смог, и их семья перебралась в Воронеж, где главредом местной газеты работал его однокурсник. А потом редактор сменился, и с новым шефом у Ванина начались конфликты, закончившиеся увольнением. Только она не унывает, так как муж у нее и умный, и рукастый, и добытчик, да и вообще, лучше жить впроголодь в холодном Воронеже, чем вообще никак не жить в теплом Каспийске. Вот там было по-настоящему страшно…
Слушая Марию, я только головой крутил. Да уж, натерпелись ребята… Но то, что у них есть куда ехать – это очень хорошо. Лешка в наивности своей еще не знает, во что ввязался, и думает, наверное, что партизанить он может непосредственно без отрыва от жены и детей. Угу, сейчас! Ничего, вот сейчас вернется, и я с ним переговорю. Открою, так сказать, глаза!
Правда, сразу открыть глаза на суровые реалии подпольной борьбы пришедшему из больнички Алексею не удалось, так как для начала выслушал рассказ о его поисках и находке. Оказывается, дьякон за это время успел побывать в одной поликлинике и одной больнице. В поликлинике вышел облом, и как высказался Лешка:
– Я навел справки в очереди и понял, что если этот коновал вросший ноготь без последующих проблем удалить не может, то что говорить про более сложные операции? Да и не занимается он ничем более сложным. А вот в больнице…
В общем, в больничке Ванин вышел на тамошнего хирурга. Тот сначала выкобенивался, но потом, зарядив за операцию пятьсот евро и взяв две сотни предоплаты, назначил время встречи на пятнадцать ноль-ноль. При этом Леха сказал, что приведет брата, случайно словившего пулю в тот момент, когда он, Алексей, крутил в руках найденный на улице пистолет. Подранил своего братана он вчера, поздним вечером, пистолет с испугу выкинул, и с утра, видя, что родственнику становится хуже, побежал искать врача. А тайна нужна для того, чтобы полиция не начала его тиранить на предмет хранения огнестрельного оружия. Мол, типа, сами понимаете, что полицейским только повод дай, лишь бы зацепиться.
Доктор вроде в рассказ поверил. Я кивнул – а чего бы ему не поверить. Хотя изначально ребята предлагали совершенно фантастические истории, но я настоял именно на этом варианте «легенды», как на наиболее реальном. Ведь чем-то нужно было объяснить нежелание вмешивать в это дело полицейских? Хотя, если бы не гипотетическая угроза того, что БОГС оперативно разошлет ориентировки по поводу раненого «террориста», можно было бы вообще не париться. Тогда бы все выглядело по-другому: «Эй, где тут доктор? Помогите! Моему родственнику какие-то отморозки пулю в плечо всадили! Еще вчера! Мы думали, сами справимся, но ему только хуже становится. Что? Полицию в этом случае надо известить и вызвать? Да вызывайте, мне-то что! Только лечите быстрее! Что? Платно?! Да хрен с ним, заплачу, не помирать же человеку!»
Но сей шикарный диалог полностью исключала возможность появления ориентировки от БОГС, поэтому и была придумана вышеприведенная версия произошедшего.
Так что теперь, выслушав эмоциональное повествование дьякона и похвалив Алексея за успех переговоров, я перешел ко второй части марлезонского балета. Внимательно глядя на обоих Ваниных, сидящих за кухонным столом, спросил:
– Ребята, вы твердо решили с «колхозниками» связаться?
Лешка гордо изогнул бровь и ответил утвердительно. Мария, глядя на мужа, тоже кивнула.
– А с семьей как же?
Ванин удивился:
– При чем тут семья? Я ведь как работал, так и буду работать. Просто попутно стану выполнять задания «смирновцев». Ну конечно, если Анатолий с Анастасией контакты со своими товарищами наладить сумеют.
Я вздохнул:
– Сумеют, куда они денутся. Мне кажется, что эти «землепашцы» нам не все рассказали и кое-какие варианты у них по-любому есть. Другое дело, что они ими сейчас воспользоваться почему-то не смогли… Но я не про это говорю. Просто если ты будешь проводить акции где-то в другом месте, то это одно. А если в своем городе? Тогда семья станет твоим слабым местом. Надо ведь учитывать возможность попадания к людям из Бюро. И что тогда? Им даже мордовать тебя не придется, чтобы нужные сведения добыть. Они просто приведут детей в камеру, и все…
– Хм, – Алексей криво усмехнулся. – Вот ты о чем… Но этот вариант мы, – он подмигнул жене, – уже обговорили. Я так думаю, что в случае моего ухода в «колхозники» Мария с детьми уедут к родителям. Хотя, честно говоря, сомневаюсь, что люди из Сопротивления своих близких обычно куда-то отсылают, так как до захвата заложников БОГС еще не дошел. Но я, коли есть такая возможность, предпочитаю обезопасить тылы. И кстати – спасибо тебе, что подсказать хотел…
Я только руками развел, отдавая должное предусмотрительности дьякона, а тот, резко меняя тему, вдруг поинтересовался:
– Сергей, ответь на один вопрос. Когда мы встретились, ты говорил, что какие-то штанги для буровой добыть хочешь. Сегодня утром посмотрел я на эти «штанги». Не подумай дурного, просто сумка была слегка расстегнута и стало видно, что там лежит. В том, что это металл, ты не соврал. Но вот хоть убей, к буровой эти покрытые гравировкой штуки никакого отношения точно не имеют. Это раз. А второе – насчет денег тоже как-то странно получилось. То ты за тысячу долларов анус готов на британский флаг порвать, то ту же самую тысячу мне просто отдал для взятки доктору. Объясниться не желаешь?
Очень хотелось ответить, что «не желаю», но пришлось взять себя в руки и, многозначительно ухмыльнувшись, выдать:
– А чего тут объяснять? Я все, что можно, тебе еще пару дней назад сказал. Что касается «бабок», то считай их просто посильным взносом на благое дело. Ну а железо… Ладно, это не для буровой. Но для чего, не скажу. Извини, не моя тайна. Так что давай в этот вопрос не будем углубляться и займемся более насущными делами.
Если Алексей и желал что-то возразить, то это осталось при нем, так как в этот момент на кухне появилась Настя. Восхитительно заспанная и внешне совершенно беззащитная. Ну, это если не знать того, что у этой девушки есть интересная привычка таскать в кармане гранату, а за поясом пистолет. Правда, сейчас все вооружение лежало в куртке, а сама Анастасия, сладко позевывая, сначала поинтересовалась делами Толика, а потом, стрельнув в мою сторону глазами, что-то прошептала на ухо Марие. Правда, я все равно услышал, что это небесное создание интересуется, где у Ваниных туалет расположен. Но как истинный джентльмен, сделал вид, что не понял, о чем речь, и, глядя вслед девушке, только цыкнул зубом, предложив:
– Ладно, хорош болтать, давайте лучше думать, как, когда и каким составом к больнице выдвигаться станем.
Лешка наморщил лоб:
– Чего тут думать? Доктор сказал – к трем примет. Значит, минут в пятнадцать третьего я, Толик и ты поедем к нему. Пока доедем, пока то, се…
– Не-а, – я отрицательно мотнул головой, – не пойдет. Выдвигаемся через сорок минут. И едем все! В смысле, кроме Марии, конечно.
– И что мы там полтора часа делать будем? Да и зачем? Пусть лучше Анатолий отоспится. Говорят ведь, что сон – лучшее лекарство!
– Зачем, говоришь? – Я тяжелым взглядом оглядел супружескую пару и объяснил: – Затем, чтобы обстановку контролировать. С Ловягиным за это время ничего не случится, он и в машине на лавочке покемарить сможет. А мы пока посидим, понаблюдаем, что там и как. Кто его знает, чего хирургу в голову может прийти…
Ванин фыркнул:
– Опять снова-здорово! Ведь все уже обговорили!
Я шумно выдохнул, подумал и, решив не грузить народ массой вновь одолевающих меня сомнений, коротко сказал:
– Может, я, конечно, и гоню, но давай не будем спорить и сделаем, как предлагаю. Хуже от этого никому не станет.
И тут меня неожиданно поддержала Мария:
– Сергей правильно рассуждает. Надо пораньше туда приехать. Так что я пока пойду, Анатолия подготовлю. Не зря ведь лекарств набрала…
На том и порешили. А пока Ванина «готовила» Толяна, я инструктировал Настю и Лешку. И в начале второго мы уже ехали в сторону больницы.