Глава 4

Бой

Если вражеский самолет и был разведчиком, то скверным – враг молотил по площади, без особой системы, вразнобой, по два-три снаряда в залпе. Это было неприятно, но терпимо, насколько вообще может быть терпимым пребывание под огнем тяжелой артиллерии, пусть и нескоординированным. «БАММММ!» – и словно гигантский кулак ударял в землю, вздымая вверх комья сырой земли и смерчи грязной опавшей листвы. Рассредоточенный и более-менее окопавшийся батальон пока обходился без «кровавых» потерь.

«Палите, палите, – даже с некоторым злорадством подумал Зимников. – Закидывайте мусором наш летний камуфляж».

Майор немедленно устыдился таких нездоровых мыслей – как многие военные, он был суеверен и верил в то, что неприятности можно накликать. Но обстрел затихал. Еще один залп, и еще. Два снаряда, еще два, одиночный разрыв далеко в стороне, так что даже не видно. Долгая пауза и еще один гулкий взрыв.

Все.

– Перекличка! – скомандовал Зимников по коротковолновой рации, отсчитав пять минут. – Отчет о потерях и не высовываться.

Он покосился на давешнего кондуктора, про которого почти успел забыть. Усач был придан батальону для связи с ближайшим гирополком, по крайней мере с тем, что от того полка осталось. Предположительно он мог даже вызвать авиаподдержку, но Зимников уже четко уяснил расклад сил в воздухе и не питал пустых надежд. Не прилетел бы противник – уже хорошо. Воздушный связист забился в угол окопа и смотрел на майора огромными, округлившимися от ужаса глазами.

«Экий ваш воздухоплавательный брат чувствительный, – подумал майор с определенным злорадством, – не привыкли к сухопутным забавам, бросать бомбы с высоты, конечно, приятнее и легче».

Доложились ротные – потерь в батальоне почти не было. Так, по мелочи, нескольких рядовых посекло осколками да начисто срезало ухо одному из минометчиков. Поволоцкий, умный и циничный хирург в годах, с чувством юмора черным, как сердце англичанина, даже восхитился – дескать, не каждый медикус так чисто сработает. Техника не пострадала, невозвратных потерь избежали.

Зимников чувствовал, как беззаботность и самоуверенность прокрадываются в душу, и накручивал себя как мог – вспоминал мрачные рассказы тех, кто уже успел посражаться с Врагом, их истории, полные безнадежности и страха, вспоминал брошюрку с рисунками вражеской техники – все ради того, чтобы быть готовым к любой пакости. Но пока серьезно относиться к противнику не получалось. Тот с легкостью сдал мост, не сумел толково организовать воздушную разведку, впустую растратил снаряды – при всем почтении к его тяжелой артиллерии, плотность огня могла вызвать лишь обидный смех.

И еще противник катастрофически терял время – мрачное серое небо темнело на глазах, светлого времени суток оставалось чуть больше часа. Хорошо организованный ночной бой – дело, конечно, серьезное, но не в этом случае – по тонкой нитке моста незамеченным не пройдешь, переправиться по ущелью также не удастся. Еще четверть часа, и сегодня, скорее всего, уже ничего не случится. А к утру должны подойти французы, может быть, даже подвезут артиллерию и взрывчатку. Подтянутся другие части, можно будет выстроить что-то, похожее на фронт по всему берегу…

«Зря я отозвал передовое охранение, – подумал Петр Захарович, – очень зря. И разведвзвод зря оттянул подальше, чтобы тот не светился. Хиленький какой-то противник. Несерьезный… Но с другой стороны, почти вся Германия уже захвачена…»

В голову полезли уже совсем вредные мысли о том, что, вестимо, куда немецкому или тем более хранцузскому зольдатену до честного русского воина, когда комбат услышал звук.

В свое время в далеких теплых странах батальон Зимникова в составе оперативной группировки охранял концессионные нефтепромыслы, и там Петр Захарович впервые увидел вблизи работающие нефтяные насосы. Похожие на печальных жирафов, они словно поочередно склоняли длинные шеи перед потребностями индустриального общества в углеводородах. Майор навсегда запомнил странный, ни на что не похожий шум, производимый ими, – идущий словно из глубин земли гул, то стихающий, то басовито звучащий почти в инфразвуке, за пределами восприятия человеческого слуха.

Протяжный звук, разнесшийся над холмами по ту сторону моста, более всего был схож с тем, что комбат слышал тогда, только чуть звонче и резче. Словно кто-то ударил двумя исполинскими гаечными ключами, заставив печальный басовитый звон повиснуть меж холмами, многократно отразиться между ними. Этот звон незримо пронесся через реку и заледенил сердца людей в окопах.

«Барабаны духов», – поневоле вспомнил Зимников, так тогда, на нефтепромыслах, говорили местные. Они придумывали легенды о демонах, что разбужены белыми и теперь бьют в свои барабаны в подземном мире, созывая воинство сил зла.

Звон повторился, на этот раз ощутимо ближе. Что бы его ни издавало – оно приближалось и определенно не обещало ничего хорошего.

– Чт-то эт-то т-т-та-а-кое?.. – стуча зубами, спросил кондуктор, спотыкаясь на каждом звуке.

– Сейчас и увидим, – сумрачно промолвил майор.

Что бы это ни было, оно, несомненно, было очень большим и очень тяжелым. И снова звон-гул, еще ближе. Теперь чуткое солдатское ухо слышало, что в него вплелось ритмичное позвякивание металла о металл, хорошо знакомое и привычное.

Гусеничная бронетехника? «Pfadfinder»?

Неизвестное нечто приближалось, грохоча и лязгая уже за ближайшим холмом, «нефтяной» гул словно бил в самое сердце.

Связист стучал зубами на пару с кондуктором, в траншее кто-то тихо молился. «Вот, сейчас мы и увидим, что такое этот их хваленый „Panzerspitze“», – с мрачным ожесточением подумал майор, топя страх в сознательно вызываемой волне боевой ярости.

В воздухе вновь завыли подлетающие снаряды.

– К бою, пушки на исходную, – кратко приказал Зимников по рации. – Готовимся…

«…к бронеатаке» он машинально проговорил уже со дна окопа, сброшенный ударной волной.

Зимникову было за сорок, и он повидал виды, лежать под обстрелом ему доводилось, и не раз. Но никогда это не было так безнадежно-страшно.

Может быть, на невидимой артиллерийской батарее сменилось командование, а может быть, расчет был на то, что закопавшиеся в землю обороняющиеся расхолодятся, потеряют бдительность и покинут укрытия, вот тут-то их по второму кругу и накроет. Может быть, так, а может, и этак, но новый артналет был поистине страшен. Словно гигантский молот обрушился на противоположный берег, тщательно обходя «пятачок» основания моста и нить асфальта, перепахивая все вокруг, в том числе и покинутые позиции передового охранения, что так волновало майора. Десятка два, не менее, тяжелых орудий калибром как минимум сто двадцать били слаженно, почти без пауз, достаточно кучно накрывая батальон.

Отчаянно матерясь, отплевываясь от грязи, майор выбрался к брустверу, связист уже вернул на место стереотрубу. Источник лязга и гула показался из-за холма.

Это было похоже на «Пфадфингер», как бокал похож на стакан – различие очевидно, но в двух словах, пожалуй, и не рассказать. «Больше», «шире» – сложно было достойно описать бронированное чудовище, неспешно выдвинувшее из-за поворота серо-стальную тушу. Широкие ленты гусениц с очень узкими траками методично жевали землю и листву, граненая башня, непривычно угловатая, как бы заостренная вперед, заканчивалась огромным орудием, устремленным вперед, подобно персту смерти. Машина была не окрашена в камуфляжные цвета, словно бросая вызов, дескать – попробуйте, возьмите.

Не доезжая метров десяти до моста, «панцер» последний раз лязгнул траками и остановился, повел башней вправо, описывая четверть круга ненормально длинным стволом без привычного набалдашника дульного тормоза. Обстрел стих, и на этот раз он обошелся отнюдь не малой кровью – Зимников слышал по меньшей мере пять или шесть истошно вопящих раненых – и это только те, кто сохранил сознание и голос. Слева, с позиции первой роты, хлестнули несколько пулеметных очередей, рассыпая по броне «панцера» безобидные букеты искр. Правый фланг Таланова молчал, лишь слышен был раскатистый рык капитана: «Пушку на горбы и в сторону, молотить по борту!» Позади хлопнул миномет («Без приказа!» – возмутился майор.) и с первого же раза попал чуду-юду точно «в лоб». «Панцер» даже не покачнулся на амортизаторах, башня неожиданно быстро развернулась обратно, ствол плюнул длинным – не меньше метра – языком пламени. Не попал, но минометный расчет больше судьбу не искушал.

Зимников машинально поправил каску, лихорадочно размышляя, что делать дальше. Железная скотина у моста – тонн на пятьдесят, не меньше – явно была не по зубам никакому оружию из того, чем располагал батальон, но вот рискнет ли этот «мамонт» сунуться на сам мост?

– К рации и вызывай своих, – отрывисто скомандовал майор кондуктору-«воздушнику». – Что у вас там есть из бронебойного?

Затрещал полевой телефон. Таланов доложил, что его безоткатка готова к стрельбе по борту. Почти сразу же приполз по наполовину заваленному ходу сообщения связной с левого фланга и сообщил, что комроты-один убит, все средства связи уничтожены – прямое попадание. Командование перешло следующему по званию, налаживают запасную рацию. Доложившись, вестовой уполз обратно.

Прошла минута, может быть, две. Батальон молчал, «мамонт» стоял на месте, приковав к себе десятки глаз, и злых, и откровенно испуганных. Кондуктор безответно взывал к молчащему эфиру.

Внезапно, дико взревев мотором, железный титан рванул вперед и, прокатившись на длину корпуса, снова замер.

– Провоцирует, паскудник… – почти спокойно заметил Зимников, не столько для себя, сколько для своего микроштаба. – Вызывает огонь.

Словно в ответ его словам из-за поворота выкатилась вторая машина, поменьше, но выше приземистого «мамонта» – угловатый ящик на гусеничном ходу, грязно-зеленого цвета, камуфлированный размытыми коричнево-черными пятнами, от которых неприятно рябило в глазах. На бортах были подвешены дополнительные экраны, размалеванные торопливыми неаккуратными мазками краски, явно наспех, «морду» прикрывал высоко поднятый бульдозерный отвал. В мельтешении красок прятались узкие прорези триплексов. «Katzchen», вспомнил «Обобщение опыта боестолкновений в Германии» Зимников, или просто «гроб», как повсеместно называли многоцелевую машину Врага, работавшую кем угодно, от бронеавтомобиля до подвозчика боеприпасов. Сорокамиллиметровая автопушка плюс пулеметы и легкий миномет для дымовой завесы.

«Кацхен» резво обогнул старшего собрата и, не сбавляя хода, покатил к мосту, въехал на него, гусеницы зацокали зацепами по металлу настила, как подкованные сороконожки. «Мамонт» не тронулся с места, лишь башня методично вращалась туда-сюда.

– Козлина, – с тоскливой обреченностью пробормотал сзади офицер связи. – Приманка и десант.

Но Зимников уже и сам все понял. Противник действовал беспроигрышно, методично, разыгрывая атаку без спешки, но и не теряя времени. Сначала хаотичный и неорганизованный артналет с целью расхолодить и ослабить бдительность. Затем уже методичный и организованный обстрел и выдвижение бронетехники. Тяжелый «мамонт», неуязвимый для батальонного вооружения, останется на той стороне, напрямую обстреливая противоположный берег, а более легкий «Кацхен», снаряженный в варианте инженерной машины, пройдет по мосту, вызывая огонь на себя, открывая цели для тяжелого собрата. Люди, нелюди или сами черти, но в смелости им отказать было нельзя. Вражеский броневик был слишком легким, чтобы обрушить мост своей тяжестью, даже если старый сапер все рассчитал верно и грамотно заложил весь скудный запас взрывчатки, но противник этого знать не мог.

– Расчетам – «гроб» на прицел, огонь по команде!

«Кацхен» добрался уже до середины моста и останавливаться не собирался, майор отсчитывал метры и секунды, чтобы фланговым расчетам открылась максимальная бортовая проекция адского броневика. Если противник не дурак, а дураком он однозначно не был, в холмах уже расположились арткорректировщики и готовая к броску пехота. А значит, у расчетов безоткаток будет один, самое большее – два залпа, пока «панцер» развернет башню и артиллерия получит данные для стрельбы. «Кошку» надо подпустить поближе, чтобы приложить наверняка, но и слишком близко тоже нельзя – внутри минимум пехотное отделение, если броневик и Враг ворвутся в расположение батальона, аэродесантники их рано или поздно уничтожат, но все это время их будут гвоздить «панцер» и артиллерия, а вражеская пехота совершит бросок через мост. Могут и прорваться, потому что обороняющиеся на время лишатся главного преимущества – организованности и плотности огня.

Еще мгновение, еще метр…

– Пли! – закричал майор во всю глотку, так, чтобы с гарантией, чтобы не подвели ни перебитый вдруг случайной пулей телефонный провод, ни рация.

Дальше все происходило очень быстро.

Три ствола извергли снаряды, и все три попали в цель с разных углов, броневик на мгновение исчез в лохматом облаке разрывов, из которого полетели какие-то куски, обломки дополнительной брони и мелкие детали. Но сразу же вырвался из него и помчался дальше, теперь «Кацхена» сильно заносило в бок, корма задевала мостовые фермы, высекая снопы искр, но он остался на ходу.

Батальонные пушкари успели дать еще один полный залп, прежде чем на них обрушился новый шквал огня, и «панцер» открыл беглый огонь, с быстротой и ловкостью фокусника перенося огонь с одной цели на другую. Броневик снова занесло, откуда-то сбоку и сзади у него вырвался длинный язык пламени. Не сговариваясь ударили пулеметы, перекрещивая огненные трассы на пятнистой туше броневика, но машина уже проскочила мост и, петляя, носилась по позициям батальона, отстреливаясь из всех стволов. Из кормового люка на ходу выпрыгивали люди в пятнистых комбинезонах непривычно контрастных цветов в широких куполообразных шлемах, вооруженные необычными винтовками – с магазином сбоку.

«Кацхена» все-таки подорвали, последняя безоткатка ударила почти в упор, перебив гусеницу, звенчатая лента слетела с направляющих и бессильно вытянулась, как блестящая стальная змея. Броневик резко развернуло, так что он едва не перевернулся, многотонная машина беспомощно завалилась, осев в полузасыпанную траншею, и гвардейцы немедля забросали «кошку» гранатами. Пехотный десант продержался ненамного дольше, от силы минуты две-три. Но за эти минуты спрятанная за холмами вражеская батарея прицельно перепахала позиции батальона, а «мамонт» расстрелял два расчета безоткаток из трех и несколько тяжелых пулеметов.

Если бы гвардейцы окопались хуже или просто пренебрегли инженерными работами, с ними было бы уже покончено, но и так дела батальона были хуже некуда. Неуязвимый «панцер» бил в ответ на любой выстрел, спрятанные вражеские корректировщики мастерски дирижировали артиллерией. Майору оставалось лишь молиться о том, чтобы тьма спустилась как можно скорее, хоть немного затруднив работу вражеским орудиям.

Противник оценил противостоящие силы – и их качество, и количество. Вторая атака началась почти без паузы, в грохоте разрывов и ритмичном уханье панцерной пушки. Теперь броневиков было аж три штуки – знакомые английские «Чарли», колесные двадцатитонники, также обвешанные экранами, замедленные и неповоротливые из-за дополнительной защиты. За ними, пригибаясь и приседая, укрываясь за броней, перебежками следовала вражеская пехота, вперемешку англичане и Враги. Со стороны это было похоже на трех жуков, сопровождаемых шлейфами мошек. Первый «Чарли» пополз по мосту, пехотинцы неотступно бежали следом, стреляя на ходу. Пулеметный и винтовочный огонь валил их одного за другим, но два остальных «Чарли» и «мамонт» методично давили обороняющихся.

И неотвратимый артиллерийский обстрел – по двадцать и более снарядов в залпе, с устрашающей и безысходной неотвратимостью вздымающих кусты разрывов на батальонных позициях.

– Гвардия, держаться! – прокричал Зимников изо всех сил, отчетливо понимая, что эту группу, пересекающую мост, они еще, возможно, и успеют уничтожить, но на том отдельный гвардейский аэродесантный батальон просто закончится. – Пулеметам не более двух очередей зараз! Менять позиции чаще, не бегать, ползком, ползком!

«Господи, помоги нам, – коротко взмолился про себя Петр Захарович, с надеждой устремив взор в небо, набрякшее темными, уже почти черными тучами. – Не успеем до темноты…»

И Господь услышал.

Быть может, их ангел-спаситель оказался поблизости случайно, придя на помощь по зову долга. А может быть, человек Кнорпеля сумел таки связаться со своими и вызвать воздушную поддержку – он уже ничего не мог рассказать, лежа на дне окопа и сжимая мертвыми пальцами пробитую осколком голову.

Но откуда-то сзади, из-за кромки редкого леса, где тьма неба встречалась с тьмой земной, скользнул на широких крыльях невиданный летательный аппарат, похожий не то на нетопыря, не то на ската.

В первое мгновение майор подумал, что вражеский самолет подкрался к ним с тыла, слишком уж знакомые и ненавистные очертания были у «нетопыря». Зимников был не одинок в своем заблуждении – несколько стволов вразнобой ударили по машине, но почти сразу умолкли.

Мгновение – и над гвардейцами пронесся широкий ромб с закругленными краями, сзади сверкающими кругами вращались два толкающих пропеллера, разнесенные едва ли не по краям несущих плоскостей, кабина горбом выделялась посередине ромба, чуть за ней вертикально торчали плавники хвостовых стабилизаторов. Больше всего аппарат был похож на карликовый экраноплан, но невероятно быстрый. Зимников слышал о таких, но видеть до сих пор не доводилось – подобные машины были редкостью. В памяти само собой всплыло «баллонет-крыло… несущая обшивка типа сандвич с сотовым наполнителем… внутренняя силовая ферма». Всплыло и немедленно забылось – «скат» по широкой дуге зашел во фланг атакующим и открыл бешеный огонь по «панцеру». Неведомый пилот за считаные мгновения сумел разобраться в ситуации, определил самого опасного противника и сосредоточился на нем. Носовая батарея скорострельных орудий хлестнула по колоссу счетверенным огненным жгутом, взрыла землю вокруг него. За одно мгновение летчик понял, что его пушки против «мамонта» бессильны, успел сменить курс и буквально в упор расстрелял ближайшего «Чарли». Противник быстро опомнился, к «скату» потянулись жадные пальцы ответного огня, неуверенно, но усиливаясь с каждым мгновением.

– Пехоту! Бейте пехоту и броневик! – кричал, срывая голос, Зимников, пользуясь мгновениями замешательства противника. – Гранатометчиков к мосту, пулеметам – выкосить всех с того подхода!

Но, не принимая боя, английский броневик сдавал назад, откатываясь к вражескому берегу, к нему жалась враз оробевшая пехота.

– Семеныч!!!

– Я! – немедля отозвался сапер.

– Готовься взрывать мост. Один хрен уже не удержим!

– Сейчас рванут толпой, – даже в чудовищной какофонии боя голос старого взрывника был рассудителен и нетороплив. – Тогда и сделаю, авось, не выдержит. Только бы провода не порвало, не верю я радиодетонаторам…

Несколько прицельных очередей ударили в упор, пробивая «ромб» навылет, но аппарат с комбинированной конструкцией игнорировал попадания, заложив лихой s-образный вираж, он грациозно скользнул между пучками огня и, резко развернувшись, буквально на уровне холмов, атаковал «мамонта» вновь, на этот раз пуском НУРСов.

«Близко, слишком близко! – подумал Зимников. – Не успеют ракеты встать на боевой взвод…»

Бронированный мастодонт вновь показал завидную шустрость: не обращая внимания на окружающих, он успел развернуться, вновь подставляя «скату» покатый лоб, отливающий свинцовым холодным блеском. При этом «панцер» ненароком задел одного из «Чарли», двадцатитонная машина, обвешанная центнерами бронепанелей, отлетела в сторону, как картонная, едва не свалившись в пропасть. Пехота бросилась врассыпную из-под гусениц выписывающего лихие петли бронехода. Но пикирующий «скат» в последнее мгновение чуть качнул носом, и ракетный залп пришелся в самую «морду» узкой башни, в район орудийной маски.

Восторженный рев десятков глоток пронесся над позициями батальона и сразу замолк.

Крылатый ангел дернулся в воздухе, не плавно и грациозно, как ранее, а резко, подобно подбитой птице. Машина резко легла на крыло, клюнула носом и, несколько раз перевернувшись, камнем упала вниз. Вздымая шлейф мокрой земли и тучи опавшей листвы, он проехался по земле и замер меж двух пригорков.

На вражеской территории.

«Мамонт» скрежетал и визжал двигателем, и в самом деле похожий на раненое животное. Ствол печально обвис, словно безвольно опущенный хобот. «Скат» не смог его убить, но, похоже, повредил гидропневматику пушки. Страшный «панцер» остался на ходу, но был обезоружен.

Не обращая внимания на редкий огонь, враги бежали к сбитой машине, быстро, суетливо, похожие на муравьев своей деловитостью, карабкались на корпус.

Майор снял трубку телефона, резко крутнул ручку вызова. Лейтенант, командир минометного взвода, отозвался мгновенно, словно уже держал трубку в руках.

– Сколько осталось? – кратко спросил Зимников.

– Один исправный, – кратко отвечал лейтенант. – К нему семь.

Зимников колебался долго, почти целую секунду.

– Точку падения видишь? Накроешь без пристрелки?

Теперь почти секунду молчал минометчик.

– Чтоб «на верку» – нужен «угол».

– Делай, – приказал Петр Захарович и добавил уже про себя, обращаясь к неведомому летчику: – «Прости, лучше так. Чем в плен к этим…»

Как и обещал, минометчик обошелся без пристрелки, три мины, положенные идеальным треугольником, разметали на куски и «ската», и всех, кто имел несчастье оказаться рядом.

«Прости, – еще раз подумал майор с тоскливым отвращением к самому себе. – Что за мир, что за война, где свои убивают своих, и это лучшая участь, нежели плен?..»

Ранее противник был безжалостно деловит и расчетлив. Но теперь, на границе дня и ночи, не сумев одержать победу с ходу, он определенно потерял часть уверенности. «Чарли» оттянулись за холмы, чуть погодя раненый «мамонт» выпустил длинную струю сизого выхлопа и уполз вслед. Зимников ожидал нового обстрела, но то ли враги экономили снаряды, то ли замышляли новую пакость.

Ночь опустилась на берега реки, накрывая серо-черным пологом лес, изрытый воронками, вывороченный разрывами. Голые деревья, потерявшие остатки осенней листвы, протягивали вверх изрубленные осколками ветви, словно умоляли небеса сжалиться.

Поволоцкий уже не шутил и даже не матерился, он молча, яростно боролся за жизни солдат в глубокой землянке, оборудованной под эрзац-лазарет. Санитарный взвод работал как проклятый, «тяжелых» было много, очень много, более половины от общего числа раненых. Хорошо, что сейчас не зима, порадовался хирург, при таком обстреле их было бы еще больше – комья промерзшей земли ранили бы не хуже осколков. Да и шоковые на холоде замерзают мгновенно. Слава богу, у батальона остался на ходу кое-какой транспорт, чтобы отправить в ближний тыл самых «тяжелых» и остальных – кому хватит места.

А майор Зимников считал.

Подбили один броневик противника, убили десятка два вражеских солдат. Сожжен английский броневик, «мамонт» выведен из строя, но это уже не их заслуга. Впрочем, тоже польза. Самое главное – мост удержали, удержали хотя бы на несколько часов. Столкнувшись с Врагом, Зимников теперь отчетливо понимал, насколько драгоценны эти часы для всей армии. Если им еще немного повезет, противник не решится атаковать ночью, несмотря на инфракрасные прожекторы, которые у него наверняка есть. Сутки выигрыша – это уже целое богатство.

Это в плюсе.

В минусе было то, что и так неполный гвардейский батальон уже потерял убитыми и ранеными больше трети личного состава и почти все тяжелое вооружение. Даже если противник не сумеет отремонтировать «панцер» или найти новый, майор мог выставить сотню боеспособных солдат, несколько пулеметов, из них только четыре тяжелых станковых, один миномет с четырьмя минами и чудом уцелевший броневик с двадцатимиллиметровкой. Еще оставался разведвзвод, по-прежнему таившийся на вражеском берегу, но Зимников понимал, что даже при удаче разведчики не смогут переломить схватку.

Батальон отчаянно нуждался в подкреплениях, артиллерии и взрывчатке. Связи с остальной армией не было – на условленной волне прочно обосновались какие-то тыловые службы. Посланные вестовые не возвращались. Подойдут ли французы, что у них будет – оставалось покрыто мраком неизвестности.

Зимников присел на поваленный ствол у землянки Поволоцкого, снял шлем, собираясь с мыслями. Ночной воздух приятно захолодил разгоряченный лоб. Что-то негромко бурчал хирург, угрюмо отвечал санитар. Звякнули инструменты.

– Запиши в карточку – осколочное ранение нижней трети бедра, перелом, артериальное кровотечение. Наложена шина Дитерихса, жгут… – Хирург сказал что-то неразборчивой скороговоркой, скорее всего указал время наложения жгута. – Морфий. Пометь йодом на лбу – «М». Триста кубиков плазмы, срочная эвакуация. Следующий.

Тяжелый, мучительный стон донесся из землянки. Зимников невольно поежился и неожиданно подумал, как легко, как просто было бы взять и сняться с позиции под покровом темноты… Батальон сделал все, что было в человеческих силах, кто может – пусть сделает больше.

Визгливый шорох полоснул по небу, взорвался ярчайшей вспышкой. Зимников автоматически бросился на землю, перекатываясь под защиту ствола, одновременно нахлобучивая каску. Слепящий белый свет осветительной ракеты залил многострадальный мост, разделив все пространство вокруг на черное и белое, свет и тень – без полутонов и переходов. В мертвящем белом свете обозначились угловатые очертания сожженного «Кацхена» по эту сторону моста и подбитого аэролетчиком «Чарли» на противоположной.

Новая атака? Нет, просто «светляка» повесили…

«Козлы, – подумал майор и зло сплюнул. – Не на тех напали, твари».

Петр Захарович глубже натянул шлем и пошел готовить остатки батальона к новому бою. Атака могла начаться в любой момент, и нужно было очень многое сделать, а людей оставалось наоборот – очень мало.

Его батальон честно и достойно служил имперскому стягу с косым красно-золотым крестом, но, видно, их срок вышел.

Что ж, так тому и быть.