Глава 9

– Орлы! – Народный комиссар внутренних дел, генерал-полковник Колычев отступил на шаг назад и, снова окинув нас взглядом, повторил: – Орлы! Только кто вас надоумил в «мочало» вырядиться да воз оружия с собой притащить?

Прежде чем Серега смог открыть рот, я, показывая на него пальцем и глядя в смеющиеся глаза Ивана Петровича, быстро сказал:

– Это Гусев виноват. Берите, говорит, всего побольше. Особенно продуктов. Будете ваш шоколадно-ореховый разведпаек у америкосов на жевачку менять. А начнут отказываться, тут и оружие пригодится. Ствол под нос и бубль-гум у нас в кармане!

Командир от такой наглости задохнулся и выпалил:

– Товарищ генерал-полковник, не так все было! Вы что, Лисова не знаете? Я ему про продукты как раз сказал – не брать! Я…

Но Колычев только махнул рукой и со словами: «Узнаю свои подчиненных, как были раздолбаями, так и остались», полез обниматься. Всю свиту он оставил за порогом, поэтому мог не стесняться в изъявлении чувств. Было видно, что Иван Петрович по-настоящему рад нас видеть. Пятерых «старичков», с которыми он был знаком лично, прижимал к себе так, что ребра трещали. И только остановившись перед Дауреном, спросил:

– Новенький?

– Так точно, товарищ генерал-полковник! Сержант Искалиев!

– Это ты вход в колодце надоумил искать?

Жан растерянно скосил глаза на меня и, когда я кивнул, вскинув подбородок и пустив «петуха», гаркнул:

– Так точно, товарищ генерал-полковник!

Иван Петрович на это уставное рвение только улыбнулся и, пожав покрасневшему Жану руку, сказал:

– Молодцом! Нам толковые люди очень нужны. А смекалка твоя без награды не останется. И не только твоя. Все поработали на совесть, поэтому группе генерал-майора Гусева объявляю благодарность!

После этих слов наша куцая шеренга моментально подравнялась и рявкнула:

– Служим Советскому Союзу!

Только Гусев слегка испортил слаженный хор тем, что захотел служить «трудовому народу». Видно, еще не перестроился, хотя новый уставной ответ был введен в армии в начале этого года. Наверное, нечасто нашему командиру приходилось в последнее время благодарности от высшего командования получать и соответственно отвечать на них. А может, просто форсит перед Колычевым, пользуясь его отношением. Нарком, не обративший на этот диссонанс никакого внимания, опять посмотрел на Жана, спросив:

– Давно в группе?

– Один месяц и восемь дней, товарищ генерал-полковник!

– И до сих пор сержант? Ну да ничего, с такими командирами, как у тебя, к концу войны наверняка офицером будешь!

Искалиев на эти слова недоуменно захлопал глазами, а мы все начали, ухмыляясь, переглядываться. Правильно – Даурен новенький и насчет хитрых перипетий со званиями не в курсе. А Иван Петрович, который и так отлично знает время появления Искалиева в подразделении, этим вопросом просто решил подколоть нас всех. Оно ведь как вышло – Геку офицерские звездочки достались после переаттестации из хитромудрых НКВДешных, в обычные армейские звания. Так что, с Пучковым все было просто.

А вот с Женькой вышло намного сложнее. В училище его посылать было совсем не с руки: ученого учить – только портить, и времени на это ушло бы столько, что война скорее закончится, прежде чем он из училища вернется. Поэтому был разработан хитрый план: старшина Козырев от щедрого на награды начальства стал получать за операции не «Красную Звезду» и не «Отечественную войну», а «Славу». Одну он имел с незапамятных времен, вторую получил в начале зимы и последнюю – за Бальгу. А согласно статуту этого солдатского ордена, полный кавалер автоматически получает внеочередное звание: сержант – старшего сержанта, старший сержант – старшину, и самый потолок, это когда старшина получает погоны младшего лейтенанта.

Так что Змей, относящийся ныне к офицерскому составу, мог теперь свободно расти хоть до маршала. Ну, это если сам захочет и Академию Генштаба закончит. Колычев же, выходит, был в курсе наших задумок и теперь ненавязчиво показал, что эти махинации ему известны. Ну и ладно, и пусть гордится своими знаниями. В подобных действиях ничего противозаконного нет. На всех фронтах и во всех частях так делают, чтобы достойных людей на нужные должности пропихнуть.

Иван Петрович, еще несколько секунд поглядев на наши физиономии, в конце концов приказал:

– Ладно. Сейчас всем отдыхать, а завтра, то есть уже сегодня, в семь ноль-ноль Гусеву прибыть ко мне.

Потом, слегка повысив голос, позвал своего порученца и продолжил:

– Григорий Осипович, проследите, чтобы товарищей разместили и поставили на довольствие. И еще, – это уже обращаясь к нам, – камуфляж снять, оружие оставить в расположении. По базе передвигаться только с пистолетами, а то люди нервничают. У меня все. Все свободны.

После этих слов мы потопали за порученцем в сторону отведенной нам палатки, а я, вспомнив слова наркома про «нервничающих людей», тихо хихикнул. Действительно, весело получилось. Шурующая в ожидании приезда Главкома команда Власика всех здесь застроила вдоль и поперек. Я имею в виду советскую часть персонала базы. Поэтому после появления личного охранника Сталина народ ходил на цыпочках. А уж когда появился нарком НКВД, то бдительность и уставщина поднялись на недосягаемую высоту.

И тут вдруг из приземлившегося ночью самолета вываливаются не представители спецгруппы ставки, а РДГ неизвестной ведомственной принадлежности, увешанная оружием с ног до головы. Они нас, конечно, ждали, но в более цивильном прикиде, поэтому вид здоровых мужиков, одетых в «лохматку», с пулеметами, гранатометами и новейшими «калашниковыми», которые впотьмах приняли вначале за STG-44, заставил охрану сильно напрячься. Ситуацию, конечно, развели в несколько минут, но, видимо, осадок остался… Власик, появившийся в самом конце разборок, с нами связываться не стал, только Ивану Петровичу, видно, успел нажаловаться на непотребный вид новоприбывших. Ну да нам не впервой подвергаться гонениям «по одежке».

Пока я ухмылялся, незнакомый мне ранее Григорий Осипович успел передать нас мрачному капитану с замашками волкодава НКВД, но одетого в летную форму, который с уважением оглядел разведгруппу и предложил следовать за ним. Кстати, в процессе всех этих перемещений мы потеряли Гусева. Серега после прихода капитана ехидно посмотрел на меня и, сказав, что генералитету спать в каких-то брезентовых шатрах просто неприемлемо, удалился в сопровождении наркомовского порученца в сторону капитальных строений на краю аэродрома. Еще и ручкой издевательски помахал, сволочь такая! Ничего, это я ему еще припомню!

А нас капитан привел к большой десятиместной палатке, в которой уже стояли койки, горела «летучая мышь», а перед входом, на двух столбиках висели умывальники. После чего собрал продаттестаты, сказал, что завтра с утра покажет нам, что здесь где находится, и, пожелав хорошего отдыха, отвалил.

После его ухода мы, свалив оружие на два больших стола, стоящих посередине палатки, начали осматриваться. Гек, отдернув одеяло и потыкав в подушку пальцем, восхитился:

– Ну надо же, какой прием! И белье есть, и подушка, как в хорошем госпитале – пуховая! Интересно – как здесь кормить будут?

Козырев быстренько поддержал животрепещущую тему и тут же вставил свои пять копеек:

– Если мы у летунов, то, наверное, в летной столовой и по пятой норме!

Марат, наоборот, огляделся с явным неудовольствием, заявив:

– Я бы землянку предпочел… В этой палатке любая пуля или осколок нашими будут. А ты как думаешь, командир?

Все почему-то тут же перестали шебаршиться и уставились на меня. Я же, сидя на койке и скинув сапоги, некоторое время молча шевелил пальцами на ноге, соображая, что уже давно надо бы подстричь ногти, постепенно превращающиеся в когти. Через несколько секунд поняв, что просто так от меня не отвяжутся, ответил:

– Думать пока не о чем – нет информации. Можно только очень приблизительно предполагать. И это предположение мне говорит, что в таких царских палатах нам жить недолго. Может еще пару ночей поспим и – алга!

– Куда – алга?

– Еще не знаю. Но ты Шах, когда нас к наркому вели, видел пятерых бойцов возле ящиков?

– Видел. По повадкам – явно из «осназа». Тут и моторика движений, и взгляды… Пистолеты опять-таки на всех трофейные. Про «вишню» я уже не говорю.

Мельком глянув на его НР-43, который в просторечье называется «вишня», я только кивнул и добавил:

– Все верно. Но это не просто «осназ». Я одного узнал – в Балашихе его видел, когда мы туда с Гусевым приезжали. А это значит, что сейчас здесь находится как минимум одна террор-группа. Только вот зачем? Верховного охранять? Так люди Власика им в этом деле фору огромную дадут. И кстати, когда мы возвращались, ни «невидимок» ни ящиков уже не было. Так что сами соображайте, что к чему.

Гек, выслушав меня, разочарованно протянул:

– Это получается, нас здесь собрали для тихого контроля за окружающей местностью? Опять выходит по лесам ползать да в засадах сидеть?

Жан на это тихо возразил:

– Я думаю, если уж приезжает товарищ Сталин, то сюда как минимум пару дивизий НКВД пришлют для его охраны. И они вокруг все оцепят километров на десять в радиусе…

Мы с улыбками переглянулись, а Марат озвучил общее мнение:

– Зачем привлекать к себе внимание движением целой дивизии спецвойск в этом тихом районе? Здесь ведь Западная Украина и агентуры противника тут осталось до черта. А они однозначно заинтересуются такими шевелениями. Начнут копать и в конечном итоге могут случайно нарыть местоположение секретного аэродрома. Нет, товарищ Сталин вполне обойдется своей охраной. А вот для контроля окружающей обстановки с десяток террор-групп будет в самый раз. Сам же Верховный Главнокомандующий тихо приедет, тихо уедет, никто и знать не будет, что он здесь побывал. Мне только одно непонятно, почему нас задействовали в этой операции? Фронтовых «невидимок» с их подготовкой вполне бы хватило…

Я кивал, слушая Шаха, но слова Искалиева не давали покоя. Не так уж и наивно его предположение. А что если вот так? Подняв палец и дождавшись тишины, озвучил доработанную мысль Даурена:

– Хм… может, слегка по-другому? Разумеется, не дивизия. Но вот полк… Полк НКВД, появление которого можно залегендировать поисками крупной банды националистов. Тогда все более-менее складно получается. Смотрите сами: НКВД контролирует дальние подступы, «невидимки», разбросанные по секретам, засадам и патрулям, берут на себя окрестности в радиусе двух-трех километров. А охрана Верховного при этом выполняет свои обычные функции, не опасаясь, что кто-то устроит в момент его приезда огневой налет из орудий.

А потом, стянув с себя гимнастерку, подвел черту:

– Только причины вызова с фронта нашей группы один хрен остаются неясными. И гадать тут можно до ишачьей пасхи. Так что закругляемся. Завтра поставят задачу, и все станет понятно. А теперь – отбой!

* * *

Утром к нам, как и обещал, зашел давешний капитан и пригласил следовать за ним в столовую. Но перед этим заставил снять с ремней «вишни» и оставить трофейные пистолеты в палатке. Меня это слегка возмутило:

– Не понял, так нам что, вообще без оружия теперь ходить?

– Никак нет, товарищ майор! Вот специально для вас…

С этими словами кэп стал извлекать из вещмешка уже вложенные в кобуру «ТТ».

– Для нас, для нас… А если эту «игрушку» кто сопрет?

Я покрутил перед носом собеседника эксклюзивным браунингом, предметом мой великой гордости и жгучей зависти остальных. Тут действительно было чем гордиться! Браунинг M1935 HP – это вам не хрен собачий! Мощный тринадцатизарядный пистолет под парабеллумовский патрон был достаточно дефицитной штукой, и свистнуть или выменять этот ствол у меня пытались уже неоднократно. В свое время я его снял со свежезахваченного гауптмана, и терять такой трофей по глупости совершенно не хотелось. Поэтому, бурча и пристегивая к себе кобуру с творением Токарева, я прикидывал, кого из ребят оставить дневальным, для охраны имущества, но капитан развеял мои опасения:

– Не беспокойтесь, товарищ майор! Возле палатки постоянно будет находиться часовой, так что ничего не пропадет.

– Будем надеяться… Только одно не пойму, – затянув ремень и согнав складки гимнастерки назад, я хитро поинтересовался: – А как же вчерашние «невидимки»? У них ни ножи, ни стволы никто не забирал. Наоборот – восемь ящиков с гранатометами подкинули.

Капитан на секунду закаменел лицом, но потом, видно, вспомнив, чьи мы люди, расслабился и сказал с усмешкой:

– Ох и глазастые вы, мужики! Видите ли, те бойцы ночью прилетели и ночью же уехали, поэтому никакой демаскировки не было. А вам здесь днем по аэродрому ходить, под наблюдением сотен глаз. И большая часть этих глаз – иностранцы. Поэтому я сейчас и выполняю распоряжение полковника Гемиладзе. Еще вопросы есть?

– Вопросов – нет.

– В таком случае прошу следовать за мной на завтрак. А после приема пищи я покажу, где находятся ангары, штаб, клуб, туалет, и вообще познакомлю с окружающей обстановкой.

– Хорошо, только порядок немного поменяем – сначала покажи, где тут сортир, а после можно и в столовую.

Капитан усмехнулся:

– Само собой, это – в первую очередь. Заодно посмотрите, какие ватерклозеты для американцев отгрохали.

Туалеты действительно – отгрохали. Обычно с этим не парились совершенно и все гадили в специально вырытый окоп, но здесь я увидел шедевр с десятью посадочными местами и поразившими меня до глубины души поручнями – держаками. Блин, они бы сюда еще унитазы приволокли! Опробовав образцово-показательный сортир, мы в самом радужном настроении двинули дальше. Но осмотреть остальные достопримечательности совместной базы у меня получилось не сразу.

Только закончили завтракать, как появился посыльный и доложил, что майора Лисова требует к себе высокое начальство. Дойдя до кирпичного трехэтажного дома, я после проверки документов был препровожден дежурным в небольшую приемную. Там уже находились виденный мною вчера Григорий Осипович и еще два незнакомых офицера. При виде меня полковник встрепенулся и, попросив подождать, исчез за деревянной дверью, ведущей в соседнее помещение. Через несколько секунд он вынырнул обратно и пригласил заходить. Сделав три шага и услышав, как за спиной мягко хлопнула дверь, я вскинул руку к виску и доложил:

– Товарищ генерал-полковник, полковник Лисов по вашему приказанию прибыл!

Тот, к которому шло это обращение, в свою очередь кивнул и сказал сидящему напротив Гусеву:

– Вот! Наконец-то я услышал от него нормальный доклад! Не прошло и трех лет! А то всегда сначала появляется его хитрая морда в дверях, а потом он ненавязчиво интересуется: «Иван Петрович, к вам можно?»

Серега тут же подхватил его слова, добавив:

– Ну так, товарищ нарком, что значит – школа!

Ах ты грымза, пернато-водоплавающая! Еще скажи – твоя школа! Ну держись! Поправив фуражку, я вытянулся еще сильнее и поинтересовался:

– Товарищ генерал-полковник, разрешите доложить?

Колычев, не меняя серьезнейшего выражения лица, кивнул:

– Я вас слушаю, товарищ полковник.

– Хочу обратить ваше внимание на недостойное поведение генерал-майора Гусева. Мало того что он, пользуясь своим служебным положением, во время полета стырил у меня брикет из сухпая и цинично выковырял и сожрал оттуда всю курагу, так еще теперь пытается присвоить себе чужие заслуги! А я, как вы знаете, к высшим лицам государства, помня субординацию, всегда обращался только по уставу!

Серега после этих слов молча показал мне кулак, а Иван Петрович, рассмеявшись, сказал:

– Я вижу, ты – в тонусе. И это хорошо. Проходи, садись, будем беседовать. – А когда я, отодвинув стул, уселся, добавил: – Небось вчера полночи предположения строили, зачем вашу группу решили здесь задействовать?

– Строили, конечно.

– И до чего додумались?

Я собрался с мыслями и через несколько секунд начал выкладывать наши вчерашние гипотезы. Колычев, слушая, одобрительно кивал, а потом выдал:

– Молодцы, ничего не скажешь! Все по полочкам разложили! И даже количество войск НКВД угадали точно!

– Это мы, может, и угадали, но вот своего места в данной операции не нашли. Я просто так и не понял, зачем нас с фронта выдернули? К приезду товарища Сталина тут столько народа будет, что не протолкнуться, а у нас свои задачи остались нерешенные… И как вы всегда говорили – особо важные.

Иван Петрович опять улыбнулся:

– Что касается ваших задач, то вы их не только выполнили, но и перевыполнили. Во-первых, мы убедились, что у Германии нет ничего трансцендентального, во всяком случае такого, чего они могли бы использовать в ближайшее время. Во-вторых, некоторые захваченные вами разработки, а также пленные оказались весьма интересными и перспективными. Например, прибор, влияющий на погоду: ведь если его довести до ума, он может… Хотя… отставить!

Иван Петрович одернул сам себя, остановившись на самом интересном, замолк, а я, переваривая его слова, только катнул желваки на щеках. Зашибись! Вот нарком порадовал так порадовал… Полгода… Целых полгода мы трахались, как последние колхозные проститутки в поисках этого самого трансденд… трансцедн…Тьфу! В общем, как бобики, искали различные артефакты и связанных с ними людей. Теряли друзей, выкладывались досуха, а теперь выясняется, что это все было зря? Начальство, видишь ли, просто «желало убедиться», что у фрицев ничего потустороннего и опасного нет?! Так я об этом сразу говорил!!

Видно, что-то в глазах у меня поменялось, потому что Колычев заинтересовался внезапным кисляком на физиономии у подчиненного. Пришлось свои претензии высказать вслух. Собеседник на это только хмыкнул:

– Подтвержденное отсутствие у противника вероятного оружия или того, что может быть использовано как мощное оружие, само по себе значит очень много. Кому как не тебе об этом знать. Что же касается слов о том, что ты – «заранее предупреждал и говорил, что все это выдумки»… Знаешь, я бы на твоем месте не зарекался. Как говорится – «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». И поверь мне на слово – оно действительно есть. Сейчас можно только Богу молиться, что у немцев ничего подобного не обнаружилось. Да и работали вы вовсе не вхолостую. Среди общего, как ты говоришь, «фуфла» накопали несколько интересных вещей. Причем таких, что ученым лет на десять работы хватит. А ваша последняя операция выше всяких похвал. Про такое пополнение золотых резервов страны я вообще молчу – за это вас Иосиф Виссарионович лично хочет поблагодарить. И Вельдберг, это отличный подарок всей нашей разведке! Он обладает такой массой информации, что сейчас с него пылинки сдувают, но при этом допрашивают, как и тебя в свое время, – с применением самых совершенных методов.

Слова про личную благодарность усатого вождя меня сильно заинтересовали, но в то же время все эти восхваления заставили смутиться:

– Иван Петрович, я ведь уже докладывал – чистая случайность, что мы вывалились в эти катакомбы. Просто повезло…

В этом месте Колычев поднял руку, призывая к молчанию, и хитро сказал:

– А вот и ключевые слова. Заметь, ты их сам сказал. И я хочу добавить, что тебе, Илья, всегда везет. Даже если и не там, где ты ожидаешь. И пока это качество не иссякло, его надо использовать на полную катушку.

– Что-то я не понял, как мое везение связано с визитом Верховного? На него что – покушение готовится?

Нарком с Гусевым переглянулись, и Иван Петрович задумчиво произнес:

– Можно сказать и так…

– Так надо отменить приезд или перенести сроки. Вдруг мое везение не сработает? Вы же сами говорите – оно проявляется в самую неожиданную сторону!

Узнав про готовящееся покушение, я сильно заволновался, не понимая спокойствия окружающих. Если им известно о готовящейся акции, то известен и заказчик. А через него можно выйти на исполнителя. В жизни не поверю, что НКВД, зная о покушении, не размотает всю эту цепочку до конца. Причем как с той, так и с другой стороны. Но каким боком здесь моя везуха? Или я исполнителя должен с поличным взять? А если не успею? Нет, на это никто не пойдет… Разве что…

– Вместо товарища Сталина будет двойник?

Иван Петрович рассмеялся, а потом, понизив голос, ответил:

– У Иосифа Виссарионовича нет двойников. Почему-то ему это совсем не нравится. Но мыслишь ты в правильном направлении.

А потом, сразу став серьезным, начал говорить четко и деловито:

– В общем, так. Приезд товарища Сталина в район Козлича – это крупная дезинформация. Причем не прямая, а косвенная. Никто нигде не называл конечный пункт его поездки. Просто пошла тихая информация, что Верховный в очередной раз хочет выехать на фронт. Не называя разумеется ни участка, ни даты поездки. Началась подготовка. Очень серьезная, как обычно – с прикрытием, ложными маршрутами и несколькими объектами конечного пункта назначения. И противник клюнул.

Я слушал, хлопая глазами, и на этих словах удивленно протянул:

– Вот уж не ожидал от фрицев подобной прыти. Думал на этом уровне у них агентов уже не осталось. Да и проводить операцию почти в восьмистах километрах от линии фронта… Это же несерьезно – крупное воинское соединение просто не пройдет, а ведь его еще надо собрать. Десант… Нет и десант тут не играет – его раздавят при любом раскладе. Или на подлете, или сразу по приземлении. Не пошлют ведь они на такое дело батальон диверсантов? На этом можно всех своих спецов угробить, без малейшей гарантии успешного выполнения задания.

Колычев, пока я соображал вслух, достал папиросу, смял мундштук, прикурил, а потом спросил:

– Выговорился? Тогда слушай дальше. Немцы тут ни при чем. Наши органы, разматывая цепочку покушений на видных военачальников, вышли на нескольких крупных и хорошо прикрытых английских агентов. Причем это люди такого ранга, что оторопь берет.

– Литвиновские выкормыши?

Иван Петрович поморщился:

– Нет. Выражаясь твоим языком – выкормыши Тухачевского. А еще точнее – Троцкого. Во время предвоенных «чисток» они были настолько активны, настолько рьяно и в то же время тонко «топили» самых разных «врагов народа», что никому в голову не пришло сомневаться в их искренности и преданности делу партии. Да и сейчас этих фигурантов вычислили скорее косвенно. – Нарком встал и, прохаживаясь по кабинету, продолжил: – Просто работа началась задолго до начала выявления заговора против наших командиров. С апреля сорок второго, следуя секретному приказу Иосифа Виссарионовича, началась проверка по обоснованности репрессий конца тридцатых годов. Уточнялось кого, когда и по каким обвинениям осудили. Постепенно, среди всего прочего выкристаллизовались отдельные дела, к созданию которых приложили руку одни и те же люди. Тогда начали более тщательно изучать документы и вести тайные допросы тех, кто попал в лагеря по их указаниям или доносам. Ну, тех, кто выжил… И стала складываться очень интересная картина. Мно-о-о-гое начало проясняться…

Генерал-полковник замолк, а я, пользуясь паузой, вставил:

– Хе! Я ведь всегда говорил, что вы перед войной сильно погорячились с массовыми арестами и что это жу-жу неспроста. Просто не может быть, чтобы во «враги народа» попало сразу столько талантливых людей…

– Ты опять начинаешь? Ведь не раз уже объяснял тебе, что к чему!

– Никак нет! Я вообще про другое хотел спросить: Иван Петрович, извините, но мне все равно непонятно, какая выгода англичанам физически устранять наш генералитет? Ну допустим, убили бы Черняховского, так ведь его зам тоже не лаптем щи хлебает и продолжил бы бить немцев в хвост и в гриву. Зачем им так подставляться?

– Бить бы он продолжил, но вот насколько бы возросли наши потери? Тот же Черняховский – военачальник от Бога, и благодаря его мозгам, мы можем спасти тысячи жизней. Вот ты говорил, что в твоем времени потери в войне были около тридцати миллионов?

– Так точно, говорил. Сначала остановились на двадцати миллионах, но потом копнули еще и счет вырос почти до тридцати.

– Тридцать миллионов… – Нарком вдавил окурок в пепельницу и, выдохнув, неожиданно бодро посмотрел на меня. – А вот у нас их меньше. Гораздо меньше. Неделю назад закончились предварительные подсчеты всех потерь на сегодняшний день. Погрешность, конечно, очень большая, но можно уже говорить, что армия потеряла около пяти миллионов человек, причем семьдесят процентов из них пришлись на сорок первый год. И мирных жителей было убито от пяти с половиной до шести с половиной миллионов. При этом в строку безвозвратных потерь были записаны и взятые в плен, и угнанные в Германию. Вот и смотри – СССР даже при самых пессимистичных прогнозах в этой войне потерял почти в три раза меньше людей, чем в твоем времени. А Англии подобные итоги, как серпом по одному месту! Ведь они рассчитывали, что в этой войне Германия и СССР полностью уничтожат друг друга и наши страны можно смело списывать в утиль.

– Вот! – Я встрепенулся. – И в Америке так же говорили! Трумэн, тот открытым текстом вещал: «Если будет побеждать Германия, мы будем помогать СССР, если СССР, то будем помогать Германии, и так до тех пор, пока они не обескровят себя в этой войне».

– Трумэн? – Колычев вопросительно изогнул бровь. – Какой Трумэн?

– Президент ихний! Я ведь все докладывал!

– Не знаю такого президента. Есть сенатор Гарри Трумэн, который сейчас находится под следствием в связи с подозрениями в крупных махинациях с вооружениями, а также в связях с мафией.

Нарком победоносно посмотрел на меня, полностью офигевшего, а я только что и смог вхолостую открывать рот. Еклмн! Вот дают ребята! Ну молодцы, нет слов!! Неужели наши научились наконец не только штыком и гранатой орудовать? Мы ведь практически всегда выигрывали реальные войны, но вот информационные проигрывали с тем же постоянством. А теперь получается, нашли наконец умных людей, вложили необходимые деньги и дело пошло! Еще сильно подозреваю, что эти умные люди воспользовались информацией, выкачанной из меня. То есть не столько информацией как таковой, сколько методом продвинутого ведения этой подлой, обливательно-грязевой войны. С подставами, ложью, правдивыми жареными фактами, предъявленными в нужное время, и «чемоданами компромата».

Я в ней, конечно, ни уха ни рыла, но и телевизор смотрел, радио слушал и даже, бывало, газеты почитывал. И знаю, как и что в них подавалось. А самое главное, как это воспринималось большими массами населения! Блин! То-то я смотрю, в последнее время даже обычная советская пропаганда стала преподноситься так, что я иногда сам ей верю. И это с моим-то цинизмом! Видно, мои вопли и рассказы относительно особой важности в применении этих средств не остались незамеченными и стали применяться уже сейчас. И значит, план информационно-психологической войны против нынешних союзничков, о котором я краем уха слышал в УСИ, тоже вступил в действие!

В волнении я, даже не спросив разрешения, тоже вытащил пачку трофейных сигарет и, закурив, поинтересовался:

– Но ведь он не один. Его продвигала на это место целая группа влиятельных и богатых людей, преследующих свои интересы. Не будет Трумэна, найдут другого козла, но политика не изменится.

Колычев расплылся в улыбке:

– Богатых и влиятельных? Чем мне нравится Америка, так это – свободой слова. И грамотно поданный газетный материал может натворить очень много. Особенно если он правдив от начала до конца. А любое богатство, как говорили классики марксизма-ленинизма, нажито нечестным путем. Так что за каждым миллионером можно найти целый ворох темных дел. Особенно если постараться.

От этого ответа я слегка задохнулся и робко спросил:

– А в Англии так можно сделать?

– Пока нет. Народ несколько другой, менталитет другой. МИ-6 тоже не дремлет и на любое действие, показавшееся им странным, реагирует с завидным проворством. Цензура опять-таки свирепствует… Но это в Англии. А вот в Ирландии… В Ирландии местное население настроено очень серьезно. И с каждым днем ненавидит англичан все больше и больше.

Опаньки! Да что же это сегодня творится? Просто праздник какой-то! Если сейчас наши начнут поддерживать ИРА, пусть даже потихоньку, в одно касание, то островитяне обо всех остальных надолго забудут! И значит, пакостей и оставленных ими по всему миру бомб будет гораздо меньше. Под бомбами я подразумеваю не фугасы со взрывчаткой, а кое-что гораздо более страшное. Вон, уходя из своих колоний, они что натворили? Взять хотя бы Индию и Пакистан. Ведь англы специально эти страны так разделили, чтобы конфликты в том регионе тлели непрерывно, так как лайми в мутной водичке всегда легче прокручивать свои дела.

И пока эти две страны не имели «ядреного батона», то их разборки особенно никого не касались. Зато в мое время… Схлестнись они всерьез, никому мало не покажется, весь мир вздрогнет. А благодарить за это надо англичан, с их хитрожопыми вывертами.

О, кстати, пока Иван Петрович такой говорливый, может, удастся узнать, как там у нас дела с атомкой? С трудом согнав ухмылку от уха до уха, я обратился с этим вопросом к Колычеву. Но командир на уловку не поддался и ответил:

– Товарищ Лисов, имейте совесть. Заметьте, я вам про дисциплину и государственную тайну даже не говорю – устал говорить, а просто призываю к совести. У тебя она вообще как – осталась?

– Так точно, товарищ генерал-полковник! Но ведь я сам ходячая государственная тайна! А этот вопрос меня очень тревожит. Я даже ем плохо, когда подумаю, что нас кто-то может в этом опередить. И во сне кричу. Такими темпами пойдет – скоро писаться буду от нервных переживаний… А если серьезно, Иван Петрович, вы хоть намекните, а то убьют завтра, так и не узнаю, чем все закончилось…

– Да типун тебе на язык! – Видно было, что нарком разозлился. – Такой бред несешь – слушать тошно! Убьют его… Я тебе дам – убьют! Вот верну обратно в УСИ, там ты еще долго проживешь!

– Не надо в УСИ! Я и на воле пригожусь!

Колычев хмыкнул, остывая:

– Конечно, пригодишься. У тебя еще дел не совершенных невпроворот. А что касается наших исследований по интересующей тебя теме, то могу сказать одно – после проведенных в Америке мероприятий мы как минимум на полтора–два года опережаем всех.

Фу-ух! Ну вот и все… Теперь можно быть совершенно спокойным. Теперь никто не сможет отнять ни плодов нашей победы, ни преференций, положенных за эту войну. Да что там говорить – теперь никто ничего нам противопоставить не сможет! Просто давить на СССР нечем будет!

Пока эти мысли прокручивались в голове, Иван Петрович опять уселся на место и, слегка прихлопнув рукой по столу, произнес:

– Мы отвлеклись от дела. Поэтому все свои вопросы изволь оставить на потом, а сейчас займемся насущными проблемами. Понял?

– Так точно, товарищ генерал-полковник!

– Тогда убирай свою счастливую улыбку и слушай дальше. В результате проведенных работ по дезинформации противники уверены, что товарищ Сталин прибудет на аэродром в ночь с четвертого на пятое августа. А наша разведка сообщила, что к этому времени в район Ровно будут стянуты подразделения Армии Крайовой. Силами до пятисот человек. Проводниками будут поляки и украинцы, жившие и живущие в этом районе. У объединенного отряда в наличии возможна легкая артиллерия и минометы. Возможно также появление танков.

Я промолчал, но, видно, глаза у меня стали совсем круглыми, поэтому Колычев счел нужным пояснить:

– Тяжелое вооружение они, разумеется, не будут нести с собой. Все это находится где-то недалеко отсюда – в схронах и тайниках. В том числе и несколько единиц бронетанковой техники. Но его появление крайне маловероятно, так как по лесам танки не пройдут. Хотя мы не исключаем и этого.

Вот как. Теперь понятно. Этих схронов тут действительно немало напихано. Не зря даже в мое время анекдот ходил: «Диду, зачем ты клумбу машинным маслом поливаешь? Цветочки же завянут? – Та нехай вянут, лишь бы шмайссер не заржавел!», так что и стрелкового оружия тут немерено да и артиллерийских стволов еще с сорок первого года тоже достаточно… Но вот танки… Хотя чему удивляться? Советские войска при отступлении бросали вышедшую из строя технику сотнями и тысячами единиц. Бросали и танки, в которых просто закончилась горючка. Что-то, конечно, подрывали, а что-то оставляли как есть. Большинство трофеев немцы, разумеется, прихватизировали, но немало осталось валяться по лесам. А домовитые хуторяне бесхозное добро быстренько прибрали к рукам и сейчас готовы пустить его в дело.

Нарком же тем временем продолжал:

– Основной задачей вашей группы будет, оставаясь в выбранных местах, дождаться, когда атакующих погонят обратно, и постараться вычленить из массы рядовых их командиров. Помимо вас в этом районе будут действовать еще девять наших террор-групп с аналогичной задачей.

Иван Петрович на несколько секунд замолчал, а потом, глядя мне в глаза, сказал:

– Илья, я очень рассчитываю на твою везучесть. Пленные у нас, разумеется, будут, но это будут рядовые исполнители. А захват хоть кого-то из командования АК сможет поставить в завершении этой операции очень красивую точку.

Я себе представил ночной лес, в котором видимости нет ваще, бегающих по нему раздраженных мужиков с оружием и свои дальнейшие действия… После чего пожал плечами и ответил:

– Нереально. Совершенно. И вы это сами понимаете, в противном случае не задействовали бы «везучесть» Лисова. Малая доля вероятности успеха, возможно, появилась бы, если командиры АКовцев начали светиться в темноте или непрерывно подавать звуковые опознавательные сигналы в виде вопля. Но это из разряда бреда… Во всех других случаях их просто невозможно будет вычленить. Да и остальные налетчики на нас ведь просто так смотреть не будут? Нашинкуют в капусту! В конечном итоге вся разведгруппа останется лежать в лесу, так и не выполнив задачу. Мне только непонятно, почему не сделать по-другому?

– Я слушаю…

– Полк НКВД, да еще с приданными частями усиления, эту банду разгонит за два часа. Если известен сам факт прихода поляков, то можно будет вычислить место сосредоточения их сил перед началом операции и оцепить местность. А потом просто предложить выдать командиров, пообещав остальным все, вплоть до амнистии. В общем, провести обычную войсковую операцию. Почему не сделать так?

Нарком опять вздохнул, закурил следующую папиросу, и в этот момент в разговор вступил молчавший до сих пор Гусев:

– Разрешите, я отвечу? – И через пару секунд после кивка Ивана Петровича продолжил: – После проведения войсковых операций, как ты знаешь, остаются лишь трупы. А нам нужны живые командиры АКовцев. Только главное не в этом. Если бы надо было просто разогнать всю эту шушеру, то мы бы использовали обычный пехотный полк, и дело с концом. Но нам необходим удар по аэродрому. Желательно, как это ни цинично звучит, с трупами американцев. Ты, наверное, еще не в курсе, но летный и технический состав проживает в трех километрах отсюда. Там, на запасных путях стоят два состава с «мягкими» вагонами. Это мы расстарались, для привыкших к комфорту союзников… И вечером четвертого августа их не отвезут к своим диванам на колесах, как это обычно делалось, а оставят на аэродроме, в клубе. Для подготовки к встрече с товарищем Сталиным. По «легенде», Верховный Главнокомандующий задержится на несколько часов, поэтому и летчикам придется сидеть в ангаре, переделанном под клуб, до глубокой ночи. А мы посмотрим…

– На что?

– На то, как поведут себя поляки. Заодно и выясним, как они относятся к своим американским друзьям. Что пересилит – ненависть к товарищу Сталину или союзнические обязательства? Если они, узнав, что американцев не убрали с аэродрома, все равно начнут свою акцию, то мы будем действовать по утвержденному плану. И в дальнейшем… В дальнейшем для Польши и ее хозяйки – Англии могут начаться тяжелые времена, так как с претензиями на дипломатическом фронте СССР выступит совместно с США. Но как сказал Иван Петрович, здесь будет совсем не лишней эта самая «красивая точка». Одно дело захват рядовых бойцов Армии Крайовой, и совсем другое – ткнуть в нос полякам фигурой, имеющей прямой выход на правительство Миколайчика. А таких людей в операции участвует несколько. Я тебе позже дам список из пяти фамилий с фотографиями и характеристиками. Личности очень известные и в своем кругу даже легендарные. Известны они по обе стороны океана. Один только Лех Шиштинский по кличке «Рык» чего стоит.

– А если они не будут атаковать?

– Если откажутся… Ну что ж – тогда будет проведена войсковая операция, по типу той, о которой ты говорил ранее. Всех накроют в местах обратного сосредоточения до того, как они рассеются по Полесским лесам.

– Понятно. Только неясно одно – как они узнают, что летчики остались на аэродроме? Ведь польских разведчиков близко никто подпускать не собирается?

– Очень просто – если летного состава нет в своем расположении, то где ему еще быть? А составы хоть и охраняются, но наблюдателю не составит труда вычислить, что они пусты. И сложить два и два очень просто. Имеются сведения о прилете товарища Сталина. Отсутствие летчиков на своих местах только подтвердит эти данные, так как поляки хорошо знают нашу привычку готовиться к приезду высокого начальства загодя. Помнишь про «ефрейторский зазор»? – Я кивнул, а Гусев удовлетворенно продолжил: – Вот то-то и оно… А чуть позже, в районе полуночи, на аэродром сядет самолет. Это будет обычный грузопассажирский «Дуглас», который привезет почту, но поляки-то про это знать не будут! Тем более что над нами, перед посадкой транспортника, пройдут два звена истребителей прикрытия. А мы постараемся встретить этот самолет со всевозможной помпой. И тогда они ударят наверняка!

– Сомнут. Вас просто сомнут. Пятьсот человек да при поддержке хотя бы минометов… В двадцать минут от охраны аэродрома никого не останется. Пусть даже она и будет ждать нападения.

– Не успеют. На самом аэродроме, еще при его модернизации, организована хорошая система обороны, включающая в себя все, вплоть до дзотов. А сразу после начала атаки сюда выдвинется усиленный моторизованный батальон НКВД, который следуя на БТРах, с ходу ударит по противнику. Поэтому и надо продержаться всего эти самые двадцать минут.

М-да… «всего»… Серега как будто забыл, что такое ночной бой. Хотя правильно размещенные «максимы», с запасом патронов и воды, могут полк остановить. Но вот ночью… Что пулеметчики в темноте смогут увидеть? Ночных прицелов – кот наплакал. То есть они существуют, но как-то все больше на танках. Даже наша группа, две жалкие «Совы» с боем выдирала. А ведь с ними надо еще уметь работать…

Но, задав возникший вопрос, получил очень простой и остроумный ответ:

– Зачем нам ночные прицелы? Прожекторы ПВО и противника ослепят и подсветку необходимую дадут. Будем атакующих отстреливать, как в тире. А подъехавшие БТРы с «крупняками» довершат начатое. От КПВТ и в лесу не спрячешься – он ведь деревья, как траву, косить будет.

Хе! Вот что значит опыт, который не пропьешь! А я и забыл про такое нетривиальное использование освещения, хотя уже сталкивался с подобным. До нас доводили, еще в сорок втором, интересную информацию – тогда, на центральном участке фронта немцы накрыли несколько наших разведгрупп. И как накрыли – подогнали машины с прожекторами и расстреляли наших разведчиков, уже углубившихся в немецкий тыл километра на два-три, словно зайцев. Как потом выяснилось, это были эсэсовцы, прибывшие из Югославии и таким макаром уничтожавшие тамошних партизан. Вот они и перенесли свой опыт на Восточный фронт. Не учли только одного…

Наши, конечно, тоже слегка протупили и потеряли две группы, прежде чем показали разительное отличие России от Балкан. Просто когда фрицы в очередной раз включили свою иллюминацию, по ним ударила дивизионная артиллерия. Разведчиков мы потеряли и в этот раз, но зато немцев баловаться с прожекторами сразу отучили.

Здесь же роли поменялись, и я сильно сомневаюсь, что поляки моментом сообразят накрыть прожекторы минометами. А даже если и проявят быструю смекалку, то уничтожить цель, находящуюся в полутора километрах от опушки, на другом конце аэродрома, будет очень затруднительно. Вряд ли они станут тащить с собой наши 120 мм полковые «самовары». Скорее всего будут использовать немецкие ротные или батальонные минометы. Но ротные на такую дистанцию просто не стреляют, а батальонные… Батальонные это, конечно, хуже, но минометчикам для стрельбы надо вылезти из леса, тем самым попадая под кинжальный огонь станковых пулеметов. Так что за оборону можно быть спокойным – на аэродроме, до подхода основных сил, люди продержатся без проблем.

Остается дело за малым. Донести до Колычева свои мысли насчет нереальности вычленения командования поляков, а то он их как-то пропустил мимо ушей. Ну и довел… Иван Петрович после моих слов раздраженно прихлопнул ладонью по столу:

– Да что ты заладил – «невозможно, невозможно»! Никто вас в боевые порядки отступающих запускать не собирается. Товарищ генерал-майор, объясните товарищу полковнику суть плана, а то этот нытик сейчас в обморок от страха падать начнет!

– Не начну! И я реально говорю…

– Прекратить пререкания!

Это уже Гусев вступил в разговор и, рявкнув на подчиненного, неожиданно спокойным голосом добавил:

– Смотри сюда. – Ткнув в расстеленную карту карандашом, он начал показывать. – Вот аэродром. Вот лес. Вот болота, тянущиеся до самой Польши. Части НКВД после начала атаки оцепят местность вот здесь, здесь и здесь. То есть перекроют наиболее вероятные пути отхода. Но это не чистое поле, а лес, и возможно просачивание остатков АКовцев через оцепление. Сам знаешь, как это бывает… И существует большая вероятность того, что командиры смогут уйти. Ну или в случае обнаружения будут сопротивляться до последнего. И еще – когда они поймут, что находятся в окружении, то постараются отделиться от общей массы и выйти малыми группами. Кто-нибудь один возглавит основной прорыв, а остальные тихой сапой будут пытаться скрыться без боя…

В этом месте я перебил Серегу:

– Понял. Спецчасти будут гасить основные прорывающиеся силы, а мы, выбрав понравившиеся места, будем находиться в засадах и отлавливать уходящих в сторону. Если тот же «Рык» захочет уйти, то с собой он возьмет максимум человек пять. Вот эти малые группы в труднопроходимых районах и будут на нашей совести.

– Именно так. Это для тебя – реально?

– Это? Реально! А теперь я хотел бы уточнить…

Но что именно мне хотелось уточнить, сказать не дали. Колычев, неожиданно поднявшись со своего места, выдал:

– Так. Детали и все прочее уточняйте в другом месте, а то совсем обнаглели. В присутствии народного комиссара орут, ругаются, язвят. Я тут с вами всего полчаса посидел, но такое ощущение, что почти годичного перерыва в общении и не было! Зато понял, что сейчас, оказывается, у меня жизнь стала гораздо спокойнее. Во всяком случае, никто из подчиненных в моем присутствии не смеет ни матом крыть, ни орать, ни устраивать разбирательства. Или хотя бы они действуют не так развязно и хамовато!

Удивленно уставившись на своего бывшего командира, я увидел его смеющиеся глаза и ответил:

– Так вы же без нас захиреете. И жизнь станет пресной и скучной. Иван Петрович хмыкнул, ответив:

– Это точно… Привык я за эти годы к вам. Но сейчас мне не до разговоров – дела. Поэтому оба – свободны!

Встав и одев фуражки, мы с Гусевым хором ответили: «Есть» и отравились обсуждать детали предстоящей операции в другое место. Но перед самым выходом были остановлены окликом наркома:

– Илья! – Я повернулся, а он, подойдя вплотную, продолжил: – До окончания этого дела мы скорее всего не увидимся, поэтому хочу сказать – не суй зря голову под пули. Ты, конечно, везунчик, но лишний раз – не надо. И помни, ты действительно очень много значишь для нас с Сергеем. И вовсе не как объект «Странник», а просто как Илья Лисов.

Гусев на этих словах утвердительно кивнул, а Колычев прижал меня к себе и, потом отстранившись и хлопнув по плечу, добавил:

– Все. Вот теперь точно – свободны!