Глава 23

Лежу в госпитале и перебираю в памяти последние дни. Японцы, потерпев поражение на земле, бросили все силы на прикрытие отхода своих войск к Хайлару. Они подняли всю оставшуюся авиацию. РЛС засекли их, как только они поднялись с аэродромов. Смушкевич бросил им навстречу 205 истребителей, 8 полков из 6 дивизий. Больше ничего не оставалось. Моя эскадрилья сбила 14 самолётов. Как только плюхнулись на аэродром, Яков Владимирович позвонил мне: «Андреев! Бери свой 185-й и посмотри, что у япошек в тылу делается!» На ходу доедаю обед, несусь к «мордатым», так техники наши И-185 прозвали. На них летаем только мы с Владимиром Константиновичем, он, втайне от врачей, тоже летает, но палочку за бронеспинку прячет. Взлетел, набрал шесть тысяч, иду к Хайлару. Считаю технику, сразу отдаю данные Владимиру Константиновичу. Дошёл до города, Владимир Константинович сказал: «Посмотри за ним! Не подтягивают ли японцы войска». И тут началось! Скорость у меня большая, но мотор не высотный. Японцы подняли все И-97, которые у них оставались. Я повернул назад, Коккинаки приказал, а они встречали меня и шли в лобовую, начиная вести огонь издали: лишь бы зацепить. И старались столкнуться со мной. В общем, изображали московское метро в часы пик! Четверых я сбил! У меня всё-таки три пушки и два УБК. До линии фронта оставалось ещё 40–50 километров, когда мне в плечо попала пуля. Пока я соображал, что происходит, И-97 вышел точно в лоб, я успел чуть поднырнуть, но он срубил мне антенну и киль, перерубил управление рулями глубины. Пришлось выпрыгивать с парашютом. Я знал, что японцы расстреливают парашютистов, поэтому затянул прыжок до предела, раскрылся и сильно ударился о землю.

Я следил за его полётами всё время. Андрей действовал грамотно и целенаправленно. Пару раз ему приходилось помогать, но это из-за отсутствия опыта командования и нарушений правил радиосвязи. Остальное было «чисто». В предпоследнем вылете он на И-16-28 мастерски расправился с двумя бомбёрами. А в последнем вылете мы столкнулись с совершенно незнакомой тактикой: видимо, японцам была поставлена задача: сбить, во что бы то ни стало. Любой ценой! Иначе, как можно понять начало стрельбы с дистанции почти километр длинными очередями. Лишь бы попасть. А бронестекла нет! Двигатель, конечно, защищает, но он не вечный! Андрей вывалился из машины на высоте три километра и долго падал, но был в сознании и считал секунды. Я бы раскрылся чуть раньше, но он посчитал И-97, заходящий в атаку, опасным, поэтому поздновато раскрылся. При ударе он потерял сознание, но я видел рядом сбитый И-97. Поэтому я снял трубку и позвонил соседу.

– Сергей! Чем занят? Люда где? На даче? Слушай, ты мне нужен, подскочи ко мне, быстренько!

– Здорово, генерал! Чё звал? – Сергей – капитан 2-го ранга, спецназовец с большим боевым опытом. Костолом и душегуб. Мы с ним полные тёзки. Только фамилии разные.

– Вот, Серёга! Новая игруха, симулятор, дали протестировать. Хочу пройти уровень, но вляпался, переиграть не могу! Сохранения нет, придётся всё начинать сначала, а это – время! Даю вводную: 1939 год, пустыня Гоби, идут боевые действия на Халхин-Голе. Мой «герой» – лётчик РККА, майор, зовут Андрей. Только что ранен в грудь и сбит. При приземлении потерял сознание. Самолёт разбит, упал довольно далеко, рядом сбитый им японец. Задача: выйти в расположение своих войск и попасть в госпиталь. Вот карта!

– И чем только генералы на пенсии ни забавляются! За это хоть платят? Как управляется? Ни хрена себе! А беговая дорожка зачем?

– Да тут всё как в жизни! Надо сделать шаг – значит шагаешь! Ну и килограммы сбрасываешь! Ну что? Справишься с пустыней Гоби в сентябре?

– А водки нальешь?

– Хоть ящик, но если выведешь! И, когда что-нибудь делаешь, не забывай, что «герой» по три часа в день утром зарядку не бегает, как ты. Договорились?

– По рукам! Выведу!

– Сейчас я ему сообщу! Нет, ещё не слышит! Одевай!

– Ни хрена себе игрушечка! У меня боль, как будто бы мне плечо прострелили!

– Так и есть. Все его ощущения ты воспринимаешь как собственные. Расталкивай его и сообщи, что я поручил вести его к «своим» тебе. Если закапризничает, дашь мне верхний обруч.

Я пришёл в себя, и первая мысль была, что я умираю! «Не дрейфь, сынок! Подумаешь, дырку сделали!» – раздался чужой голос. «Чужой» сказал, что его зовут Сергей Петрович, и его другой Сергей, который генерал-майор, попросил помочь вывести меня к своим. «Если хочешь, могу его позвать, но времени у нас нет. Слева сзади кто-то ползёт».

Сергей Петрович не умел действовать мысленно, поэтому лёг на ковер и попросил спустить монитор на пол.

Я перевернулся и резко ударил нападавшего человека ногами в грудь, но тот успел ударить меня ножом! Тем не менее я вскочил и нанёс сокрушающий удар левой рукой ему в солнечное сплетение. Рука у меня хрустнула. Правая рука выдернула пистолет из наплечной кобуры и выстрелила в голову атакующего.

«Кажется, я повредил ему и себе руку!» – сказал Петрович. «Я ж тебя предупреждал! Головой думай, а не задним местом!» – «Противник был серьезный! Он использовал технику будокан! Едва удалось провести удар от раненой руки! Удара справа он ждал! Откуда этот козёл мог знать эту технику? Её уже лет семьдесят не используют! Последний учитель погиб в 39-м году!» – «Ты его и убил, Серега!» – «Ни хрена себе, игрушечка!»

«Так, парень! Давай займёмся рукой! Аптечка есть? Нету? Ну, ты – козёл! Пошли смотреть у противника! Вдруг он умнее тебя!» – голос Петровича был грубоватым, низким, но уверенным. Он в минуту заговорил мне боль в плече и руке. К дырке от пули он относился с пренебрежением, а вот рукой и раной под ребрами занялся серьёзно. В самолёте японца аптечки не оказалось, он вернул меня к нему и обыскал его. Тоже ничего, но на голове белая полоска с флагом Японии! «Камикадзе! Смертник! Самурай с черным поясом по карате! И мы его завалили! Я собой горжусь!» – сказал Петрович. Он заставил меня обрезать купол парашюта, взять с собой несколько строп, уложить купол в парашютную сумку, которую нашли в И-97, выкрутить ножом камикадзе компас из И-97 и заставил идти. Я шел всю ночь. Утром он разрешил открыть и съесть две ложки каши из НЗ. А когда я пошел по малой нужде, он заставил меня сделать это в те баночки, которые он заботливо собрал возле сбитого самолёта. Нашел для меня некоторое подобие тени, заставил раздеться, осмотрел ножевую рану и присыпал её пыльцой полыни. «Прикройся парашютом и спи до вечера! Вечером я приду!» К вечеру сильно разболелась рука, и я пожаловался Сергеям (их уже двое!!!). Петрович заставил меня походить по кругу, затем выкапывать какой-то корень. Часть корня положили в качестве лубка на руку, остальное он заставил засунуть в рот и сосать! Боль куда-то ушла, но в голове зазвенело! Я доел банку каши, страшно хотелось пить. «У тебя есть вода!» Эта самая вода оказалась моей мочой. Пришлось пить. Пей, или умрешь! Всю ночь шли. Я, правда, уже с трудом соображал, что делаю. Затем Петрович фактически подвёл меня к японскому патрулю, застрелил трех солдат патруля, и я напился воды из их фляг. В одной из них была водка, и Петрович моими руками промыл мне обе раны водкой, дал мне почти полфляги, и я, завернувшись в парашют, проспал в кустах целый день. На третий день я вышел к своим и потерял сознание.

«Ну у тебя и игрушки! Как на выход сходил! Хорошо хоть днём отоспаться можно было! Дашь списать! Тоже погоняю! Но почему в аварийном пайке не оказалось воды! Это же пустыня! Здесь вода дороже жизни!» – сказал Петрович, унося домой целый пакет бутылок!

В кабине жарко от двигателя, поэтому мы летали в одних хлопковых комбинезонах, документов, петлиц не было. В сознание я пришёл уже только в Хабаровске. Что говорил – не помню, но врач позвонил Рите в Москву. Прилетела, бледная, как смерть. Оказывается, меня уже похоронили! Дудки! Я солдат ещё живой! Я уже могу вставать и надо выписываться из госпиталя. Гной из ножевой раны уже идти перестал. Здорово он меня полоснул! Интересно, кто такой Петрович и был ли он? «Сергей!» – «Что?» – «Кто такой Петрович и был ли он? Или мне это почудилось?» – «Нет, не почудилось! Он из ГРУ, войсковая разведка. Помнишь, я говорил тебе, что есть мысль повысить твою наземную подготовку. Он – бывший командир батальона спецназа, тоже на пенсии. Когда ты брякнулся об землю и потерял сознание, я его позвал. Он по части выживания большой спец. И район тот хорошо знает. Он тебя и вывел. А то, что он тебе руку сломал… Он до сих пор не знает, что ты настоящий, считает, что ты – виртуальный герой какой-то игрушки». – «Спасибо ему передай!» – «Не передам! Пусть так и считает. Просто, я бы не смог тебя вывести».

Открылась дверь в палату. Господи! Какие люди! Павел и Ритуля. У Риты на руках свёрток! Боже мой! Это же наш сын! Какой маленький! Губы смешно поджимает, как мама!

– Привет, герой! – грохочет Павел. – Ну и каково на том свете? Как ты умудрился выбраться? Я уже посмотрел твою карточку у врача! А говорят, что чудес не бывает. Нет, мои бы ребята выбрались, но у тебя же нет специальной подготовки.

– Павел! Я не мог не вернуться. Умереть и не увидеть его! – я показал на спящего малыша.

– Вот чёрт! И не обнять, стервеца! Живого места нет! Как я рад, что ты вернулся, «Малыш»! Кстати, на Смушкевича и Коккинаки кто-то «телегу» написал, что они опытную машину за линию фронта одну послали. Пытаются из них врагов народа сделать!

– Это было нормальное обоснованное решение! Требовалось убедиться, что противник не подводит дополнительные войска. Знать точно, что резервов у противника нет. А на «мордатом» – самая мощная рация, 192-я, и самый большой радиус действия! Что и позволило давить на японцев на переговорах. Я же читал, что мир был подписан на следующий день. В том числе и по моим данным. Поэтому они так и стремились меня сбить. Они ж не знали, что сведения уже у командования.

– Ну, про тебя тоже пишут, в той же телеге, что ты слишком низко шёл, пренебрег, неопытен…

– Это – Волков!

– Ну, не только он!

– Я шёл на 6000, потому что это практический потолок этой машины: максимальная скорость, максимальная манёвренность. Выше скорость начинает падать и на высоте 8 километров сравнивается со скоростью И-97. Я ещё год назад говорил о том, что это средневысотный двигатель. Если человек не летал на этой машине, то он не может судить: верно или не верно я действовал! Просто на меня устроили облавную охоту: я уходил, боковым скольжением сбивал прицеливание, в бой не ввязывался. Но самолетов противника было штук двадцать…

– 32, по данным операторов РЛС.

– Вот видишь! Против меня действовали камикадзе. Одного я убил уже на земле. Вот, держи! – и я передал ему налобную повязку самурая. – Четырех я сбил! Если бы меня не ранило, я бы ушёл! Но пятый срубил мне антенну и киль, и перестало действовать управление. На всех блоках станции были прикручены толовые шашки. Топлива было ещё много. С такой высоты самолёт разбился в лепешку и сгорел, радиостанция уничтожена взрывом.

– Примерное место показать можешь? – Павел достал карту.

– Вот здесь!

– Пошлю туда группу. Так это тебя самурай полосонул? Тебя мама родила в рубашке!

– В свитере, Павел, в свитере! Я уже тонул, не умея плавать. Дрался врукопашную с подготовленным убийцей. Не всё хорошо, вот лежу в госпитале. Но я – живой! А Волкову я морду набью!

– Не смей! Категорически запрещаю! Кровь на повязке чья?

– Японца.

– Вот и всё! Лежи, спокойно выздоравливай! Об остальном – я позабочусь!

Весь разговор Рита сидела, прикрыв пальцами рот. Павел повернулся к ней:

– Ну что сидишь! Давай! – Рита недоумённо посмотрела на него – То, что в сумочку дома положили!

Она хлопнула себя по лбу, открыла сумочку и что-то передала Павлу. Павел одной рукой поправил гимнастёрку:

– Товарищ майор Андреев! За мужество и героизм, проявленный в боях с японскими агрессорами, вам присвоено звание Героя Советского Союза! Разрешите вас поздравить и вручить награды. – Павел широко улыбнулся. – Не получается у меня, как у Михаила Ивановича. А удостоверение придётся переписывать! Там написано: «Посмертно».

– Мне их вручил Георгадзе, но не в Кремле, а дома, из-за Мити. И сам Сталин приезжал с соболезнованиями. – сказала Рита.

– Бедная ты моя! Натерпелась сколько! Извини, без сознания был. Я более-менее очухался за день до твоего приезда.